– Проблема в том, что ниссекоты сейчас тоже разбросаны. Я даже не знаю, кто мой отец. Фейрвезеры – родственники матери. Иногда нужно найти что-то общее и держаться за это. Именно так мы и поступаем. Мы обнаружили Библию XVIII века, Новый завет в которой был записан фонетическими знаками так, чтобы его можно было прочесть на языке ниссекотов. Пока это наша самая большая удача. Один из ученых, работающих в Гарварде, собирает словарь языка племени, сравнивая его с современным английским аналогом.
Констанция подняла глаза и увидела увеличенный карандашный рисунок, на котором были изображены мужчина и женщина, одетые в традиционные наряды.
– Так, по вашему мнению, выглядели ваши предки?
– Нет, это копия рисунка, сделанного дочерью одного из первых губернаторов Массачусетса в ее личном дневнике. Он был найден в результате неустанных поисков в архивах. На это приходится тратить много времени, и я не очень хорошо разбираюсь в таких вещах, но постепенно, фрагмент за фрагментом, картина истории племени складывается.
– Впечатляет.
Джон провел Констанцию через зал, затем магнитным ключом открыл дверь, вывеска над которой гласила, что это аварийный выход, и они оказались на улице, озаренной ярким солнечным светом. Девушка увидела, что за зданием припаркован большой черный грузовик.
– Мой неофициальный автомобиль, – произнес Джон. – Залезай. Ой, простите… прости. Может, перейдем на "ты"? Так проще общаться.
– Хорошо, не возражаю. Куда мы поедем?
– Знакомиться с моими дедушкой и бабушкой.
Сгорая от любопытства, Констанция забралась в машину. Грузовик оказался не таким образцовым, как седан. Джону даже пришлось убрать кипу бумаг, валявшихся на заднем сиденье, чтобы девушка могла сесть. В подставке для чашек стояла неоткрытая банка содовой, а как только включился мотор, из динамиков раздалась музыка группы "Дорз".
– Уверен, ты им понравишься.
– Почему?
"Вряд ли им придется по вкусу человек, приехавший сюда, чтобы копаться в грязи их резервации", – решила Констанция.
– Ты милая.
– Вовсе я не милая.
Громкий смех Джона эхом прокатился по салону автомобиля.
– Конечно, ты очень жестоко поступила со мной вчера, отказавшись составить мне компанию за обедом. Но они точно посчитают тебя милой.
Констанция посмотрела на свое отражение в боковом зеркале заднего вида. Раньше ей не приходила в голову мысль о том, что кто-то может посчитать ее милой. Организованная, трудолюбивая, вежливая, требовательная, придирчивая – в сознании крутилось огромное число эпитетов, как лестных, так и обидных, но слово "милая" среди них не встречалось.
– Не думаю, что это подходящее качество при моей работе.
– Может, ты занимаешься не тем? – поинтересовался Джон, посмотрев на девушку с вызовом.
– Кто бы говорил…
– Я милый, – сказал он, посмотрев в зеркало, а затем на Констанцию. Она отвела взгляд и уставилась в окно, пытаясь понять, как вышло так, что они снова путешествуют вдвоем по этим безграничным лесам. – Тебе кто угодно так ответит.
– Не думаю, что это будет первым словом, которое придет в голову тому, кого я об этом спрошу. Ты упрямый. По крайней мере, такой вывод можно сделать на основе статей, которые я читала о тебе в газетах.
– Не верь всему, что пишут в газетах.
– Не верю, но без дыма, как правило, нет и огня, – озвучила она первую заповедь аудитора.
Констанция знала, что после того, как кто-то разжигал костер – совершал что-то противозаконное, всегда остаются тлеющие угольки, как бы этот человек ни пытался их спрятать.
– Говорят, я высокомерный сукин сын. Полагаю, ты с этим согласна.
Девушка увидела, что краешек его губ приподнялся в улыбке.
– Несомненно, – ответила она, чувствуя, как губы предательски раздвигаются в ответной улыбке. – А еще говорят, что ты придумал племя ниссекотов, чтобы открыть казино и обогатиться.
– Во многом эти люди правы, – произнес Джон, поворачиваясь к девушке и пристально смотря на нее. – По крайней мере, именно так было в начале. Но потом эта идея переросла в нечто гораздо большее.
– Ты не думаешь, что использовать свое наследие ради получения прибыли плохо?
– Нет, – ответил он, смотря прямо перед собой: они сворачивали с одной извилистой дороги на другую. – Мои предки пережили войну, оспу, расизм и на протяжении более чем четырехсот лет считались людьми второго сорта. До 1924 года они даже не были гражданами США. Власти предержащие делали все, чтобы извести нас, и им это почти удалось. Не вижу ничего плохого в том, чтобы что-то получить от системы, которая нас чуть не уничтожила, – продолжил он. Голос его при этом был, как обычно, спокойным, но за этим видимым безразличием скрывалась страсть. – Когда я делаю что-то, чтобы помочь людям, которым удалось выжить, мне от этого становится очень хорошо.
Констанция не знала, что на это ответить.
Тем временем они подъезжали к симпатичному желтому дому в неоколониальном стиле с крыльцом и гаражом на три машины.
Прежде чем Констанции удалось собраться с мыслями, Джон выпрыгнул из машины и открыл правую дверь.
– Чего ты ждешь?
– Не знаю… – смущенно ответила она, понимая, что прежде ей не доводилось ни перед кем так теряться. – Это тот самый фермерский дом? – продолжила она, выпрыгивая, опираясь на протянутую ей руку, из кабины.
– Нет. Мы построили его три года назад. Старый дом был настоящим кошмаром – там не было нормального отопления и кондиционирования. Мои дедушка с бабушкой с радостью переехали в новый чистый дом.
В этот миг открылась передняя дверь, и на крыльцо вышел седовласый мужчина.
– Привет, Большой Джон.
– Его тоже зовут Джон?
– Да, – ответил спутник Констанции, когда они подходили к дому.
– Значит, ты Маленький Джон? – спросила она.
Он улыбнулся:
– Полагаю, что это так. Но если назовешь меня так, я за себя не ручаюсь.
Констанция сдержала смех. Когда они подходили к крыльцу, она заметила, что Маленький Джон намного выше и крупнее Большого.
– Это Констанция, – представил ее Джон. – Она приехала сюда из Огайо, чтобы досаждать мне.
Большой Джон протянул девушке загрубевшую руку.
– Рад познакомиться с вами, Констанция, – произнес он и сжал ее ладонь двумя руками. – Этому человеку не так-то легко досаждать. Он слишком крепок. Заходите.
Девушка последовала за Большим Джоном и оказалась в залитом солнцем холле, где их встречала высокая красивая пожилая женщина.
– Это моя мама, Филлис. Вообще-то она приходится мне бабушкой, но она меня вырастила, поэтому я называю ее мамой.
– Здравствуйте, Констанция, – произнесла женщина, рукопожатие которой тоже оказалось довольно крепким. Теперь девушка понимала, от кого Джон унаследовал свой пристальный взгляд. "Здорово, что он зовет ее мамой", – подумала она. – Джон нечасто привозит к нам юных леди, – продолжила Филлис, внимательно осматривая Констанцию с ног до головы.
– Вообще-то я не… – запуталась девушка.
"Что "не"? – возмущенно спросила она себя. – Не юная леди?" Констанция испуганно посмотрела на своего спутника.
– Что "не"? – поинтересовался он, даже не попытавшись ей помочь.
– Я здесь по работе, – ответила она, переводя взгляд с Большого Джона на его жену. – По заказу Бюро по делам индейцев.
– Вот как, – произнес Большой Джон.
Выражение его лица стало более жестким, и Констанция начала понимать, что Бюро здесь очень не любят.
– Я показывал ей наш музей, – вмешался Джон. – Ее интересует все, связанное с индейцами. – Девушка заметила, что в уголке его губ притаилась улыбка. – Тогда я подумал, что ей стоит показать истинную причину, по которой все мы оказались здесь. Моя мать умерла молодой. Бабушка и дедушка вырастили меня. Они много рассказывали о наших предках-ниссекотах. Надо признать, что, когда мы с друзьями играли в ковбоев и индейцев, я хотел быть ковбоем. Тогда мне бы полагался пистолет, – продолжил он с озорной улыбкой. – И меня мало интересовали истории о том, каким образом на спине черепахи появился мир.
Дедушка засмеялся:
– Его интересовало только то, нравилось ли ниссекотам сражаться.
– Но они продолжали учить меня всему, что знали сами. Видимо, где-то под толстой корой у меня есть корни. Ведь каким-то образом я все это запомнил.
– Как вы сами узнали легенды племени? Они где-то записаны? – спросила Констанция, не сумев справиться с любопытством.
– Некоторые истории действительно записали. Остальные передаются из уст в уста – их рассказывают или поют, – ответила Филлис. – Пока в поколении есть хотя бы один человек, способный пересказывать легенды, они продолжают жить. Даже те члены семьи, которые вернулись из Лос-Анджелеса и Чикаго, что-то знают о своем наследии – песенки, которые пели им бабушки, или то, что они принадлежат к племени ниссекотов. Мы счастливы, что у нас есть Джон. Он – лидер, способный сплотить почти вымершее племя и вернуть его к процветанию.
– Хотя все считают, будто я просто зарабатываю деньги, – произнес Джон, подмигивая Констанции.
– Пути духов таинственны, – сказал Большой Джон. – Никто из нас не может сказать, что именно он делает, пока не пройдет какое-то время. Мы думали, будто выполняем повседневную работу, а оказалось, что сохраняли свое право на землю и ждали, когда Джон будет готов взяться за дело.
– Джон подарил нам восемь коров на Рождество, – с улыбкой похвасталась Филлис.
– Мясных, – встрял в разговор Джон. – Абердин-ангусской породы. Больше никакой дойки. – Затем он пожал плечами и продолжил: – Здесь было очень неуютно без скота.
– Ему не хватало производимых ими звуков.
– Это хорошее вложение денег. Качественный племенной скот.
Филлис улыбнулась Констанции:
– Он гораздо более сентиментален, чем показывает вам.
Джон возмутился:
– Ерунда. Пожалуй, мы пойдем. Хочу доказать Констанции, что мы не просто цифры в балансовых ведомостях или имена в результатах переписи населения.
– Приятно было познакомиться, – произнесла Констанция, на прощание помахав старикам рукой и последовав за Джоном, который уже прошел половину пути до двери.
Его бабушка и дедушка стояли на месте и со все возраставшим интересом смотрели на уходившую пару. Джон сбежал по ступенькам и запрыгнул в машину. Когда до автомобиля дошла Констанция, он уже успел запустить двигатель.
– Они очень милые.
– Как и я, – сказал Джон, подмигнув ей.
– Должна признать, что ты гораздо лучше, чем тот человек, которого описывают в прессе.
– Говорил же я тебе – не верь всему, что читаешь. Но тебе не следует думать, будто я тряпка. Я безжалостен. По крайней мере, настолько, насколько нужно.
– Безжалостный, значит.
Притормозив в конце шедшей к дому дороги, Джон пристально посмотрел на Констанцию темно-карими глазами. Девушку охватило возбуждение, и она вспомнила, как сокрушительно он влияет на нее.
– Совершенно беспощадный.
"Джон Фейрвезер точно знает, что именно он делает в тот или иной момент. Даже когда целовал меня, – подумала девушка. – Пожалуй, мне не следует об этом забывать".
Глава 5
Вернувшись в кабинет Джона, Констанция решила изучить издержки казино. Они вполне ожидаемо оказались большими. В них встречались незначительные странности, но в целом не было ничего из того, что она видела в других преуспевающих компаниях.
Около шести она вышла из кабинета, собираясь отправиться отдыхать и радуясь тому, что на работу придется потратить еще только пару дней. "Я уже почти все проверила, – думала она. – Так что мы с Джоном наверняка с радостью разойдемся в разные стороны".
Едва она подумала о Джоне, как увидела его – он шел по коридору в сторону лифта. Сердце Констанции подступило к горлу, хотя умом она прекрасно понимала, что это глупо.
– Добрый вечер, – произнесла она, проходя мимо Джона.
– Констанция, – произнес он, разрывая ее сознание на куски, – пойдем со мной вниз, посмотрим, что там происходит. По вечерам у нас настоящий час пик. Любое место лучше изучать тогда, когда там много народа.
– Нет, спасибо. Мне нужно вернуться в отель.
Пока Констанция старалась сосредоточить взгляд на дальнем конце коридора, Джон прошел мимо нее и нажал на кнопку вызова лифта прежде, чем она успела ему помешать.
– Ты предпочитаешь отдых работе, в то время как тебе следует изучать всю подноготную нашего бизнеса. Констанция, я просто в шоке.
Девушка пристально уставилась на него, стараясь защитить себя.
– Меня интересуют только ваши документы, – ответила она.
Джон приподнял бровь:
– Полагаю, ты очень недобросовестно относишься к своим обязанностям. Наверняка Бюро по делам индейцев хочет выяснить о нашей работе все, что возможно. Я бы не удивился, если бы они запросили полный доклад о каждом, кто здесь трудится.
– Для этого им придется нанять частного детектива. А я бухгалтер.
В этот момент пришел лифт, и Констанция нырнула внутрь. Она не сомневалась, что Джон последует за ней. Его близость как-то странно влияла на температуру ее тела. По неизвестной причине она истекала потом. "Возможно, в составе ткани моей новой блузки слишком много синтетики", – решила она. Девушка почувствовала, что в ее брови застряла капля пота, и поторопилась стряхнуть ее. Она не хотела, чтобы Джон догадался, насколько сильно его присутствие влияет на нее.
– Ты видела казино только днем, когда оно почти пустое. Тебе действительно следует взглянуть на него вечером. Это лучший способ понять, как мы ведем бизнес.
Джон был совершенно прав. Если бы Констанция была собственной начальницей, она попросила бы себя остаться. "Неужели мое неуместное влечение к Джону Фейрвезеру помешает мне выполнять свою работу?" – подумала она.
– Хотя, полагаю, ты права. Ты не должна сопровождать меня. Не хочу тебя беспокоить.
Констанция заметила в его глазах хитринку, уже успевшую стать привычной.
– Наоборот, буду рада, – произнесла она.
Когда двери лифта открылись, девушка приготовилась к тому, что он положит ладонь ей на спину или возьмет за руку, но ничего этого не произошло. Джон жестом предложил ей выйти. Констанция сделала несколько шагов в направлении игровых залов. "Интересно, он смотрит на меня?" – спросила себя она и ответила, что у нее просто разыгралось воображение, чему нашла подтверждение, когда, обернувшись, увидела, что Джон уставился в дисплей своего мобильного телефона и пишет кому-то сообщение. "Ты не нравишься ему, Констанция. С какой стати? Он поцеловал тебя только потому, что сумел сделать это. Такой уж он человек", – решила она.
– Пойдем, возьмем тебе что-нибудь выпить.
– Нет! – запротестовала она настолько громко, что вынуждена была окинуть зал взглядом, чтобы убедиться, не испугала ли кого-нибудь.
Джон улыбнулся:
– В баре продается свежевыжатый сок. Леон делает превосходный коктейль из ананасового сока, кокосового молока и щепотки только ему известных специй. Совершенно безалкогольный.
– Звучит заманчиво, – ответила Констанция, решив, что кокосовое молоко, которого она прежде никогда не пробовала, точно ей не повредит.
Джон заказал два коктейля. Их принесли в больших стеклянных бокалах с эмблемой казино – изображением восходящего солнца. Джон поднял свой бокал и произнес:
– За тебя. Хочу, чтобы ты узнала о нас все и это тебе понравилось.
Констанция кивнула. Ей не следовало надеяться, что ей понравится все увиденное. Это отвлекало от поиска проблем. Она отхлебнула немного коктейля, оказавшегося превосходным.
– Признаю, что действительно очень вкусно. Обычно, когда куда-то выбираюсь, я пью содовую. Пожалуй, стоит разнообразить меню.
– Я все время прошу придумывать новые напитки. Не понимаю, почему нас, непьющих, нужно оставлять за бортом.
– Ты не пьешь алкоголь?
– Нет. Стараюсь держаться от него подальше. Он погубил мою мать.
– Я думала, что она умерла молодой…
– Ей было двадцать лет. Она погибла в автомобильной аварии. Этого не произошло бы, будь она трезвой.
– Мне очень жаль.
– Мне тоже. Я совсем не помню ее. Когда она умерла, мне было всего полгода. Бабушка с дедушкой заставили меня поклясться, что я никогда не прикоснусь к спиртному, и я не вижу причин для нарушения этой клятвы.
– Очень благоразумно, – ответила Констанция, удивляясь своей прямолинейности. – Ты злишься на нее из-за того, что ее нет рядом?
Джон на протяжении нескольких секунд молчал и странно смотрел на Констанцию, а затем ответил:
– Да. Когда был моложе, я злился на мать за то, что она не была осмотрительна. Понимаю, это звучит безумно… В то же время гибель матери заставила меня приглядывать за работающими здесь молодыми людьми, особенно за теми, кто недавно покинул семьи, чтобы присоединиться к нам. Я большой поклонник занудных лекций.
Констанция улыбнулась:
– Сейчас ты напомнил мне моих родителей. Всю жизнь я сижу на жесткой диете, основным блюдом которой являются нудные лекции.
– Думаю, это помогло тебе стать такой, какая ты сейчас.
– Некоторые люди сказали бы, что я чересчур консервативна, но это только ради моего блага.
– Пожалуй, я один из них, – произнес Джон, подмигивая ей. – По крайней мере, есть гораздо худшие варианты. Пойдем – посмотрим, как играют в рулетку.
– Ты же не заставишь меня играть? – спросила Констанция.
Джон засмеялся:
– Я не собираюсь заставлять заниматься тем, чем ты не хочешь.
"Что в Констанции так привлекло меня?" – спрашивал себя Джон, стоя рядом с ней и следя за шариком, перепрыгивающим с красного сектора крутящейся рулетки на черный. Эта девушка была настолько не похожа на гламурных женщин, обычно увивавшихся вокруг него ради денег или надеявшихся пережить запоминающееся любовное приключение.
Констанция стояла, скрестив руки на груди, и неотрывно смотрела на стол. В ее движениях не было ни намека на флирт. Но Джон знал, что привлекает ее так же сильно, как и она его. Об этом говорили блеск, появлявшийся в ее глазах, когда она смотрела на него, румянец, выступавший на щеках, то, как двигалось ее тело, когда разум не контролировал его. Все это свидетельствовало о желании, настолько сильном, что оно буквально искрилось в воздухе вокруг них. Констанция не стремилась симпатизировать Джону или хотеть его, но по какой-то загадочной причине этот факт только усиливал напряжение, охватившее их, когда они стояли бок о бок, притворяясь, будто все их внимание сосредоточено на шарике.
Наконец тот застыл в одной из секций, и колесо наполовину замедлило движение. Женщина, стоявшая рядом с рулеткой, радостно вскрикнула и заулыбалась, когда крупье пододвинул к ней кучку фишек. Джон посмотрел на Констанцию и увидел тень улыбки, притаившуюся в уголке ее рта.
– Вот поэтому они возвращаются, – тихо сказал он.
– Кажется, я начинаю понимать, почему это может показаться забавным, – произнесла в ответ Констанция, придвинувшись к Джону, чтобы никто не мог подслушать их разговор. Ее запах заставил все его чувства обостриться. – Но я предпочитаю зарабатывать деньги другими, более старомодными способами.
– Я тоже. Много работаю. Каждый день, – произнес он, приблизившись к Констанции еще больше и ощущая жар ее кожи. – Но все остальные думают иначе.