Ах так, вам, то бишь вашей дочери, надобен жених? Или вашему сынку нужна подходящая невеста? Так бы стразу и сказали. В Москве все возможно. Имеется для этого испытанное средство: свахи. Они знают все: фамилии и лета женихов и невест, описи приданого и выдвигаемые родителями условия брака и даже характеры молодых людей, в брачный возраст вступивших. Свахи обо всем договорятся. За определенную мзду. Есть и такие, что промышляют сватовством по зову души и сердца. Всякие случаются в жизни пристрастия: кто-то заводит дюжину комнатных собачек, кто-то коллекционирует древние фолианты, кто-то любит вечерами вышивать бисером, иные же и дня не могут прожить, чтобы не высечь на конюшне до полусмерти кого-нибудь из своей дворни, не за провинность даже, а так, для острастки. А кто-то видит себя соединителем молодых людей. Что ж поделаешь, коли нравится им сие занятие! К таковым принадлежала графиня Наталия Михайловна Загряжская, бывшая фрейлина императрицы Екатерины Великой, вдовица со стажем и одного примерно возраста с князем Гундоровым. Графиня была вхожа во все московские дома, знала всех, и все знали ее. К ней-то и направился Александр Андреевич.
Наталия Михайловна пила в столовой чай, когда ей доложили, что пришел Гундоров.
- Ну так зовите его сюда, - сказала горничной графиня и велела принести еще один прибор.
Она благосклонно кивнула князю, когда он вошел, и протянула для поцелуя сухонькую ладошку.
- Присаживайтесь, князь. Попейте со мной чаю. Или, может, велеть принести вам кофею?
- Нет, благодарю вас. Я выпью чаю, - ответил Гундоров.
- Вы прекрасно выглядите, - заметила графиня князю, когда он сделал несколько глотков. - Время щадит вас.
- Да и вас, графиня, не берут годы, - деликатно произнес Александр Андреевич, заставив себя с удовольствием взглянуть в желтоватое лицо Загряжской, испещренное частой сеточкой морщин. - Да-а, - откинулся он на спинку кресел. - Время, может, и щадит нас, да вот не щадят обстоятельства.
- Какие такие обстоятельства? - бросила быстрый взгляд на князя Наталия Михайловна.
- Поскольку дружба наша, графиня, весьма старая и насчитывает уже полвека…
- Пятьдесят два года, - поправила его Загряжская.
- Тем более. Буду с вами совершенно откровенен. - Гундоров вздохнул, и лицо его помрачнело. - Мой внук…
- Что ваш внук? - подалась вперед Наталия Михайловна.
- Мой внук… влюбился, - закончил Александр Андреевич.
- Фу, ты, господи, - приняла прежнее положение графиня. - Вы меня напугали. Я уж было подумала, что он стрелялся на дуэли или проигрался в карты.
- Если бы, - сокрушенно покачал головой Гундоров. - Для молодого человека нашего круга это было бы вполне нормально.
- Влюбиться для молодого человека тоже вполне нормально, - заметила Наталия Михайловна.
- Было бы нормальным, ежели бы не объект приложения его чувств.
- А что такое?
- Он предложил руку и сердце актриске из Петровского театра, - уныло произнес Гундоров.
- Да что вы говорите? - звякнула чашечкой о блюдце Наталия Михайловна.
- Именно так, - трагически посмотрел на нее князь. - Причем актриска эта давно уже не девица и поведения самого разнузданного.
- Да, это действительно несчастье, - резюмировала графиня.
- Вот почему я пришел к вам, - Гундоров посмотрел на Загряжскую своими круглыми глазками, - просить вашей помощи.
- Понимаю, - после непродолжительного молчания ответила графиня. - Вы хотите, чтобы я познакомила его с девицей из приличной семьи и он отвлекся бы от этой актрисы. Так сказать, выбить клин клином.
- Вы правильно понимаете, - отставил чашку Александр Андреевич. - Однако мне необходима не просто девица, общаясь с которой он бы отвлекся от актриски, а невеста и будущая жена. Попросту говоря, мне необходимо его женить, и по возможности скорее.
- Резонно, - заметила Загряжская.
- У вас есть кто-нибудь поприличнее на примете?
- Приданое невесты вас интересует? - деловито спросила графиня.
- Не в такой степени, как оно интересовало бы меня в иных обстоятельствах. Пусть оно будет небольшим. Я хотел бы, чтобы как можно скорее совершилась помолвка.
- Ну, тогда я бы остановилась на двух кандидатурах, - раздумчиво произнесла Наталия Самсоновна.
- Я весь внимание, - подался вперед князь.
- Значит, так: вдовица Зинаида Аполлоновна Колокольцева, весьма богатая, имения в Московской и Пензенской губерниях, двадцать один год, и Ксения Панчулидзева, дочка Алексея Давыдовича, бывшего саратовского губернатора.
- А ей сколько лет? - поинтересовался Гундоров.
- Двадцатый. Очень богата, вернее, богат отец, наживший себе состояние казенными доходами от Елтонского соляного озера, когда еще был вице-губернатор. Но он прижимист и богатого приданого не даст.
- Я понял вас, - благодарно посмотрел на Загряжскую Гундоров. - Чаша моих весов склоняется в сторону вдовицы Колокольцевой, однако, Наталия Михайловна, - князь счел уместным положить свою ладонь на лапку графини, - переговорите-ка вы лучше с родителями обеих.
- С Колокольцевой надобно будет разговаривать с самой, - заметила ему Загряжская.
- Ну, с самой так с самой, - улыбнулся князь. - Полагаюсь на ваш опыт и участие к моему внуку. Главное, женить его как можно скорее.
- Поняла вас, - улыбнулась Загряжская, и лицо ее еще более покрылось сеточкой мелких и частых морщин.
- Не сомневался, что мы поймем друг друга, - улыбнулся в ответ князь и посмотрел на графиню так, как смотрел на нее пятьдесят два года назад, когда его представляли ей. В этом взгляде были восхищение, восторг, нежность, страсть, - словом, все, от чего сердце графини Загряжской тогда учащенно забилось. Впрочем, пятьдесят два года назад Наталия Михайловна еще не была Загряжской, а лицо ее не портила ни одна морщинка. Теперь же, как бы на нее ни смотрели и что бы ни говорили, сердце старой графини билось ровно и спокойно.
13
Комическая опера Михаила Попова "Анюта" шла на ура. Это была не первая ее постановка в театре. Анюту играли и Синявская, и Воробьева, и Сандунова. Синявская со своими дворянскими кровями мало походила на крестьянскую дочь, зато была весьма убедительна в конце пьесы, когда оказывалось, что она дочь полковника Цветкова, отдавшего ее в трудную для него минуту на воспитание крестьянину Мирону Воробьева, весьма шустрая девица в жизни, была таковой и в роли Анюты, и своими метаниями между предлагавшими ей руку и сердце работником Филатом и дворянином Виктором вызывала у публики вместо положенного в пьесе смеха некоторое раздражение, что для актерской игры было весьма не плохо, но в иной, не комической постановке. Сандунова же в свои тридцать с хвостиком и с бабьей дородностью вместо прописанной в пьесе юной девицы смотрелась зрелой женщиной, явно повидавшей в своей жизни не одного мужика. Брала она голосом, очень сильным и чистым, посему ей прощалось несоответствие лет и собственной фактуры. Однако во всех них комического было мало.
Настя играла Анюту впервые. И с начальных мгновений появления ее на сцене зрители сразу же поверили ей. Подходило к ее небольшому росточку, хрупкой фигурке и негромкому голосу даже имя - Анюта. Как ей удалось привнести комическое восприятие всего происходящего на сцене, осталось загадкой для публики. Однако когда старик Померанцев, игравший Мирона, пропел своим дрожащим тенорком:
Боярская забота:
Пить, есь, гулять и спать;
И вся их в том работа,
Штоб деньги собирать.
Мужик, сушись, крушиса,
Потей и работай,
А после хош взбесиша,
А денюжки давай… -
зрители, ранее воспринимавшие монолог настороженно, дружно расхохотались.
Вызывало смех и показное, нарочито подчеркнутое рыцарское отношение Виктора к Анюте. Плавильщиков играл влюбленного дворянина с большим пафосом, заламывал к месту и не к месту руки, выказывая свое отчаяние, прикрывал тыльной стороной ладони глаза, словно ослепленный красотой Анюты, выходившей в первых сценах вымазанной сажей.
Зрители хохотали, когда тщедушный работник Филат, домогавшийся благосклонности Анюты и получивший отказ, пообещал ей выломать ребра дубиной, хохотали, когда, вступив в словесный поединок за руку и сердце Анюты, Филат, похожий на общипанного воробья, дерзко заявил Виктору:
Да, петь и помнить то, што также и хресьяны
Умеют за себя стоять, как и дворяны.
А как преобразилась Анюта, когда узнала; что она дочь полковника Цветкова, дворянина! Сажа с лица исчезла, она стала выступать павой и совершенно перестала замечать Филата. Счастливо исчез и сословный барьер, разделявший Анюту и Виктора. Теперь они могут спокойно пожениться, тем паче что Виктор подкинул и Мирону, и Филату деньжат, за то, что они оба лишаются Анюты. Крестьяне тотчас успокаиваются, все кругом довольны:
Всех счастливей в свете тот,
Кто своей доволен частью!
Настю вызывали восемь раз и буквально засыпали цветами. Приехавший ревизовать московские театры главный надзиратель над всеми российскими зрелищами (должность, которую придумала еще Екатерина Великая), актер и режиссер Иван Афанасьевич Дмитревский, первый и единственный покуда академик из числа театральной братии, весьма хвалил Настю, актерским дарованием ее был просто очарован и звал ее и бывшего своего ученика Плавильщикова на гастроли в петербургский Императорский театр, где он вот уже более двух десятков лет исправлял должность инспектора. Прощаясь с Настей, старик даже прослезился и изрек фразу, которой его напутствовала в должность главного надзирателя театров великая государыня императрица: "Театр - это такое место, которое должно быть во всей строгости училищем добродетели и страшилищем порокам".
Итак, от поклонников нет отбоя. Букеты цветов в гримерной некуда ставить, и, отправляясь домой, она сама едва находит место в экипаже, настолько он заполняется цветами. Юноши с пылающими от восторга взорами бродят возле ее дома в надежде ее увидеть еще, что было бы для них величайшей радостью. А уж встретить ее возле дома или хотя бы поймать ее благосклонный взгляд из окна и вовсе несказанное счастье, ради коего, в чем они нимало не сомневаются, стоило часами мерзнуть под ее окнами.
Вот и Константин Львович Вронский, вручив шикарный букет цветов, зовет ее на лето с собой на Липецкие воды, что в устах сего красавца-ловеласа звучит почти равнозначно предложению руки и сердца.
Настя ответила ему беспечно:
- Хорошо, я подумаю над вашим предложением.
Окрыленный успехом Вронский тотчас изрек:
- А сегодня предлагаю провести вечер со мной. Мы отметим ваш успех и…
- Простите, Константин Львович, я немного устала и хотела бы отдохнуть у себя дома, - не дала ему закончить Настя, прекрасно понимая, куда клонит Вронский. - Как-нибудь в следующий раз.
- Вы обещаете мне? - попытался заручиться ее согласием красавец.
Настя беспомощно огляделась, пытаясь отыскать взглядом Дмитрия, но вместо него она увидела Каховскую. Александра Федоровна, восприняв ее взгляд как призыв о помощи, подошла к Насте и взяла ее под руку.
- Прошу прощения, сударь, но у меня к Анастасии Павловне есть очень важный разговор, - даже не глянув на Вронского, твердо заявила она и отвела Настю в сторону.
- Так вы обещаете мне? - воскликнул им вдогонку Вронский.
Настя оглянулась, но ничего не ответила.
- Чего он от вас хочет? - спросила Каховская, когда они сделали несколько шагов. - Будьте осторожны с этим господином. Мне говорили, что он известный похититель дамских сердец. Коллекционер, так сказать.
- Знаю, - ответила Настя и добавила с непонятной Каховской печалинкой: - Мне говорил об этом Дмитрий Васильевич.
- Какой Дмитрий Васильевич? - спросила Каховская.
- Нератов, - отчего-то зардевшись, ответила Настя.
- Это из каких же Нератовых? - спросила Александра Федоровна, тщетно пытаясь поймать взгляд Насти и отметив про себя, что та вдруг смутилась, что было совершенно не в ее характере. - Уж не сын ли покойной Марии Александровны?
- Он внук князя Гундорова, - с большой неохотой ответила Настя.
- Правильно. Мария Александровна была дочерью Гундорова, единственной дочерью.
- А вы, как вы здесь оказались? - стараясь перевести разговор, спросила Настя.
- Как и все, - просто ответила Александра Федоровна. - У меня домик в Замоскворечье.
- Неужели и вы приехали за женихом? - простодушно спросила Настя и, спохватившись, прикрыла рот ладошкой. - Простите, пожалуйста!
- Ничего, вопрос вполне уместный, - добродушно улыбнулась Каховская. - Нет, милочка, нет и нет. Помилуй меня, Господи, от такой награды. Мне вполне хватило и моего бывшего муженька…
- А что случилось? - поинтересовалась Настя, и ей самой показалось странным любопытство к замужней жизни. - Простите, я, кажется, сую нос не в свои дела.
- Перестань извиняться. Вопросы замужней жизни волнуют молодых девиц, просто не всякая о том спросит.
Каховская немного помолчала.
- Что случилось, спрашиваешь? Годом раньше я бы ответила, что муж мой оказался мерзавцем и гулякой, что замужество было самой глупой ошибкой в моей жизни, что мучений, которые мне довелось испытать, живя с ним, не пожелаешь и врагу. Но теперь… Теперь я скажу иначе: у нас были слишком одинаковые характеры. Как говорят, нашла коса на камень. Когда он ударил меня, я ударила его, а когда он схватился за нож, в моей руке оказались каменные щипцы. А потом я ушла от него. Какое-то время жила у отца, но прожить в отцовском доме, будучи замужней женщиной, - значит постоянно служить притчей во языцех во всех городских гостиных. И я стала жить самостоятельно. О чем ничуть не жалею. Так что учти, что я тебе сейчас сказала, когда будешь выбирать себе жениха.
- Он не такой, - вырвалось у Насти, хотя она вовсе не хотела ничего рассказывать о себе Каховской. - Он очень добрый.
- У тебя уже есть жених? Кто он?
Настя молча опустила голову.
- Хорошо, не говори. Его зовут… Дмитрий Васильевич Нератов. Ведь так?
Настя кивнула.
- Он уже сделал тебе предложение?
Настя снова кивнула.
- А ты? - спросила Каховская и вместо ответа услышала плач. Тоненький, тихий, как плачут дети, когда их обидел кто-то из самых близких им людей.
- Ах ты боже мой, - участливо вздохнула Александра Федоровна и приобняла Настю. - Сиротинушка ты моя бедная!
Настя плакала уже в голос. Тонкие, чуть резковатые черты лица Каховской вдруг смягчились, и она, едва сдерживаясь, дабы не составить компанию рыдающей Насте, произнесла срывающимся голосом:
- Так ты что, влюблена?
- Не знаю, - еле слышно ответила Настя и только пуще зашлась в плаче.
Две слезинки выкатились из глаз Каховской, оставив на щеках мокрые дорожки.
- Он… мне даже… снил-ся, - срывающимся от плача голосом тихо сказала Настя. - Да-вно, еще до на… нашей встре-чи…
- Значит, это твоя судьба, - произнесла Каховская.
Плач Насти перешел в настоящие рыдания.
- Ничего, Настенька, ничего, - прошептала Каховская скривившимися от сдерживаемого плача губами и прижала Настю к себе. - Я же с тобой…
Дома, веля своей единственной горничной и экономке в одном лице никого не принимать, впрочем, для визитов время уже и так было слишком позднее, Настя долго бродила среди корзин с цветами, коими была уставлена едва ли не вся комната. Все, о чем она мечтала с тех пор, как впервые вышла на сцену, заменив сбежавшую с корнетом Феклушу, сбылось. У нее была слава прекрасной актрисы; всякий раз после спектаклей ее заваливали подарками, весьма дорогими, которые позволили бы ей безбедно жить несколько лет; она уже сейчас могла позволить себе сменить квартиру и завести собственный выезд; десятки поклонников одолевали ее своим вниманием, многим из них она смогла бы приказывать, как лакеям, - барыня да и только. Ну какого еще, ей-богу, надобно рожна? Живи и радуйся! Ан нет. Все это уже мало радовало и для счастья, как оказалось, было недостаточно. Ну, зачем ей это все только ради себя? И нужно ли это ей одной?
Конечно, играть в театре, да просто быть в нем своей и принадлежать этому миру было ей совершенно необходимо. Она уже не мыслила себя без театра, его запаха, сотен глаз, устремленных на нее оттуда, из залы, у обладателей коих она могла вызывать мысли и чувствования, ею самой и навеянные. Стало быть, она могла повелевать всеми этими людьми, могла заставить их удивляться, переживать, страдать, плакать и смеяться. Когда она видела, чувствовала, что это ей удается, холодок пробегал по ее коже. И это было высочайшим, высшим наслаждением, какое только может испытывать смертный. Но все остальное? Зачем это ей, если она не может ни с кем поделиться?
Вот если бы рядом был человек, любящий ее! И чтобы она любила его… Больше жизни! Даже больше театра! Тогда она смогла бы разделить с ним все, что имеет: успех, деньги, славу! Ведь счастье - жить не для себя, а для тех, кто тебе дорог больше всего на свете.
Как Дмитрий Васильевич?..
Настя бродила по комнатам, как сомнамбула, натыкаясь на корзины с цветами. Потом, измученная более, нежели после "длинной драмы", как назывались в афишах и авертиссементах пьесы в пяти действиях, легла, но перед глазами по-прежнему стоял Дмитрий Нератов. Смущаясь, он протягивал ей коробочку с кольцом, и они снова касались друг друга пальцами рук, отчего тотчас по коже Насти побежали мурашки. А потом, уже в полусне, ей казалось, что они целовались, и губы Дмитрия были сухими и горячими, как и его объятия. И ей было покойно и приятно.
14
Настя в роли Анюты в пьесе Попова произвела в Первопрестольной настоящий фурор. В Москве только и говорили, что о ее игре, и называли ее не иначе как Настенька, что говорило о полном признании как московской актрисы. Господин Медокс увеличил ей жалованье вдвое, сравняв его с жалованьем, что получали Воробьева и Сандунова. Те хоть и хмыкнули, да поделать ничего не могли. К концу сезона Настя перебралась из шумного Замоскворечья на тишайшую Спиридоновку, в домик близ Патриарших прудов, с большим ухоженным садом и беседкой, где летом можно было бы пить полуденный чай и вести неторопливые беседы с милым дружком. Да только такового дружка у Насти не было. С их последнего разговора на Пресненских прудах Дмитрий не давал о себе знать и даже не посетил ни одного ее спектакля. Она это знала, так как во время спектакля пыталась отыскать его со сцены взглядом и не находила.
- Не смотри ты так часто в зал, - сделал ей даже замечание Плавильщиков. - Ищешь, что ли, там кого?
Однако чем дольше она не видела Дмитрия, тем больше о нем думала. Может, напрасно она так с ним поступила? Ну заставила помучиться этого старика Гундорова, видела его унижение, и будет? За свое унижение - его унижение, за свои страдания - его страдания - стало быть, квиты? Далее-то зачем мстить? Ведь не князю этому мерзкому больнее стало, а внуку его. Он-то при чем?
Эх, кабы вернуть то последнее свидание в беседке! Приласкать его взглядом, слово теплое сказать. Ведь он любит ее!