– В то утро мама расстроилась из-за моей ссоры с отцом. Я не должен с ним спорить, сказала она мне. Я пошел вместе со всеми на завод, но когда отец занялся делами, убежал в школу. Во время второго урока вдруг раздался взрыв, от которого вылетели стекла в школьных окнах, и я увидел пламя над заводом. На несколько секунд я оцепенел, а потом ноги сами понесли меня туда.
– Кто тебя спас?
– Я не знаю. Я остановился почти у самого входа, потому что было нестерпимо жарко. На меня что-то упало, и дальше – мрак. Очнулся в больнице в Стамбуле. Ужасно болела спина. Я хотел умереть. Меня разыскал Мехмет. Он прочитал в газете статью о деревне, стертой с лица земли, о мальчике, лишившемся семьи и находившемся на волосок от гибели. Он добился, чтобы меня осмотрели лучшие специалисты. Каким-то образом – сами врачи называли это не иначе как чудом – мое состояние постепенно стабилизировалось. Не знаю, сколько я перенес операций по пересадке кожи.
Эмбер передернуло. Это могло бы подкосить и взрослого человека, не говоря уже о маленьком мальчике, оставшемся без семьи.
– Мехмет – хороший человек.
Кадар перевернулся на живот, положил голову на скрещенные руки, открыв испещренную шрамами спину, чего раньше никогда не делал. Эмбер захлестнула теплая волна благодарности оттого, что он стал ей доверять, хотя от его рассказа кровь стыла в жилах.
– Самый лучший человек. Он занимался моим образованием, пока я не встал на ноги и не начал жить самостоятельно. Но и после этого Мехмет всегда был готов оказать мне поддержку. Мне необыкновенно повезло.
Эмбер нежно поцеловала его плечо в том месте, где начинался шрам. Кадар напрягся, но почти сразу расслабился.
– Тебе по-прежнему больно?
– Некомфортно. Кожа всегда находится в натянутом состоянии.
Значит, все равно болит. Возможно, эта боль – ничто по сравнению с той, которую пришлось перенести за годы операций, но тем не менее – это боль! И жить с ней каждый день… Она едва слышно вздохнула.
– О чем вздыхаешь? – спросил Кадар, переворачиваясь на бок и приподнимая ее подбородок.
– Пытаюсь понять, – ответила она. – После того, что тебе пришлось пережить, как ты додумался до производства фейерверков? Подозреваю, что не меньше половины жителей городка работают на твоем предприятии. Что, если что-нибудь подобное произойдет здесь?
– Это исключено. Конечно, от случайностей никто не застрахован, но на моем предприятии строго выполняются все меры безопасности. Иначе говоря, что зависит от меня и каждого работника, мы делаем, а все остальное – не в нашей воле. И никакого детского труда.
Ладонь Кадара легла на шею Эмбер, он стал перебирать пальцами ее волосы и медленно окинул взглядом от макушки до пят, словно вбирал ее в себя. Кожа на голове женщины словно наэлектризовалась, все чувства обострились. Тлевший в ней огонь вспыхнул, и ее вновь охватил голод, который был способен утолить только Кадар.
– Разве не очевидно, что лучше сможет позаботиться о людях тот, кто знает, что на кону стоит их жизнь?
Кадар погладил набухшие соски Эмбер, отчего по ее груди побежали мурашки, а затем склонился над ней. У Эмбер уже не в первый раз мелькнула мысль, что это настоящее безумие. Однако сил устоять у нее не было. Их губы слились в поцелуе. Она успела только подумать, что Кадар прав: никто не сможет позаботиться о людях лучше, чем человек, который знает, что значит лишиться тех, кого любишь.
* * *
Кадар лежал под мягким мерцанием звезд на потолке и слушал ровное дыхание Эмбер. Ее голова лежала на его плече, волосы рассыпались по подушке золотистым покрывалом, кожа отливала перламутром.
Кто она, эта женщина, случайно вошедшая в его жизнь, но уже успевшая пустить в ней корни? Что заставило его раскрыться перед ней и рассказать то, что было известно только самым близким друзьям – Золтану, Бахиру и Рашиду – и, конечно, Мехмету?
Прежде он никогда не задумывался о детях. Словно эта сторона жизни его не касалась, но стоило ему увидеть девочку на коленях Эмбер, как Кадар представил эту женщину с ее ребенком, правда, почему-то черноволосым.
Почему он вообще об этом подумал?
И почему оставшихся дней ему кажется мало? Ведь он привык, что женщины у него задерживаются не дольше нескольких часов. Почему при мысли о том, что предстоит посадить Эмбер в самолет, который доставит ее на родину, ему становится тяжело дышать, а грудь словно стягивает обручем?
Он хочет, чтобы Эмбер уехала.
Хочет вернуть прежнюю жизнь.
Все это время он думал только об этом.
И все же…
Кадар смотрел, как она спит. Такая красавица не затерялась бы и в гареме. Если не женой, то любимой наложницей султана она была бы точно.
А сейчас она принадлежит ему…
Нет. Султану необходимо продолжать свой род. Ему нужен сын, а еще лучше сыновья, чтобы было кому передать власть.
А Кадару это не нужно.
Семья – последнее, о чем он мечтает. Если нет семьи, то некого терять.
Кадар осторожно убрал ее голову с плеча. Эмбер вздохнула и повернулась на бок. Она не проснулась, пока он взбивал подушку и проклинал сон, который никак не желал приходить.
Безумие.
Он не султан, у него нет наложниц, и все, что ему нужно, – это вернуться к прежней жизни, где по ночам не одолевают тревожные вопросы.
Все вернется в свою колею. Как только Эмбер отправится домой.
Глава 11
Эмбер наслаждалась жизнью в долине. Все свободное время Кадар проводил с ней, знакомил с местными достопримечательностями. Он показал ей другие пещеры, где в старину пастухи находили укрытие. Эмбер и Кадар вместе шагали по тропам, в древние века служившим торговыми путями. Тропы эти приводили их к старинным церквям, вырубленным в скалах, к римским гробницам и акведукам.
Сегодня небо заволокли тучи, обещающие снег. Эмбер ждала его с нетерпением. Пригород Мельбурна, в котором она жила, был расположен слишком низко относительно уровня океана, а в горах, где можно увидеть снегопад, молодая женщина никогда не была. Удивительно: чтобы увидеть снег, ей пришлось приехать в Турцию. Еще одно воспоминание.
Да уж, воспоминаний ей хватит на целую жизнь…
– Ты впервые в роли экскурсовода, – пошутила Эмбер, когда они обходили подножия высоких острых скал, которые Кадар назвал сказочными замками. В этом человеке переплелось множество противоречивых черт, и каждый день она открывала в нем что-то новое. Кадар как будто позволил себе оттаять, стал более открытым и разговорчивым.
– Раньше Мехмет часто гулял здесь со мной, – рассказывал он. – Стоило мне отчаяться или подумать о том, насколько несправедлива и жестока жизнь, как он привозил меня сюда, и мы вместе бродили по этим тропам. Мехмет рассказывал, здесь не всегда была долина. От скал, иссушенных ветрами, отваливались каменные глыбы, но они все равно продолжали упрямо стоять. Он внушал, что все зависит от меня: либо я сдамся и меня унесут жизненные шторма, либо выйду победителем.
– И ты вышел победителем, – с уважением заметила Эмбер. – Мехмет может тобой гордиться.
– Я никогда не смогу отплатить ему за все, что он для меня сделал.
Кадар стоял под низко нависшими облаками, холодный ветер трепал его смоляные волосы, и в эту секунду она понимала его как никогда. Он не мог не выйти победителем из схватки с жизнью. Такого человека жизненные трудности не ломают – закаляют. Он сделал свой выбор.
Эмбер чувствовала, как ее наполняет восхищение.
Но только ли восхищение?
Когда на землю начали падать первые снежинки, она от всей души пожелала, чтобы уважение и восхищение остались единственными чувствами, которые вызывает в ней Кадар. Куда делось возмущение по поводу того, что он назвал ее воровкой? Сейчас она испытывает к нему самые теплые чувства, и они становятся сильнее с каждым днем, не говоря уже о том, как хорошо ей с ним в постели.
И это не вовремя и некстати. Она приехала в Турцию вовсе не в поисках отношений, хотя ей довелось случайно познакомиться с одним из самых замечательных мужчин на свете. И, конечно, она приехала сюда не в поисках любви.
Чертовски жаль! Ведь она встретила на своем пути…
О боже!
Эмбер отвернулась, чтобы Кадар не увидел шок на ее лице и не поинтересовался, что случилось.
Пошел снег, но она почти не замечала его, хотя ждала снегопад с нетерпением ребенка. Ею овладели совсем другие мысли, которым вторило беспорядочное, взволнованное биение сердца.
Проклятье, что с ней случилось? Как она допустила это?!
Кадар взял ее за руку и повернул лицом к себе.
– Снег идет! – воскликнул он.
Эмбер призвала на помощь свою самую лучшую улыбку:
– Я знаю.
Он поднес руку к ее лицу, смахнул слезинку со щеки и нахмурился:
– Почему ты плачешь?
Она покачала головой:
– Я так счастлива, что самой не верится.
– Ты такая красивая, когда снежинки дрожат на твоих ресницах, – неожиданно сказал Кадар, наклонился и поцеловал ее. Эмбер пыталась изобразить радость, а в мыслях у нее крутилось только одно: "Нет! Это невозможно! Невозможно!"
Снегопад усилился, и почти сразу пейзаж стал белым.
– Поехали, – скомандовал Кадар. – Нам пора. Ты не видела еще кое-что.
* * *
У входа в Лунный павильон они стряхнули с одежды снег, а зайдя внутрь и оказавшись в благодатном тепле, разделись. Кадар взял большую связку ключей и провел ее в запертую комнату, которую ранее не показывал. Комната была похожа на залы в стамбульских дворцах – в ней стояли стеклянные витрины, в которых были выставлены предметы старины. Студенты ближайшего к долине университета составили их опись на турецком, арабском и английском языках.
Едва они вошли, как Кадару позвонили. Он извинился и ушел. Эмбер кивнула и рассеянно улыбнулась. Она не против побыть в одиночестве.
В витринах были выставлены изумительные по качеству шелковые халаты с каймой из золотых нитей, прекрасные образцы гончарного искусства и, разумеется, разнообразные украшения. Конечно, здесь было меньше экспонатов, чем в Топкапы и Долмабахче, но это нисколько не умаляло их красоты.
А затем Эмбер увидела это.
Несколько секунд она не могла поверить своим глазам.
Один из браслетов был как две капли воды похож на ее браслет.
Неужели существует еще один точно такой же? И он драгоценный? Она всегда считала, что это дешевое украшение, которое прапрапрабабка купила на уличном базаре.
Ну ничего себе!..
Эмбер прочитала краткое описание: "Браслет из золота, украшенный драгоценными камнями – рубином, сапфиром, изумрудом и ляпис-лазурью. Изготовлен в девятнадцатом веке. Согласно дворцовым документам один из двух браслетов, которые были подарены султаном любимой наложнице. Личность наложницы и местонахождение второго браслета неизвестны".
По спине Эмбер побежали мурашки. Ноги словно приросли к полу. Ей было известно, где находится второй браслет. Он в потайном кармане ее рюкзака, а тот преспокойно лежит в спальне, которую она делит с Кадаром.
В комнате, где более ста шестидесяти лет назад другая Эмбер делила ложе с султаном.
В этом дворце!
Она нашла следы прапрапрабабушки!
Так, значит, та Эмбер была любимой наложницей султана, а этот браслет – его подарок. Один она увезла домой, а другой оставила здесь.
Но почему она уехала в Англию, если любила султана?
Вопросы множились в геометрической прогрессии. Эмбер читала пояснения, искала хоть какой-нибудь намек, который подскажет ей ответы, но сверкающие драгоценности молчали.
Стоило Эмбер осознать, что ее безделушка на самом деле бесценная вещь, как ее охватил страх.
Как она сумеет покинуть Турцию с браслетом? Конечно же, его обнаружат и все решат, что…
– Нашла что-нибудь интересное?
Эмбер вздрогнула. Оказывается, она настолько погрузилась в свои мысли, что забыла о Кадаре, а тот, похоже, закончил телефонный разговор и вернулся к ней. Давно он за ней наблюдает? На какую-то долю секунды она заколебалась, рассказать ему или нет, как нашла в Англии браслет своей прародительницы на чердаке, а точную его копию – здесь.
Впрочем, Эмбер тут же отбросила эту мысль, потому что вспомнила: Кадар еще не до конца ей доверяет. Она только подтвердит его опасения на ее счет.
А если он решит, что она украла браслет? Пусть лучше он ничего не узнает. Никогда.
– Потрясающие драгоценности, – ответила Эмбер, стараясь говорить как можно небрежнее, и отошла от витрины с находкой, которая неизвестно чем теперь могла обернуться. Несомненно было одно: ничем хорошим.
– Какие именно?
– Да они все изумительны. – Она пожала плечами. – И я хочу взглянуть, что находится в витрине с другой стороны.
Надо поскорее выбираться из этой комнаты и убедиться, что ее браслет по-прежнему надежно спрятан и Кадар на него не наткнется.
Впервые за несколько дней Кадар почувствовал неладное. Вообще-то ему было все равно, покажет Эмбер, что ее поразило, или нет. Он заметил ее странную неподвижность, заметил, как она невольно сжимает кулаки, будто борется сама с собой.
Кадар не сомневался, что именно потрясло ее до такой степени. Из всех экспонатов в дворцах Стамбула наибольшее восхищение у нее вызвали ювелирные украшения.
Только что ее глаза блестели от… жадности?
Он ощутил разочарование.
Но откуда взялось разочарование? Он же подозревал ее в воровстве.
Когда он пересмотрел свое мнение?
Прошлой ночью, понял Кадар. В тот самый момент, когда он не стал связывать руки Эмбер, чтобы заняться с ней любовью. И ее не передернуло от отвращения. Она нежно касалась его искалеченной спины. Он был уверен: она не притворяется. Он почувствовал бы фальшь.
В те минуты Эмбер была женщиной, которая если не покорила его сердце, то пленила ум.
Было так приятно потом просто держать ее за руки. Эмбер, а не какую-то другую женщину. Эмбер, с которой ему так хорошо в постели. Эмбер, с которой ему было просто хорошо.
Кадар не забыл о своих шрамах (вряд ли он когда-нибудь сможет о них забыть), но впервые в жизни, занимаясь любовью, ему было все равно.
Он следил за тем, когда Эмбер обходит витрину, чтобы взглянуть на выставленные экспонаты с другой стороны, как она проводит пальцами по деревянной раме, как читает аннотации и движется дальше. И при этом Эмбер была воплощенная невинность, хотя Кадар видел ее сосредоточенно нахмуренные брови и чувствовал напряжение, которое выдавали плотно сжатые губы женщины.
Что происходит у нее в голове?
Вдруг Эмбер улыбнулась ему теплой улыбкой, способной осветить все закоулки его души. Улыбкой, на которую знакомо отреагировало его тело.
Что в ней такого? Кадар уже не в первый раз задал себе этот вопрос. Они провели вместе несколько дней и ночей, но чувственный голод, разбуженный ею на рынке специй, не желал утоляться. Наоборот, по необъяснимой причине он стал сильнее.
И впервые в жизни Кадар жаждал ошибиться.
Он страстно желал, чтобы Эмбер не была воровкой.
Ему не может безумно и необъяснимо нравиться человек, способный на такую низость.
Пусть этот дворец не Топкапы и сигнализация здесь не столь совершенная, но Эмбер не удастся завладеть ни одной вещицей.
Пока он несет за нее ответственность.
Еще три дня, сказал себе Кадар. Еще три ночи, чтобы насладиться ею. Потом она уедет, а его жизнь потечет по прежнему руслу.
Почему мысль об этом не приносит ему облегчения?
Когда ночью они лежали в постели, Эмбер неуклонно возвращалась мыслями к прапрапрабабушке. Она тоже ходила здесь из одной комнаты в другую, спала на этой самой кровати и смотрела на те же звезды на потолке. Эмбер казалось, что она ощущает ее присутствие везде.
Неужели султан так же пожирал взглядом ту, другую Эмбер, как сейчас и Кадар, и его глаза так же обжигали черным пламенем?
Неужели султан, как и Кадар, с благоговением касался той женщины, снимая с нее одежды, превращая прикосновения в сладостную пытку, обострявшую все чувства?
Но сегодня сладостной пытки не было. Этой ночью в спальне незримо присутствовала тень прапрапрабабки, что-то нашептывающая в темноте, и Эмбер не могла полностью отдаться страсти.
В Кадаре тоже ощущалось напряжение. Его челюсти были плотно сжаты, в движениях чувствовалась сдерживаемая ярость. Он будто за что-то наказывал ее.
Или самого себя.
Даже воздух был тяжелым и словно искрил от пробегавших между ними разрядов. Эмбер казалось, что со всех сторон ее окружают призраки, надвигаясь, загоняя в ловушку. Разрозненные мысли бежали все стремительнее, и вместе с ними нарастал ее страх. Кадар. Браслет, который она любым способом должна увезти домой.
Любовь…
Это был самый большой страх.
Взлететь Эмбер так и не смогла. Кадар глухо простонал, и его тело начала сотрясать крупная дрожь. В стоне не слышалось торжества, но какая-то мука, болью отозвавшаяся в сердце Эмбер.
К ее глазам подступили непрошеные слезы.
– Эмбер? – Кадар обнял ее и прижал к себе. Его нежность резко контрастировала с тем, что только что происходило, и это усугубило ее терзания. – Я сделал тебе больно?
– Нет, – солгала молодая женщина.
Он поцеловал ее в лоб, в кончик носа, в подбородок и коснулся губ в таком легчайшем поцелуе, что Эмбер показалось, будто ее задели крылья бабочки.
– Что не так?
Его теплое дыхание ласкало ей кожу. Эмбер вдохнула запах Кадара, желая навсегда сохранить его. Это напомнило ей, что до расставания осталось не так много времени, и она почувствовала себя несчастной.
– Ничего. – Эмбер шмыгнула носом. – Все не так.
Кадар убрал волосы с ее лба – влажные, потускневшие пряди, прилипшие к разгоряченной коже.
– Что именно?
Она лихорадочно размышляла, как объяснить причину своих слез.
– Наверное, все-таки ничего.
– Поняв, что твоя экскурсия не состоится и деньги потеряны, ты не плакала. Мне казалось, тебя не так-то просто довести до слез.
Разве она может признаться ему, что влюбилась? Рассказать о браслете, который лежит в рюкзаке и является точной копией одного из музейных экспонатов?
Эмбер облизнула губы:
– У меня была причина для поездки в Турцию.
Причина, о которой я тебе не говорила. Просто потому, что мне это казалось не важным.
И незаметно для себя самой Эмбер поведала Кадару историю своей прапрапрабабушки.
Кадар внимательно слушал, а она рассказывала об истрепанном и местами выцветшем дневнике, который нашла на чердаке и из которого узнала об экзотических местах, пленивших воображение Эмбер Брейтуэйт. О вырванных листах, словно написанное там было слишком личным, настолько, что записи уничтожили.
– Как дальше сложилась ее жизнь? – поинтересовался он.
– В конце концов Эмбер вышла замуж за местного жителя. У нее было много детей, она прожила долгую жизнь и, насколько я знаю, больше не путешествовала.