- Коктейль "Беллини", - ответила Николь.
Он вернулся с напитками, вручил ей бокал, а затем поднял свой:
- Тост!
- За что?
- За Николь, которая вихрем ворвалась в мою жизнь и заставила меня стать лучше, - сказал он и тут же добавил: - По крайней мере, я захотел стать лучше.
Николь не совсем поняла смысл его слов. Они чокнулись в тот самый момент, когда к ним подошла пара. Коннер и Кэм Стерн пожали друг другу руки. Кэм был стройным загорелым мужчиной. А каким еще может быть владелец ночного клуба в Майами? Он обнимал за талию жену. Его лицо освещала ослепительная улыбка.
- Это Бекка и Кэм Стерн, - представил их Коннер, - а это Николь Рейнолдс.
Николь протянула супругам руку.
- Я знаю вас, - заявила Бекка, - каждый день читаю вашу колонку.
- Спасибо, - ответила Николь. - А я часто общаюсь с вашим деверем. Он рассказывает мне о последних новостях в Майами.
- Однако я удивлен, - усмехнулся Кэм. - Коннер, ты встречаешься с журналисткой?
- Да, дорогой друг. Так уж получилось.
Кэм подмигнул Николь:
- Простите, моя дорогая, но Коннер всегда говорил, что журналисты - это новая разновидность чумы.
- А я пытаюсь изменить эту точку зрения, - ответила она с улыбкой.
- Получается? - поинтересовался Кэм.
Коннер обнял Николь за талию, притянул к себе и поцеловал в щеку:
- Николь хитрая. Она знает, как сделать так, чтобы я не вспоминал о ее профессии.
Николь понимала, что он лжет. Но она понимала также, что в глазах друзей Коннера они должны выглядеть счастливой парой.
А не любовником и любовницей.
Ужин проходил очень живо, в ресторане играли музыканты и не стихали голоса гостей. Как Коннер и предполагал, присутствие женщин свело на нет разговоры о бизнесе.
У Бекки и Кэма был двухлетний сынишка. Бекка любила его до безумия и была уверена, что он вырастет гением. Кэм тоже гордился ребенком и дважды за вечер показал его фотографии в телефоне.
- Вы планируете еще детей? - спросила Николь.
- Бекка вчера узнала, что она на третьем месяце, - ответил Кэм.
- Поздравляю! - Коннер поднял бокал.
- А вы собираетесь заводить семью? - обратился Кэм к Коннеру. - Теперь, когда ты нашел такую женщину, как Николь, можно и подумать об этом.
Николь застыла в ожидании ответа.
- Мы пока что наслаждаемся свежестью чувств, - произнес Коннер. - У нас все не так серьезно, как у вас.
Он имел право сказать все что угодно. Например, что они просто любовники или что у них секс без обязательств, а это, по большому счету, одно и то же. И Николь была благодарна ему за то, что он не упомянул об этом. Коннер ответил в точности так, как сама она отвечала миллион раз на вечеринках, когда ее спрашивали о каком-нибудь очередном ухажере. И все-таки ответ Коннера задел ее.
Когда они вернулись домой, у Николь не было никакого настроения говорить с Коннером о чем-либо. Она сообщила, что у нее начались месячные и болит живот, после чего приняла душ и удалилась в свою комнату. На следующее утро она снова проснулась первой и ушла, не заходя к Коннеру.
Коннер окончательно понял, что что-то не так, когда Николь отказалась сопровождать его на день открытых дверей. Если вспомнить, что она мечтала пообщаться с членами его семьи, ее отказ мог означать только одно - Николь обижена до глубины души.
В тот день Коннер поручил Рэнделлу забрать ее с работы. Он отменил все планы на вечер, чтобы поговорить с Николь и понять, наконец, в чем дело.
В половине восьмою Николь открыла дверь его квартиры и положила ключи на столик в коридоре.
- Рэнделл практически похитил меня, - проговорила она безо всяких эмоций. - Я не хотела ехать, но он настоял.
- По нашему соглашению, ты должна проводить со мной каждый вечер. Вместо этого ты меня избегаешь. Мне кажется, будет уместно, если мы обсудим это прямо сейчас. Я принесу тебе вина.
Николь вошла в гостиную медленно, со свойственной ей грацией, и он не мог глаз оторвать от нее. Боже, как он хочет эту женщину! Двух ночей, проведенных вместе, недостаточно. Всех ночей за все время существования Земли было бы недостаточно. Но Коннер не забывал, что у них есть только месяц, и хотел использовать оставшееся время в полной мере.
Николь присела на уголок кушетки и взяла у него бокал вина. Коннер нервничал, и это его беспокоило. Честно говоря, он ни разу так не нервничал с того момента, когда на заседании совета директоров "Макейфи интернешнл" объявил о своем намерении возглавить холдинг.
Он отпил виски и сел рядом с Николь.
- Почему ты избегаешь меня? - спросил Коннер. В такие моменты он предпочитал ставить вопрос ребром.
Николь сделала глоток вина и поставила бокал на журнальный столик.
- Я давно привыкла к жизненным сложностям, - начала она. - Но я оказалась не готова к тому, что произошло между нами. Мы выполняем условия нашего соглашения, а не руководствуемся искренними чувствами. Ты сам вчера объявил об этом своим друзьям.
Коннер начал ерошить волосы на голове. Это был верный признак волнения.
- Я сказал как есть.
- В этом все дело. В какой-то момент я начала надеяться, что наши отношения переросли во что-то большее.
- Во что? - спросил он.
Николь взяла бокал и сделала глоток:
- Ты стал мне небезразличен, Коннер. Независимо от соглашения.
- Ты тоже небезразлична мне, Николь.
Она улыбнулась:
- Мне хотелось бы в это верить. Потому что иначе я не могу. Я взрослая женщина, Коннер, и мне хочется большего, чем условия какого-то дурацкого соглашения.
Коннер встал и подошел к окну. Глядя на панораму города, он в который раз прокручивал в голове историю с отцом. Он понимал, что главная причина его страхов проста. У Коннера было много общего с отцом. Что, если он унаследовал не только деловую хватку, но и другие его привычки?
Коннер очень любил сестру и мать, но это другая любовь. Любовь была неведома ему. До недавнего времени. Пока он не встретил Николь.
Он хотел ее, его сексуальная тяга к ней была непреодолима. Первый раз в жизни он встретил женщину, которую хотел всегда и везде, независимо от обстоятельств. Но было в этом что-то большее, чем секс.
- В чем ты сомневаешься? - спросила Николь.
- Ни в чем. Но в данный момент я не могу предложить тебе большего.
- Я, как и ты, не знаю, чем все это закончится, Коннер, но почему бы нам не попытаться?
- Николь, поверь, я рад ответить тебе согласием и стать самым счастливым в мире мужчиной. Но я не такой человек. Я другой.
- Ты боишься даже пробовать, - укорила его она. - Ты можешь любить, Коннер, у тебя есть сердце.
- Я не боюсь.
- Нет, боишься. Что бы ты ни говорил, тобой руководит страх. Я знаю, что ты способен любить. Я видела, как ты ведешь себя с мамой и сестрой.
- Это нельзя сравнивать. - Коннер снова отвернулся к окну. Он из последних сил держал себя в руках, стараясь не дать волю чувствам. Никто не должен видеть, что творится в его душе. Особенно Николь. - Ты мне нравишься, ты красива, ты обворожительна в постели. Но между нами не может быть ничего другого. Я не испытываю к тебе того, что принято считать любовью.
Николь бросила на него холодный взгляд:
- Я не верю тебе.
- Значит, ты обманываешь сама себя. Любовь - это поверхностное чувство. Когда люди теряют контроль над собой, они оправдывают это любовью. Но я не такой.
Николь не верила ни одному слову Коннера. Она заметила страх, мелькающий в его глазах. Это был именно страх, потому что такой же страх грыз ее.
Она не представляла, что готовит ей будущее. Пример ее родителей подсказывал, что любое чувство можно спасти. Родители рано поженились, и чувства вскоре угасли. Но в какой-то момент они смогли воскресить свою любовь.
- Любовь не поверхностное чувство, - возразила Николь. - Да и ты так не считаешь. Ты любишь меня, Коннер, и у тебя нет аргументов, способных меня переубедить. Так почему же ты не хочешь попробовать?
Она видела, что внутри его происходит борьба. Эмоции сменяли одна другую. В какой-то момент Николь была готова махнуть рукой и попросить Коннера забыть об этом разговоре, но она была уверена в своей правоте и все же решила довести начатое до конца.
- Я не могу, - наконец сказал Коннер. - Когда отец ушел от нас, я поклялся себе, что больше никогда и никому не позволю управлять своей жизнью. Никто и никогда больше не причинит мне такую боль и разочарование, как он.
- Но я…
- Ты не можешь знать, что ждет нас впереди. Из той давней истории я вынес одно: опасно делить свою жизнь с кем-то еще. Я научился жить один и понял, что только так могу быть тем, кто я есть. Именно поэтому я предложил тебе быть моей любовницей и никем более. Любовницей, с которой я могу заниматься сексом, когда захочу, пить вино на террасе, ходить на вечеринки, но не более того.
Его слова резали сердце Николь, как кинжал. Единственный мужчина, которого она наконец-то смогла полюбить, отказывается от нее.
- Но сейчас все изменилось, Коннер! Для меня все изменилось, и мне хочется верить, что и для тебя тоже. Иначе ты не извинялся бы за то, что отправил меня спать в другую комнату.
Коннер обхватил голову руками, взъерошив волосы. Николь по-прежнему считала, что у нее есть надежда проникнуть в душу Коннера. Она смотрела на него и ждала, какая из его сторон победит в страшной внутренней борьбе.
- Не перегибай палку, Николь, - предупредил он. - Мы всего лишь любовники. У тебя своя жизнь, у меня своя.
- Но наши жизни пересеклись! - воскликнула Николь. Она поняла, что сейчас перед ней стоит тот Коннер, которого она хотела видеть с момента их первой встречи. И это настоящий, искренний, неподдельный Коннер. - Скажи, что ты любишь меня!
- Для чего?
- Чтобы дать мне надежду. Я останусь с тобой и буду ждать того дня, когда ты поймешь, что тебе хорошо со мной. Но мне нужно знать, что ты любишь меня.
Коннер отошел от окна и стал прохаживаться по гостиной. Он будто взвешивал все самым тщательным образом. Еще ни разу Николь не видела его таким напряженным.
- Коннер!
- Что? - спросил он, взглянув на нее.
Николь вдруг испугалась, что требует от него слишком многого. Слишком сильно давит на него. Но у нее не было выбора - или сейчас, или никогда. Она не могла жить с Коннером, делая вид, что ее устраивает роль его любовницы.
Ей хотелось дать волю эмоциям, влюбиться. Но для этого надо быть хоть в чем-то уверенной.
Хотя, с другой стороны, кого она обманывает? Она уже влюбилась в него. Поэтому и ощущает себя такой уязвимой. Именно поэтому ей необходимо знать, что ее чувство взаимно.
Она подошла к Коннеру и взяла его за руку. Затем крепко обняла его и прижала к себе:
- Коннер, милый, я тоже ни в чем не уверена. Но я очень хочу попробовать.
Он обнял ее в ответ, и Николь почувствовала, как на смену неприятному внутреннему холоду приходит тепло. Коннер прижался подбородком к ее голове, вдохнул запах ее волос. Она подняла на него взгляд. Коннер смотрел на нее, но в его голубых глазах она не нашла ни намека на то, о чем он думает.
Он прильнул губами к ее губам и поцеловал. Это был долгий и сладкий поцелуй, но чувствовалось в нем что-то необычное. А когда Коннер отстранился, Николь поняла, что поцелуй был прощальным.
- Я не могу предложить тебе большего, - повторил он, проводя пальцем по ее щеке.
Николь покачнулась. Она ощутила себя не просто обманутой - убитой.
- Я больше не могу так. Я ухожу, - заявила она.
- Не надо.
- Я не могу иначе.
- А как же твоя статья? - спросил Коннер.
Николь отказывалась этому верить. Неужели он и правда настолько бессердечен, что в такую минуту интересуется статьей? Неужели это единственное, чем он может удержать ее?
- У меня уже достаточно материала.
Она взяла сумочку и медленно ушла в спальню, где стоял ее чемодан. Коннер не бросился за ней, а когда она снова показалась в гостиной, он стоял, словно окаменев, на том же месте, точно в такой же позе.
Николь подошла к входной двери. Она еще надеялась, что Коннер окликнет ее, скажет, что передумал. Но он молчал.
В лифте Николь не заметила, как слезы ручьями потекли по ее щекам. Она не плакала так с того самого дня, когда нашла свою мать на полу у кровати. С того же самого дня она не чувствовала себя такой беспомощной.
Глава 14
Следующая неделя показалась Коннеру бесконечной. Он старался как можно больше времени проводить в офисе. Огромная двухэтажная квартира стала пустой и неуютной. Несмотря на то что Николь прожила здесь совсем недолго, после ее отъезда все напоминало Коннеру о ней. Похожее чувство он уже испытывал в детстве.
Коннер не сомневался, что, позволив ей уйти, он совершил ошибку. Но вместе с этим он понимал, что это было правильное решение. Как бы ни было ему тяжело без Николь, он выстоит.
Ни одной ее вещи не осталось в пентхаусе, и все же он постоянно ощущал присутствие Николь…
Раздался звонок мобильного телефона, и на экране высветилось имя сестры. Коннер не хотел ни с кем разговаривать, даже с Джейн, поэтому отложил телефон в сторону. Он вышел из кабинета и спустился в спортзал на первом этаже здания. Может быть, пробежка на тренажере отвлечет его от мыслей о Николь.
Каждый день он читал ее колонку в "Америка тудей", убеждая себя, что всего лишь хочет прочитать статью о себе. Но статья не появлялась. И в глубине души Коннер надеялся, что она не появится как можно дольше, потому что тогда он сможет каждый день под благовидным предлогом смотреть на фотографию Николь.
Он знал, что она хорошо и интересно пишет, но только сейчас оценил ее тонкое чувство юмора. Читая некоторые статьи, Коннер едва сдерживал смех. Однако кое-какие фразы, казалось, были написаны специально для него. Например, в статье Николь, посвященной последнему выпуску "Красивых, но одиноких", он разглядел насмешку над его поведением. "Хорошо, что Пол все же набрался смелости и позволил Рикки осчастливить его", - писала Николь.
Практически то же самое она говорила ему, когда уходила. Коннер до сих пор помнил, как медленно она шла по коридору к входной двери. И он жалел, что не остановил ее.
В раздевалке спортзала снова зазвонил мобильный телефон. Звонила мама. Коннер снова не стал отвечать, переоделся и направился к тренажерам. Ему не хотелось разговаривать ни с Джейн, ни с матерью. Он знал, что обе будут спрашивать о Николь.
Коннер вставил в уши наушники и включил свою любимую музыку. Тяжелый рок полностью соответствовал его нынешнему настроению. Он встал на беговую дорожку и нажал на старт.
Однако лицо Николь по-прежнему стояло перед глазами. С той самой улыбкой, с которой она подошла к нему на праздновании Дня независимости. А как сексуальна она была в первый вечер у него дома, в облегающих джинсах и топике. Или тогда, когда рассказывала ему о своем прошлом…
Через тридцать минут Коннер остановил дорожку. Он по-прежнему мог думать только о Николь. Сойдя с тренажера, он увидел на телефоне три пропущенных звонка от Джейн и одно сообщение от нее: "Я волнуюсь, перезвони".
Коннер перезвонил только после того, как принял душ.
- Куда ты пропал?! - кричала Джейн. - Мы тебя потеряли.
- Работал.
- Мама уехала со своего вечера, она решила, что что-то случилось.
- Скажи ей, чтобы ехала обратно, - попросил Коннер. - Хотя я сам ей позвоню.
- Поздно, мы уже подъезжаем. У тебя странный голос. Что случилось? Только не оправдывайся работой. Ты сам говорил, что сейчас у тебя спокойный период.
- Что значит "подъезжаем"? Куда подъезжаете?
- К твоему дому, куда же еще? - воскликнула Джейн.
- Если вы хотите встретиться, давайте сделаем это у тебя, - предложил Коннер. Он не хотел ехать к себе в пентхаус и тем более принимать там гостей.
- Коннер, что с тобой? - не унималась сестра.
- Джейн, дорогая, со мной все хорошо, я занят на работе.
- Мама спрашивает, как у вас с Николь. Она переживает.
Конечно, теперь мама переживает из-за его отношений с Николь. И все благодаря Джейн, которая растрепала всему миру, что они с Николь пара.
- У нас с Николь… никак, - ответил Коннер. - Мы расстались.
- Почему? Что случилось?
- Она требовала от меня того, что я не могу ей дать, - признался он после долгой паузы.
- Что она требовала, Коннер? Я тебя не понимаю.
- Видимо, того же, что Палмер требует от тебя.
- Какое же проклятье лежит на нас? - В трубке послышался плач Джейн. - Почему мы не можем быть счастливы?
- Не плачь, сестренка. Думаю, мы оба боимся последствий.
- Как это глупо! Даже если ты, черт возьми, прав, это глупо! Глупо!! Глупо!!!
- Тебе еще не поздно все изменить, сестренка. Палмер не такой, как отец.
- Знаешь, что самое ужасное, Коннер? Я в этом не сомневаюсь. Но все равно боюсь ему довериться.
- Я понимаю тебя, - тихо сказал он.
Коннер не хотел больше думать ни об отношениях Джейн с Палмером, ни о своих отношениях с Николь. Он хотел только понять, как ему привыкнуть жить без нее? Цена, которую ему пришлось бы заплатить за ее возвращение, была слишком высока. И он не был готов к этому.