Виктор привалился спиной к перилам и оперся о них локтями.
- Восемьсот рублей за фиктивный брак? - Теперь Таня явственно слышала в его голосе усмешку. - Не слабо.
Она смотрела на распускающиеся в небе шары и с замиранием чувствовала на себе пристальный взгляд своего спутника.
- И ты заплатишь?
- А как же, - сказала она упрямо, смахнув со щеки предательскую слезу. Таня начала жалеть, что все ему рассказала. Не хватало еще, чтобы он смеялся над ней! - Ты все равно не поймешь, - добавила она с прорвавшейся в голосе злостью. - Откуда тебе. Ну ладно, я пошла, будь здоров.
- Погоди. - Виктор оттолкнулся от парапета и, держа руки в карманах джинсов, встал перед ней, загородив дорогу. - Какой смысл отдавать восемьсот рублей, когда это можно сделать бесплатно.
- Бесплатно и прыщ не вскочит, - брякнула она услышанную от Зинаиды фразу.
- Это уж точно, - засмеялся Виктор и еще ближе подошел к девушке, оглядывая ее с ног до головы, словно увидел впервые.
У Тани по спине пробежал холодок, она вся напряглась, но осталась стоять на месте.
- Фиктивный брак ты можешь заключить и со мной. Какая тебе разница.
Его шоколадные глаза смотрели, казалось, прямо ей в душу и все там переворачивали. Едва взглянув на него, она снова потупилась.
- А сам-то ты что будешь иметь от этого? - хрипло проговорила Таня.
Вместо ответа он молча положил руку ей на талию. Таня вздрогнула.
- Я до сентября все равно буду торчать в Москве, свободного времени полно, вот и займусь твоей пропиской.
- Ты сказал, что можно бесплатно…
- Ну, в том смысле, что мне не нужны от тебя деньги. - Виктор притянул ее к себе.
Таня ощутила его напрягшуюся плоть, прижимавшуюся к ее животу, и ее бросило в жар. Она уже с трудом могла соображать. Глаза ее были устремлены на небо, где вспыхивали огни салюта, но она не видела их. Все ее чувства сосредоточились на новых, странных и жутких ощущениях. Рассудком она понимала, что ей надо бы сейчас вырваться, но все силы уходили лишь на то, чтобы не потерять нить разговора.
- Все-таки я не понимаю…
- Еще не поняла?
- Нет.
- Не притворяйся. - Он еще теснее прижал девушку к себе. Его губы оказались в головокружительной близости от ее рта. - Я прошу только одну ночь, - шепотом добавил Виктор. - Одну. Больше ничего.
Конечно, она уже догадалась, и все же растерялась от его слов. Мысли пришли в невообразимое смятение. В странно опустевшей голове эхом отдавались разрывы салюта.
Отпустив ее, Виктор достал из заднего кармана маленькую записную книжку и шариковую ручку. Написал несколько цифр, свое имя, затем вырвал листок из книжки и сунул в Танину ладонь.
- Все будет нормально, не бойся. Получишь московскую прописку и сэкономишь восемьсот рублей.
Упоминание о деньгах привело Таню в чувство. Она задохнулась от внезапного гнева. "Самодовольный нахал! - мысленно закричала она. - Чего захотел!"
- Ладно, подумаем, - задрожавшим голосом сказала она и положила листок в кармашек платья.
- Что тут думать! - Виктор смотрел на нее все с той же легкой усмешкой. - Считай, что за одну ночь ты получила восемь сотен и прописку в придачу.
- Нахал! - Она едва сдерживалась, чтобы не перейти на крик. - Так я и согласилась! Дуру нашел!
Он снова привалился к парапету.
- Ишь, губы раскатал! - Она показала ему кукиш и нарочито громко рассмеялась. Потом повернулась и быстро пошла назад, к Нескучному.
- Телефончик не потеряй, - крикнул он ей вслед.
Таня шагала по набережной, стараясь унять дрожь. Тысячи бессвязных мыслей проносились в голове. В какие-то моменты ей начинало казаться, что вариант, предложенный Виктором, не так уж и плох, и она замирала от предчувствия чего-то необыкновенного, что должно было прийти вместе с первой интимной близостью. Но уже через минуту Таня кляла себя за то, что распустила язык перед посторонним человеком, к тому же нахалом и мерзавцем, у которого на уме одни только гнусности. Она готова была провалиться сквозь землю от стыда. Нет, лучше все-таки заплатить деньги.
На следующий день они с Раисой поехали договариваться насчет фиктивного брака. Будущий Танин "муж" Анатолий Евгеньевич, как его называла Раиса, жил в коммунальной квартире на Сущевском валу. Когда приятельницы в сопровождении соседки вошли в его комнату, он сидел у заставленного грязной посудой стола и чистил воблу. На вид ему было лет тридцать. Тане он сразу не понравился. Какой-то дряблый, белесый, с выпирающим животом. Нечесаные сальные волосы торчали в разные стороны. Пухлые щеки придавали ему сходство с хомяком. Одет он был по-домашнему - в майку и разорванные на коленях тренировочные штаны.
С первого же взгляда стало ясно, что он нетрезв. Соседка набросилась на него с криком, требуя, чтобы он сейчас же вытер за собой лужу в туалете. Анатолий Евгеньевич погнал ее из комнаты. После ожесточенной перепалки женщина вышла, громко хлопнув дверью. А хозяин, чертыхаясь, нетвердой походкой вернулся к столу.
Когда Раиса назвала ему сумму в восемьсот рублей, он вытаращил на нее глаза и заявил, что договаривались на полторы "штуки". И это, по его словам, было недорого, с Валерии он "слупил" все две! Между ним и Раисой начался торг. В течение почти всего их разговора Таня молчала, растерянно переводя взгляд с пьяного хозяина на неприглядную обстановку - батарея пустых бутылок у стены, порыжелая от солнца газета, которой было завешено окно, ветхие клочья обоев… Нет, не нравилось ей здесь, а особенно не нравился фиктивный муж. Но, похоже, выбора не было. Если она хочет успеть до пятнадцатого августа, то надо довольствоваться тем, что есть. Тем более он согласился в конце концов на восемьсот рублей.
В тот же день Таня позвонила в Тюмень. Мать вначале была против задуманной дочерью авантюры, но Тане удалось привлечь на свою сторону московскую тетку, и они совместными усилиями убедили ее, что хуже от этого замужества не будет, зато появится шанс попасть в заветное училище. Кончилось тем, что мать согласилась выслать деньги, наказав тетке взять это дело под свой контроль.
Узнав об этом, Таня сразу же помчалась к "жениху", чтобы убедить его завтра с утра, не откладывая, подать заявление в ЗАГС.
Приехала она к нему вечером одна, без Раисы. На этот раз Анатолий Евгеньевич держался на ногах довольно уверенно, хотя от него по-прежнему разило водкой. Пропустив Таню в комнату, он почему-то выключил единственную лампу под потолком. Комната потонула в сумерках. Потом мужчина выглянул в коридор и, вернувшись, запер дверь на щеколду.
- Садись. - Подмигнув Тане, он указал взглядом на кровать, служившую, по-видимому, также и диваном.
Она осторожно присела на краешек. Он плюхнулся рядом и сразу попытался схватить ее за плечи. Таня отодвинулась.
- Ты чего, дуреха? - зашептал он, обдавая ее водочным перегаром. - У нас же с тобой серьезное дело.
- Но это не значит, что вы можете меня лапать.
Он хмыкнул и снова придвинулся к ней.
- Дурочка неопытная, слушай, что я тебе говорю. Бабы, которые вступают в фиктивный брак, должны переспать со своим мужем, хоть бы и фиктивным! Так заведено, пойми. Без этого фиктивные браки не делаются.
- Почему не делаются?
Он схватил ее за руку и крепко сжал пальцы. Таню пробрала дрожь.
- Дура, пойми, за такие вещи женщина всегда должна платить натурой! Я же с тебя беру восемь сотен, всего-навсего. Где ты другого такого дурака найдешь, который за какие-то паршивые восемьсот рэ займется этой волокитой?
- Отпустите мою руку, Анатолий Евгеньевич! - потребовала Татьяна.
- Я прописывал бабу с Кавказа, так она мне три "штуки" выложила и жила со мной, сколько я хотел, коньяком поила, а потом еще других баб привезла, и они тоже мне давали…
От страха и отвращения желудок у Тани сжался в комок.
- Не держите меня. - Она попыталась вырвать руку. - Отпустите!
Он опрокинул ее навзничь и липкой, пахнущей селедкой ладонью зажал ей рот. Таня задохнулась от подступившей к горлу тошноты, изо всех сил замолотила кулачками по его голове и плечам.
- Не рыпайся, детка, - хрипнул "жених". - Должен же я получить с тебя аванс…
Он принялся расстегивать пуговицы на Таниной блузке. Обнажив ей грудь, он стиснул ее, затем его рука поползла вниз по животу… Таня начала извиваться, дергать головой, стараясь высвободиться от зажимавшей ей рот вонючей ладони.
В тот момент, когда это ей наконец удалось, ее вырвало. Прямо ему на лицо, так что "жених" даже замер от неожиданности. Воспользовавшись его замешательством, Таня спрыгнула с кровати.
- Стой, дура!
Но она была уже у двери. Одним ударом выбила щеколду и выскочила в коридор.
В общежитие Татьяна вернулась бледная, с покрасневшими глазами. Никому ничего не сказав, не выпив даже предложенный Зинаидой чай, сразу нырнула под одеяло. В ту ночь она дала себе слово, что ни минуты больше не останется в Москве, завтра же соберет вещи и уедет.
Но весь следующий день девушка провела в постели. Придя в себя после вчерашнего, она уже более спокойно обдумала ситуацию. "Неужели алкаш прав, и заключение фиктивного брака требует еще и интимной близости, как в настоящем браке? - рассуждала Таня. - А может, и правда без этого нельзя? Главное, что посоветоваться не с кем…" Раисе она не решилась рассказать о домогательствах "жениха", зная, что та вполне спокойно отнесется к этому. Они с Зинаидой каждый вечер ходят к мужчинам, для них это обычное дело. Но Таня, в отличие от них, никак не могла смириться с этим! Все в ее душе восставало против связи с мерзким жирным типом.
К вечеру она решилась. "Я ничего не добьюсь в жизни, если буду такой недотрогой, - твердо сказала она себе. - Надо использовать любой, даже самый маленький шанс, чтобы выбиться в люди!" Но, конечно, к алкашу она шагу больше не сделает. Ее мутило от одной только мысли о нем.
Глотая невольно выступившие слезы, она вошла в телефонную будку. Расправила бумажку с номером. Потом сняла трубку и несколько раз повернула диск…
Она сразу узнала голос Виктора.
В ответ на его многократное "алло", Таня лишь тяжело дышала в трубку. Наверное, он догадался, кто это, потому что тоже умолк.
- Это Виктор? - наконец произнесла она, и голос ее предательски дрогнул.
Церемонию бракосочетания Татьяна почти не помнила. В памяти сохранился только ярко освещенный зал с люстрами, ковровая дорожка, по которой они с Виктором подошли к столу, и пожилая женщина в строгом темно-синем костюме, сделавшая соответствующие записи в книге регистрации браков.
Еще ей запомнился паспорт Виктора. Она листала его в тот день, когда они ходили относить заявление в ЗАГС. Оказалось, что в свои двадцать три года он успел жениться, произвести на свет ребенка и развестись. Конечно, это было не ее дело, но она все же поинтересовалась, как это он так быстро разочаровался в жене.
- Она была шлюхой, - коротко ответил Виктор.
Таню поразила горечь, проскользнувшая в его голосе.
- Ну что, полюбовалась на мои штампы? - буркнул он, отбирая у нее паспорт. - Скоро и в твоем будут такие же.
Но особенно отчетливо врезался ей в память тот мглистый августовский вечер с мелким сеющим дождем, когда Виктор явился в общежитие получать с нее "долг". Свои обязательства он выполнил. Штамп московской прописки уже стоял у Тани в паспорте.
В комнате, кроме них, была еще Зинаида, так что принесенную им бутылку вина распили "на троих".
Стараясь не показать виду, что она взволнована и безумно боится, Таня вела себя развязно, часто и беспричинно хохотала.
- Ладно, пойдем, - сказал наконец Виктор. - На четвертом этаже есть свободная комната. Я договорился с мужиками, она всю ночь будет наша.
Зинаида приподнялась на кровати и понимающе подмигнула.
- Первая брачная ночь? - сипло хохотнула она, плеснула себе в стакан остатки вина и залпом выпила.
С Тани мгновенно слетел весь ее апломб. Дыхание перехватило. Она сидела ни жива ни мертва.
Виктор шагнул к ней и взял за руку.
- Пойдем, - повторил он. В его голосе зазвучали стальные нотки.
Таня поднялась. Ног она почти не чувствовала. Вдобавок кружилась голова, перед глазами прыгали круги.
- Не забудь потом подмыться! - крикнула толстуха, когда Виктор вел Таню к двери.
В комнате, куда он почти внес цепенеющую от страха девушку, оказались вывернутыми все лампы. Пришлось довольствоваться проникающим с улицы светом фонаря.
В сумерках тускло блестели металлические спинки четырех кроватей с одними только матрацами. Еще был стол у окна, накрытый газетой, на которой чернела шелуха от семечек и стоял пустой стакан, отбрасывавший длинную тень.
Пропустив Таню в комнату, Виктор запер дверь на задвижку.
- Выбирай любую. - Он кивнул на кровати.
- Чего ты распоряжаешься, - сквозь зубы пробурчала Таня. - А, может, я не захочу? Может, я вообще тебя знать не желаю?
Не обращая внимания на ее лепет, он подвел ее к ближайшей кровати.
- Тебя раздеть?
- Еще чего! - Из последних сил стараясь держаться независимо, она уселась на кровать. - Попробуй только!
- Запросто. И жалуйся потом сколько хочешь в милицию. Ты моя жена, и я имею законное право тебя трахнуть.
Таня сидела, подавляя дрожь, и тупо смотрела на окно. В голове вертелась только одна мысль: Что я буду делать, если он действительно меня разденет?" По спине бегали мурашки, пальцы дрожали.
- Так ты будешь раздеваться? - требовательно произнес Виктор.
Не сводя с окна остановившегося взгляда, она начала расстегивать блузку. Пальцы ее плохо слушались.
С минуту он ждал, потом наклонился к ней, отбросил ее руки и быстро расправился с пуговицами. Затем избавил ее от блузки.
Обнаженные Танины плечи забелели в ночном свете. Руки Виктора сомкнулись на ее спине, и она с безвольным содроганием почувствовала, как ослабли застежки бюстгальтера.
- Может, не надо? - пролепетала Таня.
Ничего другого, кроме этой глупой просьбы, ей просто не пришло в голову. Наверное, в эти минуты она выглядела совершеннейшей дурой, потому что Виктор вдруг засмеялся.
- Ты и правда девственница? - Не дожидаясь ответа, он резко опрокинул ее на постель и начал расстегивать "молнию" на юбке.
У Тани помутилось в голове, когда она осталась в одних трусах. На лбу выступили капельки пота. Она лежала зажмурившись, чтобы не видеть, как он разглядывает ее.
Он коснулся указательным пальцем ложбинки между ее грудей, и она вся напряглась. У нее перехватило дыхание… Он повел пальцем вниз, по ее животу, и ниже, до резинки трусов. Когда он сдернул их с нее, Таня импульсивно прикрылась руками и сжалась в комочек. В таком положении она замерла, уткнув лицо в колени.
В тишине было слышно, как Виктор раздевается, подходит к кровати.
Почувствовав прикосновение его тела, Таня отпрянула в сторону. Она бы свалилась на пол, если бы его руки не оттащили ее на середину кровати. Дыхание Виктора участилось, движения стали нетерпеливее, грубее. Он перевернул девушку на спину, резко раздвинул ноги и, навалившись на грудь, начал тискать ей плечи, бедра, живот. Таня не раскрывала глаз. Нервы ее напряглись, она, казалось, перестала дышать…
Пальцы Виктора неожиданно коснулись ее лобка. Она всем телом подалась в сторону, пытаясь уйти от чего-то горячего и упругого, которое медленно втискивалось в ее тело. Виктор держал ее, не давая уползти. И тут вдруг резко подался вперед, и Таню пронзила острая боль. Она дернулась и испустила стон. Он еще крепче обхватил ее.
Его напрягшаяся плоть погрузилась в нее, кажется, до самого упора. Затем начались размеренные, энергичные движения, от которых боль стремительно растекалась по ее телу. Из глаз Тани потоком заструились слезы. Каждое его содрогание она сопровождала стоном.
- Не надо… - выдавила наконец Таня. - Нет… Ну пожалуйста…
Но он, похоже, даже не расслышал ее.
Она мельком взглянула на его лицо, и ей показалось, что Виктор скалится в злобной усмешке. "Все это он делает нарочно, - пронеслось у нее в голове. - У него только одна цель - причинить мне боль. Он знает, что мне больно, очень больно. Он вымещает на мне злость, мстит за изменявшую ему жену, как будто я виновата в ее грехах… О ужас, неужели я попала в лапы к маньяку, который считает, что все женщины - шлюхи и им надо мстить? Что он делает? Ведь он может замучить меня до смерти…"
Страх, таившийся в душе Тани, вдруг разросся и овладел всем ее существом. Она попыталась позвать на помощь, но из горла вырвался только слабый хрип. Внезапно движения его тела сделались судорожными и замедленными, а дыхание пресеклось. Таня сквозь боль почувствовала, как ее промежность наполняется влагой…
Наконец он перевел дыхание, хватка его пальцев ослабла. А еще через минуту перевалился через нее и лег рядом.
- Все, - выдохнул он. - Тебе больно?
Таня, застонав, повернулась на бок. Она ничего не видела сквозь пелену слез.
- Другую дуру не мог найти? - дрожащим голосом пролепетала она. - Тебе нужна была именно я?
- Ты ничем не хуже других. - Он приподнялся на локте и начал рассматривать Таню с легкой усмешкой, которая бесила ее больше, чем то, что он сделал с ней.
- Не воображай только, что эта ночь повторится! - хрипло сказала она и дотянулась до своей юбки, в кармане которой лежал платок.
Когда она вытерла глаза, Виктор коснулся пальцами ее щеки и смахнул оставшуюся слезинку.
Она треснула его по руке.
- Кретин! Еще не наиздевался надо мной?
- Разве нельзя погладить твое личико?
- Нельзя!
С минуту она молча и ожесточенно боролась с его рукой, пытавшейся обнять ее, потом размахнулась и врезала Виктору пощечину. Он, засмеявшись, навалился на Таню и сжал, как клещами, ей руки. Она замотала головой, не давая ему дотянуться губами до своего рта, и все же он овладел им.
Когда он отпустил ее, Таня, не раздумывая, вонзила ногти ему в щеку и провела всей пятерней по его скуле, оставляя кровоточащие царапины. Виктор импульсивно отпрянул. Таня соскочила с кровати, сгребла в охапку одежду, подобрала с пола туфли и бросилась к двери.
Он только проводил ее взглядом, держась рукой за щеку.
Таня рванула задвижку и, прижимая к груди одежду, выскочила в коридор. В этот поздний час там никого не было. В конце коридора, где находились двери в душевую и в туалет, тускло горела лампочка.
Таня вбежала в душевую, швырнула одежду на табурет и заперла за собой дверь. Потом привалилась грудью к холодному кафелю. Боль все еще свербила. Она провела ладонью по внутренней стороне бедер, потом подняла пальцы на свет и с минуту пристально рассматривала. Пальцы были вымазаны кровью и еще чем-то белым и липким.
Внезапно к горлу подступил ком, и ее всю словно вывернуло наизнанку. У Тани не было даже сил дотянуться до крана, чтобы включить воду…
Двадцать лет прошло с той ночи, а Татьяна все помнила, словно это было вчера. Виктор тем же летом исчез с ее жизненного горизонта; он уехал из Москвы. Гордость не позволяла интересоваться им, да и ненависть ее была настолько сильной, что, встреть она его тогда, не удержалась бы, чтобы снова не вцепиться ногтями в ненавистное лицо.