6
Они приехали в "Шахерезаду" к самому началу шоу. Огромный шелковый занавес медленно раздвигался, и на сцену выплывали танцовщицы. Они были в пышных юбках лазурного цвета с золотым шитьем, державшихся на линии бедер, и таких же бюстгальтерах. Шеи, запястья и щиколотки танцовщиц были увешаны золотистыми украшениями, мелодично позвякивавшими при каждом движении. А на головах у танцовщиц были установлены высокие хрустальные светильники, так сказать, своеобразные головные уборы.
– Как красиво! – восхищенно проговорила Элизабет, садясь за столик неподалеку от сцены, который Том заказал заранее. – И музыка тоже приятная. Не быстрая и громкая, как я ожидала, а какая-то мелодичная, чувственная.
– Вначале вечера здесь всегда не очень шумно, чтобы клиенты смогли спокойно сделать заказ и пообщаться, – пояснил Том. – А потом, когда они напьются, начинаются более жаркие танцы и более громкая музыка.
– Да, продуманная политика, – усмехнулась Элизабет.
Вслед за танцовщицами на сцену вышел индиец с удавом, которого он лихо обматывал вокруг шеи и пояса под испуганные возгласы зрителей. Затем появился фокусник. Он то выпускал голубей из рукавов просторного халата, то извергал изо рта огонь, а танцовщицы проходили через это огненное кольцо, оставаясь живыми и невредимыми. Потом фокусник спустился в зал и начал проделывать всякие хитроумные номера с клиентами. Элизабет так бурно реагировала на его штучки, что он обратил на нее внимание. Подойдя к их столику, он поклонился Элизабет на восточный манер и попросил у нее какой-нибудь предмет. Элизабет дала ему кольцо. Фокусник покрутил кольцо в руках, а потом поднес его ко рту и… проглотил. Однако не успела она прийти в себя от такого неожиданного оборота дел, как фокусник попросил Тома заглянуть в верхний карман его пиджака. Том запустил руку в карман и, к неописуемому восторгу Элизабет, достал оттуда ее кольцо.
– Как он это сделал?! – изумленно воскликнула Элизабет. – Он же даже не подходил к тебе! Ей-богу, не подходил!
– Да шут его знает, – пробормотал Том, недоуменно разводя руками. – Наверное, какой-то профессиональный трюк.
– Нет, но я все-таки хочу понять, – настаивала Элизабет. Она уже была навеселе, и ее так и тянуло на всякие шалости и безумства. – Давай подкупим его и попросим объяснить!
– Боюсь, у нас ничего не выйдет, – со смехом возразил Том. – Иллюзионисты нелегко раскрывают свои секреты. Особенно те, которым хорошо платят. А в "Шахерезаде", думаю, заработки немалые.
Пока Элизабет с Томом обсуждали фокусника, тот уже скрылся за кулисами, а на сцену снова вышли танцовщицы. Они плавно скользили по сцене под тихую, ненавязчивую музыку, и взбудораженный зал понемногу успокоился.
– Ну как, Бет? – спросил Том, откинувшись в кресле и с победной улыбкой поглядывая на Элизабет. – Не жалеешь, что согласилась поехать сюда?
– Нет, – она бросила на него признательный взгляд, – ни чуточки не жалею. Единственное, что смущает меня, так это сумма счета, который предъявят тебе в конце вечера.
Том пренебрежительно повел плечами.
– Не беспокойся, я не разорюсь, если раз в полгода схожу в дорогое заведение. В конце концов, деньги и существуют для того, чтобы их тратить, не так ли?
– Так, конечно же. Но ведь тебе, наверное, надо выплачивать кредит за квартиру?
– Ты не поверишь, но вовсе нет, – с улыбкой ответил Том. – Я не брал ее в кредит, а купил у бывшего владельца. Дело в том, – пояснил он в ответ на вопрошающий взгляд Элизабет, – что четыре месяца назад я вступил в права наследования после смерти бабушки. Она оставила мне коттедж в Питтсбурге, который я выгодно продал. Плюс мои сбережения за последние пять лет. В итоге получилась квартира в Нью-Йорке.
– Здорово! – восхищенно протянула Элизабет. – Значит, ты не стеснен в средствах?
– Абсолютно, – заверил ее Том. – А так как зарплата у меня сейчас довольно приличная, ты можешь не опасаться разорить меня.
– Хм! – Элизабет бросила на него озадаченный взгляд. – Спасибо, конечно, но все-таки мне как-то неудобно шиковать за твой счет. Ведь я тебе никто, просто школьная знакомая, с которой ты случайно встретился спустя десять лет.
Том посмотрел на нее каким-то странным взглядом.
– Ты полагаешь, что в нашей жизни что-то происходит случайно? Лично я не очень-то верю в случайности.
– Но в нашем случае все получилось именно так!
– Не знаю, не знаю, – многозначительно протянул Том. – А может, это судьба, а? Как ты думаешь, Бет?
– Перестань, Том, – смущенно промолвила она. – Ты же обещал, что мы будем общаться только по-дружески, а сам начинаешь какие-то непонятные игры.
– Во-первых, – с легким нажимом произнес Том, – я не говорил, что хочу общаться с тобой только по-дружески. А во-вторых, – прибавил он с беспечной улыбкой, – ты зря так всполошилась, Бет. Я вовсе не собирался переходить рамки дружеского общения, а тем более играть с тобой. Однако не кажется ли тебе, что с моей стороны было бы нелепо делать вид, будто я не замечаю твоей женской привлекательности? – Он пристально посмотрел ей в глаза. – Я же нормальный молодой мужчина и не могу не чувствовать легкого волнения в присутствии такой очаровательной женщины.
Элизабет неловко кашлянула.
– Да, наверное ты прав. Но я не понимаю, что ты мог найти во мне такого привлекательного. В самом деле, Том, у меня ведь довольно заурядная внешность. И к тому же я ужасно боюсь вида крови.
– А это-то здесь при чем?
– Но ведь медики презирают слабонервных людей, – с легким удивлением пояснила Элизабет. – Таких, которые могут грохнуться в обморок при виде крови или медицинских инструментов. А я как раз из этой породы.
Том бросил на нее изумленный взгляд, а затем вдруг расхохотался.
– Почему ты смеешься? Хочешь сказать, что я не права? – спросила Элизабет, сбитая с толку его реакцией.
– Нет, Бет, – покачал головой Том, – разумеется, ты права. Но только отчасти. То есть я еще не встречал ни одного врача-мужчину, который бы презирал хорошенькую женщину за то, что она боится вида крови.
– Правда? – озадаченно промолвила Элизабет. – Ну что ж, теперь я буду это знать.
Том откинулся на спинку стула и, с улыбкой посмотрев на Элизабет, сказал:
– Бет, меня уже три дня мучает один нескромный вопрос. Только заранее прошу тебя не обижаться, ладно?
– Хорошо, я не обижусь. Что за вопрос?
– Почему ты решила остаться в Нью-Йорке? Извини, но ведь, насколько я понял, тебе приходится здесь очень нелегко. Рискну предположить, что ты едва сводишь концы с концами. И тем не менее ты не собираешься возвращаться в Питтсбург, где живут твои родители и где у тебя собственная квартира.
Элизабет немного помолчала, прежде чем ответить.
– Да, – сказала она, грустно усмехнувшись, – ты прав, Том. Мне приходится здесь несладко. Этот огромный муравейник под названием Нью-Йорк порой кажется мне каким-то чудовищем с огнедышащей пастью, готовой проглотить зазевавшегося странника и перемолоть ему кости.
– Какие страсти, Бет… – Том бросил на нее встревоженный взгляд. – Значит, Нью-Йорк тебя пугает? Но тогда почему же ты здесь живешь?
– Потому что возвращение в провинцию кажется мне моральным поражением, – взволнованно пояснила она. – Ведь это будет означать, что я не смогла стать самостоятельной, не смогла чего-то добиться без помощи родителей. То есть все сложилось так, как они мне и пророчили. Понимаешь, Том? Родители говорили, что я здесь не выживу! И не они, но и все знакомые. По их мнению, я слишком слабая, чтобы утвердиться в большом городе. А мне противно считать себя слабой. Тем более, – с горечью прибавила она, – что так оно и есть.
Том перегнулся через стол и легонько сжал ее ладонь.
– Нет, Бет, ты ошибаешься, – с чувством проговорил он. – Ты не такая уж слабая. Вернее, ты, может, и слабая от природы, но зато очень мужественная и жизнестойкая. Вспомни, сколько наших одноклассников и выпускников параллельных классов пытались закрепиться в Нью-Йорке! А удалось это только единицам. В том числе и тебе.
– Да, но ведь у меня всегда все висит на волоске! – с горечью возразила Элизабет. – На тоненьком-тоненьком волоске, который в любую минуту может порваться.
– Может, и так, однако твоей вины в этом нет, – убежденно возразил Том. – Потому что ты не виновата, что родилась такой уязвимой, что твои родители не воспитали в тебе пробивных качеств. Поэтому тебе и пришлось нелегко в самостоятельной жизни. Но тебе нужно не упрекать себя за это, а гордиться собой. В самом деле, какая заслуга человека в том, что он пробился в жизни, обладая от рождения сильным характером? А вот если человек по натуре слаб, тогда это настоящая победа.
Элизабет рассмеялась, покачивая головой.
– О, Том! – воскликнула она, признательно глядя ему в глаза. – Какой же ты все-таки замечательный! Сейчас ты развил целую философскую теорию, и все только для того, чтобы оказать мне моральную поддержку. Спасибо тебе за это.
– По крайней мере мне удалось хоть немного поднять твою самооценку? – с затаенным волнением спросил он.
– Удалось, – с улыбкой ответила Элизабет.
– Ну что ж… – Том красноречиво покосился на опустевшие бокалы, – тогда давай веселиться!
– Давай! – с энтузиазмом согласилась Элизабет.
Оставшаяся часть вечера пролетела для Элизабет, словно в каком-то угарном чаду. Она еще до приезда в "Шахерезаду" чувствовала себя немного пьяной, а когда они с Томом основательно налегли на спиртное, Элизабет, что называется, понесло. Стоило ей набраться, как у нее развязался язык и она выложила Тому про себя абсолютно все. Она рассказала про учебу в колледже, про свои любовные приключения, неудачи на работе. Словом, поведала о себе все, что только можно было. В процессе рассказа Элизабет то и дело просила Тома подлить ей вина. А так как еда уже не вмещалась в ее желудок, то Элизабет почти не закусывала. И когда на столе появился вожделенный торт с миндалем и курагой, Элизабет, съев кусочек, почувствовала приступ тошноты.
И начался сущий кошмар, длившийся так долго, что Элизабет утратила чувство реальности. Сначала Том потащил ее в туалет, где Элизабет основательно вырвало. Потом, так как тошнота все не проходила, Том повел ее на стоянку машин, надеясь, что ночной холод поможет ей прийти в чувство. Там Элизабет снова вырвало, и даже не раз, а целых три. Однако, несмотря на это, а также на таблетки от алкогольного отравления, которыми напичкал ее Том, Элизабет не становилось лучше. Голова у нее кружилась и отчаянно болела, словно ее распирало изнутри. Последнее, что помнила Элизабет в тот вечер, это мелькавшие перед ее глазами огни уличных фонарей и реклам, такие яркие, что у нее резало от них глаза. А потом наступил абсолютный мрак.
7
Проснувшись наутро, Элизабет тотчас вспомнила свои вчерашние злоключения, и ее сердце наполнилось ужасом. Однако голова была на удивление ясной и почти не болела. Только во рту было сухо, как в раскаленной пустыне. Но на низенькой тумбочке рядом с кроватью стояла бутылка с минеральной водой, и Элизабет радостно утолила жажду. После этого она почувствовала себя совсем хорошо и даже смогла переместиться из лежачего положения в сидячее. И только тут осознала, что снова находится не у себя дома, а в спальне Тома.
– О черт! – в замешательстве воскликнула Элизабет. Я опять провела ночь в его постели и опять абсолютно не помню, как я здесь оказалась! Нечего сказать, хорошенькие дела!
– Проснулась, Бет? – раздался из соседней комнаты голос Тома. А затем Элизабет увидела и его самого. Он был в уже знакомом Элизабет белом махровом халате, и его волосы были влажными, вероятно после душа. – Доброе утро, дорогая. Как ты себя чувствуешь?
– Кажется, нормально. И меня это очень удивляет.
– Ничего удивительного, просто те таблетки, что я дал тебе вчера, начали действовать.
– Да, вот только немного поздновато.
– Нет, просто я не догадался вовремя их тебе дать. Таблетки от похмелья нужно употреблять до начала возлияний, а не только после. Но я не ожидал, что ты так рьяно набросишься на спиртное. – Том посмотрел на Элизабет с добродушной усмешкой. – Вчера ты побила все рекорды по разовому употреблению вина.
– А ты не мог меня остановить? – с упреком бросила Элизабет.
Том ласково рассмеялся.
– Я пытался, но куда там! Ты же не хотела ничего слушать. Легче остановить локомотив, мчащийся на полном ходу, чем разгулявшуюся Элизабет Джемисон.
– Да-а! – смущенно протянула Элизабет. – И такое случается уже второй раз за недолгое время нашего общения. Могу только догадываться, что ты теперь обо мне думаешь!
– Ты уже говорила это три дня назад, – напомнил ей Том. – И мой ответ остается тем же. Я думаю, что ты самая обворожительная женщина на свете!
– Ну-ну! – недоверчиво хмыкнула Элизабет. – Не сомневаюсь, что в те минуты, когда я опорожняла свой желудок в твоем присутствии, я выглядела крайне обворожительно!
Том подошел к Элизабет и нежно потрепал ее по волосам.
– Успокойся, глупышка! Разве ты забыла, что я врач? А врачи всегда относятся терпимо к таким вещам. Обычный физиологический процесс, не более того.
– Но ведь я испортила тебе вечер!
– С чего ты взяла? Нет, Бет, ошибаешься. Наша вчерашняя вечеринка удалась на славу. Пожалуй, мы могли бы гудеть до самого утра, если бы не тот дурацкий торт. Это его проклятый крем произвел в твоем желудке революцию. А в остальном все было отлично. Поверь мне, я уже сто лет так не веселился.
Элизабет бросила на него подозрительный взгляд.
– Интересно знать, и над чем же ты так веселился? Уж не надо мною ли?
– Нет, – с теплой улыбкой возразил Том. – Мне просто было весело рядом с тобой. И очень хорошо.
– Значит, я не показалась тебе скучной?
– Скучной?! Да ты один из самых интересных людей, которых я только встречал в своей жизни! Веселая, остроумная, на редкость приятная собеседница. Жаль, что ты нечасто бываешь такой. Но, думаю, причина не в тебе. Просто твоя жизнь в последнее время была не слишком веселой.
– Это правда, – вздохнула Элизабет. – Веселого в моей жизни за последние десять лет было мало. Пока я училась в колледже, еще куда ни шло, а потом… – Она обреченно махнула рукой.
Том строго посмотрел ей в глаза.
– Что такое, Бет? Ты опять начинаешь жалеть себя? А я-то надеялся, что вчера ты достаточно нажаловалась мне на свою злую судьбу. Или ты хочешь сказать, что мои усилия по поднятию твоей самооценки пропали даром?
– Нет, – рассмеялась она, – не пропали. Я правда чувствую себя намного бодрее. И даже немного увереннее. Просто сейчас мне чуть-чуть взгрустнулось.
– В таком случае нужно позавтракать. Ведь на сытый желудок, как говорится, и горе не беда. Иди в ванную, а я пока что-нибудь сварганю. О’кей?
– О’кей, Том!
– Надень мой запасной халат, он лежит справа от тебя, на кресле. И тапочки там рядом, видишь?
– Да. – Элизабет посмотрела в указанном направлении и многозначительно хмыкнула. – А тапочки-то женские! Значит, ты все-таки с кем-то встречаешься?
– Нет, – невинным тоном ответил Том. – Я купил их так, на всякий случай.
– Понятно, – усмехнулась Элизабет.
Том ушел, а она выбралась из постели и потянулась к белому махровому халату. И с неудовольствием обнаружила, что он женский. Вернее, покрой был самым обычным, общим для женщин и мужчин, но зато размер халата явно не соответствовал размеру Тома. Когда Элизабет облачилась в халат, то увидела, что он пришелся ей впору и по росту, и по ширине. А Том был выше ее на полголовы и шире в плечах.
– Надень мой запасной халат! – язвительно передразнила его Элизабет.
Красные шлепанцы с бантиками тоже пришлись ей по ноге. Прежде чем надеть, Элизабет внимательно их осмотрела. Они выглядели новыми, будто только из магазина, но в сердце Элизабет все равно закрался червь сомнения. Зачем одинокому мужчине, по горло занятому работой, держать дома женские вещи? На всякий случай? Но что это может быть за случай? Элизабет очень сомневалась, что Том станет водить домой случайных женщин, подцепленных на улице или в баре. Тогда кто к нему приходит? Может, какая-нибудь замужняя дамочка, не вполне удовлетворенная супругом? Или кто-нибудь из коллег? В любом случае она чувствовала себя задетой этим открытием. Хотя и сама не понимала почему. Действительно, какое ей дело до личной жизни Тома Хантера? Она не имеет права спрашивать его про тапочки. А тем более пытаться уличить его во лжи. Бестактное поведение, да и только.
Однако, несмотря на эти мудрые выводы, оказавшись в ванной, Элизабет принялась искать следы женского присутствия. И вскоре нашла их: на полочке перед зеркалом стояла баночка с кремом для чувствительной кожи лица. Причем она была неначатой, а значит, Том не пользуется этим кремом. Да и кожа его лица не выглядит чувствительной. Но тогда для кого же он купил этот крем? И точно ли он неначатый? Возможно, раз или два им уже кто-то пользовался, ведь край не совсем ровный.
Опомнись, голубушка! – сердито одернула себя Элизабет. Что это на тебя нашло? Ты что, ревнуешь Тома к этой неизвестной женщине? Но ведь это, мягко говоря, не совсем нормально! С чего бы тебе его ревновать?
Отогнав неуместные мысли, Элизабет сбросила халат и погрузилась в ванну, наполненную ароматной пеной с запахом мускуса. В тот же миг ее окутало поистине неземное блаженство. Казалось, она нежится в волнах теплого южного моря, на берегу которого растут прекрасные цветы. Это впечатление усиливал интерьер ванной, выполненный в лазурно-золотистых тонах. Лазурная плитка на стенах, голубая плитка с золотым тиснением на потолке, просторная голубая ванна. И огромное зеркало в золоченой раме, расположенное над умывальником из голубого мрамора, в обрамлении искусственных зеленых растений с желтыми цветками. Настоящий райский уголок! Даже трудно представить, что за его стенами бушует ноябрьский ветер и сыплет противный дождь.
Элизабет так замечталась, что забыла про время. Из радужных грез ее внезапно выдернул громкий стук в дверь.
– Бет! – донесся до нее несколько встревоженный голос Тома. – Как ты там? С тобой все в порядке?
– Да, Том, все хорошо! – прокричала Элизабет. – А почему ты спрашиваешь?
– Ты слишком долго не выходишь, и я испугался, не стало ли тебе плохо. Сама понимаешь, после вчерашнего всего можно ожидать!
– Извини меня, Том. Я просто разнежилась в ванне.
– Ничего страшного, Бет, можешь не торопиться.
– Да нет, я уже все, сейчас выйду.
Ополоснувшись душем, Элизабет начала одеваться. Покидать уютную, теплую ванную ужасно не хотелось. Но, вспомнив, что ее ожидает вкусный завтрак в не менее уютной комнате, Элизабет почувствовала прилив радостного волнения. И не только поэтому. Было ужасно приятно сознавать, что о тебе кто-то заботится и беспокоится. Кто-то боится, что ты заснешь в ванне или потеряешь сознание и утонешь. Причем этот кто-то весьма интересный молодой мужчина. Обаятельный, умный, добрый, целеустремленный…