– Да, в последнее время она была какой-то мрачной. – Оливия ухватила его за локоть. – Думаю, она загрустила, оставшись без соседок, но не хотела ничего обсуждать и отказывалась принимать какую-либо помощь. Даже не соглашалась, чтобы мы с Такером помогли ей найти работу. Уж такая она есть. Всегда и всего сама добивается. – Остановившись, Оливия слегка нахмурилась. – Как Констанцо удалось ее уговорить на тебя поработать?
Антонио моргнул. Судя по всему, Оливия даже и не подозревает, что Лаура Бэт беременна.
– Наверное, лишившись квартиры, она осознала, что не в том положении, чтобы привередничать, и ухватилась за первое подходящее предложение.
– Ну, если она тебе действительно не нужна, Такер бы с удовольствием ее взял. Ему как раз нужен человек, разбирающийся в информационных технологиях, с которым он мог бы работать напрямую, доверяя все свои тайны.
– Думаю, это как раз то, что ей надо.
– Я тоже так считаю; он хотел предложить ей эту должность после свадьбы, но она слишком быстро куда-то исчезла. Ладно, теперь мы, по крайней мере, знаем, куда она делась.
– Верно.
У Антонио словно камень с души свалился. Она нужна Такеру.
Вот и замечательно.
Только откуда взялось это непонятное чувство в животе. С чего он вдруг испугался ее потерять? Уж не потому ли, что без нее в доме станет невыносимо одиноко и тоскливо?
Оглянувшись по сторонам, сперва он не смог отыскать Лауру Бэт, а потом заметил, как она непринужденно переходит из одной группы что-то оживленно обсуждающих людей к другой, причем и там и там все мужчины благосклонно ей улыбаются, а она скромно улыбается в ответ.
В нем мгновенно вспыхнула ревность.
– Ну так как, ты готов знакомиться с клиентами?
– Более чем. – Не важно, что делать, лишь бы выкинуть ее из головы.
Следующий час прошел в непрерывном общении с Оливией, владельцами галерей, торговцами антиквариатом и предметами искусства и коллекционерами. И что самое странное, к нему вдруг вернулась прежняя способность непринужденно впечатлять и очаровывать, так что если бы у него была хоть одна работа, которую он мог если не продать, то хотя бы показать, вечер окончился бы настоящим фурором.
Но показывать было нечего, заказов он не принимал и вскоре снова остался наедине с Оливией, только сейчас до конца осознав всю серьезность своего положения.
– Пойду чего-нибудь выпью. Составишь мне компанию?
– Думаю, мне лучше поискать Такера.
Вот и замечательно.
Он может смело идти в бар, заказать скотч и отправляться домой, где сразу же ляжет спать, чтобы не думать, кем он когда-то был, но уже никогда не станет.
– Скотч, – заказал он, пробравшись сквозь толпу довольных собой и вечером людей. – Три порции.
Явно решив, что он заказывает на троих, бармен охотно кивнул. Усевшись за стойку, Антонио случайно заметил застывшую в одиночестве перед картиной Лауру Бэт.
В стотысячный раз пристально ее разглядывая, он уже знал, какие оттенки и полутона использовал бы, реши он все-таки ее нарисовать, чтобы все остальные сумели разглядеть то, что он видел в ней сам. Картина, на которой вновь обращенная от всего сердца влюбляется в искусство.
Черт! Ну зачем он опять думает, как стал бы ее рисовать?
– Ваш заказ.
Мгновенно осушив первый стакан, Антонио поискал в кармане денег на чаевые, бросил на стойку стопку банкнотов и ушел, держа в каждой руке по стакану, целенаправленно удаляясь от Лауры Бэт. Она уже рассматривала другую картину, которая, судя по всему, нравилась ей так же, как и работы Пикассо.
Пристально наблюдая за своей помощницей, Антонио неторопливо поглощал второй стакан скотча, чувствуя, как в нем разгорается желание ее рисовать. И как раз в эту минуту к нему подошел Джейсон Эшбери.
– Я бы хотел оставить вам визитку.
– Извините? – Антонио удивленно моргнул и отставил стакан.
– Никогда не стоит извиняться за хороший напиток, – рассмеялся Джейсон, вручая ему визитку. – Я знаю, вы привыкли к крупным галереям, но, надеюсь, вы и к нам в Аризону заглянете.
Антонио с удовольствием бы съездил в Аризону и устроил бы там выставку, вот только есть одна загвоздка. Ни черта он больше не рисует.
Его взгляд в который уже раз вернулся к Лауре Бэт.
– Приезжайте к нам и, возможно, найдете у нас новое вдохновение.
Пожав на прощание руку, Джейсон ушел, а Антонио снова отыскал глазами Лауру Бэт, которая даже в роскошном платье ухитрялась выглядеть до неприличия невинной. Так может, именно поэтому его к ней так и влечет? Потому что она полная противоположность его покойной жены? И если эта невинность и есть лекарство, что поможет ему вновь взять в руки кисти, к чему противиться вспыхнувшему в них влечению?
Глубоко вдохнув, Антонио пошел к Лауре Бэт.
– Все хорошо?
– А что? По-твоему, женщина не может осматривать галерею в одиночестве?
– Может, но ты беременна, а уже поздно, и тебе еще предстоит вести машину до дома.
Лаура Бэт слегка вздрогнула.
– Видел, как я приехала?
– Видел, как ты выходила из машины.
– Забавно получилось, – рассмеялась Лаура Бэт.
– Смотрелось так, словно ты наслаждалась каждой секундой.
– Именно. – Она глубоко вдохнула. – И мне будет этого не хватать.
– Чего? Барселоны?
– Нет. Нарядов и игры на публику.
– Почему? Тебя еще ждет пара недель в Италии, наряжайся и играй сколько душе угодно.
Но Лаура Бэт лишь головой покачала.
– Не получится. Разглядывая картины и наслаждаясь всем этим великолепием, я вспомнила кое-что из того, о чем думала на свадьбе. Я приняла предложение, как мне тогда казалось, настоящей работы, потому что у меня нет никаких сбережений, а в Нью-Йорке устроиться не получилось. Но тебе я в общем-то совершенно не нужна, а это общество мне чуждо. Пора возвращаться домой.
– Домой в Нью-Йорк или домой в Кентукки? – уточнил Антонио, чувствуя, как внутри нарастает паника.
– В Кентукки. Я отлично понимаю, что с моим образованием там сложно отыскать подходящую работу, но я жду ребенка, и мне нужна моральная поддержка матери. Правда, насмотревшись на одну картину, я вдруг поняла, что у меня было замечательное детство.
– На какую картину?
Она сделала пару шагов вправо.
– Вот эту.
Антонио озадаченно уставился на трех собак, что бежали через низкий кустарник вдоль осеннего пруда.
– И это напоминает тебе о доме?
– Да.
– У тебя была собака? – Антонио попытался найти хоть что-то хорошее среди безудержной тоски.
– Нет, – рассмеялась Лаура Бэт, – но у нас были промозглые ноябри. Стоит лишь холоду войти в силу, и от него нигде невозможно укрыться. Но мои лучшие воспоминания связаны именно с осенью.
Лаура Бэт оторвалась от картины, поворачиваясь к Антонио, и стоило ему только заметить в зеленых глазах отблески далеких воспоминаний, как в нем вновь проснулось желание рисовать. Но на этот раз оно приобрело совершенно новую форму. На этот раз это было не непонятное влечение, не безудержная вспышка желания или строго технический подбор цвета и перспективы, а тихая, спокойная потребность, не несущая в себе ни следа боли или злости. Пришедшее на этот раз чувство было совершенно нормальным и понятным.
– Например? – выдохнул он едва слышно, боясь спугнуть проснувшееся желание творить.
– Например, осенью у меня день рождения, а еще каждый год осенью мы возвращались в школу. – Лаура Бэт улыбнулась, но ее мысли витали где-то далеко в прошлом. – А школа – это встречи с друзьями, новая одежда, футбол, соревнования…
– Звучит неплохо.
– И это действительно было здорово.
– И именно поэтому ты домой и возвращаешься?
– Не совсем. Чем больше я думаю о ребенке, тем больше мне кажется, что я хочу, чтобы, когда он родится, со мной рядом была мама. У меня было замечательное детство, и я хочу, чтобы у моего ребенка оно было не хуже.
– Разумно, – согласился Антонио, не понимая, откуда взялась грусть. Наверное, все дело в том, что их время подходит к концу. Или потому, что он просто обязан хотя бы попытаться ее нарисовать, и, если он не попросит ее об этом прямо сейчас, другой возможности уже не будет. – Я все еще хочу тебя нарисовать.
– Я помню, ты говорил, что это чувство раздражает и не дает покоя.
Антонио нервно рассмеялся.
– Говорил, но сегодня все иначе.
– Неужели?
– Сегодня мне кажется, что я справлюсь.
– Ну уже что-то.
– Верно. – Антонио резко сократил разделявшее их расстояние. – Неконтролируемое желание было всего лишь первым шагом. Растущий внутри тебя ребенок и предстоящее материнство сперва вызывали у тебя противоречивые чувства, но чем дальше, тем сильнее крепнет твоя решимость. То же самое и с моим желанием рисовать.
– Ты серьезно?
– Да, но как же мне все это непривычно… Тем более что это чувство возникает лишь рядом с тобой. – Антонио посмотрел ей прямо в глаза. – Ты готова провести со мной несколько недель? Чтобы я попытался тебя нарисовать?
– Только если позволишь работать твоей помощницей.
Какая же она все-таки настойчивая! Ему сразу же захотелось рассмеяться и поцеловать Лауру Бэт. А ведь она совсем близко… Стоит лишь чуть-чуть податься вперед, и их губы соприкоснутся…
Но однажды он ее уже поцеловал, лишь для того, чтобы вспомнить, что между ними ничего невозможно.
– Я хочу, чтобы мы полностью сосредоточились на портрете.
– Могу я оплатить крышу над головой, отвечая на оставшиеся письма?
Антонио рассмеялся.
– Не стоит. Я хочу, чтобы все было правильно.
Лаура Бэт задумчиво склонила голову набок.
– Хорошо, кажется, я поняла, о чем ты.
На Антонио вдруг нахлынуло какое-то совершенно незнакомое чувство приятия. А еще он вспомнил, что у нее тоже есть определенные потребности.
– А ты знаешь, что Такер хочет тебя нанять, как только ты вернешься домой?
– Нанять?
– Ему нужен человек, который будет работать непосредственно с ним.
– Бог ты мой! Тогда, возможно, я смогу работать из Кентукки.
Полные восторга глаза и сочные губы манили так сладко, что Антонио всерьез задумался, сможет ли держать руки при себе, если станет неделями писать с нее портрет.
Но стоило ему только вспомнить, что она беременна и он не вынесет вида растущего внутри ее ребенка, как все страхи мгновенно отступили. Да и вообще, совсем скоро она вернется в Кентукки. К маме и работе на Такера. Надолго она здесь не задержится. Ему нечего бояться.
Глава 9
Вернувшись в загородный дом Антонио уже на следующий день, Лаура Бэт почувствовала, что на этот раз все неуловимо изменилось. Из противников они неуловимым образом превратились в союзников и теперь совместными усилиями попытаются вдохнуть новую жизнь в талант художника. Но как же непривычно сознавать, что из всегдашней девушки-простушки на вторых ролях она внезапно стала равным партнером всемирно известного художника…
– Ну так как? – спросила она, стоило им только войти в дом. – Готов перебраться в мастерскую?
– Сегодня воскресенье.
– А я думала, для художников вдохновение важнее календаря. Не боишься упустить настроение?
Судя по виду, не боится.
– Может, сперва хотя бы пообедаем?
– А может, сперва хотя бы немного поработаем?
Ухватив Антонио за руку, Лаура Бэт потянула его к мастерской.
– Надо же, – рассмеялся Антонио, – впервые вижу, чтобы ты отказалась поесть.
– Я успела перекусить, пока ты отсыпался в самолете.
Ухватившись за потрепанную ручку ветхой двери мастерской, Лаура Бэт с удивлением почувствовала, как та легко поддается, но удивление длилось не дольше секунды. В конце концов, это родная страна Антонио, и ему здесь нечего бояться. А значит, и двери запирать незачем. И оттого неспособность рисовать еще больше сводила его с ума. Это его дом, его убежище, но оно его подвело и не сумело защитить. После смерти жены он больше ни во что не верил и ни на что не мог положиться. Но теперь появилась она, и все изменилось.
В ней мгновенно вспыхнула гордость. Возможно, она и не слишком многого добилась в жизни, но если ей удастся помочь Антонио вновь себя обрести, это достижение с лихвой окупит все былые неудачи. Даже если об этом никто, кроме них двоих, никогда и не узнает.
Пробравшись сквозь завалы полупустых банок, сломанной мебели и обрывков ткани, они оказались во второй комнате. В мастерской.
Улыбнувшись, она обернулась к Антонио:
– Где мне сесть? Что делать?
– Мы же только с самолета. – Он устало потер лицо. – Дай мне немного прийти в себя.
Лаура Бэт мгновенно уловила пробудившиеся в нем сомнения. Да и чего она еще хотела? Он уже пробовал и не сумел. А второй раз решиться гораздо труднее.
Она немного отступила, показывая, что не собирается на него давить.
– Конечно, как скажешь.
Осмотревшись по сторонам, Антонио порылся в стопке бумаг на обшарпанном столе, а потом вытащил два планшета. Один огромный, а второй не больше обычного блокнота.
– Сперва нужно сделать наброски.
– Хорошо, что мне делать?
– Для начала я просто разомнусь, ловя твои черты и формы.
Лаура Бэт кивнула.
– Я сяду здесь, – он оперся бедром о стол, – а ты – там. – Он указал на стоящий в трех метрах от него стул.
– Там?
– Да. Расслабься, это всего лишь предварительные наброски. Разминка. Прежде чем всерьез взяться за работу, я должен привыкнуть к твоим формам.
Лаура Бэт невольно покосилась на кушетку у окна. Им же обоим будет удобнее, если она устроится на ней! Но Антонио снова указал на стул.
Вздохнув, она послушно повиновалась, но что-то все равно неудержимо тянуло ее к кушетке; и когда Антонио взял в руки простой карандаш, она не выдержала:
– Ты серьезно? Не мел, не уголь? Обычный карандаш?
Вздохнув, Антонио опустил планшет на колени.
– Это разминка!
– Ладно, делай как знаешь.
Когда Антонио все же удалось усадить Лауру Бэт на стул, он почувствовал, что от его сомнений не осталось и следа. Беззвучно молясь, чтобы она наконец-то замолчала и в особенности перестала оспаривать его решения, Антонио схватил карандаш и быстро взялся за дело, надеясь, что она сумеет высидеть хотя бы пять минут.
Когда Лаура Бэт неизящно шмыгнула носом, явно стесняясь его почесать, Антонио отложил планшет и потянулся. Пока что он успел набросать глаза, нос, губы, шею, брови, морщинку на лбу, падающие на висок волосы и один ракурс лица целиком.
– Если тебе нужно почесаться, чешись.
Глубоко вдохнув, она потерла лицо.
– Ну наконец-то!
Антонио посмотрел на часы.
– Надо же, ты высидела целых десять минут и вполне заслуживаешь перерыв. Для не привыкшего к позированию человека десять минут – это много.
Вскочив на ноги, Лаура Бэт встряхнулась.
– Мне приходилось и дольше сидеть неподвижно, но если при этом нечем заняться и не о чем думать, то сидеть действительно непросто.
– Вообще-то я собирался наращивать время постепенно.
– То есть?
– Я думал, что первую пару раз мы ограничимся несколькими подходами по пять минут, в третий раз увеличим время до десяти минут, потом до пятнадцати… Ну и дальше в том же духе. Думаю, идея и так понятна.
– Значит, первый шаг мы пропустили?
– Возможно, оно и к лучшему.
– Можно посмотреть, что ты нарисовал?
Антонио молча протянул планшет.
– Отличная работа, – улыбнулась она. – Мне нравится.
– Это ерунда. Всего лишь проба руки. Как только я привыкну к твоим чертам, перейдем к наброскам того, как я вижу весь образ целиком.
Лаура Бэт счастливо улыбнулась, и от этой улыбки внутри его все так и запело от радости. Глубоко вдохнув, Антонио постарался убедить себя, что радуется тому, что она довольна процессом, а сам он сумел справиться с сомнениями и поборол нерешительность.
– Если ты в состоянии выдержать десятиминутные подходы, то давай сделаем еще два и на сегодня закончим.
– Всего полчаса?
– Именно. Не тебе одной нужно привыкать к процессу.
Усевшись на стул, Лаура Бэт расправила плечи и слегка запрокинула голову.
– Ладно, я полностью в твоем распоряжении.
Антонио снова взялся за карандаш, затем они оба немного передохнули, поработали еще десять минут и пошли обедать. Потом, оставив Лауру Бэт у бассейна, он отправился к отцу; они на удивление мирно пообщались. Вместо того чтобы продолжить разговор с того места, где он оборвался в Барселоне, Констанцо спокойно извинился, сказал, что устал, и ушел к себе.
На следующий день Лаура Бэт легко высиживала по пятнадцать минут позирования, а еще через день вполне сносно справилась и с двадцатью минутами, хотя столь длительное время далось ей уже не так просто.
Антонио раз за разом рисовал лицо, кисти рук, стопы, плечи, снова лицо, все больше погружаясь в ритм женственных изгибов, буквально чувствуя, как с каждым новым наброском возрождается к жизни его прежнее "я". Но торопить события он не пытался, старательно избегая что-либо чувствовать к процессу и тем более к самой модели. Вместо этого он просто раз за разом брал в руки карандаш и набрасывал все новые и новые штрихи и линии.
На следующее воскресенье в Италию заглянули Рики с Элоизой, и он уговорил Лауру Бэт прерваться и навестить друзей.
А в понедельник утром она снова пришла в его мастерскую, и Антонио, переполненный страхом и предвкушением перед новым этапом, старательно разложил карандаши.
– Теперь мы будем работать над возможными позами.
– Значит, теперь я должна не просто спокойно сидеть, но сидеть определенным образом.
Антонио заглянул в так и лучащиеся энтузиазмом зеленые глаза.
– В общем, да.
На этот раз Антонио отвел ее к окну, показал, как расставить ноги, сложил ей руки на животе и вернулся на свое место.
Взявшись за работу, он раз за разом пытался оживить ее образ на бумаге, но у него ничего не вышло. Наверное, все дело в том, что он слишком хорошо понимал, чего пытается добиться. Того задумчиво-отстраненного взгляда, что не давал ему покоя, но он лишь мелькал и исчезал вновь, не давая себя ухватить.
Вздохнув, Антонио отложил карандаш.
– Давай немного отдохнем.
– Неужели уже полчаса прошло?
– Двадцать минут, но я не могу уловить то, что мне нужно, так что предлагаю прерваться, а потом снова попробовать.
Десять минут спустя они повторили попытку, но не успел он еще ничего нарисовать, как снова отложил карандаш.
– Свет неправильный.
– Плохо. – Она слегка сдвинулась.
– Очень. Ладно, не важно, давай просто оставим это на завтра, а сейчас… – Антонио задумчиво огляделся по сторонам. – Давай попробуем усадить тебя на кушетку.
Послушно перебравшись на кушетку, она без каких-либо дополнительных инструкций уселась к нему спиной и оглянулась через плечо, и Антонио мгновенно вспомнил, как она тогда лежала на кровати в полотенце, а за этим образом сразу же последовал тот, который он хотел запечатлеть на полотне. Завернутая в шелк женщина, с обнаженной спиной, крутой изгиб бедра, невинный взгляд…