- Всегда пожалуйста, - откликнулся Зик. Его дыхание прерывалось от страсти, тело демонстрировало, как сильно он ее хочет.
Мелоди стала покрывать мыльной пеной его широкую грудь, не спеша, наслаждаясь ощущением его мышц под своими ладонями. Потом ее руки скользнули вниз, к животу, и мускулы Зика напряглись. Ее руки опустились еще ниже, и он охнул:
- Дьявол, Ди!
И притянул ее к себе.
- Я еще не закончила, - пролепетала Мелоди. Она хотела Зика так же сильно, как он ее, и так же, как он, не желала ждать.
- Радость моя, я ценю свое умение все держать под контролем, но и у него есть предел.
Зик выключил воду. Потом взял два полотенца, обернул одним Мелоди, другим себя и вышел вместе с ней из душевой кабины. Их тела были еще влажными, волосы - мокрыми, но все это были мелочи по сравнению с их желанием.
Его руки судорожно ласкали Мелоди, словно не могли насытиться, губы целовали пульсирующую жилку на ее шее, округлую грудь, нежную кожу живота. И когда он вошел в нее, их тела слились и двигались в едином ритме, пока наслаждение не забросило их куда-то в иной мир, мир сияния и восторга.
- Я люблю тебя. - Зик подвинулся, освобождая Мелоди от тяжести своего тела, но продолжая держать ее в объятиях, и накрыл одеялом их обоих.
- Я тоже люблю тебя. - Она говорила от чистого сердца, но ее голос прозвучал сдавленно, ибо Мелоди сознавала, что должна его потерять. - Я очень сильно тебя люблю. Всегда помни это.
Зик быстро заснул, а она, несмотря на крайнюю усталость, не смогла даже задремать. Мелоди лежала в его объятиях, греясь у его тела, но мысли не давали ей покоя. Они дважды были близки, а Зик так и не заметил, что грузовик сделал с ее телом, которое он обожал. Наступило время расставания, и Мелоди, ужасаясь, тем не менее испытывала какое-то горькое облегчение.
Она вздрогнула, и Зик, не просыпаясь, крепче обнял ее. Через минуту Мелоди осторожно высвободилась и встала. В спальне было тепло, ее волосы почти высохли, но она опять задрожала.
Мелоди подобрала свои вещи, тихонько выбралась из спальни Зика и пошла в свою. Там она надела теплые брюки и теплый длинный, почти до колен, свитер, расчесала волосы и стянула их на затылке в конский хвост. Потом приблизилась к окну и выглянула на улицу.
Было пять часов утра. Рождество. Через пару часов дети начнут просыпаться и разворачивать подарки. Дома и квартиры наполнятся веселым шумом, семьи начнут собираться на рождественский обед. Матери, раскрасневшиеся от жара кухонных плит, будут призывать своих потомков не шалить слишком сильно, отцы - исполнять роль хозяев, развлекать гостей, подносить им рождественский стаканчик, дедушки и бабушки приедут на такси и привезут внукам новые подарки.
Это будет день трудов и веселья, обильной еды и питья, наивных игр и сидения у телевизора. Это было нормально, только Мелоди в детстве никогда не испытывала всего этого. Рождественским утром она находила над своей кроватью маленький чулок с апельсином, мелкой монеткой или небольшой игрушкой. На обед они ели индейку. Вдвоем. Бабушка получала рождественские открытки, но Мелоди не могла вспомнить ни одного отправителя. Да, еще они украшали рождественскую елку. Когда бабушки не стало и друзья стали приглашать Мелоди к себе на Рождество, ее поразили веселье, радость, удовольствие, которые все получали от праздника. Для девушки это стало откровением.
"Почему я сейчас думаю об этом?" - спрашивала она себя, глядя в окно на покрытые снегом крыши, такие белые на фоне темного неба. Прошлое осталось в прошлом. Зачем в нем копаться? Бабушка делала для нее все, что могла. Мелоди никогда не сомневалась в том, что бабушка по-своему любит ее. Ей еще повезло по сравнению с некоторыми. Зиком, например.
В глубине души Мелоди понимала, что Зик - ее шанс отведать все то, что для других было нормальным, потому что у них были нормальные семьи. Она втайне надеялась, что они смогут создать свой собственный мир, место, где их дети получат все, чего они сами были лишены. Надеялась, но никогда не была уверена.
И никогда не верила, что достаточно хороша для Зика. Подсознательно Мелоди постоянно ждала, что мыльный пузырь ее счастья лопнет. Она стремилась к недостижимому совершенству и, хотя Зик женился на ней и любил ее, всегда считала, что ему нужна не она.
Возможно, если бы Мелоди знала отца и мать (мать, по крайней мере), все было бы по-другому. Она чувствовала, что от нее многое утаивают, но бабушке воспоминания приносили такую муку, что расспрашивать ее было жестоко. И Мелоди росла, постоянно размышляя о людях, которые дали ей жизнь, и не находя ответа на свои вопросы.
Мелоди закрыла глаза, обхватила себя за талию и медленно покачала головой. Все это не имеет отношения к тому, что ей предстоит сделать. Ей двадцать семь лет, она взрослая женщина, и надо двигаться дальше. Оставить Зика, уехать далеко-далеко, найти работу и самой строить свою жизнь. Передумать нельзя. Мелоди открыла глаза и стала ходить взад-вперед по комнате. Если она передумает, что с ней будет? Неизвестно. Зато она знала, на что идет, и находила в этом некое утешение. Она выживет.
Молодая женщина остановилась. Ей казалось, что стены комнаты давят на нее. Она ненавидела тесные помещения. Необходимо выйти на улицу. Только там она сможет думать.
Мелоди достала из так и не распакованного чемодана теплые носки, прошла в гостиную, взяла пальто, шапку и шарф, надела сапоги, еще влажные после ночного приключения.
Потом она положила ключ от чемодана в сумочку, открыла дверь и прошла к лифту. Когда дверцы лифта открылись внизу, у нее замерло сердце: она боялась, что швейцар и портье станут задавать вопросы. Но ей повезло: Майкл куда-то ушел, девушка разговаривала по телефону. Мелоди тихонько миновала вестибюль и вышла на улицу.
Было очень холодно, однако Мелоди не собиралась отступать. По краям тротуара лежал снег, но посередине расчистили дорожку. Город уже просыпался, и на тротуаре появились прохожие, на мостовой - автомобили.
Мелоди брела, сама не зная куда, стараясь двигаться осторожно. Она в первый раз после болезни вышла одна, и независимость кое-чего стоила. Ей приятно было ощущать себя частичкой человечества.
Еще не рассвело, но фонари и белизна снега давали достаточно света. Мелоди натянула шапку на уши. Ее удивляло, что она не чувствует усталости. Вчера она была совершенно обессилена, а сегодня ей казалось, что она может отправиться хоть на край света.
Мелоди сбежала из отеля, желая разобраться в отношениях с Зиком и в своем будущем, но не думала ни о чем. Только вдыхала холодный воздух и радовалась морозному утру.
Она жила. Она не погибла под колесами грузовика, она не парализована, не прикована к инвалидному креслу. Ей повезло. Зик и мистер Прайс были правы, уверяя, что ее положение гораздо лучше положения многих других пациентов.
Примерно через полчаса Мелоди решила, что ей стоит присесть на минутку. Идти по заснеженному тротуару было трудно, и, как только первое возбуждение улеглось, она начала испытывать усталость.
Слева от нее тянулся Гайд-парк. Деревья с покрытыми снегом ветвями казались воплощением Рождества, но Мелоди сочла, что на улице безопаснее, и не поддалась искушению зайти в парк. Вместо этого она сбросила снег со скамейки, стоявшей на тротуаре, и села.
Мимо прошли, обнявшись, парень и девушка. Они улыбнулись Мелоди. Девушка крикнула:
- С Рождеством!
И они пошли дальше, скользя на снегу. Мелоди сообразила, что беззаботная пара возвращается после длившегося всю ночь праздника. И вдруг она почувствовала себя непомерно старой, остро ощутила тяжесть своего положения.
До встречи с Зиком Мелоди практически никогда не ходила на праздники и вечеринки. Бабушка ради нее шла на большие жертвы, и ей было стыдно предаваться тому, что старушка считала "фривольным бездельем". А если учесть, что Мелоди чувствовала себя белой вороной в тех редких случаях, когда кто-нибудь из подруг брал ее с собой на праздник, старалась спрятаться в уголке, неудивительно, что ее обычно не приглашали.
А потом в ее жизни появился Зик, и все изменилось. Сердце женщины болезненно сжалось. Но отчего? От мысли, что с Зиком надо расстаться, или от сожаления по поводу того, что Мелоди по глупости не смогла полностью насладиться временем, которое провела с ним? И почему сейчас она сидит на лондонской улице вместо того, чтобы лежать в его объятиях? Время-то идет.
Пальцы ее ног сжались, но она не встала. Мелоди постоянно размышляла с тех пор, как попала под грузовик, но никогда не рассуждала холодно и спокойно. Как угодно, только не так. Ведь в ее жизни все перевернулось, сломалось.
Может быть, было бы легче, если бы она могла выплакать свою боль, но Мелоди быстро усвоила, что слезы только раздражают персонал больницы. А поскольку все были очень добры к ней, она сдерживала горе.
Порыв ветра сдул снег с дерева в парке. Мелоди смотрела на летящую белизну и чувствовала, что начинает замерзать.
Сколько раз она спрашивала себя: почему это случилось именно с ней? Почему у нее отняли возможность заниматься тем, что ей удавалось? Но грустить по этому поводу бесполезно. Как дереву бесполезно жаловаться на ветер.
Мелоди стало холодно, но она продолжала сидеть, а мысли продолжали крутиться в голове. Танцы были ее жизнью с тех пор, как она себя помнила, но это не значит, что она не сможет научиться чему-нибудь другому. Если попробует. Она не может танцевать, зато может давать уроки хореографии. Ей в любом случае пришлось бы заняться этим. Правда, не так скоро. Но что произошло, то произошло. И ничего не поделаешь.
А Зик? Впишется ли он в эту ее новую жизнь?
Одно дело - решить, что их брак распался, находясь в клинике. Сейчас все обстоит по-другому. Танцы были ее жизнью, а Зик… Он был ее миром. С первого свидания они радовались друг другу больше, чем кому бы то ни было. Он был добр и ласков, часто приглашал ее на ланч, когда она совсем этого не ждала.
Воспоминания хлынули бурным потоком. Любовь до рассвета… Прогулки на Мадейре… Зик у плиты, готовит завтрак… Список был бесконечен. У Мелоди кружилась голова, но она не в силах была остановить водоворот памяти.
Наступило утро, а она так и сидела на скамейке и по-прежнему не могла представить себе будущее вместе с Зиком. Они всегда были на виду. Так будет и дальше. Он возглавляет империю развлечений, которую построил ценой огромных усилий.
Смогут ли они оставаться парой, если Зик будет жить одной жизнью, а она - совершенно другой? Если у них будет не только разная работа, но и разное общественное положение? Мелоди была уверена, что это невозможно.
И она продолжала сидеть на скамейке - одинокая фигурка под жемчужным утренним небом.
Глава 10
- Простите, если я ошибаюсь, но мне что-то подсказывает, что вам, милая, не помешала бы чашечка хорошего чая. Вы, должно быть, промерзли до костей.
Мелоди не сразу переключила внимание на севшую рядом с ней невысокую, полную женщину с маленькой, толстенькой собачкой и бросила рассеянно:
- Извините?
- Я тут проходила не так давно. Рождество или не Рождество, а мой Билли должен гулять каждое утро. И я видела вас. Такой лютый холод, а вы сидите тут одна-одинешенька. - Ясные карие глаза смотрели пристально, но ласково. - Я права? Вам, должно быть, очень скверно.
Мелоди постаралась собраться. Вернувшись из мира размышлений в реальность, она почувствовала, что действительно промерзла до костей.
- Спасибо, но я в порядке. - Ответ прозвучал как-то неубедительно, поскольку она сильно дрожала.
Во всяком случае, так показалось ее доброй самаритянке. Маленькая женщина прищелкнула языком:
- Я всегда выпиваю чашечку чаю, когда прихожу домой, а мой дом рядом, дорогая. Почему бы вам не пойти ко мне, не обогреться немного?
- Нет, нет, спасибо. - Мелоди заставила себя улыбнуться, встала и почувствовала, что ноги совершенно одеревенели. - Вы очень любезны, но я в полном порядке. Я… я просто немного тут посидела.
- Вы не выглядите так, будто вы в порядке, если позволите мне сказать. Вы белы как снег. Слушайте, меня зовут Мейбл, и мне совсем нечего делать, пока мой сын не приедет за мной и за Билли. Он отвезет нас к себе и угостит рождественским обедом. У него очень мило. Все в современном стиле - так, кажется, говорят. Мне-то это не по душе - на сарай похоже. Но ему нравится. И его жене, и детишкам. А это самое важное. Приедет он еще не скоро - через час, не раньше. Надо же чем-нибудь занять это время. Вы составите мне компанию. Согласны? Рядом с Билли мне хорошо, дай ему Бог здоровья, но сегодня Рождество. Я всегда скучаю по Артуру на Рождество. Уже два года прошло, как его не стало, а я не могу привыкнуть. Пятьдесят лет мы прожили вместе. Дружили с детства. В те времена такое еще случалось. Теперь все не так. - Мейбл тяжело вздохнула, выражая тем самым свое мнение о современных нравах.
Мелоди облизала губы и уже готова была отклонить приглашение, но вдруг увидела глаза Мейбл. В них были тоска, и одиночество, и что-то еще, идущее из самой глубины души. И вместо того чтобы ответить "нет", она неожиданно для себя самой согласилась:
- Если я вам не помешаю, то с удовольствием выпью чашечку чаю. Я и не заметила, как долго просидела на холоде.
- Все в порядке, милая. - Мейбл встала и дернула Билли за поводок. - Когда о чем-нибудь думаешь, ничто не поможет лучше, чем чашка крепкого чая. Я в это верю. Хороший чай веселит душу - так мой Артур говорил.
Дом Мейбл оказался очень милым жильем с балконом, следами прежнего великолепия и семейными фотографиями на стенах маленькой кухни-столовой, куда хозяйка провела Мелоди. Там было тепло и уютно. У стола стояли два кресла, в углах - четыре стула. Тут царили тишина и уют, говорившие скорее о спокойствии, чем о пустоте. У Мелоди возникло странное ощущение, что она попала домой.
- Садитесь, дорогая. - Мейбл указала на одно из кресел. Билли немедленно свернулся в своей корзине у камина и закрыл глаза, как бы предупреждая: "Я исполнил свои обязанности. Больше меня не беспокойте".
- Спасибо. - Мелоди села, немного неловко.
Как получилось, что она рождественским утром оказалась в гостях у совершенно незнакомого человека, тогда как Зик спит в отеле? Во всяком случае, Мелоди надеялась, что он спит. Да, наверняка спит, быстро утешила она себя. Впрочем, даже если не спит, слишком поздно волноваться.
Мейбл занялась приготовлением чая. Она согрела чайник, насыпала в него пару ложек заварки, долила кипяток. Мелоди не удивилась. Заваривание чая в пакетиках было явно не в стиле пожилой дамы.
- Ну вот, дорогая. - Мейбл поставила перед ней чай и большой кусок домашнего пирога на блюдце. - А теперь можно ли мне спросить, почему такая хорошенькая девочка сидела рождественским утром одна и лицо у нее было такое, будто она потеряла фунт, а нашла пенни?
Мелоди невольно улыбнулась. Мейбл нельзя обвинить в хождении вокруг да около.
- Я не знаю, что мне делать.
Как поступить. Мейбл устроилась в скрипучем кресле и ласково улыбнулась.
- Беда, поделенная на двоих, - это половина беды, я так считаю. Почему бы вам не рассказать мне все? - Она откусила кусочек пирога и указала Мелоди на ее блюдце. - Попробуйте вкусный пирог и расскажите мне, что с вами случилось.
- Это долгая история, - нерешительно начала Мелоди.
- Ну, так расскажите ее поскорее.
Через час, выпив несколько чашек чаю, Мелоди спрашивала себя: как она могла поведать историю своей жизни постороннему человеку? И почему у Мейбл ей спокойно, как дома?
Мейбл слушала не прерывая, пока она рассказывала о своем детстве, о встрече с Зиком, о несчастном случае и полученных травмах. Билли ворочался в своей корзине, будто гонялся за воображаемыми кошками, и корзина поскрипывала. А в остальном все было тихо и спокойно, и ничто не отвлекало их.
Когда Мелоди закончила рассказ, они некоторое время сидели молча. Потом Мейбл спросила:
- И что же вы будете делать, когда вернетесь в отель?
Мелоди пристально смотрела на свою новую подругу:
- Я не знаю. Посоветуйте мне.
- Вы должны решить сами, дорогая. Только вы знаете, что чувствуете.
Разочарованная Мелоди выпрямилась в кресле.
- Я не могу оставаться с Зиком, - произнесла она без всякого выражения. Горе разрывало ей сердце.
- Не можете или не хотите? - поинтересовалась Мейбл. - Это не одно и то же. Мой Артур и я потеряли пятерых детей до того, как родился наш сын. После пятого я сказала, что больше не могу. Артур, благослови Господи его душу, не стал со мной спорить, даже когда я решила, что не желаю оставаться в этом доме. Слишком много горьких воспоминаний он хранил. Я заявила, что хочу начать все сначала где-нибудь еще. В Австралии, например. Мой брат уехал туда, и дела у него шли хорошо. Или в Новой Зеландии. Где угодно, только не здесь, с маленькой комнаткой наверху. Мы сделали из нее детскую. И колыбелька стояла там пустая и ждала. Ждала больше десяти лет. - (Мелоди ловила каждое ее слово.) - И я составила план. Артур был очень хорошим инженером, мог найти работу где угодно. Брат написал мне, что рядом с тем местом, где он живет, продаются отличные коттеджи, а сослуживец Артура предупреждал, что, если мы вдруг захотим переехать, он, не торгуясь, купит наш дом. Так что нам не о чем было волноваться. Артур уволился с работы. Все было готово. Помню, мы должны были отплыть двадцать восьмого мая. Странно, какие вещи всплывают в памяти, правда? - (Мелоди кивнула, пораженная драмой, которую давным-давно пережила Мейбл.) - Весна в тот год была мягкая, теплая. Солнце светило целый день. Девочки надели летние платья. Всем было весело. Кроме меня. Все у нас шло гладко. Артура ждала в Австралии хорошая работа. Но я чувствовала, что что-то не так. Вот тут. - Мейбл дотронулась до сердца. - Ведь я убегала, хоть и не признавалась в этом. Конечно, у меня были причины начать все сначала. Мне казалось, я не смогу смотреть в будущее, если останусь здесь. - Она наклонилась и взяла Мелоди за руку. - Знаете, я чувствовала себя такой никчемной! Каждый раз, когда я теряла ребенка, мне казалось, что я предаю Артура, и это губит наш брак. Он твердил, что все равно любит меня и что, пока у него есть я, ему не нужны никакие дети. Но я не верила ему. Я даже собиралась уйти от него. У Артура было три брата, у них были большие семьи, и он очень дружил с племянниками… Их любимый дядя. Я решила, что, уйдя от Артура, дам ему возможность обзавестись детьми с другой женщиной. Этим я мучила его.
- Как я, - прошептала Мелоди, и Мейбл сжала ее руку. - А что было дальше? Вы все-таки уехали в Австралию?
- Как-то утром ко мне пришла мать Артура. Был конец апреля, светило солнце. Я открыла ей дверь и расплакалась. Она провела со мной целый день, и мы говорили, говорили. Я рано потеряла свою маму и не принадлежу к тем, кто любит делиться своими бедами, особенно личными. Свекровь произнесла тогда мудрые слова, и то был поворотный момент.
- Что она сказала? - Мелоди вся превратилась в слух.
- Что страшиться надо только одного - страха. Я-то твердила себе, что ничего не боюсь. Но, конечно, она была права. Я боялась будущего, боялась новой неудачи, боялась, что Артур перестанет меня любить. А страх грызет самые корни жизни, очерняет все, особенно любовь и доверие. Страх слепит.
- И вы остались, - тихо проговорила Мелоди. - Вы никуда не уехали.