И ему вдруг тоже стало все равно. Потому что сейчас ему нужно было лишь наконец прикоснуться к желанной женщине, а все остальное было не важно.
Аккуратно стянув с нее платье, он замер, пораженно разглядывая открывшееся перед ним великолепие, словно вообще раньше ни разу не видел обнаженных женщин. И сейчас перед ним стояло само воплощение красоты и изящества. Светлые волосы, цветочный аромат, белое кружевное белье… Прижимая к себе Иву, он хотел не просто ею обладать, но боготворить и защищать. Хотел посеять внутри ее свое семя, но при этом отлично понимал, что для столь хрупкой девственницы будет слишком велик.
Он аккуратно смахнул падавшую ей на лицо прядку.
– Я боюсь тебя поломать.
– Ничего со мной не будет. Я живая женщина, а не хрустальная ваза. – Вздернув подбородок, она увидела зажегшуюся в его глазах решимость. – Не делай для меня исключений лишь потому, что я еще ни разу этим не занималась, или потому, что болела в детстве. Веди себя так же, как и всегда.
– Будь осторожна со своими желаниями, – прорычал он и, подхватив на руки, отнес в спальню.
Осторожно уложив Иву на кровать, он начал неторопливо расстегивать рубашку, поклявшись себе, что, если заметит в пристально наблюдавших за ним глазах хоть тень сомнения, сразу же остановится.
Но она и не думала сомневаться, глядя словно ребенок, впервые оказавшийся в лавке сладостей, а широко распахнутые глаза и приоткрытые губы лишь подстегивали его желание. А ведь еще секунду назад ему казалось, что хотеть сильнее просто невозможно… Расстегнув молнию, он спустил брюки и трусы, пристально наблюдая за Ивой, но не заметил в ее лице ничего, кроме любопытства и голода.
– Данте, – шепнула она едва слышно.
Собственное имя показалось ему райской музыкой. Вернувшись к кровати, он склонился над Ивой, проведя большим пальцем по дрожащим губам, а потом приник к ним в долгом поцелуе и, когда наконец-то отстранился, заглянул в затуманенные глаза, проведя рукой по кружеву бюстгальтера.
– Страшно?
Она легонько пожала плечами.
– Страшно не оправдать твоих ожиданий.
Расстегнув застежку, он освободил небольшие грудки и, улыбнувшись, по очереди поцеловал оба напрягшихся соска.
– Не переживай, тебе нечего бояться. Ты идеальна.
Ну конечно. Никто не идеален, а в первую очередь она сама. Только Данте смотрел на нее такими глазами, что Ива невольно почувствовала себя так, словно впервые в жизни действительно сумела приблизиться к идеалу. Что ж, она будет благодарна ему до конца жизни хотя бы за одно это чувство.
А пока она над этим размышляла, Данте запустил два пальца в ее трусики и потянул их вниз.
– М-м-м… – протянул он, разглядывая открывшийся треугольник между ног. – Натуральная блондинка.
Когда-то она долго гадала, какой будет ее первый раз, но уж того, что, наконец-то оказавшись с мужчиной в постели, она станет смеяться, Ива точно не ждала.
– Ты невыносим, – улыбнулась она, провожая взглядом полетевшие в угол трусики.
– Но тебе же это нравится? Верно?
Именно. Порой Данте Дишон был чертовски надменен и просто невыносим, и она поняла, почему он заслужил репутацию опасного противника. Но это еще далеко не все. Большинство мужчин в его положении уже давно уложили бы ее в постель, но только не он. Он изо всех сил пытался поступить правильно, даже несмотря на то, что это полностью противоречило его инстинктам мачо. Он боролся и сопротивлялся до последнего, но у каждого есть предел. Он был невероятно силен и властен, но при этом не шел напролом, и рядом с ним она чувствовала себя в безопасности. А безопасность для нее всегда много значила.
– Думаю, ты и сам знаешь, – шепнула она, запрокидывая голову и подставляя шею под поцелуй.
И Данте действительно знал. Удовлетворенно застонав, он начал исследовать роскошное тело, пока Ива не начала дрожать и извиваться, невнятно моля о большем. Сам же он уже давно был готов.
Дрожащей рукой потянувшись за хранящимися в тумбочке презервативами, он впервые заметил в ее глазах нерешительность. А когда она закусила губу, он все же заставил себя сказать:
– Будет чертовски сложно, но, если ты передумала, я готов…
– Нет, – выдохнула она решительно, набрасываясь на него с поцелуями. – Ни за что. Ни за что!
Улыбнувшись подобному напору, Данте надел презерватив и наконец-то в нее вошел, мимолетно почувствовав, как разрывает девственную плеву.
– Больно? – выдохнул он, из последних сил сдерживаясь, чтобы не забыться в бешеном ритме.
Но она лишь покачала головой.
– Потрясающе.
Закрыв глаза, Данте ухватил узкие бедра, поцеловал твердый сосок и наконец-то перестал сдерживаться.
– Данте! – выдохнула она под его напором, но слова уже были не нужны.
Он и так видел восторг в потемневших глазах.
– Данте!
Глядя, как мечется из стороны в сторону голова, а все ее тело изгибается в сладостной дрожи, он слышал, как она что-то невнятно шепчет, но слов разобрать не мог. Да ему было уже и не важно. Он так долго сдерживался, что оргазм пришел совсем быстро, вознося его куда-то высоко-высоко в бесконечность.
Глава 10
Жизнь Ивы вдруг обернулась настоящей сказкой.
Данте Дишон стал ее любовником и, казалось, никак не мог ею насытиться. Как и она им.
И все это происходило не во сне, а наяву. Жаль только, что приходится постоянно себе напоминать, что все это лишь временно. И ничего не значит. Секс – это всего лишь секс. Данте сам так сказал.
Завернувшись в одеяло, Ива прислушалась к доносившимся из ванной звукам льющейся воды.
Хуже всего, что, когда чего-то очень хочется, очень легко начать мечтать, а потом и поверить в те мечты, из-за которых, собственно, все проблемы и начались. Ива задумалась о том, как привык жить Данте. Он сам сказал, что терпеть не может свадьбы и не собирается успокаиваться и остепеняться. А что будет, если сказать, что ей вся эта "нормальная" жизнь тоже не нужна? Что у них куда больше общего, чем он сперва решил?
Но если все время об этом думать, так и с ума сойти можно. Или, еще того хуже, начать надеяться на невозможное… А ведь надежда слишком хрупкое и эфемерное чувство, чтобы можно было на него полагаться. Разве еще в детстве, насмотревшись, как умирают в больнице друзья, она не поклялась, что никогда не станет тратить время на нечто столь бесполезное?
Значит, нужно просто наслаждаться тем, что есть, тщательно запечатлевая все образы в уме и сердце, чтобы потом, когда все закончится и она вернется в Англию, можно было бы перебирать их, как драгоценные сокровища.
Стоило Данте наконец сдаться и удовлетворить сводившее их с ума желание, как вся эта поездка стала походить на настоящие каникулы. Он охотно водил ее по поместью и округе, показывая места, где вырос, а потом они ужинали в ресторанчиках маленькой Италии в Нью-Йорке, где метрдотели вежливо интересовались здоровьем его деда, а сама Ива ела вкуснейшую в мире пасту. Съездили в Суффолк в гости к друзьям Данте, а потом в Саг-Харбор, где занимались сексом в роскошном отеле на берегу моря, а утром отправились кататься на яхте. Но стоило ей сказать, что она хочет осмотреть и шаблонные достопримечательности, как Данте сразу начал показывать ей Манхэттен, Статен-Айленд, Гринвич-Виллидж и Грамерси, где сады напоминали родную Англию… Дразнил туристкой, целовал на пронзительном ветру…
– Чему улыбаешься? – спросил вышедший из ванны Данте с полотенцем в руках.
Ива немного передвинулась на кровати. Как же все-таки быстро все может полностью измениться… Совсем недавно она почти ничего не знала о мужчинах, а теперь даже не удивлялась, что один потрясающе красивый и при этом полностью обнаженный мужчина уверенно идет к ней.
Но нельзя к этому привыкать. Никогда и ни за что.
– Да так.
– Наверняка же обо мне думала. Я угадал?
– Очень самонадеянное предположение.
Он задумчиво провел кончиком пальца по ее телу.
– Но тебе же нравится моя самонадеянность.
Вздрогнув от удовольствия, Ива пожала плечами и шепнула:
– Иногда. Знаю, что это неправильно, но ничего не могу с собой поделать.
Да и вообще ей практически все в этом мужчине нравится.
Улыбнувшись, Данте уселся на кровать, просунув руку Иве между ног.
– Что ты делаешь? – удивилась она.
– Думаю, ты уже достаточно опытна, чтобы и самой догадаться.
Может, найти в себе силы и хоть раз ему отказать? Но стоило ему лишь притронуться пальцами к ее самому сокровенному месту, как она разом обо всем забыла. Да и вообще достаточно ему было прикоснуться к ней руками или губами, как она разом таяла, отдавая всю себя без остатка.
– Иди ко мне, – шепнула Ива.
– Не могу, жду звонка из Парижа. Совсем времени нет.
– Так найди его.
– А что будет, если я скажу "нет"?
– Мы же оба знаем, что в конце это "нет" все равно превратится в "да".
Рассмеявшись, Данте повалился на кровать, крепко прижимая к себе Иву. Он гладил ее по животу и груди, целовал соски и бедра, и вскоре комната наполнилась громкими вздохами и хриплыми стонами.
А когда телефон все-таки зазвонил, Данте лишь улыбнулся:
– Потом перезвоню.
Когда же они оба зашли за грань, Данте огромным усилием воли заставил себя подняться и начал одеваться, но все равно не мог выкинуть Иву из головы. А ведь он совершенно не хотел о ней думать! Он раз за разом повторял, что теперь, после открытия выставки Тальи, пора с этим кончать. Как можно мягче проститься и двинуться дальше. Так будет лучше. И не только ей, но и ему самому. Данте нахмурился. Но если все действительно так, что же его останавливает?
Задумавшись над этим вопросом, он вдруг понял, почему никак не может насытиться Ивой.
Потому что она заставляет чувствовать себя особенным.
Но это же не так!
Он совсем не такой, каким она его считает.
Глядя из окна на спокойную гладь озера, Данте чувствовал, как внутри нарастает какое-то непонятное чувство. Неужели, встретив Анаису, брат-близнец ощутил нечто подобное? Словно оказался на краю чего-то невероятно большого и важного, чего-то такого, что с легкостью сможет подмять под себя всю его жизнь?
– Данте, что с тобой? – шепнула все еще лежавшая в кровати Ива. – Выглядишь так, словно привидение увидел.
Возможно. Призрак прошлой ошибки, что стоил ему отношений с братом.
Но он лишь покачал головой.
– Ничего.
Но она все равно выбралась из вороха простыней, словно очень стройная Венера из морской пены, и, совершенно не стесняясь наготы, подошла и обвила руками его шею.
– Я же вижу, что что-то не так.
Обнаженная женщина смотрела на него снизу вверх так, что он с легкостью мог бы ее поцеловать, положив конец разговору, но сейчас он не видел ничего, кроме полных сочувствия серых глаз, и, не выдержав, Данте отвернулся. Потому что всю сознательную жизнь бежал от чужого сочувствия. Потому что отождествлял его с жалостью и был слишком горд, чтобы выносить чужую жалость. Его и так уже столько жалели, что хватит до конца жизни. Жалели психологи, которых дед нанял им после оставившей их сиротами катастрофы, жалели учителя в интернате, куда они попали, когда Джованни отчаялся справиться с ними сам… И все они пытались заставить его заговорить, рассказать о своих чувствах. Но он лишь больше закрывался, совсем как моллюски, которых он пробовал во Франции с картошкой…
Но почему-то с Ивой все было иначе, и ей он действительно хотел все рассказать.
– Ты же знаешь, что у меня есть брат-близнец? – спросил он внезапно.
Она осторожно кивнула.
– Ты же не любишь о нем говорить.
– Потому что мы очень отдалились и уже много лет не общаемся.
Осторожно высвободившись из ее объятий, он подошел к кровати и бросил Иве халатик, одновременно и расстроившись, и обрадовавшись, что она послушно в него завернулась. Ладно, тем лучше.
Глубоко вдохнув, он посмотрел в пристально следившие за ним глаза.
– Нас вместе отправили в интернат, – начал он осторожно. – А после окончания учебы мы вместе начали устраивать банкеты для самых богатых, провозгласив, что "Возможно все", и какое-то время все действительно так и было. Реальность превзошла наши самые смелые ожидания… А потом брат влюбился и женился на Анаисе.
Данте замолчал.
– Это плохо? – осторожно спросила Ива.
Взглянув в ясные серые глаза, Данте вдруг понял, что так ни разу спокойно все это и не обдумал.
– Тогда мне так казалось, – признал он неохотно. – Я вбил себе в голову, что она стремится заполучить кольцо Дарио из самых низменных побуждений. Женщины всегда вокруг нас увивались, ведь наше имя сулило им всевозможные богатства и привилегии. Но в случае с Анаисой я считал, что ей нужна лишь грин-карта. Для брата же она очень много значила. Собственно говоря, раньше я вообще не видел, чтобы он проявлял к кому-то столько чувств.
– И что же случилось? – спросила она, так и не дождавшись продолжения.
Данте снова посмотрел ей в глаза. Что сделано, то сделано, к тому же тогда он искренне верил, что поступает правильно, и лишь сейчас начал понимать, что натворил. И что его собственная нелюбовь к невестке не сводилась к одному лишь подозрению, что она окрутила брата исключительно ради вида на жительство.
– Я ей не доверял. Собственно говоря, тогда я вообще ни одной женщине не доверял.
– Но почему?
– Сложно объяснить.
– Жизнь вообще сложная штука.
Он горько улыбнулся:
– Я не слишком горжусь своими действиями, но, когда мы были в колледже, я спал с девушкой по имени Люси. Она была потрясающа. Во всяком случае, тогда мне так казалось. А потом я узнал, что она заодно спит и с Дарио.
Ива уставилась на него огромными глазами.
– Это ужасно.
Данте лишь пожал плечами.
– Тогда я над всем этим лишь посмеялся и сделал вид, что ничего особенного не случилось. Но я всего лишь притворялся, хотя до сих пор не знаю, заводила ли ее близость с двумя внешне идентичными мужчинами, или ей нужно было лишь наше имя независимо от того, кто из нас ей его преподнесет. – Немного помолчав, он продолжил: – Но как бы там ни было, после этой истории наши отношения с братом уже не были прежними. Между нами что-то встало, что-то такое, чему мы тогда не придали значения. И после этого я всегда относился к женщинам с подозрением.
– Неудивительно. – Ива легонько погладила его по щеке. – На твоем месте кто угодно стал бы подозрительным и начал сомневаться во всех женщинах. Но ты же всего лишь хотел уберечь брата, тебе не в чем себя винить.
Но Данте лишь головой покачал, впервые в жизни трезво оценивая факты, а не подгоняя реальность под свои желания. И Ива должна услышать эту историю до конца. Она и так слишком хорошо о нем думает, а если еще и вообразит его заботливым братом…
– Это еще не все. Правда в том, что мне совсем не нравилась не только жена брата, но и та власть, которую она над ним получила. Она везде лезла с советами, и Дарио стал слушать не меня, а ее. Наверное, я самым банальным образом ревновал. – Данте вздохнул. – А как-то утром, когда он ушел по делам, я пошел в их спальню, чтобы раз и навсегда четко понять, что ей на самом деле нужно. Я прямо обвинил ее в том, что она использовала Дарио, чтобы получить грин-карту, и мы крупно поссорились. Она даже стакан с водой в меня швырнула. Полагаю, я сам это заслужил, но это нас обоих отрезвило, и на этом все бы и закончилось, но Дарио успел вернуться и увидеть, как я выхожу из их спальни, застегивая на себе его рубашку. Он решил, что мы с ней занимались сексом. – Он посмотрел Иве в глаза. – И прямо об этом спросил.
– И… и что ты ответил?
– Ничего. Я промолчал, позволив ему все додумать самому, отлично понимая, что он придет к ошибочным выводам. Потому что, несмотря на то что мы оба спали с Люси, я ни за что в жизни не притронулся бы к его жене. Но все это было не важно. Важно было лишь, что я разозлился, что он посмел обвинить меня в чем-то подобном. А еще я решил, что не так уж у них все хорошо, раз он счел, что при первой же возможности его жена охотно прыгнет в постель с его братом. Тогда я считал, что стоит им расстаться – и все вновь придет в норму. И они действительно расстались. А заодно, справедливо виня во всем меня, Дарио наотрез отказался поддерживать со мной какие-либо отношения.
– А ты… ты пытался с ним помириться?
Он кивнул.
– Сперва да. Меня снедало чувство вины и мучили угрызения совести, но, сколько я ни пытался с ним связаться, он не желал иметь со мной ничего общего. Я чувствовал себя так, словно пытаюсь кулаком пробить бетонную стену, и в конце концов устал и сдался.
Вновь замолчав, Данте ждал шока или ярости, ведь весь сексуальный опыт этой женщины, чью невинность он забрал, сводился к одному-единственному партнеру. Станет ли он теперь вызывать в ней отвращение? Уйдет ли она, несмотря на то как хорошо им было в постели?
Но Ива не спешила осуждать, а в ее глазах по-прежнему ясно читалось сочувствие. И впервые в жизни ему не хотелось удавить человека, осмелившегося ему посочувствовать.
– Почему ты просто не пошел к нему?
– Потому что он отказывался со мной встречаться.
– Но разве ты не мог хотя бы попытаться? Потому что… – Она глубоко вздохнула. – Потому что, болея, одно я усвоила очень хорошо: семья невероятно важна. Семья – это те люди, на которых можно положиться несмотря ни на что. Никогда нельзя знать, что ждет тебя впереди. Ты же никогда себе не простишь, если с Дарио что-нибудь случится, а вы так и не помиритесь. Но еще не поздно все исправить. Никогда не бывает слишком поздно.
Данте лишь покачал головой. Он остервенело бился о бетонную стену, пытаясь достучаться до брата, но так в этом и не преуспел. Сейчас же, после всех этих лет, принять холодное молчание будет еще сложнее. Но, глядя в огромные серые глаза, он вдруг понял, что должен подняться выше и переступить через гордость. Данте задумался о том, через что Иве довелось пройти и о чем она сперва не хотела рассказывать, но что он все же сумел осторожно у нее выведать. И о том, как она сперва отделалась от него парой легкомысленных фраз, сведя всю болезнь к чему-то незначительному, вроде кратковременного перебоя с энергией. Несмотря на внешнюю едва ли не эфемерную хрупкость, Ива была невероятно сильна и решительна, и он просто не мог не уважать ее за это.
Подойдя к столу, Данте взял телефон, но стоило ему увидеть, кто именно звонил, он недоверчиво нахмурился и принялся читать сообщение.
– Что случилось?
Он поднял глаза на Иву.
– Это Дарио. Он хочет со мной встретиться.
Мелькнувшее в ее глазах удивленное недоверие полностью отражало его собственное состояние.
– Сейчас? Ни с того ни с сего? Ровно после того, как мы о нем заговорили?
– Пишет, что узнал, что я в поместье, и решил со мной поговорить.
Ива нервно рассмеялась:
– Значит, действительно всего лишь совпадение.
– Да, всего лишь совпадение. – Данте старательно пытался не думать о том, как они всегда умели угадывать состояния друг друга. И как же они порой любили подшучивать над окружающими… И больше всего заставлять учителей угадывать, с кем именно они сейчас разговаривают. Правда, у подобной близости была и обратная сторона. Боль брата была его собственной болью, так же как и мечты и надежды, что всегда были общими, до того как в жизни Дарио появилась женщина.