Она улыбнулась, но улыбка быстро сбежала с ее губ.
– Я серьезно.
Цезарь недоуменно поднял брови:
– Ты обещала мне пять лет.
– Да, – согласилась она.
– Это имеет отношение к твоей семье?
– Нет. – Вопрос удивил Сорчу. За исключением инцидента с ее племянницей она не замечала, чтобы Цезарь понимал, как семья важна для нее, тем более что он был абсолютно безразличен по отношению к своей собственной семье. – Нет, эго… – Она не знала, как объяснить свое решение и при этом не оскорбить Цезаря, его семью и его отношение к браку. – Иногда мне приходилось лгать женщинам, с которыми ты встречался, или говорить, что ты ушел, если твои подружки являлись без предупреждения, или успокаивать их, когда ты забывал позвонить. Все в таком роде.
– Я не включал это в твои должностные обязанности. Ты делала это добровольно. – Цезарь сделал большой глоток шампанского, не спуская глаз с Сорчи. Все его внимание было приковано к ней.
– Да, – согласилась она. – Потому что я была личной помощницей холостяка. Работа на женатого мужчину совсем другая. – К ее горлу подступала тошнота, стоило ей представить Цезаря мужем этой снежной королевы, Дайеги Фуэнтес. – Ты либо становишься подругой его жены и не будешь ей врать, даже если тебя об этом попросит босс, либо она будет считать, что ты – как часть его работы – разрушаешь их семейное счастье.
– Ты думаешь, Дайега будет мешать тебе спокойно работать? Ну, подругами вы вряд ли будете, к тому же я никогда не стал бы просить тебя лгать ей.
– Не стал бы? – Было рискованно задавать такой вопрос.
В волнении Сорча подняла глаза. Взгляд Цезаря был убийственным. Этот взгляд заставлял мускулистых рабочих с инструментами в руках пятиться назад.
– Продолжай, Сорча, и тогда расторжения контракта потребую уже я.
– В любом случае я ухожу, так что ничего не теряю, откровенно высказывая свои мысли, верно? – Сорча взяла бокал и пригубила шампанское, но больше ничего не сказала, не желая, чтобы все закончилось плохо после трех лет хороших отношений.
Цезарь опустил ноги на пол и подался вперед.
– Тебе следовало выдумать более убедительную причину, если ты хочешь повышения. Сколько денег у тебя на уме?
– Деньги мне не нужны.
– Твоя рабочая нагрузка уменьшится. Дайега возьмет на себя все хлопоты по дому, вплоть до вызова уборщиков. Назови настоящую причину, по которой мы ведем этот разговор.
Сорча умела держать паузу, придавая вес своим словам. Она научилась этому у мастера, который сидел напротив нее.
– Ты серьезно? – спросил он после долгого напряженного молчания. – Ты хочешь уволиться, потому что я обручаюсь? Мы с ней не поженимся до следующего года.
– Я останусь, пока ты не подберешь новую сотрудницу. Я ее всему обучу. В конце концов, если хочешь, я могу поработать до свадьбы.
– Это неприемлемо. Ты обещала мне пять лет. – Цезарь бросил на нее сердитый взгляд. – Ты не представляешь, как мне хочется уволить тебя прямо сейчас.
Сорча взяла свой бокал и откинулась на спинку дивана. Она гордилась тем, что на нее можно положиться, и ненавидела кого-либо подводить. Если бы Цезарь любил Дайегу… Нет, это было бы еще хуже. Она уволилась бы гораздо раньше.
– Почему ты считаешь, что я буду просить тебя лгать ей? – поинтересовался Цезарь.
Сорча приободрилась. Иногда она позволяла себе верить, что они друзья, особенно когда он спрашивал, что она думает по тому или иному поводу.
– Меня поражает, – осторожно начала она, – как ты меняешься рядом с ней. Я видела тебя с разными женщинами, Цезарь. – Если честно, Сорча терпеть не могла его подруг. Черт, но она и до встречи с ним знала, что он плейбой! – У меня было свое мнение о них, но мне всегда казалось, что они тебе нравятся, что ты испытываешь к ним искреннее влечение. Когда же ты видишь сеньориту Фуэнтес, у тебя на лице появляется такое выражение, словно перед тобой стоит налоговый инспектор.
– Я не лгу и налоговым инспекторам, – сказал Цезарь, глядя в сторону. – Люди говорят, что меня тяжело понять, знаешь ли.
– Верно. Но я изучила тебя.
– Неужели? – Он снова взглянул на Сорчу, и ее сердце почему-то пропустило удар.
– Мне нравится так думать, – уклончиво ответила она.
– Тогда ты знаешь, на ком и почему я должен жениться. Тебе известно что-нибудь о промышленном шпионаже?
– Да.
Она прочитала все, что смогла найти об этом, в Интернете. Дело в суде слушалось несколько лет, однако украденную интеллектуальную собственность уже было не вернуть.
– Это была целиком моя вина. Я использовал деньги отца, поставив на то, что мой проект окупит затраты с процентами. Проект был украден, инвестиции пропали, а счета адвокатов были ужасающими. Да, постепенно мы вернули часть того, что нам принадлежало, но далеко не все. Мы могли бы обанкротиться, если бы нас не профинансировала семья Дайеги. Они помогли нам, потому что между нашими семьями существовала договоренность об объединении сил в случае необходимости.
Сорча не могла вспомнить, чтобы Цезарь когда-либо прямо говорил о шпионаже. Он ограничивался тем, что упоминал название своей первой компании, той, которая, по его словам, "была потеряна".
– Если я вовсю пользовался своей свободой и наслаждался женщинами, – продолжал он, – то только потому, что всегда знал, что этому придет конец. Я не планирую обманывать ее, Сорча. Тебе не придется лгать.
Она улыбнулась:
– Мое заявление об уходе по-прежнему остается в силе.
– Потому что ты думаешь, что она помешает тебе спокойно работать. – Цезарь покачал головой. – Если бы это был брак по любви – может быть, но наш брак – деловая сделка. Она знает, что главным для меня является работа. Это моя жизнь.
Это утверждение поразило ее. Сорча получала удовлетворение от работы, но оно многократно усиливалось оттого, что она помогала людям, которых любила. Ее жизнью была семья. "И Цезарь", – добавила она про себя.
– Мой отец женился из практических соображений, – призналась она, помолчав немного. Ее душа все еще страдала из-за того, что произошло после его смерти. Он не только подвел их финансово, но и заставил испытать унижение. – Ему требовались деньги, чтобы сохранить родовое поместье. Затем он влюбился в мою мать.
Цезарь был потрясен.
– Я не знал.
– Что я незаконнорожденная? Плод запретной любви? Я не рекламирую это. Я рассказала тебе об этом, чтобы ты понял: на той дороге, которую ты выбрал, есть много выбоин.
– Любовь? – Цезарь выпил шампанское, вытащил бутылку из ведерка со льдом и жестом предложил ей наполнить ее бокал. – Она не интересует моих родителей. Ты, должно быть, это заметила?
Это был самый доверительный разговор из всех, что они вели.
– Заметила. Но я не была уверена, что ты это видишь.
Он не дрогнул, однако в его глазах мелькнуло… Она не поняла, что именно.
– Семья. – По его лицу ничего нельзя было понять. – Наша семья основана на бизнес-интересах. Меня такое положение дел вполне устраивает, но иногда я спрашиваю себя: каково это – быть близкими друг другу?
– Это здорово! – воскликнула Сорча, ощутив неожиданное желание изменить его.
Иногда случалось, что она, урвав минутку в плотном расписании, поздравляла родственников с днем рождения. Пару раз Цезарь заставал ее за разговором с семьей, тогда как она должна была работать, а работали они допоздна. Сорча подарила своей сестре поездку в Париж в качестве подарка на окончание школы, когда они с Цезарем были там по делам. Он заплатил за их ужин, но отправился на свидание, даже не взглянув на ее сестру. Если она не ошиблась, он считал, что ее тесная связь с матерью и сестрами – раздражающий элемент, отвлекающий от работы.
– Кое-кому не помешало бы хорошенько подумать, выбирая партнера, – добавила Сорча, имея в виду роман своей матери с отцом.
– Тебе точно не помешало бы. Как там твой художник? – спросил Цезарь, удивив ее.
– Почему ты говоришь так? "Твой художник". Словно это шутка. Ты тоже встречался с художницей, – напомнила она.
– Я встречался еще и с брокерами. У тебя были всего одни серьезные отношения с тех пор, как я тебя знаю, и это самый непрактичный мужчина, которого ты могла найти.
– Он милый, – пожала плечами Сорча.
Разве что рассеянный. Она приняла его предложение приготовить ей ужин, потому что погрязла в жалости к самой себе из-за отсутствия личной жизни. Цезарь узнал об этом, поскольку позвонил ей в середине свидания. Ей пришлось объяснить, почему она не может подойти к компьютеру и отправить файл.
– Ты посылаешь деньги родным, Сорча. Не взваливай на свои плечи еще одного иждивенца ради того, чтобы чувствовать себя любимой.
– Я не любила его. И мы больше не встречаемся. Условия моей работы делают свидания невозможными.
– Хорошо. У меня сложилось впечатление, что он слишком чувствителен и, возможно, неуверен в постели. Тебе нужен мужчина, способный контролировать ситуацию, пока ты будешь расслабляться.
Она вспыхнула.
– Мы окончательно перешли на личные темы? Ты пьян?
– Ты сама начала это, – парировал Цезарь. – И я не пьян. Но у меня есть желание напиться в стельку. Ты испортила отлично начавшийся день. – Он допил шампанское, встал и направился к бару за ирландским виски.
– Хочешь правду, Цезарь? – Сорча поудобнее устроилась на диване, поджав ноги и положив руку на спинку.
– Возможно, нет, – пробормотал он, наливая виски.
– Ты… мне небезразличен. – Она решила рискнуть. – Я не хочу видеть, как ты будешь мучиться, приняв неправильное решение.
Цезарь посмотрел на нее:
– Ты говорила, что никогда не будешь ревновать. – В его тоне сквозило скорее самодовольство, нежели раздражение.
– Так и есть. Я просто не хочу видеть, как ты совершаешь ошибку. Поэтому ухожу.
– Хочешь правду, Сорча? – Цезарь вернулся с двумя бокалами и уселся на диван, глядя ей в лицо.
– Возможно, нет, – ответила она.
– Я всегда думал, что если ты уволишься раньше чем через пять лет, то только потому, что мы с тобой переспим. Я прикинул, сколько дней мечтал заняться с тобой любовью, и получил семьсот пятьдесят или около того.
Сорча чуть не выронила бокал.
– Ты пьян!
– Нет. Просто честен. Теперь будь честной ты. Ты не задавалась вопросом, каково нам будет вместе? На что это будет похоже?
Сорча была потрясена. Она обсуждает эту тему со своим боссом!
Они всегда придерживались строго профессиональных рамок. Время от времени Цезарь говорил, что она хорошо выглядит, пару раз он поддержал ее, взяв за локоть, когда они шли по обледеневшему тротуару. Даже когда она обняла его после того, как нашлась ее племянница, он отстранился. Учитывая его демонстративное безразличие к ее женскому обаянию, Сорча предположила, что сексуальное влечение испытывает только она.
– Значит, мы честны? – Наверное, она сильно опьянела, если готова продолжить. – Все твои женщины выглядят счастливыми. Конечно, я задаюсь вопросом: каково это – встречаться с тобой?
– Попытайся заставить меня почувствовать себя виноватым, – предложил Цезарь.
Он сидел совсем близко, источая восхитительный мужской запах, его колено было рядом с ее бедром. Таким Сорча видела его с множеством женщин: расслабленным, уверенным, внимательным. Казалось, она была единственной, о ком он думает в этот момент.
Может, он думает о сексе?
С ней.
В животе все сжалось от восторга. Сорча принялась накручивать локон на палец, инстинктивно флиртуя с ним.
Улыбка мелькнула на губах Цезаря. Он был слишком опытен и понял причину ее реакции.
Он поставил бокал на столик и, обхватив руками колени, вздохнул.
– Я постоянно твержу себе, что надо уложить Дайегу в постель, чтобы проверить, все ли у нас получится, но… – Он пожал плечами. – В конце концов, это не имеет значения. Мы все равно должны пожениться.
– Но ты этого не хочешь? – Сорча придвинулась ближе, почти касаясь его бедра, и поставила бокал рядом с его бокалом. – Цезарь, ты взрослый мужчина.
– На мне лежит ответственность, Сорча. – Он отвернулся.
– Все это действительно рухнет, если ты не женишься на ней? – Она обвела рукой офис, в котором еженедельно заключались сделки на десятки миллионов долларов.
– Моя семья строит империю, а не сад роз. У меня есть обязанности. Я согласился со всеми условиями.
– Прекрасно! Поступай вопреки инстинкту и готовься принять последствия этого шага.
– Откуда у тебя столько наглости? Как ты смеешь говорить со мной в таком тоне? Я никогда не понимал, почему терплю тебя, – пробормотал Цезарь. Но он не был сердит, скорее недоволен собой. – Мои решения всегда продиктованы разумом. Сотни фактов подтверждают, что женитьба на Дайеге – правильное решение.
– А твое счастье – не достаточная причина для другого выбора? Что случится, если ты откажешься жениться на ней? Тебя сожгут?
Цезарь поджал губы, взял бокал и выпил виски.
– В самом деле. Моя мать перестанет меня любить? Она никогда и не начинала. – Он со стуком поставил бокал на столик. – Но многое из того, что сейчас контролирую я, уплывет в руки моего брата.
– Неужели? Ведь ты доказал, что достоин этого поста. Я не верю.
Цезарь смотрел на ее пальцы, вцепившиеся в его кисть, его тон стал интимным.
– Ты останешься на работе, если я откажусь жениться на ней?
– Ты откажешься жениться, если я не подам заявление об уходе? – фыркнула Сорча.
Она не значит для него так много. Учитывая, какую выгоду он получит от брака с Дайегой, Цезарь не отменит свадьбу только ради того, чтобы переспать с секретаршей.
– Если ты позволишь мне овладеть тобой, я это сделаю. Ты будешь удивлена, узнав, на что я готов пойти, чтобы удостоиться этой привилегии. – Цезарь смотрел на ее губы.
Ее сердце гулко забилось.
– Цезарь…
– Я хочу целовать тебя, Сорча. – Он поднял руку и пальцем очертил ее подбородок.
"Дыши", – приказала себе она, но не могла заставить свои легкие работать. Рот ее раскрылся, когда он наклонил голову и накрыл ее губы своими губами.
Вот что он имел в виду, утверждая, что ей нужен мужчина, способный контролировать ситуацию. Старшая из четверых детей, которых растила только мать, Сорча рано повзрослела, заботясь о своих сестрах, а затем помогая им материально. Она легко брала на себя ответственность, но Цезарь уже первым своим прикосновением дал ей понять: он жаждет дать ей все, что она хочет.
Его властный поцелуй обладал теми же свойствами, что и голос или указующий палец: "Мы здесь, а потом мы очутимся там. Идем со мной. Я покажу тебе путь".
Сорче нравилось, как ее царапает его легкая щетина. Ее губы льнули к губам Цезаря.
Он обнял женщину за талию и усадил себе на колени. Они прервали поцелуй и посмотрели друг другу в глаза. Может, надо напомнить ему об их соглашении? Все-таки он – ее босс.
"Ты будешь удивлена, узнав, на что я готов пойти, чтобы удостоиться этой привилегии…"
Его шея стала горячей под ее ладонью, а пальцы, лежащие на ее бедре, вызвали тягучую боль в лоне. Сорча сотни раз фантазировала, как занимается с ним любовью. Ночами она металась в постели, в то время как он развлекался с другими женщинами.
Но в этот раз Цезарь займется любовью с ней. Она наконец-то узнает, какие ощущения будят его ласки, что это значит – его полное и безраздельное внимание. Ее сексуальную жизнь можно было назвать катастрофической. Она не получила удовлетворения с тем слабаком художником.
Сорча жаждала секса, жаждала Цезаря. Она хотела заняться с ним любовью.
Остаться с ним.
Она обхватила ладонью его затылок и подставила губы для поцелуя.
Глава 4
Цезарь снова появился в больнице только на следующий день. К этому времени у него состоялись разговоры с матерью и братом. В Лондон прилетел его отец.
Общее мнение сводилось к тому, что ситуация не требует отмены свадьбы, даже если он уверен, что это его ребенок.
Их поведение почти так же раздражало Цезаря, как вчерашний поступок Сорчи, когда она заявила, что он использовал ее, а потом попросила его уйти. Она была бледна, под глазами залегли тени, медсестра стояла рядом с упаковкой болеутоляющих.
Цезарь не знал, как отнестись к ее обвинениям. Он не помнил, что именно рассказал о ней Дайеге.
Он не терпел беспорядка ни в делах, ни в мыслях. Сейчас главное – выяснить, является ли Энрике его сыном.
Оказавшись в больнице, Цезарь направился прямиком в детскую палату, чтобы внимательно рассмотреть мальчика. Ему требовались доказательства.
Сорча была там. Она укладывала ребенка в колыбель. Выражение ее лица было расслабленным и нежным. Когда она подняла глаза и увидела Цезаря, улыбка исчезла.
– Я предположила, что ты вернулся в Испанию. – Она вздернула подбородок.
Цезарь всегда восхищался тем, что ее невозможно запугать. Но вступить с ним в борьбу в такой момент – не самое лучшее.
Он подошел ближе и склонился над ребенком, пытаясь найти в нем черты, которые напомнили бы ему его самого.
Сорча сжала кулаки и молча ждала его вердикта. Миниатюрные брови по форме напоминали брови всех мужчин Монтеро. Носик кнопочкой и пухлые щечки были как у любого другого младенца. Ротик похож на рот Сорчи. Волосы? Такого же цвета, как у него, решил Цезарь, но это неубедительно. Уши?
Поиски сходства были похожи на его бесплодные попытки вспомнить, как был зачат ребенок. Цезарь целую ночь занимался этим, доведя себя до исступления.
Он никогда ничего не признавал, если это не было подтверждено фактами. Он никому не верил на слово. Цезарь очень сильно обжегся, когда человек, которого он считал своим другом, вскрыл засекреченные файлы и украл экспериментальные данные и результаты опытов за год, и это чуть не довело его семью до банкротства.
Однако после аварии, после частичной потери памяти он был вынужден принимать некоторые вещи на веру. Никаких подтверждений этому не было, помогал только инстинкт.
Сейчас инстинкт подсказывал Цезарю, что следует поверить личной помощнице, которая никогда его не подводила.
– Если у тебя имеется другая версия по поводу отцовства, Сорча, самое время изложить ее, – заявил он.
Цезарю казалось, что он стоит на вершине скалы, а у его ног разверзлась бездна.
– Я говорю правду. – На лице женщины мелькнуло отчаяние. – А что? Что ты собираешься делать?
– Давай перенесем разговор в твою палату, где сможем остаться наедине.
Они говорили на валенсийском диалекте, и в детской была только одна медсестра, однако Сорча кивнула. Цезарь придержал для нее дверь и медленно шел рядом с ней, пока она, опираясь о стену, брела к палате.
Двигалась она уже лучше, но по-прежнему была бледна. Сорча с облегчением выдохнула, опустившись на кровать. Цезарь прикрыл ее ноги одеялом.
Разноцветный букет смягчал строгий больничный колорит.
Цезарь нахмурился, сразу вспомнив о ее художнике.
– Этот букет прислала Октавии ее мать. Она уже получила цветы от мужа, и ей было известно, что я попросила маму сэкономить деньги на одежду для ребенка. Поэтому Октавия отдала букет мне.
Верно. Бабушки и дедушки посылают цветы, чтобы поздравить новоиспеченную мать.
Цезарь засунул руку в карман рубашки.