С кухни, наряженный в коротенький клетчатый фартук, с поварешкой в руках (от поварешки шел пар) вышел невысокий седоватый мужчина. Андреас сразу узнал задорный блеск голубых глаз, уже так хорошо известный ему.
– Какими судьбами? Неужели вы про нас вспомнили?
– Папа, хорош прибедняться, – Черстин сбросила сапоги, чмокнула отца в щеку, – можно подумать, мы здесь столь редкие гости!
Послышался легкий, едва уловимый скрип. Из дальней комнаты выехало кресло на колесиках. В кресле восседал дедушка. Так, по крайней мере, решил Андреас. Больше было некому.
Те же светлые голубые глаза, совершенно белая, седая голова. Немного ироничная улыбка.
– Да неужели это мои любимые внучки? – задребезжал дедушка. – И почему так рано? Небось, совсем забросили работу? За ум решили взяться?
– Дедушка, ну почему, если "взялись за ум", то непременно "забросили работу"? – Кирстен погрозила ему пальцем.
– О! Судя по тому, что с вами наконец-то пришел мужчина, вы действительно взялись за ум! Но почему мужчина только один? Сдается мне, здесь кроется какой-то подвох. Впрочем, неважно. Гость есть гость! Давайте знакомиться, молодой человек!
Двойняшки представили Андреаса отцу и дедушке. Дедушку звали Эмиль, а отца – Свенсон.
– Я как чувствовал, – сказал отец, – вместо того, чтобы заниматься правками к дипломной работе, принялся варить рыбный суп.
– Папа у нас профессор в университете, – с гордостью сообщила Кирстен.
– Что преподаете? – поинтересовался Андреас.
– Скандинавскую литературу. Любите читать, молодой человек?..
– Папа! – хором простонали двойняшки.
Эта веселая, немного суматошная, простая и добрая атмосфера родного дома Кирстен и Черстин напомнила Андреасу о его собственном доме.
Он был счастлив хотя бы ненадолго снова оказаться там, где было так же тепло и спокойно, как в доме, который он покинул.
Девчонки повисли на отце, подхватив его под руки с двух сторон. Оживленно болтая, они двинулись на кухню, откуда доносилось множество аппетитных запахов.
– У нас будет еще рыбный пирог.
– Ух ты!
– Папа, шутишь? Только не говори, что и тесто ты делал сам.
– Тесто покупал в супермаркете, – признался Свенсон, – зато рыбу приобрел свежую и разделал собственноручно.
– Ну, будем надеяться, что в пироге мы обнаружим не слишком много костей…
– Выбирайте выражения, дочери мои.
Эмиль посмотрел на Андреаса и подмигнул ему.
Андреас улыбнулся, чуть смущенно, немного виновато. Ему всегда было неловко перед людьми, имеющими какой-то физический недостаток или же перенесшими болезнь.
– Давайте и мы с вами пройдем на кухню, Андреас, – заговорщицким тоном предложил дедушка, – а не то там живо съедят все самое вкусное. Боюсь, что и костей не оставят…
Андреас кивнул.
Дедушка откинул плед и с невозмутимым лицом поднялся на свои собственные ноги, после чего сделал несколько шагов.
– Э, нет, молодой человек! Не спешите меня ловить. Не расшибусь.
Эмиль не впечатлял ростом, но оказался бодрым и подвижным стариком.
– Вы уже решили, что я инвалид, признайтесь? А я просто тестирую кресло. Любопытно, знаете ли, соорудить что-то более удобное, чем то, что уже продается на всех перекрестках.
– Так вы изобретатель?
– Изобретатель – слишком громко сказано, юноша. А теперь, пока мы остались одни, признавайтесь, которая из них вам нравится?
Андреас опешил.
– Ну, и не надо, не отвечайте. Придется спросить у внучек самому.
С этими словами неугомонный дед устремился на кухню.
Кирстен уже раскладывала на большом кухонном столе тарелки, ложки и вилки. Черстин сосредоточенно резала хлеб и даже не подняла головы при появлении новых действующих лиц.
– А ну, признавайтесь!
– Дедушка, ты о чем?
– Андреас – чей он поклонник? Твой или Черстин?
– Это, наверное, лучше спросить у самого Андреаса, – тихо сказала Черстин, не поднимая головы от доски с хлебом.
– Дедушка, да он, скорее, наш общий друг, – засмеялась Кирстен.
– Так-так. Друг семьи, значит?
– Ну, можно и так сказать.
– Эх… – сокрушенно вздохнул Эмиль. – Пороть вас надо было в детстве, да жалели все почему-то. Уж я бы сейчас не пожалел!
– Ты о чем, дедушка?
– Да он шутит.
– Я шучу? Да ни капельки, – возмутился дед. – Такого парня упустите, смотрите!
Кирстен не выдержала, фыркнув, рассмеялась:
– Дедушка, да чего ты так разошелся?
– А что? Парень он ладный, красивый. Бабник, небось?
– Ну, это лучше у него самого спрашивать.
– Да они других девушек рядом со мной и не видели, – улыбнулся Андреас.
– Значит, не бабник. Пьет, курит?
– Не курит, а выпить, наверное, может. На дне рождения, – подмигнула Кирстен.
– А работаешь кем?
– Разработкой программного обеспечения занимаюсь.
– И как, нравится?
– Да, нравится. Это по моей специальности. Выходит хорошо, и оплачивается хорошо.
– Ну, девки, так чего же вам еще надо?
– Дедушка, прекрати.
– Нам? Или одной из нас? Ты уж определись…
– Так это вам самим надо определиться, – подмигнул Эмиль.
– Папа, оставь их. Они сами разберутся, – вмешался Свенсон, почувствовав, что легкая словесная перепалка приняла какой-то непонятный оборот.
– Да сколько ж можно? До двадцати четырех лет дожили, и все разбираются. Так, гляди, всех женихов прозевают.
– Может быть, сядем за стол? – предложила Кирстен.
– Мне, может, до правнуков дожить хочется…
– Дедушка, сейчас вовсе не обязательно торопиться с замужеством. Никого не удивить тем, что ты все еще не замужем.
– Конечно, – проворчал он, – все возитесь со своим магазином? А, может, у вас помещение забрать? Прикрыть, так сказать, вашу лавочку.
Кирстен, которая уже разливала по глубоким мискам горячий суп, застыла с поварешкой в руках.
– Дедушка, ты, наверное, шутишь? – неуверенно спросила она.
– Даже и не знаю. Что тут сказать? Много с него проку, с вашего магазина? Что после уплаты всех налогов остается? Продавца себе до сих пор вон нанять не можете. Большая выручка получилась за прошлый месяц?
– Между прочим, неплохая. Мы с Черстин устроили распродажу. Под это дело ушло и много нового товара, мы уже заказали следующие партии. Теперь хоть есть, куда их класть. Думаю, по итогам года прибыль все-таки будет нормальной.
– Тебе виднее, – проворчал Эмиль, – смотрите сами. И все-таки на вашем месте я бы этого парня не упускал.
– На чьем, – неожиданно вскинулась Черстин, повернувшись к дедушке, – на моем месте или на месте Кирстен?
– Черстин…
– Ответь, мне интересно! Кому из нас ты прочишь этого замечательного парня в мужья?
– Но…
– Ты же хотел все выяснить, вот и давай выяснять! Которой из нас он больше подходит, по-твоему?
Андреас не узнавал Черстин. Ее голос звенел, глаза налились слезами. Казалось, что она вот-вот разрыдается.
Кирстен осторожно коснулась ее плеча, но двойняшка этого даже не заметила.
– Ты хотел поговорить, так давай поговорим! Мы давно не касались этой темы, да?
– Черстин…
– Скажи же мне, на твой бесстрастный взгляд, кому было бы более справедливым присудить главный приз?!
Тут, чего и следовало ожидать, не выдержал и дедушка.
– А как я могу ответить тебе, – загремел он, – когда вы с сестрой абсолютно одинаковые?
– О чем ты говоришь? – закричала Черстин.
– Как мужчина может сделать выбор, если он запросто перепутает вас в потемках? Да вы и в потемках не расстаетесь. Всегда вместе, всегда одинаковые, никакой самостоятельности, никакой индивидуальности! Я удивлен, что этот приятный молодой человек до сих пор с вами возится!
Черстин побледнела. Всплеснув руками, она прижала ладонь к губам, потом медленно вытерла сбежавшую по щеке слезинку.
Андреас шагнул было к ней, но она поспешно выбежала из кухни, едва не опрокинув кастрюлю с горячим супом.
– Ничего, – уверенно сказал Эмиль, – сейчас вернется.
Отец покачал головой:
– Боюсь, что нет, – тихо сказал он. – Боюсь, что ты перегнул палку.
– Наоборот, это давно следовало сказать.
– При госте? При их друге?
– А иначе на них и не действует, – пожал плечами Эмиль, – за живое не берет! Все, как с гуся вода…
В коридоре хлопнула входная дверь.
Андреас запоздало бросился вдогонку. Кирстен нагнала его уже тогда, когда он, выскочив на улицу, растерянно осматривался. Черстин нигде не было видно. За угол сворачивало такси.
– Успела сесть в машину, – констатировала вторая двойняшка. – Когда надо – их не разыскать! А тут – пожалуйста, сразу такси подвернулось.
Андреас посмотрел на нее.
– Прости, что тебе пришлось стать свидетелем этой сцены, – смущенно сказала Кирстен.
– Не говори, как на судебном заседании.
– Извини…
– Кирстен, не нужно извиняться.
– Я и в самом деле не знаю, что нашло на дедушку. Это мудрый и тонкий человек. Какая муха его сегодня укусила?
– Бешеная африканская муха? – предположил Андреас.
– Хорошо, что ты еще можешь шутить. А мне что делать? Где ее искать? Подниматься наверх и спокойно там обедать? Я не смогу…
– Я тоже. Прости меня, я поеду домой. Попрощайся за меня, скажи, что мне… Мне было приятно познакомиться. Невзирая на случившееся.
– Да погоди ты! Я принесу тебе куртку.
– Спасибо. Слушай, а куда она вообще могла отправиться?
Кирстен пожала плечами.
– Не знаю. Куда глаза глядят. Может, на вокзал, а, может, в аэропорт.
– Брось, не шути так. Разве из-за такой ерунды можно куда-то уехать?
– Это не ерунда, Андреас… Видимо, подобный конфликт назревал давно. И надо же было ему прорваться именно при тебе.
– Ну, тогда, наверное, я сработал катализатором.
– Наверное… А если серьезно, в магазин или домой она точно не поедет.
– Почему?
– А ты захотел бы встречаться с кем-то из свидетелей стыдной для тебя ситуации? – ответила Кирстен вопросом.
– Думаешь, все настолько серьезно?
Кирстен пожала плечами…
– Думаю, что Черстин сейчас и меня не захочет видеть.
13
В такси Черстин немного успокоилась. Вытерла злые слезы. Попыталась объективно оценить обстановку.
Куртку, естественно, не надела. Сунула ноги в ботинки и выбежала. Сумку тоже не захватила. Хотя нет, стоп, сумка-то с собой!
Наверное, машинально схватила и даже не осознала этого.
А что она вообще сейчас осознает?
– Остановите здесь. Да, пожалуйста, здесь.
На счетчике успела набежать совсем небольшая сумма. Черстин расплатилась и вышла.
Она была в центре города.
Бездумно Черстин толкнула дверь первой же попавшейся кофейни. Это оказалась "Вайнез Кофе".
Черстин забилась в угол, отыскав столик подальше от входа.
Не хотелось попадаться на глаза никому. Вообще никому.
Слезы уже высохли, неприятно стянуло и начало пощипывать кожу.
– Вы уже определились с выбором?
– Да, – машинально кивнула Черстин, – мне ванильный латте…
Она осеклась.
Стоп. Это же выбор Кирстен, не ее.
Еще с того времени, как сестра работала в кофейне, она предпочитала этот сорт кофе всем прочим. Она вообще любила походы по кофейням, ей там было комфортно и уютно.
Но что любит она сама, Черстин?
Независимо ни от кого. Как если бы в целом мире не осталось никого, кроме нее.
Что она выбрала бы тогда?
Черстин с ужасом поняла, что она настолько привыкла даже в мыслях не отделять себя от сестры, что совершенно растерялась.
– Я еще подумаю, – ответила она официанту, спокойно беря в руки меню.
Тот кивнул, улыбнулся и отошел.
Так. Два десятка кофейных сортов. Эспрессо, капучино, горячий шоколад, латте, мокка. Кофейные коктейли. Чайные коктейли. Холодный чай, лед, сок лайма, сироп.
"Да не хочу я никакой кофе, – сердито подумала Черстин, – пусть Кирстен его пьет…"
Она остановила свой выбор на фреше из лайма, грейпфрута, манго и ананаса.
"Много витаминов, хорошо утоляет жажду – то, что надо".
Так. Теперь пирожное. Или пирог? Или горячий бутерброд?
Бутерброды они обязательно заказали бы вместе с Кирстен.
Поэтому отныне никаких бутербродов!
Она выберет то, что вообще никогда не пробовала.
– Фреш "Фантазия тропиков", – продиктовала она вновь подошедшему официанту, – торт с желе из красного апельсина, фруктовый салат. Две порции.
В ожидании заказа Черстин уткнулась подбородком в сплетенные пальцы рук и уставилась за окно.
За окном не было ничего интересного. Проезжали автомобили, светили фонари, медленно сыпалась на землю снежная крупка.
Тогда Черстин перевела взгляд в зал кофейни.
Молодые мужчины и женщины, юноши и девушки, подростки целовались, пожимали друг другу руки, чмокали в щеку, чокались бокалами с глинтвейном, весело смеялись, болтали. Переглядывались, улыбались, пододвигали друг другу стулья, отодвигали столики, подзывали официанта.
Казалось, вся кофейня состояла из одних сплошных свиданий.
"Легко, весело, непринужденно, – думала Черстин, – почему у меня все по-дурацки? Почему не может быть так, как у всех нормальных людей?"
На ее щеках вновь начали гореть красные пятна.
Дедушка вывалил перед Андреасом все их секреты, раскрыл то, что тяготит и тревожит сестер, озвучил их личные беспокойства и мысли.
Как он мог, ну как он мог?
Для чего это могло ему понадобиться?
Черстин не знала, что ей теперь делать. Она была совершенно выбита из колеи. Она не хотела сейчас видеться даже с сестрой.
Но куда же ей податься?
Ехать домой? На съемную квартиру?
Там наверняка сейчас Кирстен. И Андреас.
При одной только мысли об этом у Черстин сжимались кулаки.
"Стоп, стоп. Они ведь наверняка не делают ничего плохого".
Что ж, однажды она уже так заблуждалась…
Черстин сама виновата. Зачем нужно было подавлять свою симпатию к Андреасу? Зачем она устроила эту ночную мистификацию? Почему она вбила в голову, что они не смогут быть вместе?
Впервые ей кто-то понравился за последние несколько лет, понравился настолько сильно, что она сама отправилась к нему в постель. Соблазнила его.
Андреас не разочаровал ее. Напротив, с каждой минутой она все больше стремилась быть с ним, пыталась стать все ближе, до конца раствориться в нем.
Как же сложно было наутро удержаться от того, чтобы не кинуться ему на шею, обнимать, целовать, шептать всякие нежные глупости и говорить ласковые слова.
Открыто. Напоказ. Ни от кого не прячась. Бросив вызов всему миру…
Черстин усмехнулась.
Какой вызов? Какому миру? Кажется, она совсем помешалась.
Почему она решила, что с Андреасом будет не так же, как с Акселем, тогда, в выпускном классе? Как с другими мужчинами, потом, позже. Чем он отличается от других?
Он наверняка смотрел с симпатией и на Кирстен. А в глазах Кирстен Черстин тоже замечала искорки симпатии, обращенные к Андреасу.
Так почему она вдруг решила, что сейчас ситуация будет иной?
Зачем себя обманывать?
Со стороны сестры это не предательство, нет. Так было всегда, в этом нет их вины.
Нет и вины Черстин в том, что она не удержалась от соблазна принадлежать Андреасу. Пусть лишь на одну ночь, но зато эта ночь была сказочной. Она словно длилась вечность, хоть и закончилась под утро.
Все заканчивается. И иллюзия, и сказка, и сладкий кокон совместного пребывания с любимой сестрой рано или поздно должен быть разорван.
Жаль, конечно, что это произошло так грубо. Вышло так неловко перед Андреасом. И так это все не вовремя…
Скоро ведь Рождество. Рождество надо проводить с близкими и любимыми людьми.
Дома, в кругу семьи. В родительском доме или же вместе с Кирстен…
Но – нет, хватит.
Черстин подозвала официанта и заказала еще и бокал красного вина.
Ей хотелось согреться, хотелось хоть немного растопить тот холод, что поселился внутри.
Неприятный холодок, застрявший где-то между ребрами, напоминающий о себе острыми льдинками, время от времени откалывающимися от него и разбегающимися по всему телу.
Надо выпить, надо просто немного выпить.
И тогда все встанет на свои места.
Ну, если не все, то хотя бы кое-что.
Наверное, пришла пора что-то изменить в жизни. Впереди – ни малейшего просвета, непонятно, с чего нужно начинать. Но Черстин чувствовала, что так, как было раньше, продолжаться уже не может.
Когда-нибудь она найдет в себе силы поговорить об этом с Кирстен…
Черстин прислушалась к своим ощущениям.
Нет, ей все так же никого не хотелось видеть.
Вообще никого.
Как же быть?
Как же ей быть…
Глядя, как официант ловко расставляет перед ней бокал, стакан с соком, мисочку с салатом и блюдце с облюбованным тортом, Черстин подумала: если бы это был романтический фильм или жизнеутверждающая книжка, обязательно бы сегодня вечером ей встретился человек, который увез бы куда-нибудь… Неважно, на буланом мерине или на вишневом седане. Увез туда, где не будет места воспоминаниям о прошлой, нескладной и бестолковой незадавшейся жизни.
Хорошо, нет принца – и не надо, но вполне мог бы попасться на глаза какой-нибудь знакомец или знакомая, согласившаяся приютить Черстин на ночь.
Всего на одну ночь.
А с утра Черстин что-нибудь обязательно бы придумала.
И тут девушка со вздохом осознала, что забыла у отца свой мобильный телефон. Она резала хлеб, телефон вытащила из кармана, чтобы не слишком мешался, положила рядом с доской…
И благополучно забыла, когда в приступе справедливого яростного гнева вылетела из квартиры.
Черстин неторопливо съела все, что принес официант (больше всего понравился торт с апельсиновым желе), расплатилась и вышла из кофейни.
Снег повалил крупными, густыми и тяжелыми хлопьями.
Хлопья прилипали к легкой одежде Черстин, оставались на носках ботинок, оседали на длинных волосах. Они не спешили таять. Снежинки мерцали в свете фонарей, демонстрируя свою микроскопическую красоту, структурность и совершенность.
Держа на весу рукав, куда приземлялись снежинки, Черстин шла и рассматривала маленькие произведения искусства.
У нее было такое странное, ранее никогда не испытываемое ощущение, что она одна-одинешенька в мире, бредет сквозь снегопад, который никогда не кончится, и она никогда не остановится, потому что ей негде остановиться…
У нее было чувство, что снег проходит сквозь нее, холодными мягкими хлопьями касаясь того, что внутри, не тает, выскальзывает из контура ее тела и начинает проходить сквозь землю, но и там не тает…
Черстин встрепенулась. Что, уже начинается горячечный бред?
Кстати, так недолго заработать воспаление легких или еще какую-нибудь гадость. Она не считала себя неженкой, зимой не часто надевала шапку, но тонкий свитерок под длительным снегопадом – пожалуй, это уже чересчур.
Надо было что-то делать. Надо было куда-то идти.
Черстин перебрала немногие варианты.