* * *
- Ну, как тебе мое выступление? - глаза дебютантки возбужденно сияли в ожидании тысячи восторженных комплиментов.
- Тебе не кажется, - мягко спросил Владимир, открывая перед Натали дверцу машины, - что не стоит так явно подражать Наталье Могилевой?
- Что-о-о?! - Девушка с силой захлопнула распахнутую дверь. - Что тут плохого? Я люблю ее! Я равняюсь на нее! Наташа - моя звезда!
- Но за ней могут не рассмотреть тебя, - промямлил Владимир, уже жалея, что начал этот ненужный разговор. Тем более, что дебют Ольги-Натали и впрямь заслуживал самых высокоградусных похвал…
- Меня? - громогласно взвизгнула певица. - Меня невозможно не заметить!!! Я что, хуже ее? Да я, может, даже лучше. Если хочешь знать, у Могилевой сейчас застой! Я буду не я, если за полгода не стану второй Могилевой. Думаешь, не стану?
- Думаю, станешь, - примирительно согласился он и снова открыл дверь. - Смотри, это тебе…
Букет из пятидесяти алых роз ждал Натали на сиденье машины. Владимир не стал вручать его в клубе, боясь, что этот пафосный жест будет выглядеть там по-идиотски. Но певица расстроилась.
- Почему ты не отдал его при всех? - взыскательно спросила она.
Вместо ответа он молча вытащил из кармана подарок, зная: при его появлении предыдущий вопрос ликвидируется сам собой.
- Какое красивое! - по-детски ахнула будущая звезда, разглядывая бархатную коробочку с изумрудным кольцом внутри. Она помолчала и продолжила вполне по-взрослому: - Жаль только, у меня нет ничего, что можно носить с ним в паре. Все мои украшения слишком дешевые…
И Володе не нужно было приглашать переводчика, чтобы расшифровать это "невинное сожаление".
Он осторожно дотронулся до ее волос.
- Натали, - прошептал он, - поедем к тебе.
- А как же твоя семья? - подозрительно поинтересовалась она.
- Отдыхает на островах. Я совершенно свободен. И одинок… - соврал он.
И жена, и сын Володя-младший ждали его дома, но это почему-то перестало иметь значение. Оба они казались лишь двумя абстрактными штампами в графах паспорта, столь же несущественными, как место прописки, по которому он не жил последние десять лет. Единственной реальностью его жизни была сейчас она - смешная, сумасшедшая, ершистая девчонка, с амбициозным носом и рыжими, завитыми в спирали, кудрями.
Певица решительно закрыла коробочку в виде трогательного мишки, явно свидетельствующую о том, какие трепетные, смятенные чувства пробуждает Ольга в груди дарителя.
- На, возьми, - гордо заявила она. - Я не такая. Я не та, за кого ты меня принимаешь…
Он грустно улыбнулся, с нежностью изучая ее насупившееся лицо, с не смытым клоунским гримом. Он знал: "Я не такая. Я не та, за кого ты меня принимаешь…" - точно воспроизведенные слова из песни Могилевой, и сейчас она произнесла их автоматически. Знал, что Ольга знает, он не станет брать подарок обратно. Знал, завтра он наверняка купит ей серьги в комплект и снова не получит ничего взамен. Он не знал только одного: отчего он испытывает к ней такую оглушительную, такую щемящую нежность.
- Переспишь со мной, когда полюбишь меня, - сделала она свой коронный ход.
- Но я люблю тебя, - ответил он просто, сам удивляясь тому, как такие разные и противоречивые чувства к ней вдруг уложились в одну гениально-банальную фразу. - Ты для меня - вопрос жизни и смерти. Поехали, малыш… - протянул он.
Она выдвинула вперед упрямый подбородок. На ее лице появилось забавное выражение задумчивого медвежонка, так умилявшее его.
Он знал, она тщательно взвешивает все "за" и "против". И затаил дыхание в преддверии приговора. В эту минуту ему и впрямь казалось, что вся его жизнь зависит исключительно от того, две или три буквы будут в ее ответе.
Это чувство было столь пронзительным, что на миг ему стало страшно.
- Нет, - ответила она убежденно. - Возможно, я и способна полюбить тебя. Именно тебя, а не кого-то другого… Но ты должен подождать. Сначала я хочу стать звездой.
И ему не нужно было приглашать переводчика, чтобы расшифровать ее слова: раскрутка требует средств. И Владимир знал, что даст их ей и что это самое малое из доказательств, которое он может ей дать.
- Скоро у меня будет много денег, - пообещал он. - Я затеял одну любопытную игру… Но мне сходило с рук и не такое… Получится, все получится, Натали… Ты скоро полюбишь меня! Скоро-скоро…
В темном, отрешенном от мира брюхе машины его слова прозвучали гулко и странно - как пророчество.
* * *
Нарушая все мыслимые и немыслимые правила дорожного движения, Наталья Могилева домчалась до дома за пятнадцать минут. И сразу же почувствовала пустоту, как было всегда, когда Олег уезжал в командировку и ей приходилось возвращаться одной в их съемную квартиру. Она схватилась за спасительную телефонную трубку и набрала номер - абонент находился вне зоны досягаемости. Набрала другой - веселый автоответчик сообщил, что хозяев нет дома. Все ясно: друзья разбрелись по ночным клубам и тусе.
Она недовольно лягнула ногами, отшвыривая надоевшие за день шпильки. Протопав босиком к холодильнику, глотнула сок прямо из пакета. Если Олега нет, а друзья разбежались, как тараканы, лучшее, что она может сделать, - в кои-то веки соблюсти режим и лечь спать. День не удался.
Она слабо укорила себя за вечную непунктуальность.
Кто виноват, что она опоздала на три часа на встречу с квартирным брокером и в результате ошиблась адресом, где какая-то малолетка узнала известную певицу и решила тупо приколоться?
Злость и раздражение от стычки еще бурлили внутри. Проанализировав, она поняла: больше всего ее раздосадовал факт, что квартира, которую ей почти захотелось купить, не продается.
"Интересно, - подумалось вскользь, - какое объявление давала девица? Продам рояль? Отдам щенков ньюфаундленда в хорошие руки? Сдам угол? Или просто открыла дверь, увидела на пороге эстрадную звезду и решила понаблюдать за ней вживую, как за забавной зверюшкой? Сука…"
Она достала из бара бутылку и наполнила бокал белым вином. Отхлебнула. Легче, естественно, не стало. Спать! Нужно ложиться спать.
Но она чувствовала, что вряд ли заснет сегодня. Она всегда болезненно переносила одиночество. В отсутствие Олега Наташа никогда не ложилась в спальне, на их широкой семейной кровати. Знала, что наверняка проснется ночью и будет шарить рукой по постели в тщетной попытке найти рядом живое, надежное тепло… Такой вот условный рефлекс, как у собаки Павлова.
Ночь казалась ей беспросветной не только в прямом смысле слова.
Прихватив с собой уже наполовину опустошенный бокал и едва начатую бутыль, Могилева пошла в гостиную и раздвинула диван. Притащила из спальни ворох постели, суетливо разделась догола и юркнула под одеяло, не смывая макияжа.
Плохо, конечно. И вредно для кожи. Но нет сил. И желаний нет. Не хочется ни черта. И еще эта дура настроенье испортила. И квартира не продается. И сна ни в одном глазу.
Умостив спасительный бокал в изголовье дивана, она долго лежала, глядя бессонными глазами в потолок.
Рваные, серые мысли неслись в ее голове, как гонимые ветром облака, и она лишь следила за их вереницей, не пытаясь сосредоточиться ни на одной.
"Вчера долбанула машину… Не сильно… Сегодня полдня чинили".
"Сломался каблук… Туфли стоили четыреста долларов".
"Потерялся кулон с бриллиантом… подарок Олега. Так жалко".
"Олег зачастил в командировки… Говорит, что зарабатывает деньги… Его нету дома неделями".
"По ночам ей снятся кошмары. Особенно, когда она одна… Почему ей все время кажется, что с Олегом случится что-то страшное, непоправимое, безысходное?"
"Мужчине ничем не поможешь…"
"Нет, он не любит ее, они живут по привычке… Они, по сути, и не живут вместе… А он, по привычке, все уламывает ее выйти замуж".
"Полгода она не может найти квартиру… Все не то, не то, не то… А еще сегодня ЭТА СУКА!"
"Куда подевалась ее удача? Ее фарт и любовь к борьбе… Из нее словно высосали силы. Сплошная череда неприятностей… Уже месяц… Или два? Или три?"
"Нет, год. Зачем врать себе самой? Ровно год, как она буксует в творческом простое. Ни одной новой песни, ни одного нового клипа. Она отказывается от выступлений, потому что ей насточертело перепевать на сцене одни и те же старые хиты. Отказывается от интервью, потому что стала бояться как огня примитивного журналистского вопроса: "Каковы ваши творческие планы?" У нее нет никаких планов. Полный тупик. Банкротство и в жизни, и в любви. О какой свадьбе может идти речь, если Олега почти не бывает дома? Зачем им совместная квартира? Чтобы в одну из таких ночей она повесилась там от безнадеги и одиночества?"
"Зря она поехала сегодня домой, лучше бы…"
"Что лучше?! За что она не пытается ухватиться, становится только хуже, хуже, хуже!"
"Куда бы вы ни собирались пойти, лучше туда не ходить…"
"Кажется, я все-таки заснула…" - подумала она, увидав, что огромная хрустальная люстра - гордость квартирной хозяйки - вдруг сорвалась с двухметрового потолка и стремительно понеслась на нее.
"Снова кошмарный сон… - жалобно хныкнула Наташа. - Нужно поскорее проснуться…"
* * *
Владимир причалил к подъезду и выключил мотор.
Идти домой не хотелось. Хотелось поехать к ней, орать серенады, танцевать с ножом в зубах под ее окном, кричать, звать, умолять, чтобы впустила.
"Это - не смерть, это - лишь вечер!"
- Глупости, - приказал себе он и прикурил сигарету.
Что ж… Сегодня он окончательно сформулировал для себя это опасное слово, впервые окликнул свою тревогу по имени. "Люблю" - вот как зовут его - маленького зверя, поселившегося в душе, как жучок-древоточец в их антикварном комоде.
- Теперь его отсюда не выкуришь, - расстроенно сказала жена, стуча наманикюренным ногтем по микроскопическим круглым дырочкам. - Он разъест нашу мебель в рухлядь.
Но, знай она, какой невидимый вредитель подтачивает дорогостоящее тело их семьи, сочла бы древесного жучка безобидным домашним животным…
Ему не хотелось идти домой, не хотелось, чтобы жена видела его глаза, точимые мукой по певичке Натали, неразделенной страстью к ней и неприязненным равнодушием к браку, к массивной антикварной мебели, к незыблемому уюту, который вот-вот загорится синим пламенем, едва лишь его губы дорвутся до пожара ее рыжих волос…
Он знал: это непременно случится. И не знал, уцелеет ли хоть что-то в этом огне.
- Ладно, - сказал он себе. - Будет видно…
"Это - не смерть, это - лишь вечер".
Расплющив в пепельнице горькую сигарету, он нехотя вышел из машины и упал на асфальт, нелепо дернув головой, сбитый с ног беззвучным подзатыльником пули.
* * *
Могилева открыла глаза.
Кошмар продолжался. Она лежала в узкой комнате с серо-белыми стенами. Все тело ныло, как после удара. Наташа боязливо дотронулась рукой до щеки, затем начала лихорадочно ощупывать голову, с каждой секундой приходя все в больший ужас. Половина лица была замотана бинтом.
"Я в больнице?" - поняла она, абсолютно не понимая, каким образом она могла очутиться здесь.
Преодолевая головокружение, она села на непривычно высокой больничной кровати. Ноги не доставали до пола. Левая рука тоже была забинтована. На ней был ее синий махровый халат, который всегда висел за дверью в ванной.
В вытянутой прямоугольником палате-коробке находилась только она одна - певица Наталья Могилева, кровать, на которой она сидела, стул рядом с ней и беспробудная ночь за окном. Ее охватила паника. Увидев ярко-красную кнопку на стене, она поспешно надавила на звонок - кнопка провалилась в пустоту. Выждав для верности какое-то время, певица решительно спрыгнула вниз. Возле одной из металлических, оканчивающихся колесиками, ножек кровати стояли ее тапочки. За громадой кровати отыскался рукомойник и маленькое зеркало над ним. В зеркале она отыскала свое лицо - незнакомое, пугающее, изуродованное бинтами и пластырями.
"Что со мной случилось?"
Наташа собиралась выяснить это в самое ближайшее время, не откладывая ни на завтра, ни на час, ни на одну секунду.
Передвигаясь на ватных ногах, она вышла в темный больничный коридор. По коридору санитары торопливо везли мужчину - бинты на его голове сочились густой черной кровью.
- Куда? В операционную?! - нервно закричал один из медбратьев, обращаясь к кому-то не видимому ей.
- Сейчас! Сейчас… Подождите секунду, - приказал голос из мрака.
Санитары остановились. Лицо мужчины, закрытого по шею белой простыней, оказалось прямо напротив нее. Оно лежало перед Могилевой, как голова Иоанна Крестителя на блюде - почерневшая, осунувшаяся, страдающая - обреченная…
- Слушай, Натали! - надрывно сказал он вдруг, глядя прямо в глаза Наташе расширенными красными зрачками. - Что это твой последний год. Не потрать его впустую, дешевкой… как… я… - Он говорил, давясь слогами и хриплыми, свистящими паузами. Она склонилась над ним.
Страх, схвативший за ягодицы липкими, холодными ладонями, подталкивал ее к нему. Его слова, то резкие, словно пощечины, то бесформенные, растекающиеся жижей букв, неумолимо складывались в невероятный, убийственный смысл…
- Ведь любит нежно тебя. Любит больше жизни. Хотел… женой, - простонал смертник. - Ты, не лги… прош-ш-у-у… умирая, Натали. Ты скоро умрешь! Я… с тобой… - Он поперхнулся шепотом.
Кривые губы, распятые на умирающем лице, тщетно попытались улыбнуться и сломались страшным оскалом.
- Быстро!!! - заорал невидимый голос.
Лицо мужчины с широко открытыми, немигающими глазами плавно отъехало влево, санитары свернули за угол, все стихло.
Лишь сердце болезненно билось о грудную клетку, будто мучимый клаустрофобией узник, отчаянно пытающийся вырваться наружу. Она стояла, задыхаясь от страха и таращась невидящим взглядом на мертвый больничный коридор…
* * *
Ольга проснулась от звонка в дверь и пошла открывать. На часах замерло время - восемь утра. На ее лице еще мерцали веснушки блесток, оставшихся после вчерашнего выступления.
Дерганый сухопарый мужчина резко выбросил вперед руку с красной "корочкой". Но Ольга сразу забыла его имя и звание, расслышав только одну фразу, перечеркнувшую все.
Гость выплюнул ее изо рта, и она, словно громадная чернильная клякса, стремительно расплылась по ее жизни, ее мечтам, надеждам, привычкам, принципам, безвозвратно хороня их под своей вязкой черной массой, заполняя горизонт беспросветной темнотой…
- Владимир Костин был убит сегодня ночью у подъезда своего дома, - повторил мужчина жестоко. - Вы были последняя, кто видел его. Почему он поехал домой?
"Почему? Почему? Почему?" - отдалось в голове ударами молота.
- Потому что я - сука! - взвыла Ольга.
Она беспощадно скомкала ногтями лицо, она была готова разорвать его на куски…
- Господи, какая же я сука! Су-ука!.. Какая я бессердечная сука!!!
Еще никого на свете она не ненавидела так, как саму себя в эту навсегда остановившуюся минуту.
* * *
Наталья Могилева робко нажала на кругляш звонка и тут же отдернула палец. Звонок получился короткий, как всхлип.
Певица озадаченно смотрела на золоченую металлическую табличку с надписью:
Иванна Карамазова
- недоумевая, как она могла не заметить ее в прошлый раз.
Двери открылись.
- Привет, - улыбнулась ей девица в черной шапочке. На ней были те же потертые джинсы и видавший виды свитер, обтягивающий упругую грудь. - Вернулась, Королева? - с ходу перешла она на "ты".
Но возведение Наташи в королевский сан сразу искупило ее фамильярность.
- Я пришла… - начала Могилева.
- …сказать, что зря меня не послушалась.
- Ну, в общем, да…
Это был единственный текст, заготовленный ею заранее, и теперь она просто не знала, что к нему добавить.
- Входи, - коротко предложила Карамазова.
Все было точно так же, как прошлый раз. В комнате горел камин, рядом, глядя на огонь, лежал черный водолаз, и даже окна, несмотря на разгар дня, были по-прежнему зашторены наглухо.
Подчиняясь жесту хозяйки, Наташа села в одно из двух стоявших у камина потертых кресел и глупо уставилась на круглую пропалину от сигареты на подлокотнике.
- Так что же случилось той ночью? - помогла ей Карамазова.
- На меня упала люстра, - ответила певица, не отрывая глаз от дыры. - Я очнулась в больнице. Потом, утром, выяснилось: прежде чем потерять сознание, я успела позвонить своему администратору и сказать: "Приезжай, я умираю"… У него были запасные ключи от квартиры. Он вызвал "скорую" и довез меня до больницы. Короче, ничего страшного. В основном ушибы. Только на лице царапина. Да и то не от люстры. Это бокал с вином разбился и оцарапал мне щеку.
Могилева повернулась к хозяйке левой тщательно загримированной щекой.
- Ерунда… - окончила она хмуро.
- Но тебе не дает покоя вопрос, - снова пришла ей на помощь Иванна. - Как я могла знать об этом?
Наташа угрюмо кивнула, пристально разглядывая свою собеседницу.
- Стоп, - сказала она вдруг. - Я вспомнила, где слышала твое имя. Пьесу твою в Левом театре ставить собирались? Но не поставили. Там, вроде, умер кто-то… Значит, ты писательница?
Карамазова не торопясь закурила, задрала подбородок и, искоса глядя на гостью, выпустила дым изо рта. Затем молча сунула Наташе измятую газету "Киевская магия". Страница под рубрикой "Скорая помощь" была забита нелепейшими объявлениями.
Сестрица Алена ждет Вас!
- уникальные сильнодействующие обряды по восстановлению семьи и потенции;
- коррекция и укрепление биополя;
- возвращение и образумливание любимых;
- установка маячка привлекательности;
- заговор машины от аварий.
Индивидуальный прием с 9.00 до 16.00. Очень дешево!
Сверху красовалась фотография целительницы в украинской сорочке и хустинке. Молоденькая сестрица выглядела так, словно собиралась разрыдаться над горькой судьбой всех людей с не укрепленным биополем и не установленным маячком. На нее с нескрываемым презрением взирала "Гадалка и предсказательница Ангелина" в черном платье и чалме - козырная многостаночница и передовица.
В арсенале Ангелины 40 видов гаданий: гадание на рунах и на круге "Оракул", китайский И-Цзин, гадание по ритуалу Соломона, на старинных дощечках, на маятниках, на хрусталиках, на плавающей свече, на иероглифах, на ведических манускриптах, на лунном камне, на яйцах, на засушенных насекомых, древнерусское скоморошье гаданье на колокольчиках.
Ангелина снимает родовые проклятья, меняет судьбу, усмиряет злых духов и защищает от воздействия энерговампиров и ведьм.
После встречи с Ангелиной у многих появляется ясновидение, яснослышание и открывается третий глаз!
Берет недорого.