Они и этого не сумели. "Вокруг одни бездари и идиоты, а мне теперь расхлебывать!" – в который раз за день мелькнула мысль. Он все же открыл новую бутылку, налил себе полстакана коньяка и выпил. Тепло ринулось вниз.
– Так, что у нас тут? – Взял бумагу, с удовлетворением отмечая, что руки почти не дрожат. Он всегда умел держать удар и гордился этим. Справится и на этот раз.
– Хм, репарация. Ну это понятно. Ого, как замахнулись. Линскую область им подавай. Подавятся. Да и сами выплаты можно сократить вдвое и растянуть на тридцать лет. Переживут. А вот это уже интересно…
Он беззвучно зашевелил губами, водя рукой по бумаге. Затем поднял голову, задумчиво почесал подбородок. Неужели старый Тах был прав, и ледяные скрывают что-то серьезное? Иначе с чего бы им просить не предавать огласке эту странную историю с обезумевшими людьми, которые напали на войска? Массовое помешательство, природный газ неизвестного происхождения? Бред, конечно, но, если подвести что-нибудь научно-магическое, поверят. И не рано ли он дал "добро" на отлов ведьм? Кстати, где эти союзнички, которые обещали ему мощное оружие против северян? Ради этого он даже не пожалел пару десятков женщин. И каков результат?
А результат таков, что предложение о капитуляции он держит в руках, испорчены отношения со многими аристократическими семьями, и, самое гнусное, оружия никто так и не видел. Внезапно закралось нехорошее подозрение, что безумцы, атаковавшие войска, и есть та самая помощь.
Да к проклятому такую помощь. Похоже, с ведьмами его нагло обвели вокруг пальца. Такого прощать нельзя, и он, как только разберется с контрибуцией, вышвырнет из страны союзников вместе с их безумными предложениями. Доверился, наивный идиот. А пока…
Эдгард умел чувствовать выгодные ситуации, и сейчас во мраке безнадежного проигрыша для него мелькнул луч надежды.
Король подошел к двери, резко распахнул ее – и толпа придворных отпрянула в сторону. Его величество обвел подданных тяжелым взглядом.
– Что, трусы, ждете, когда король сам корону с себя сложит?
Волна монаршего гнева пригибала к полу, и отдельные впечатлительные, согнувшись, отползали прочь.
– Не дождетесь! Слышите? Не дождетесь! Подыхать будем вместе. Кьербо ко мне, Шагнье и Лахеро, быстро. Буду спасать ваши жалкие шкуры. Тьфу! – Королевский плевок смачно шлепнулся на пол.
Послышался вздох и звук оседающего в обморок тела. Его величество презрительно дернул плечом и громко хлопнул дверью. Его ждали бессонная ночь и сложный план, как проиграть и выиграть одновременно.
А в это время в Северной Шарналии так же мучилось бессонницей его королевское величество. Несмотря на жарко пылающий камин, он стоял у окна, кутаясь в теплый, подбитый мехом плед. Звезды дрожали за стеклом, а луна походила на сырный колобок, который пекли на праздник поминовения предков.
Рагорн Первый в очередной раз глубоко вздохнул, и на стекле осело туманное облачко. Сомнения – вот что мучило его сейчас, не давая уснуть. Впрочем, подобное случалось довольно часто. Легко ли управлять страной, когда ты сам едва можешь похвастаться чем-то выдающимся? Природа наградила его величество всем, что полагалось иметь здоровому человеку, но отнеслась к творению с прохладной ленцой, не добавив ничего сверх нормы. Обыкновенная, незапоминающаяся внешность, средний рост, щуплая фигура, серые глаза, и даже волосы были того цвета, что в народе именовался мышиным. А про способности и говорить нечего: ни к пению, ни к рисованию Рагорн склонности не проявлял, как и к ратному делу. Был он тих и застенчив с детства, ненавидел шумные развлечения и предпочитал проводить время за книжкой. Увы, качества не слишком полезные для управления страной.
Рагорн учился прилежно, но к власти не стремился, лелея надежду, что венец обойдет его стороной. Не обошел. Принц рано лишился матери, а отец не торопился с повторной женитьбой, не желая ради любимого сына вводить в семью мачеху. Все хотел дождаться, когда сын подрастет. Не дождался. Жестокая лихорадка, подхваченная на охоте, обострила наследственное заболевание сердца, и король скоропостижно скончался, оставив пятнадцатилетнего сына сиротой.
Рагорн подышал на стекло, нарисовал смешную рожицу. Досадливо поморщился и стер свое творение. Шел третий год его правления и первый год войны. Войны, которая чуть не разрушила его страну.
– Ваше величество? – В дверь постучали и, не дожидаясь ответа, вошли.
Ему не нужно было оборачиваться, чтобы узнать, кто решился его побеспокоить в столь поздний час.
– Снова бессонница?
За спиной скрипнуло кресло, его ставили поближе к огню. Камин загудел, пожирая подкинутые дрова, и комната осветилась красно-золотыми всполохами пламени.
– И отвар не выпили… Вот, уже холодный.
Звякнул стакан, в воздухе пахнуло морозом, словно кто-то приоткрыл окно в зимний лес. Рагорн заставил себя не вздрогнуть. За эти годы он почти привык к дару, почти…
– Мальчик мой, ты совсем замерз. – Теплые руки легли на его плечи, а стекло отразило высокую женщину с белыми волосами, убранными в сложную прическу. Как всегда неотразима, прекрасна в любое время суток, как всегда царственна и холодна с виду – его ледяная. – Хватит себя мучить. Все уже сделано, и сделано правильно.
Он позволил себя увести от окна, усадить в кресло. Послушно пригубил подогретый отвар. Ледяная, точно ребенку, поправила плед, укутав ноги. Сколько он себя помнил, она всегда была рядом, с тех пор как умерла мать. Горло привычно перехватило от горечи утраты. Он почти не помнил маму, но от этого боль не становилась слабее, занозой сидя в сердце и остро напоминая о себе в подобные моменты.
Ледяная заменила ему мать, став и первым учителем, и наставницей. Придворные поговаривали, что король не женился во второй раз во многом из-за леди Севера, как титуловали ледяную, присланную на службу во дворец. Отношения отца и Орелии мало волновали Рагорна. Главное, они были рядом, а после смерти отца ему стало не до сплетен.
– Он подпишет капитуляцию?
Горький отвар хотелось выпить залпом, но Рагорн специально сдерживал себя, отхлебывая по глоточку.
– У него нет выбора.
Она села напротив, и платье идеальными складками легло по кругу. Сколько он себя помнил, она всегда была такой: прямая спина, безупречная прическа и совершенные в своей элегантности наряды. И только усталые глаза выдавали прожитые годы.
– Лорд Кастагно продолжает настаивать на вторжении. В его словах есть здравый смысл. Ты согласна, что, один раз попробовав, они продолжат мечтать об объединении?
Отвар стоял уже поперек горла, но за столько лет он смирился и со своим хилым здоровьем, и с горькими лекарствами, которыми за эту хилость приходилось расплачиваться.
– Дай медведю вкусить человеческого мяса, и он навсегда станет людоедом, – тихо прозвучал ответ.
В комнате не горел свет, лишь пламя камина разгоняло темноту, и в его желтом свете волосы ледяной блестели золотом.
– В любое другое время, мой мальчик, я бы первой предложила тебе идти дальше, но не сейчас. Я чувствую, медведь не думал о человеческом мясе, пока ему его не подбросили.
– Ты оправдываешь его? – зло вскинулся Рагорн.
– Нет, – покачала головой Орелия, – войне нет оправданий. Эдгард жаден, но не глуп. Он подпишет капитуляцию, но будет настаивать на своем варианте.
– Еще бы, – фыркнул король, с облегчением ставя на стол пустой стакан, – мы сами дали ему это право. Не понимаю, зачем тебе понадобилось утаивать льолдов, если это, конечно, были они. Твари пришли с юга, нападали на всех без разбора… Мы-то здесь при чем? А сейчас мой царственный враг решит, что мы замешаны, раз пытаемся все скрыть.
Пламя уютно потрескивало в камине, добавляя умиротворения в тишину, и ледяная не спешила с ответом. И только когда Рагорн уже потерял надежду, она все же ответила:
– Чужаки. Те, что пришли с юга и несут с собой смерть и разрушения. Старый враг, давно забытый, но не ушедший в забвение. Моя южная сестра писала о них, но мы оказались слепы и глухи к ее предостережениям, – она тяжело вздохнула, переживая собственный промах, – и начали действовать, когда стало слишком поздно. Первый ход мы проиграли, ваше величество, а второй сыграли вничью, и то, можно сказать, чудом.
– Знаю я, о каком чуде ты говоришь, – проворчал Рагорн, – приказ о награждении я подписал вперед капитуляции.
– Она это заслужила, – тепло улыбнулась Орелия, и Рагорн почувствовал укол зависти.
Ей ведь столько же лет, этой княжне, сколько и ему. И вот пожалуйста, уже слава, почет и целый орден. А что у него? Старый потертый трон, неудобный до мозоли на заднице, тяжелая корона и куча бумаг. Где, спрашивается, справедливость?
– И все-таки не понимаю, зачем нам понадобилось скрывать ту резню? – спросил он, не тая недовольства.
– Лучше сокрыть одну резню, чем вызвать другую, еще более кровавую, – покачала головой леди Севера. – Льолды, кто бы их ни создал, удар по нам. Ты и сам это прекрасно понимаешь. Война лишь декорация, не более. И как бы мы ни были красноречивы и доказательны, люди охотнее поверят в злой умысел, чем в неведомого врага, как и в то, что льолды могли появиться только по нашей воле, и ни по чьей больше. Мой народ был и остается для них страшной и крайне неудобной сказкой, которой не место в обычной жизни. Не хочу повторения Урганской резни, когда за одну ночь было истреблено три рода.
В комнате ощутимо похолодало, по стеклам побежали резные узоры. Огонь в камине испуганно притих, и Рагорн со вздохом подтянул плед повыше. Вот так всегда. Стоит зайти разговору о том, что произошло семьдесят лет назад, когда несколько лет холода и неурожая лишили многих людей рассудка, как от Орелии начинали идти волны злой стужи.
– Прости. – Она виновато улыбнулась, заметив его жест.
Стужа послушно вернулась обратно, в неведомые глубины сердца, а огонь с удвоенной силой принялся трещать дровами, радуясь, что его не заморозили окончательно.
– Наш мир меняется, мой король. – Орелия расслабленно откинулась на спинку кресла, огонь отражался в ее глазах, придавая леди Севера вид потустороннего существа.
Рагорн поежился и поспешно выкинул из головы трусливые мысли. Какой бы странной ни была его наставница, она не желала ему зла.
– Простые люди все реже обращаются за помощью к непонятному, предпочитая грубую силу, надежность молотка и понятность механизмов. И даже если у ребенка обнаруживается дар, его родители не спешат прыгать от радости и бежать записывать его в магическую школу, ведь магия – это так опасно!
Интонация ледяной живо напомнила Рагорну тетушку Джиль – известную болтушку и сплетницу королевства, он ухмыльнулся, но тут же посерьезнел.
– Но они правы. Среди магов до глубокой старости доживают единицы. А сколько гибнет при обучении!
– Глупость выводится сама. Чем выше уровень силы, тем больше она требует к себе уважения. Если посадить мальчишку на дикого жеребца, тот, скорее всего, сломает себе шею. Учить надо долго и с малых лет, а ваши боятся отпустить пятилетнее дитя в школу, а начинать в пятнадцать уже поздно.
Рагорн согласно вздохнул. Он и сам осознавал недостаток магического образования, и разговор этот заходил не в первый раз, но любые попытки понизить возраст студентов натыкались на барьер непонимания со стороны магов, впрочем, и сами университеты физически не были готовы принимать детей. Кое-как созданная пара школ еще держалась, но учеников в них набралось едва по сотне на каждую.
– Вот и выходит, что каждый нераскрытый дар засыпает навсегда, и детям уже ничего не передается.
Рагорн притих, погружаясь в размышления. Когда-то давно его прадед решил, что магия станет помехой в государственных делах, и вместо университета отправился изучать военное дело, затем пришел черед политических наук, торговых, а вот до магии у короля руки так и не дошли. С тех пор никто из его потомков не мог похвастаться даже слабеньким даром. А жаль. Лично Рагорну магия не помешала бы. Он готов был ради нее рискнуть даже своим хилым здоровьем, лишь бы не чувствовать себя "слепым и глухим" рядом с Орелией.
– Что будем делать с льолдами? – спросил, стряхивая задумчивость.
– С ними как раз уже все сделали. И, предвосхищая твой следующий вопрос, отвечу сразу: со всем остальным разберемся сами.
– Ну как же, – хмыкнул Рагорн, отворачиваясь к огню, чтобы скрыть досаду, – дела ледяных.
Тихий вздох дал понять, что его сарказм услышали. Король заерзал в кресле, чувствуя, как начинают гореть кончики ушей.
– Не обижайся, но так и вправду будет лучше для всех. Страна обескровлена и вымотана войной, а мы давно готовы к нападению.
И добавила про себя: "С пяти лет каждая".
Глава 20
Ледяные страсти
Перенос порталом мало напоминал полет на самолете и уж совсем отличался от скачки на коне. Мы вчетвером стояли тесно прижавшись друг к другу, а троица ледяных даже сейчас ухитрялась сохранять пусть и минимальную дистанцию от нас.
Столбики постепенно разгорались, заливая поляну бледным светом. Скоро над нами повисла сверкающая сфера, сквозь которую едва просматривалось темное небо. Затем сфера полыхнула белым так ярко, что я мгновенно ослепла. Однако слепота не стала последним испытанием на сегодня. Следующим, к моему ужасу, стало исчезновение опоры из-под ног, и… мы все полетели вниз. От падения желудок скрутило жгутом, и он рванул вверх. Сердце же умчалось в пятки, не желая участвовать в этом безобразии. А мы все падали и падали, как будто под нами была бесконечная дыра. Глаза открыть я не могла, и в моем представлении мы летели в абсолютной и очень холодной темноте. Торес ухитрился притиснуть меня к себе, и мы скользили вниз дуэтом. Спина нежилась в тепле его тела, зато лицо и все остальное верно покрывалось коркой льда. Мы падали без звука, без ветра, без ощущения приближающегося дна.
В какой-то момент показалось: мы просто застываем в стакане со льдом, вмерзая в него, как глупые мошки.
Свет, тепло, свежий воздух нахлынули разом, твердая поверхность ощутимо ударила по ногам. Навскидку, мы упали с полуметра, не больше, а летели, казалось, вечность.
Рядом кто-то выругался. Хасар. Торес только прошипел что-то неразборчиво, не размыкая объятий. Я шевельнула одной рукой, второй. Сглотнула подступившую тошноту и осторожно разлепила смерзшиеся ресницы. Потерла глаза пальцами. Чтобы я еще раз куда-то отправилась порталом? Да никогда в жизни. Не хочу больше чувствовать себя кусочком падающего льда. Судя по стонам, раздающимся рядом, остальные полностью разделяли мое мнение.
Проморгалась, огляделась. Первым бросилось в глаза зеленоватое лицо Хасара в обрамлении покрытых белым инеем волос. Бедняга… Небось пожалел, что согласился сопровождать меня. Сначала самолет, теперь вот портал.
– Надо было самолетом лететь, – пробормотал Хасар, думая о том же, о чем и я.
– Замерзли? – отвратительно бодро поинтересовалась Лазарита.
Мы хмуро посмотрели на ледяную. Свежий до боли в стиснутых зубах вид, глаза даже не покраснели (она их точно прикрыла, а вот нас предупредить забыла или не захотела?), щечки раскраснелись от холода.
– Не успели, – я сладко улыбнулась синими губами, – так все быстро прошло. Отличный способ путешествовать. Раз – и ты за сотню километров.
Лазарита приуныла (шутка не удалась), но вида не подала.
– Тогда прошу за мной. – Она махнула в сторону высоких дверей, которые вели на выход из зала.
Мы молча прошествовали за ледяной, покидая круглый пустой зал, у которого было единственное предназначение – служить для приема путешествующих порталом. Живопись на стенах подтверждала мою догадку. На картинах были запечатлены различные этапы пути: от сферы и падения до появления в другом месте.
– Ларгард! – выдохнул с восхищением Торес.
Мы стояли на широкой открытой террасе, выступающей из скалы. За спиной остался лабиринт закоптелых ходов и стертых каменных плит. Подозреваю, гостям здесь не всегда были рады. Я не специалист, но взгляд несколько раз выхватывал на стенах подозрительные следы, могу поспорить – в коридорах шел бой.
Лабиринт закончился узкой щелью, из которой тянуло холодным воздухом. Неожиданно. Ни дверей тебе, ни ковровых дорожек. Гости попадали в город через обыкновенную щель в скале. Интересный контраст между вполне достойным дворцовым залом, загадочным лабиринтом и необработанной скальной породой.
Я поправила плащ и шагнула под звездное небо. Бледная луна висела над городом, кутаясь в тонкие облака. Воздух колючками холода пробирался под одежду, заставляя задерживать дыхание. Далекие и в то же время близкие звезды притягивали своим сиянием, маня подняться к ним, взлететь ввысь и остаться навсегда. Я с сожалением отвела взгляд от небесной красоты. Меня ждали земные дела.
Впереди в лунном свете серебрился город, покрытым тонким слоем изморози – первой предвестницей зимы. Я ждала чего угодно, но только не современности, соперничающей со столицей. На улицах горели электрические фонари, над крышами не вился дым от труб. Двух-трехэтажные каменные дома стояли ровными рядами вдоль широких улиц.
Стояла обычная ночная тишина, только мне почему-то представлялось, что внизу спит огромный зверь, дремлет вполглаза, готовый в любой момент взвиться с места и вцепиться в шею врага.
– Красиво, – шепнула я.
– Сказочно, – подтвердил Сетальди, жадно втягивая носом воздух. – Эх, жаль, в темноте не видно, как он прекрасен. Отсюда особенно удачный вид, но ничего, я обязательно тебя сюда приведу на закате, если Торес будет не против.
– Не против, если меня с собой возьмете, – с насмешкой ответил ледяной, одной рукой прижимая меня к себе. Я откинула голову ему на грудь, чувствуя, как отпускает напряжение последних дней, как наваливается жуткая усталость. Какой закат или рассвет? Спать, спать и спать.
И тут в нашу идиллию грубо вмешались:
– Сегодня ночуем в городе, а завтра отправляемся в поместье. Тебя давно ждут.
Я мысленно встряхнулась, собираясь с силами. Аккуратно отстранилась от Тореса, теплые объятия выпустили меня с неохотой. Как бы я хотела быть хозяйкой своих желаний! Послать к проклятому семью, вверить себя Торесу и отдохнуть, полностью доверяя себя ледяному. Но нет… долг, приличия и честь княжны, будь они все неладны.
– Когда мы увидимся? – повернулась я к Торесу, с тревогой вглядываясь в его помрачневшее лицо. О нет, только не сейчас и не так…
– Милая, он обязательно тебя навестит, я уверена.
Я горько усмехнулась. Таким тоном говорят маленьким детям об уехавшем, когда знают, что он точно не вернется.
– Торес?
Губы ледяного беззвучно произнесли: "Карьен", глаза молили о надежде. Я помедлила лишь пару мгновений. Выпрямила спину, взгляд сделала тверже, а тон величественнее. Княжна, она даже после боя и бессонной ночи должна быть княжной.
– Торес, я буду признательна, если завтра, точнее, уже сегодня ты покажешь мне город. А в поместье мы может уехать и позже, верно, Лазарита? Меня так долго ждали, один день ничего не изменит.
Ледяная недовольно наморщила носик, поджала губки. В голубых глазах легко прочитался отказ.
– И кстати, – выложила я свой козырь, – Торес – мой карьен, и ты не имеешь права ему отказать в визите. – Светской улыбкой я смягчила ультиматум.
Похолодало. Резко и внушительно. Даже кончик носа заледенел, а пальцы закоченели.
– Лазарита, – прошипел Торес, зачем-то вставая между мной и ледяной, – прекрати немедленно!