- Вы уверены, что у меня это получится? - Женевьева покраснела еще больше. Она не привыкла разговаривать с мужчинами на подобные темы. Хотя и понимала, как это смешно. Ведь она сегодня столько всего поведала Бенедикту. - Я в это уже не верю. - Ей вспомнилась их сегодняшняя неудавшаяся близость, и глаза ее наполнились слезами.
Неужели она никогда не сможет получить удовольствие, занимаясь любовью? После их любовных игр она думала, что с ним сложится по-другому. Она не боялась его ласк и даже первый раз в жизни получила удовлетворение.
Женевьева грустно покачала головой:
- Боюсь, у вас просто не хватит терпения дожидаться, когда я созрею.
- Но вы позволите мне хотя бы попытаться? - шутливо щелкнув ее по носу, спросил Бенедикт.
- Только в том случае, если вы решили остаться со мной не из жалости, - тяжело вздохнула она.
- С чего вы решили, что я с вами из жалости? Я испытываю к вам сильное сексуальное влечение. Можете убедиться в этом сами, если не верите. - С этим словами Бенедикт взял Женевьеву за руку и положил ее ладонь себе на пах. Сквозь тонкую ткань брюк Женевьева почувствовала, что плоть затвердела от возбуждения.
- Вы хотите меня даже после всего, что я вам рассказала? - с заблестевшими от восторга глазами спросила Женевьева. - И вас не оттолкнул мой рассказ, не вызвал отвращения? Я не стала вам неприятна?
- Вызвал отвращение? Стали мне неприятны? - Бенедикт укоризненно покачал головой. - Почему вы так думаете? Что вы могли сделать, совсем юная девушка, попав в руки к этим двум негодяям? Плохо же вы меня знаете!
- Простите, если я вас обидела.
- Вы не обидели меня, нисколько. И знайте, Женевьева, отныне я стану вашим защитником. Плохо придется любому, кто захочет причинить вам хоть малейший вред. Я…
- Бенедикт, - перебила она, - я не переживу, если из-за меня с вами что-нибудь случится. - Женевьева понимала, что Бенедикт не успокоится, пока не поквитается с Уильямом Форстером, и очень боялась за него. Ее пасынок - страшный человек.
- Вы боитесь, что я не смогу поужинать с вами, если со мной что-нибудь случится? - Он посмотрел на нее с ироничной улыбкой.
В его голосе Женевьева уловила намек на то, что она все еще желанна для него, и зарделась от удовольствия.
- Я распоряжусь, чтобы нам подали роскошный ужин, - с улыбкой сказала она. - Вам будет удобно поужинать со мной в восемь тридцать?
- Конечно, - кивнул он. - Можно я поцелую вас на прощание?
Сердце радостно забилось в груди Женевьевы. Подумать только! Бенедикт опять поцелует ее! Может быть, все не так уж и плохо, если ей так нравятся его поцелуи и она совсем не боится их. Может быть, когда-нибудь она сможет отдаться ему? И у них будут нормальные отношения. И они станут любовниками в полном смысле этого слова.
- Неужели вам так сложно ответить на этот простой вопрос? - со смехом спросил Бенедикт. И сразу же пожалел о своем нетерпении. Если он будет торопиться, еще больше запугает Женевьеву и может вызвать в ней отвращение к любому тесному контакту.
Он взглянул на нее, ожидая прочесть в ее взгляде ужас и неприязнь, но, к собственному облегчению, увидел, что ошибся. Глаза Женевьевы блестели от радости и восторга. Во взгляде не было ни робости, ни страха.
- Конечно, я хочу, чтобы вы меня поцеловали. Но при условии, что ваш поцелуй будет таким же страстным, как и все предыдущие.
- Я поцелую вас так же страстно, как и раньше, - прошептал Бенедикт и притянул ее к себе. Спустя мгновение губы их слились.
Этот поцелуй очень отличался от предыдущих. Но не тем, чего так боялась Женевьева. Он был гораздо более страстным и горячим. Она еще крепче, чем прежде, сжимала его в объятиях. Рыжие кудри переплелись с его черными волосами. Они словно бы стали единым целым.
- Достаточно, дорогая. Иначе мы зайдем слишком далеко. - Бенедикт неохотно оторвался от ее губ. Он почувствовал, как плоть налилась желанием, а это сейчас совершенно неуместно. - Мы продолжим, когда я вернусь.
Бенедикту нужно было нанести два визита. Сначала Эрику Каргилу, узнать, сможет ли он разыскать тех двух слуг, которые уехали вскоре после убийства родителей. Эрик Каргил, как и Бенедикт, был шпионом, и потому навести справки ему не составит труда. Бенедикт в этом совершенно уверен. Кроме того, Каргил и сам был заинтересован в расследовании этого убийства. Он был лучшим другом родителей Бенедикта.
После встречи с Эриком Каргилом Бенедикт собирался к Уильяму Форстеру, потребовать у подлеца ответа за сломанную руку Женевьевы и за побои, которые он наносил ей по просьбе Джошуа. Бенедикт хотел предупредить Форстера, что жестоко поквитается с ним, если увидит его рядом с Женевьевой еще хоть раз. Он с нетерпением ждал этого момента и думал о нем со злобной радостью.
План был прост - он хотел, чтобы между ними завязалась драка. Тогда-то он, по выражению Женевьевы, "жестоко поквитается с Уильямом". Все вышлем именно так, как он задумал.
- Видели бы вы сейчас того, с кем я дрался. Тогда бы поняли, что мои синяки и ушибы ничто по сравнению с теми травмами, которые я нанес ему, - со смехом рассказывал он Женевьеве после своего разговора с Уильямом Форстером.
Когда дворецкий пропустил его в гостиную, Женевьева заметила у него под глазом синяк и, с тревогой взглянув, принялась расспрашивать о том, что случилось.
- Спасибо, что впустили Бенедикта, Дженкинс, - поблагодарила Женевьева дворецкого и отпустила кивком. Дженкинс тут же покинул комнату. - Я догадываюсь, с кем вы подрались, Бенедикт, - продолжила она, как только слуга удалился.
- Конечно, вы же умная женщина. - Он стоял посреди гостиной и во все глаза смотрел на нее. В голубом платье она была удивительно прекрасна. Этот цвет очень шел к ее глазам. - Вы сегодня потрясающе выглядите, любовь моя.
Женевьева зарделась от удовольствия. Она в свою очередь взглянула на Бенедикта. В этот вечер он тоже был невероятно, потрясающе красив. Черные вьющиеся волосы обрамляли смуглое лицо. Черные глаза сияли. Синяк не только не портил его, но и придавал необъяснимую и опасную прелесть.
- Если вы хотите произвести на меня впечатление, рассказывая всякие небылицы… - лукаво глядя на него, начала она.
- Я говорю вам чистую правду, Женевьева, - поспешил заверить Бенедикт.
- Значит, вы признаете, что хотите произвести на меня впечатление? - с притворным неодобрением спросила она.
- Да, но никаких небылиц рассказывать не собираюсь. Все, что я сейчас вам расскажу, - это чистая правда.
- Тогда расскажите о своей встрече с Уильямом, ничего не утаивая, - потребовала Женевьева. - Мне нужно знать все до мельчайших деталей.
- Хорошо, расскажу.
Женевьева осторожно коснулась синяка под его глазом.
- Бедный вы бедный, - пробормотала она. - Неужели он избил вас?
Женевьева помрачнела. Должно быть, вспомнила о побоях, которые когда-то Уильям нанес ей самой.
- Вообще-то драку начал я, а не Уильям. Он просто защищался. Кстати, этот синяк он поставил мне не кулаком, как можно было бы ожидать, а носком ботинка. Видели бы вы его в эту минуту. Он повалил меня на пол, а потом ударил ногой. Очень был похож на разгневанного слона. Такой же неловкий и неуклюжий.
Бенедикт описал ей эту сцену так ярко и смешно, что она не смогла сдержать улыбку, вдруг представив неуклюжего и разгневанного Уильяма, который…
- Я рада, что все обошлось, но вы обещали, что придете сегодня вечером целым и невредимым, а между тем…
И она опять взглянула на его синяк.
- Вообще-то я не обещал. Я сказал лишь, что обязательно поужинаю с вами сегодня вечером, и ничто не сможет мне помешать. - Бенедикт нежно сжал ее руки. - Откровенно говоря, я съел бы вас куда охотнее, чем самые роскошные блюда, которые вы приказали подать.
- Бенедикт! - протестующе выставив вперед руку, воскликнула Женевьева.
- Да, любовь моя? - с невозмутимым видом откликнулся Бенедикт и припал губами к ее шее, сделав вид, что хочет укусить.
- Неужели любовники так бесцеремонно ведут себя друг с другом, когда собираются вместе поужинать?
- Думаю, да.
- Но… Но ведь вы гораздо опытнее во всем, что касается отношений между мужчиной и женщиной, чем я… - запинаясь, проговорила Женевьева. Сердце ее готово было выпрыгнуть из груди, во рту пересохло от волнения.
- Неужели вы действительно так думаете?
- А разве не так? Я не права?
Бенедикт припал губами к ее груди, выступающей из-под декольте, и Женевьева вскрикнула от неожиданности:
- Бенедикт! Что вы делаете?!
Ее смутило его поведение, но он не обратил на это никакого внимания и продолжал осыпать поцелуями ее грудь.
- Не знаю. Возможно, вы и правы. Во всяком случае, ни с одной женщиной я не вел себя подобным образом.
- Прекратите немедленно! - прикрикнула Женевьева.
Бенедикт неохотно оторвался от ее груди и посмотрел ей в лицо. Глаза его потемнели от страсти. Губы их находились на опасном расстоянии друг от друга.
- Обсуждать свои прежние романы с новой возлюбленной по меньшей мере нетактично. Хотя ни с одной женщиной у меня не было таких отношений, как с вами.
Женевьева нахмурилась еще больше.
- Никогда и ни кем я не был увлечен так, как вами.
- Но мы с вами знакомы всего две недели.
- И это на двенадцать или на тринадцать дней дольше, чем длились мои интрижки с другими женщинами, - серьезно заверил ее он.
Женевьева молча смотрела ему в глаза, пытаясь понять, шутит он или говорит серьезно. По взгляду его темных глаз поняла, что это не шутка. Неужели Бенедикт действительно в нее влюблен? Неужели такое возможно?
- Но я думала, что… - начала она.
- Что вы думали, любовь моя?
- Я думала… Не важно. Мне нужно рассказать вам о чем-то очень важном, - сказала Женевьева. Она вдруг погрустнела и несколько смутилась.
- И о чем же?
- Боюсь, вы возненавидите меня, если узнаете.
- Возненавижу? Ну что вы! Спокойно рассказывайте свою тайну. Не думаю, что какой-либо ваш секрет изменит мое отношение к вам. - Слова Женевьевы заинтриговали его.
Она нервно облизнула губы.
- Несколько недель назад на балу у Софии Роудандз я… Так получилось, что я… - с трудом подбирая слова, начала рассказывать она. - Я сказала своим подругам, Софии и Пандоре, что… что теперь, выдержав положенный год траура, мы должны непременно найти себе любовников до конца сезона. - Она грустно покачала головой. - В тот момент я думала, что смогу… Что у меня получится… Но… Не важно. - Она поморщилась. - И тут как раз на бал прибыли вы и ваш друг Руперт Стерлинг. И я сказала, что эти симпатичные джентльмены могут стать нашими любовниками.
Бенедикт в удивлении взглянул на Женевьеву. Неужели она считала, что шокирует его этим своим признанием? "Какая же она наивная", - подумал он.
- И теперь вы жалеете, что Руперт предпочел Пандору вам? Именно в этом вы собирались мне признаться?
- Нет, что вы! - запротестовала она. - Тем более что… он пугает меня больше, чем вы.
- Он вас пугает? Почему?
- Он очень высокомерный и насмешливый, - объяснила Женевьева.
- И я, по вашему мнению, такой же? Ведь вы сказали, что я тоже вас пугаю.
- Да, вы такой же, высокомерный и насмешливый, - невозмутимо глядя на него, ответила она. - Но с тех пор как вы впервые поцеловали меня, все изменилось. Я вас больше не боюсь.
- Рад это слышать.
- Ну вот и хорошо. - На ее щеках горел лихорадочный румянец. - Я думала, вы светский развратник и повеса и у вас была сотня любовниц… Иначе я никогда не стала бы… никогда не стала бы…
- Принимать мои ухаживания? - закончил за нее Бенедикт.
- Да. Теперь я понимаю, как ошибалась, и я недостойна вас. Вы такой чистый… такой… А я предложила подругам…
Бенедикт с трудом сдерживал смех. Неужели она действительно считает эту безделицу страшным грехом?
- Ну тогда и я должен вам кое в чем признаться.
- Неужели?
- Да, - кивнул он. - Помните тот день, когда я подвозил вас в своей карете?
- Да, очень хорошо помню. - Она не понимала, к чему он клонит.
- Так вот, должен признаться, вы не первая, кого я подвозил в своей карете. И не все мои поездки с женщинами были такими же невинными, как с вами.
Некоторое время Женевьева непонимающе смотрела на него. Когда же наконец до нее дошел смысл его слов, она покраснела от смущения.
- Бенедикт! - возмущенно воскликнула она. - Вы опять надо мной смеетесь?
Бенедикт хмыкнул. Его забавляла эта ситуация.
- Нисколько. Все действительно так и было. Кроме того, меня нисколько не заботит моя репутация. На этом, я думаю, стоит прекратить признания во всех смертных грехах и пойти ужинать.
- Да, думаю, это лучшее, что мы сейчас можем сделать.
Бенедикт взял ее за руку, и они направились в столовую.
Спустя полчаса Женевьева пила кофе, а Бенедикт наслаждался бренди с сигарой. Ужин, который подал им Дженкинс, был просто замечательным. Женевьева ела с аппетитом, несмотря на нервное возбуждение из-за рассказа Бенедикта о драке с Уильямом и собственного глупого признания.
За ужином она не отрываясь смотрела на Бенедикта. В призрачном свете свечей он казался особенно прекрасным. Черты лица выглядели более мужественными, чем обычно, глаза еще чернее. Растрепавшиеся черные волосы придавали лицу особую прелесть. Женевьева поймала себя на том, что не может думать ни о чем, кроме привлекательной внешности джентльмена напротив нее. Из-за этого она часто теряла нить разговора и к концу ужина практически не слушала Бенедикта.
Женевьева понимала, что этот вечер в высшей степени непристоен. Если молодая вдова ужинает наедине с мужчиной, это выглядит очень двусмысленно. Что, если об этом узнают в высшем свете? Она утешала себя тем, что Бенедикт вряд ли станет рассказывать кому-то об их отношениях. Несмотря на его давешние слова о том, что ему совершенно не важна собственная репутация, Женевьева понимала, что это не совсем так. Он вообще часто на себя наговаривал, хотел казаться не таким, каков на самом деле. И те, кто не знал его близко, верили созданному им образу холодного, равнодушного к мнению света, отстраненного человека. Но Женевьева успела за две недели хорошо его изучить и знала, что на самом деле он осторожный и нежный Бенедикт Лукас, а не коварный Люцифер.
Женевьева поймала себя на том, что уже давно даже мысленно перестала называть Бенедикта Люцифером. Именно Бенедиктом, а не Люцифером она восхищалась последние дни. Именно Бенедикт, а не Люцифер смог пробиться сквозь ее тщательно выстроенную защиту, проникнуться ее душевной драмой. Равнодушный и надменный Люцифер просто нашел бы другую, более доступную женщину, которая не доставляла бы ему столько хлопот.
- О чем вы думаете, любовь моя? - спросил Бенедикт, озабоченно глядя на нее сквозь дым сигары. - Вы сегодня очень рассеянны.
Он успел заметить робкие взгляды, которые она время от времени бросала на него, пока они ужинали. К его великой радости, она снова стала прежней. Голубые глаза радостно блестели, бледные щеки покрывал румянец.
Близость Женевьевы пьянила Бенедикта. Голова кружилась, мысли путались. Ему было сложно вести с ней непринужденную беседу от нестерпимого желания. Его плоть под тонкой тканью брюк налилась кровью и пульсировала. Стоило огромных усилий держать себя в руках и продолжать разговор.
Видимо, Женевьева чувствовала то же самое, что и он. Старалась не встречаться с ним взглядом.
- Вы не сказали, чем закончился ваш визит к Уильяму Форстеру, - наконец нарушила затянувшееся молчание Женевьева.
- Возможно, потому, что мне наскучил этот разговор!.. Не расстраивайтесь, любовь моя, - виновато добавил Бенедикт. Он сразу же пожалел о своем нетерпеливом возгласе, который вырвался как-то сам собой. Женевьева страшно побледнела, и глаза ее наполнились слезами. - Я не хотел вас обижать.
- Пожалуйста, не обращайте на меня внимания, Бенедикт. Иногда я веду себя так глупо. - Она подняла голову и смело посмотрела Бенедикту прямо в глаза. - Я понимаю, вы устали от бесконечных разговоров о моих кошмарных родственниках. Все это вам, должно быть, очень неприятно и скучно.
- Уильям, конечно, подлец и негодяй, но он не ваш родственник. И никогда им не был, - возмутился Бенедикт. Ему действительно был неприятен и скучен этот разговор и все сложнее становилось сдерживаться. Хотелось встать из-за стола, подойти к Женевьеве и обнять ее. Его желание достигло критической точки. Бенедикт боялся, что не сможет сдержаться и закончить этот разговор на приличной ноте. И потому решил к ней не приближаться. - Да, кстати, забыл сказать. Уильям больше не хочет стать членом семьи Рамси. Вы рады?
Когда он это сказал, в голосе его звучало удовлетворение и злорадство. У Женевьевы перехватило дыхание.
- Значит, Уильям согласился разорвать помолвку с Шарлоттой Дарби?
Бенедикт улыбнулся, но как-то мрачно и даже немного жестоко:
- Нет, он не сможет разорвать помолвку. По законам нашей страны помолвку может разорвать невеста, а не жених. - Бенедикт поморщился. Он терпеть не мог глупых светских формальностей. - Но он согласился дать Шарлотте повод, чтобы она сама сделала это.
- И как он сможет это сделать?
- Не знаю. Да, честно говоря, мне это и неинтересно. Пусть Уильям сам решит, как лучше и естественнее это сделать. Я убедил его как можно скорее разорвать помолвку с Шарлоттой, добровольно выйти из высшего общества и покинуть Лондон. Остальное меня не волнует. Мне важно, чтобы этот ужасный человек никогда не попадался на вашем пути. - Бенедикт нахмурился, вспомнив о своей неприятной встрече с Форстером.
Встреча с Каргилом не отняла много времени. Крестный решил возобновить расследование убийства его родителей и собирался во что бы то ни стало разыскать тех слуг.
Сразу после встречи с Каргилом Бенедикт направился к лондонскому дому Уильяма. Сначала Вуллертон наотрез отказался его принять. Бенедикт нисколько не удивился, был готов к этому с самого начала. Несмотря на протесты лакея, который пытался его задержать, он проник в дом. В этот момент Вуллертон находился в своем кабинете. Бенедикт думать забыл о хороших манерах и сразу же изложил Уильяму цель визита.
Форстер принялся незаслуженно обвинять Женевьеву во всех смертных грехах. В его тоне сквозили ненависть и презрение. Он не скупился в выражениях и поливал это хрупкое, ни в чем не повинное создание площадной бранью. В конце концов Бенедикт не выдержал и изо всех сил ударил его в челюсть.
Несмотря на разбитый рот, Уильям продолжал говорить. Скоро Бенедикт понял, за что Вуллертон так ненавидит Женевьеву. После смерти Джошуа Женевьева должна была унаследовать большую часть его состояния. И это ущемляло интересы Уильяма, которому причиталась меньшая часть отцовского наследства. Так в итоге и получилось. К сожалению, наследство уже ничем не могло помочь несчастному брату Женевьевы. Но эти деньги могли обеспечить Женевьеве спокойное и безбедное существование до конца дней. Кроме того, богатое наследство давало возможность стать полноправным членом высшего общества. А ведь она так отчаянно нуждалась в этом во время своего вынужденного затворничества.