– Но почему… – Изабелла остановилась, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце, хотя и тщетно – оно так и рвалось из груди, мешая дышать и думать. – Почему ты тогда не сказал мне всего? – с трудом выдавила наконец Изабелла.
– Полно, Белла, вспомни, я же пытался. Но ты не желала слушать. Не желала. Хотя мне было что тебе рассказать. Но я пока не закончил, хотя ты, может, и не поверишь…
Она нахмурилась, не понимая, что он имеет в виду.
– Да-да, дорогая, это еще не все. Ты, вероятно, не помнишь, но меня тогда несколько дней не было перед этими последними, столь волнующими и значительными, полагаю, для нас обоих событиями.
– Д-да, я припоминаю. Верно, – задумчиво протянула Изабелла. – Ага, я страшно злилась, что никак не могу застать тебя. Твой телефон не отвечал. Да-да.
– Точно, Белла, ты права. Мой телефон не отвечал, потому что я уезжал. Уезжал встретиться… Как ты думаешь – с кем?
– Понятия не имею. – Изабелла пожала плечами. – Какое отношение это имело ко мне или нашим отношениям?
– Самое прямое. Я ездил повидаться с Роном. Роном Брендоном. Удивлена?
– Потрясена, – искренне ответила она. – Зачем?
– Да затем, что видел – ты любишь его.
– Ах вот как?! – воскликнула Изабелла так громко, что привлекла внимание всего ресторана к их столику. – Ах вот как, – тоном ниже повторила она, залившись яркой краской смущения. – А кто, позволь узнать, дал тебе право обсуждать мои предполагаемые чувства с кем бы то ни было? Даже с их якобы объектом? О, мужчины! Бестактные, грубые существа, норовящие влезть в чужую душу прямо в сапогах, даже не подумав разуться!
– Белла, Белла, – попытался утихомирить ее Эдди, – не надо, не кричи, прошу тебя. Да, возможно я был не прав, даже не возможно, а наверняка. Я проявил бестактность, но…
– Но что "но"?! – снова повысив громкость, продолжила атаку Изабелла. – Да как ты смел?! О, как же я была права! Нет, я вижу, что мое решение не иметь больше никаких дел с вашим так называемым сильным полом совершенно оправданно! Вот, значит, в чем ваша сила! Пользуясь так называемой мужской солидарностью, мусолить и бесстыдно трепать по углам чужие чувства, да?
– Белла, ну я тебя умоляю, не надо. Я виноват, очень, бесконечно виноват, но, согласись, я ведь и понес наказание. Хотя не совсем за это преступление, но все же самое тяжелое, какое только мог представить! Я лишился тебя. Слышишь? Что может быть страшнее для влюбленного? Да еще такого, как я? Эдди Однолюба? – Он горестно усмехнулся, потом накрыл ее руку своей, слегка сжал тонкие, нервно подрагивающие пальцы. – Но ты так и не выслушала меня. Позволь мне закончить. Это важно именно сейчас. Поверь, я совершенно бескорыстен. Я забочусь сейчас только о твоих интересах. Вспомни, послезавтра я женюсь. Для меня все кончено и все утрачено. Ты готова узнать правду, всю, до конца?
Она тяжело сглотнула, попыталась отнять руку, но безуспешно. Подняла глаза и встретилась с умоляющим взглядом бывшего поклонника. Впрочем, судя по его словам, не бывшего…
– Белла, прошу, ты должна дать мне закончить. Я и так слишком долго носил это в себе. Не по своей вине. Ты тогда не желала меня слушать. Но сейчас, сейчас-то ты стала старше… еще красивее, – невольно добавил он, но сразу поправился: – Умнее или мудрее, может быть беспристрастнее.
– Ну же, Эдди, довольно. Прости мою вспышку. Сама не знаю, что на меня нашло. Извини, у меня не было ни малейшего права орать на тебя. Прости, – с искренним раскаянием проговорила Изабелла и левой рукой слегка погладила его пальцы, лихорадочно сжимавшие ее правую.
Он глубоко и тяжело вздохнул, окинул ее полным тоски и собачьей преданности взглядом и выдавил:
– Я тогда был не в себе. С ума сходил от ревности. Ненавидел даже этого бедного малыша, Бобби. Ты вечно с ним возилась, а я думал… Впрочем, неважно, что я думал. В общем, перед тем, как сделать тебе предложение, я решил поговорить с Роном серьезно, по-мужски, выяснить, как он к тебе относится, не возникнет ли он в один прекрасный день на горизонте и не уведет ли тебя у меня из-под самого носа. Да-да, можешь говорить все, что тебе заблагорассудится, о моей глупости, пошлости, о чем угодно еще, но я узнал, где он обретается, и отправился к нему. Не буду развозить долго. Он сказал мне, что как бы ни относился к тебе, но все права на твое хорошее отношение утратил в тот момент, когда прыгнул в постель с твоей подругой, своей будущей женой. Бедняга, как он поплатился за свое легкомыслие… У него на глазах слезы были, когда он говорил о том, как подло поступил с тобой. Впрочем, тогда мне совсем не было его жалко. Он посмел причинить тебе боль. Тебе, которая любила его! Да-да, не возражай, я видел это и спустя три года, видел ясно в твоих глазах, устремленных на его сына. – Он схватил бокал, быстро выпил, взглянул на нее и вдруг очнулся, словно вынырнул из тех давних времен. – О, извини, дорогая, я совсем разучился себя вести. – Быстро наполнил бокалы, поднял свой. – За твою красоту, Изабелла Морган!
– Спасибо, ты очень любезен, – смущенно пробормотала она, принимая его комплимент с милой краской на щеках. – Но давай вернемся…
– Да. Да, конечно. Я отвлекся. Так вот, мы с Роном тогда кончили тем, что напились и поговорили по душам, как бы ты ни осуждала такое наше мужское поведение. Но это сейчас не важно. А важно то, что он признался: не он обольстил Натали, а она его. Заманила его к вам на квартиру под каким-то дурацким предлогом, предложила выпить, потом еще и еще… Нет-нет, я не собираюсь оправдывать его. Речь сейчас не о нем. А о тебе. И о ней. Понимаешь? Я решился просить тебя о встрече по двум причинам. Во-первых, понимая, что при таких моих обстоятельствах ты не сможешь заподозрить меня ни в каких коварных мыслях и поверишь мне. А во-вторых, потому что вчера мне звонил Рон. Да-да, именно он. Он сказал, что пригласил тебя и Натали на премьеру, и настоятельно просил меня побеседовать с тобой о ней, рассказать все, предупредить. Не спрашивай почему, потому что я не знаю. Не думаю, что ради себя, если честно…
При этих словах Изабелла закусила губу и отвернулась, пытаясь скрыть охватившие ее эмоции, но, увы, на сей раз тщетно. Слишком многое вывалил на нее старый приятель, и ее нежная душа обливалась кровавыми слезами. Ей казалось, что для нее настал самый черный день в жизни. Она внезапно утратила все, во что верила, на что подсознательно надеялась. И еще потому, что после этих откровений Эдди она почувствовала – нет, поняла, – что ей не быть с Роном. Никогда. Даже Эдди так сказал. Потом ударила и тяжелая артиллерия – докатился пушечный залп известия о предательстве той, которую она считала своей подругой. Лучшей подругой. Настоящей. Истинной.
И она не выдержала. Уронила голову на руки и заплакала, горько и жалобно, не беспокоясь о том, что стала центром всеобщего внимания.
Стоит ли говорить, что ни о каком шопинге в этот вечер Изабелла и не вспомнила. Эдди, чуткий и заботливый Эдди, проводил ее в дамскую комнату, скрывая от любопытных взглядов собственной спиной, позволил привести себя в некое подобие порядка, отвез домой на такси, уложил в постель и заварил ромашку. А потом долго сидел на краю кровати и поил ее с ложечки, нашептывая слова утешения.
Он ушел лишь после того, когда она забылась неспокойным сном, на цыпочках прокравшись к выходу и осторожно, чтобы не потревожить, закрыв за собой дверь. И лишь оказавшись на улице, изо всех сил ударил обоими кулаками по каменной ограде, содрав кожу до крови, пытаясь заглушить собственную нестерпимую боль.
Эдди, бедный, горемычный Эдди Однолюб! Впереди его ждал ад, настоящий ежедневный ад, но он думал лишь о ней, об Изабелле, и молился о ее счастье…
9
– Не знаю, Морган, о чем ты думала, но… – Натали покрутила головой и окинула подругу неодобрительным взглядом.
Надо сразу сказать, Изабелла не была удивлена ее реакции. Она сама решительно не одобряла своего внешнего вида. Не то чтобы обычно она считала себя красавицей, но после вчерашней беседы с Эдди и почти что бессонной ночи, проведенной в метаниях и рыданиях, зрелище, представшее ей сегодня утром в зеркале, казалось совершенно невообразимым.
Распухшее лицо, набрякшие веки, красные глаза, нос, больше всего напоминавший сырую свеклу… Конечно, она поработала над лицом перед выездом в аэропорт, и результат был далеко не столь ужасным, как пыталась представить Натали, но все же далек от идеального.
Изабелла вздохнула. Да, едва ли кто-то еще будет присутствовать на премьере "Вечного ковбоя" с аналогичным подобием очаровательной женской мордашки…
Она покосилась в сторону Натали, потом на Бобби, которого вовсе не беспокоило, как именно выглядит его любимая Белл, зато крайне волновало, сколько еще раз он успеет сыграть с ней в крестики-нолики до посадки и, что значительно важнее, победить в этой серьезной схватке.
– Не твое дело, – раздраженно буркнула Изабелла в ответ, посмотрела в иллюминатор и добавила: – Если хочешь помочь, то возьми Бобби и дай свою косметичку.
Натали безмолвно – ибо она знала, когда пререкания полезны, а когда нет, – передала ей свой полный запас косметики, и Изабелла погрузилась в нелегкое дело приведения своей внешности в порядок.
Но внимание ее было рассеянным, а мысли снова и снова возвращались ко вчерашнему вечеру, откровениям старого друга, а оттуда и к предыдущим восьми годам жизни, начиная с поступления в колледж. Она думала о встрече с Натали Стокер, такой уверенной в себе, суровой и справедливой, умеренно кокетливой, любившей посмеяться и откровенно презиравшей парней за их глупость и слабость. Так, по крайней мере, ей тогда казалось. Было ли это так на самом деле или просто привиделось ей, простой и не умудренной жизненным опытом девушке из южного провинциального городка? Что так неудержимо влекло ее к Натали? Теперь уже она не могла сказать точно, но, скорее всего, ее уверенность в себе. Да, вероятно, и еще хамоватая прямолинейность, которую наивная Изабелла ошибочно принимала за честность и беспристрастность суждений.
Увы, ни честности, ни чести в Натали Стокер не оказалось ни на йоту. Изабелла ошиблась, глубоко и тяжко ошиблась. И теперь расплачивается за свою ошибку горьким разочарованием. Больше чем разочарованием. Утратой любимого человека. И не одного.
Впрочем, нет. Надо все же быть справедливой и признать, что Эдди она не любила. И он отступился именно потому, что знал это и не мог стерпеть соперничества другого, отсутствующего. Но Ронни, Ронни…
С другой стороны, стоит ли винить во всем Натали, говорить, что она, коварная и недостойная звания подруги, поступила с ней, Изабеллой, бесчестно, уведя ее парня?
Изабелла беспокойно прокручивала эту мысль и так и этак и в конце концов вынуждена была признать, что, хотя подлый, гнусный, предательский поступок Натали и невозможно оправдать, тем не менее она рада, что все случилось так, как случилось, а не иначе. Каково было бы ей, если бы у нее с Роном получилось нечто серьезное, может быть даже семья, а потом он вильнул в сторону, увлекся кем-то еще, несмотря на все те красивые слова, что говорил ей? Впрочем, он и не скрывал своей репутации дамского угодника и волокиты. А нужен ли ей мужчина, который все время смотрит на сторону в поисках легкой добычи и не умеет держать ширинку застегнутой? Нет, трижды нет! Значит, в конечном итоге Натали сослужила ей добрую службу? Да, приходится признать, что так оно и есть.
И к утру, измучившись ужасными мыслями, тяжелыми воспоминаниями и необходимостью прийти к какому-то выводу по поводу будущих отношений с Натали Стокер, она вдруг успокоилась и решила ничего не менять. Внешне, естественно. Пусть все остается как было. Ее предательское поведение спасло меня от одной ошибки, хотя и причинило боль. Но если смотреть на вещи беспристрастно, то надо признать, что Натали прекрасная тест-система для проверки мужской верности. Только того, который окажется устойчивым к ее чарам, я смогу рассматривать в качестве достойного кандидата в спутники жизни. А иначе придется жить в постоянном напряжении, с ужасом ожидая того момента, когда на горизонте появится другая – более яркая, модная, напористая – и уведет его.
Однако, несмотря на то что голова Изабеллы снова была занята невеселыми размышлениями и воспоминаниями, руки ее проворно работали, умело скрывая следы губительных для внешности эмоций. И не прошло и получаса, как с борта авиалайнера, выполнявшего рейс Балтимор – Лос-Анджелес, среди прочих пассажиров спускались две красивые молодые женщины с ребенком. Одним на двоих.
– Папа! Папа! – закричал Бобби, завидев отца с самой верхней ступеньки трапа, и кинулся вниз, не обращая внимания на попытки матери остановить его.
Сильные руки Рона не дали мальчугану упасть, вовремя подхватили его, подняли высоко в воздух и закружили там, заставив визжать от восторга.
– Ух ты! – закричал восхищенный Рон. – Ух ты! Как ты вырос, сынок! Молодчина! Как же я соскучился, малыш, как я соскучился! – Он прижал мальчика к груди, крепко поцеловал, чуть отодвинув, внимательно оглядел, снова сжал с такой силой, что Бобби негодующе пискнул, и опять принялся кружить и подкидывать, к невообразимой радости сына.
Изабелла медленно спустилась следом за Натали и остановилась чуть поодаль, наблюдая за радостной встречей большого и маленького Брендонов – таких похожих, таких красивых, таких любимых…
Любимых? – переспросила она себя, вспомнив свои ночные размышления и сомнения и отчаянно пытаясь определить свою реакцию. Или в единственном числе будет правильнее?
Так и не придя ни к какому выводу, она подошла к Рону следом за своей так называемой подругой и протянула руку, которую тот схватил и тепло и крепко пожал.
– Ронни, спасибо, что вспомнил и пригласил, – сказала она, не обращая внимания на то, что Натали продолжала безостановочно сыпать словами.
– Изабелла, ты стала еще красивее, – с искренним чувством в голосе ответил он, не сводя с нее восхищенного взгляда.
Краем глаза Изабелла заметила, что Натали слегка передернулась и наконец-то закрыла рот.
– Полно тебе, – засмеялась Изабелла, не отнимая, однако, руки. Пусть помучается, чего я буду о ней беспокоиться, мелькнула мысль. – Впрочем, ты всегда знал, как подольститься к женщине. Похоже, Голливуд не изменил тебя.
Он расхохотался в ответ, едва не ослепив ее блеском белоснежных зубов.
– Если только в худшую сторону, Белль. Как же я рад тебя видеть! Почти так же, как Бобби! – заявил Рон, целуя нежную щеку мальчика с таким многозначительным видом, словно хотел сказать, что этот поцелуй на самом деле предназначался именно ей.
Красивое, ухоженное, искусно накрашенное лицо Натали покрылось, несмотря на слой пудры, зеленым оттенком при этих словах бывшего мужа, и Изабелла, внутренне торжествуя, усмехнулась. Так тебе и надо! – мельком подумала она и обратилась к Брендону.
– И я рада, Ронни! Безумно рада! И видеть тебя, и за тебя. Ты не представляешь, как я удивилась, узнав, что ты такое совершил! Какой потрясающий успех!
– Да, мне повезло, – скромно ответил Рон.
Он еще до сих пор не привык к тому, что то, что началось больше года назад как игра, вдруг превратилось в настоящее большое дело, принесшее ему известность. Отзывы критиков, уже успевших ознакомиться с картиной еще до премьеры, были на удивление единогласными в своей восторженности.
– Но-но, что значит повезло? Уверена, ты вкалывал как проклятый, – заявила Изабелла, кладя руку ему на плечо. – Вон какие мышцы наработал!
Ронни засмеялся.
– Ну нет, это я приобрел совсем в другом месте. Если бы ты знала, Белль, куда только судьба не забрасывала меня за эти годы, что… – Он не закончил фразы и вздохнул, вспомнив, как удрал, не выдержав жизни со стоявшей рядом с Изабеллой женщиной, но тут же переменил тему и оживленно продолжил: – Но что же мы стоим? Лимузин уже ждет. Я снял вам номер люкс в "Беверли-Хиллс-отеле", так что надо спешить, если вы хотите сначала заехать туда и освежиться. – Он кинул взгляд на часы, потом в сторону шоссе и качнул головой. – Нет, так едва ли получится. Ну-ка, Бобби, скажи, ты не устал от перелета? Что скажешь, если мы, как настоящие мужчины, не будем отдыхать, а сразу отправимся в кинотеатр? Осилишь?
– Конечно, – серьезным, взрослым тоном отозвался мальчуган, не сводивший с отца восторженных глаз и крепко державшийся за его шею. – Пусть женщины отдыхают, а мы с тобой поедем по нашим мужским делам.
Все покатились со смеху и весело направились к ожидавшему неподалеку лимузину.
Изабелле казалось, что она пребывает в волшебном сне. Настолько все было необычно, непривычно, даже экстравагантно. И Ронни обращался с ней так внимательно, словно она была его главной гостьей. После просмотра, после продолжительных оваций, которыми удостоились все принимавшие участие в создании картины, когда Изабелла буквально отхлопала себе ладони, он расцеловал зевавшего сына, заметил, что мальчик явно нуждается в отдыхе, и повернулся к ней.
– Но ты, Белль, ты-то, надеюсь, еще не устала? Через час начнется прием, мне бы хотелось, чтобы ты присутствовала. Я тебя со всеми познакомлю, у нас в группе есть весьма интересная публика, клянусь, ты скучать не будешь…
– А я? – немедленно вмешалась Натали.
Рон повернулся к ней, удивленно вскинув брови, словно только что вспомнил о ее существовании.
– Ты? О да, конечно, я был бы рад, но… посмотри, Бобби уже засыпает буквально на ходу. Ему пора в кровать, – твердо заявил он.
– Но, – попыталась возразить Натали, – кто-нибудь мог бы остаться с ним. В конце концов, ты должен был предусмотреть…
Ледяной взгляд Ронни пресек ее на полуслове.
– Извини, что напоминаю, но я тебе ничего не должен. Ты находишься здесь только потому, что являешься матерью моего сына, и я рассчитывал, что ты будешь заботиться о нем во время этого визита, как и подобает матери.
Натали хотела что-то ответить, явно неприятное, но, заметив, что они начинают привлекать любопытные взгляды, сдержалась и проследовала к ожидавшей их машине.
Только оказавшись в отеле, в роскошном номере с двумя спальнями и огромной гостиной, она дала волю своему раздражению.
– Черт бы его побрал! – воскликнула она, не обращая внимания на хныкавшего от усталости сына. – Проклятый эгоист! Мерзавец! Всегда был, есть и будет! Он, оказывается, меня в качестве няньки позвал! – У нее едва пена изо рта не шла от возмущения и ярости.
– Но, Натали, как ты можешь? Он же заботится о Бобби, о сыне! И это, между прочим, не только его, но и твой сын, – попыталась уговорить ее Изабелла, но бешенство Натали лишь возросло от вмешательства подруги.
Она категорически отказывалась признавать доводы разума и тот факт, что ее брак с Роналдом Брендоном был расторгнут через три месяца после рождения их сына. И то лишь потому, что тот не желал, чтобы ребенок появился на свет без отца, полусиротой, так сказать.
– А ты помолчи! – выкрикнула она. – Ишь ты, прикидываешься тихоней и подругой, а мужа моего соблазняешь!