Тая, неуклюже навалившись сверху, потянула за пуговицу на рубашке. Та долго не поддавалась, выскальзывала раз за разом. Тая нетерпеливо заерзала. Иттан легонько отвел её руку, расстегнул рубашку и стянул с себя. Сдернул с Таи рубаху через горловину. Она задержала дыхание и высоко вскинула руки, страшась показаться неумехой.
Его шершавые ладони скользили по груди и бедрам. Губы прочертили дорожку от ямочки на щеке до ключиц. Опустились ниже. Иттан перебросил Таю на койку и оказался над ней, развязывая шнуровку на штанах.
Он двигался неспешно, плавно, даже с толикой опасливости. А Тая долго привыкала к чему-то новому, отличному от её прошлой жизни с Кейблом. Сейчас она изучала не потолок, но правильные черты лица в предзакатных сумерках. Училась дышать в такт с человеческим графом. Дотрагивалась до его жестких светлых волос и заплетала в них пальцы.
Тепло растеклось по бедрам, вихрем закружило её всю. Без остатка.
Ей нравилось, что в жизни Иттана нашлось место им двоим.
И не нравилось, что так не будет продолжаться вечно. Пока они узники гарнизона - графу не зазорно пользоваться оборванкой. Но когда он уедет в столицу, Тая останется совсем одна.
На растерзание солдатам и хозяину Дома утех.
Впрочем, незачем думать о будущем, которого может и не случиться. Все они ходят по волоску смычка, играясь с подводниками.
- Почему тебе позволили уехать сюда? Родители не тревожатся? - прикорнув на горячей груди и обводя пальцем плоский живот, спросила Тая.
- Родители и отправили. Мы не очень хорошо простились, - Иттан поколебался перед тем, как объясниться. - Понимаешь, отец настолько был взбешен моими отношениями со столичной актрисой, что поставил перед выбором: либо я отбываю три года в гарнизоне, либо лишаюсь всего. Наследства, титула, даже имени. Он сам так сказал: "Даже имени".
В голосе Иттана проскользнуло отчаяние.
- Мог бы и отказать отцу.
- Не мог.
- Почему? - Тая приподнялась на локтях.
- Потому что без имени я никто, - резанул Иттан острее, чем лезвием. - Безродное существо, и все мои достижения - пустой звук.
- Ну и что? - поразилась она. - В Затопленном городе ни у кого нет имен или титулов, кроме тех, которыми мы нарекаем себя сами.
- И как вы живете? - без упрека, но уколол Иттан.
Тая надула губы, но быстро проглотила обиду. И правда, чем тут гордиться? Люди словно крысы перебиваются помоями, грабят да пашут без отдыха за любую медянку. Многие мужики, предпочитающие честный труд воровству, падают бездыханные, разгрузив очередной корабль в порту, и больше не поднимаются, а их родня мрет уже после: от голода.
- Три года всего, - сам себя успокаивал Иттан, подмяв Таю под бок. - И мы свободны.
Мы?
В грудной клетке стало тесно. Сердце вырывалось наружу, билось о ребра.
Мы! - ликовало всё внутри.
Мы! - хотелось прокричать во весь голос.
- Мы… - шепнула Тая одними губами и добавила громче: - Я тебе пригожусь.
Голос её звучал как никогда уверенно.
- Разумеется. - Иттан весело улыбнулся. - А у тебя от солнца веснушки пробиваются.
- Глупости, нет у меня веснушек, - насупилась Тая. - Нет, честно пригожусь! - и добавила заговорщицким шепотком, склоняясь к самому его уху: - Я умею читать Слова.
22
Подводники надвигались. Острозубые рты разевались в немом крике, лапы шлепали по глинистому дну. Огонь за жилистыми спинами дочиста вылизывал нутро подземелья. Поглощал налипший на стены мох. Кипятил мутную воду в лужах. Огонь отливал золотистым, душил дымными пальцами. И подводники сбегали от него, но самых слабых - отставших, упавших, раненых - пожирало жадное пламя.
Тая всматривалась в глубины лаза. Кулаки её были сжаты, сердце билось ровно.
Рыжий язык, готовый поглотить заживо, коснулся сапога.
Она проснулась на выдохе, слюна горчила золой. Спряталась подмышку к Иттану, ненадолго затихла, успокаиваясь. Мужчина дышал ровно, так умиротворяюще, что ночной кошмар отошел в сторонку.
Но на душе не стало спокойнее. Тревога занозой засела под левой грудью, и во рту было кисло, солено, точно наглотавшись крови.
Тая спрыгнула с койки, чудом не заставив ту надсадно заскрипеть, выдавая беглянку с потрохами, и, схватив шерстяное платье, а заодно утащив со стола начатую лучину, выбежала из спальни. Переоделась кое-как, дрожа всем телом - осенью в слабо протапливаемом гарнизоне (ох уж эта вечная экономия дров) поселился зверь по имени колотун, кусающий морозными клыками за тело, не скрытое одеждой. Холодало; гарнизонные женщины, высматривая в густых облаках знамения, предвещали лютую зиму.
Ночью из коридорных шорохах рождалось нечто пугающее. Точно призраки убитых воинов восставали, шастали где придется, шевелили ржавые цепи в незажжённых канделябрах, завывали по углам. Босые ноги трепал ледяной сквозняк, за дверьми храпели солдаты. Но Тая привыкла к звукам своего нового жилища и даже научилась наслаждаться ими.
Как и часами, проведенными в библиотеке, запасной ключ от которой Иттан выпросил специально для своей подопечной. Конечно, он не поверил, что знаком с будущей чтицей (неспроста ведь рынди не выпускали тех из страны, берегли как зеницу ока и исполняли любой каприз - если верить отцовским рассказам), но виду не подал. Покивал одобрительно, заявил, что теперь-то у них всё наладится.
Тая не дулась на его неверие: в людское королевство чтицы заезжали редко, а потому слыли невиданной диковинкой. Разве что в дни войны с Пограничьем, когда весь мир сплотился против теней, тройка чтиц посетила короля лично. О чем-то они общались, обговаривали, а после нанесли сокрушительный удар по войску врага.
После, впрочем, тени разгромили противников и вторглись в государства рынди и ави, где вдоволь поиздевались над неповинными жителями. Разворотили храмы. Поубивали чтиц и ведьм. Не тронули только людей.
Давно это было, но осталось живо в родительской памяти.
В любом случае, назваться чтицей могла любая прохиндейка, потому-то Иттан и не поверил Таиным словам.
Ну и пусть! Главное - он не подтрунивал и не запрещал учиться читать, даже подсказывал значение некоторых - особо каверзных - словечек. А порою смешно морщился и шутливо обзывал незнайку дурехой, если уж она совсем глупые вопросы задавала.
Излюбленный стул приветливо скрипнул, когда Тая плюхнулась на него, поджав к груди коленки. Подожгла лучинку, и та закоптила, даря слабый желтоватый огонек. Схватила недочитанную книгу - в последнее время она не убирала те на полки, всё равно в библиотеку иных гостей не хаживало, - всмотрелась в буквы.
- Собранная по рассвету полынь-трава способна уберечь от сглаза, порчи, несчастья; вечерняя же сродни яду, если использовать её вкупе с магическим нашептыванием, - проговаривала Тая, удумавшая научиться читать не только про себя, но и вслух, с расстановкой и паузами в правильных местах.
Чтобы походить на Иттана, который читал, совершенно не напрягаясь.
- Каждому своё, - смеялся он на недоуменное: "Как ты умудряешься не запинаться?!" - Ты вон на скрипке играешь так, как мне и за сто лет не научиться.
Про скрипку он, кстати, полюбопытствовал, ну, Тая и не юлила. Её обучала одна из невольниц Кейбла. Некогда красивая (по словам самого Кейбла), а нынче злющая старуха со скрюченными пальцами и полностью лысой башкой. Она лупила Таю за каждый промах, а когда нерадивая ученица порвала нить на смычке - чуть не прибила. Но в итоге, спустя ни год и ни два, а несколько долгих лет, старуха обучила игре в совершенстве. После чего вскоре померла, облаяв напоследок Таю, которой пришлось ухаживать за ходящей под себя бабкой, матерной бранью.
Почему она была дорога Кейблу, Тая так и не выведала.
Автор всё описывал чудодейственные свойства полыни, а Тая неимоверно заскучала. Третью неделю не являлись Слова. Заплутали где-то на дорогах судьбы или спугнули их начавшиеся заморозки, да только ничего путного не выходило. Как готовить декокт из мухоморов и толченых каштанов, Тая узнала, а вот будущее было закрыто на амбарный замок.
Глаза слипались, и Тая отложила книгу подальше. Лбом прислонилась к слюде, что стояла в здешних окнах вместо стекла. Мир за стенами гарнизона был расплывчат. Первые холода степенно, но хватко взялись за округу. Поседели травинки, молочный туман плыл над крепостной стеной. В чернильной темноте затерялись даже звуки.
Непривычно.
Тихо…
Взрыв прогремел раскатом грома! Озарило алым. Двор заволокло дымом. Пошатнулся пол, затрещали стены, книги лихорадочно попадали со стеллажей.
В оседающей пыли было видно, как неприступная крепостная стена лишилась куска, и тот развалился на осколки камней, освобождая проход. Во двор ринулись подводники.
- Атакуют! - разнеслось по коридорам встревоженное.
И только после ударили в колокола.
Тая отпрыгнула от окна, трясясь как мышь, загнанная котом в угол. Сопровождаемая ревом толпы, шмыгнула под стол. Тишина сменилась паникой: возней, стуком ботинок, воплями, скрежетом мечей. Взрыв не повторялся, но Тая вслушивалась до боли в висках.
"Что с Иттаном?!" - запоздало опомнилась она и хотела было кинуться к дверям, как вспомнила строгий - и не подлежащий нарушению - наказ: в случае атаки никогда не вылезать. Затопчут ненароком свои же либо прибьют чужаки.
Он взрослый, обученный в академии маг. Разберется.
А вдруг нет?..
В глазах защипало не прошеным страхом: за себя, за Иттана, за всех, кто мог пострадать.
Почему об атаке не сообщили загодя, как было всегда?
Пальцы похолодели.
А в лазарете восстанавливался Рейк. Тая захаживала к нему ежедневно, жалея одинокого и вконец помешавшегося парня. Ему отрезали почерневшую ногу - Иттан назвал это ампутацией, - и, казалось, он совсем свихнулся. Только и говорил, что про какую-то сестрицу-Сольд, про то, как она стала чьей-то леди, и как боги уготовили ему кару за её предательство.
Отказывался есть из чьих-либо рук, кроме Таиных.
Иногда его сознание прояснялось, и он невесело шутил или рассказывал истории из своей прежней жизни, в которой не было подводников и завес. Но быстро забывался.
Вдруг взрыв повредил лазарет? Вдруг Рейк погиб?
Как же страшно!
У её ног валялась книга в коричневом переплете, пока незнакомая (все прочитанные Тая выучила наизусть). Тая ухватила её трясущимися пальцами, вперилась в текст, ища в книге утешение. Раз она ничем не может помочь гарнизону, то будет читать до слепоты, пока не падет без чувств, но увидит Слово, узнает будущее.
И Тая читала. Под предсмертные крики и ругань воинов. Под булькающие хрипы подводников. Под новые - кажущиеся тихими - взрывы. И когда страницы опустели, точно собака языком слизала с них все буквы, Тая решила, будто и вправду ослепла.
Казалось, кто-то невидимый взялся за перо, неторопливо выписал первое слово, за ним второе. Слов этих появлялось много, самых разных, несвязанных друг с другом. Они кружили по чистоте листе, не давали сосредоточиться ни на одном из них. Вдруг исчезли и они, и тогда родились не предложения, но образы.
Живые, настоящие, до жути реалистичные.
Атака миновала. Выжившие оплакали погибших, сложили большой погребальный костер, и дым от него дополз до столицы. Тварей полегло с сотню, их гниющие тела заполнили промозглый воздух сладковатой вонью. Под первый снег взялись отстраивать порушенную стену.
Поисковый отряд - четверо мужчин и девушка - отправился за солью.
Гарнизон выстоит! Тая облегченно простонала и всмотрелась внимательнее, пока картинки, подернутые пленкой, не померкли.
В засыпающем осеннем лесу тихо. Под ботинками хряпает опавшая листва и сухие ветки. Замерзшая река покрылась тонкой коркой первого льда. Завеса словно монстр, разинувший голодную пасть. Она вибрирует, злится. Даже Тая чувствует, как мрак переполняет её нутро.
Темные силуэты появляются под соляной хруст. Обступают светловолосого мага.
- Убегай! - он отталкивает Таю, и та, не удержавшись на ослабших ногах, валится на колени.
Подводники приближаются, рокочут довольно, предвкушая добычу. Маг падает, и кровь из перерезанного горла орошает поникшую траву. Всё кругом алое. Глаза его, некогда ясные, закатываются.
Картинка побледнела, выцветая, и вскоре на чистом листе высветилось всего пять букв.
"Мертв".
Тая долго моргала, пытаясь утерять злосчастное слово из виду. Но то, как специально, въедалась в страницу, прилипло к ней намертво.
Намертво. Мертв.
Иттан не погибнет! Нет, нет и нет! Невозможно. Глупость, плод больной фантазии. Это и не Слово вовсе, а так, дурман.
Всё будет хорошо, он выживет. Тая не позволит ему отправиться в тот поход. Помешает. Или не пойдет сама, и тогда предсказание не сбудется.
Слово побагровело.
Крик застрял посреди горла. Даже не крик, но вой раненой волчицы.
Тая мысленно ухватилась за слово, чтобы стащить его с девственно чистого листа, но оно не поддавалась. Пот струился по вискам, затекал в глаза. Те щипало. Руки взмокли. Секунды замедлились до бесконечности. Но Тая не позволяла этому гадкому слову остаться в книге. Она ухватывалась за золотистые брызги, что разбегались от букв, тянула на себя.
Носом потекла кровь, капля упала посреди буквы "р", расплылась пятном.
Иттан не умрет. Если ради него придется пожертвовать собой, Тая без промедления пожертвует.
Сделает что угодно. Уплатит любую плату.
Она ревела, а слово то увеличивалось, то уменьшалось.
И вдруг поддалось.
Буквы, прыгая что блохи, перестроились, исчезли и явились вновь. Нерушимыми остались "Ме…".
"Метка", - выплюнула книга нехотя.
И тотчас текст сменился на привычный. На обычные предложения. На кляксу от пера и карандашную пометку на полях.
Не умрет, подумала Тая, обессиленно приваливаясь к ножке стола.
Она не позволит.
23
Поутру небо расплакалось первым снегом. За горизонтом зацвел кровавый рассвет, и под его всполохи гарнизон разделился на тех, кто пережил ночь и тех, для кого та стала последней. Сам комендант выбрался наружу, кашляя и судорожно стискивая трость, он обходил разрушенную стену, всматривался в искривленные мукой лица мертвецов, пересчитывал полёгших тварей.
- Семьдесят три, - сказал идущему рядом помощнику, и тот сделал отметку в блокноте. - Против шестидесяти семи наших. Если так пойдет и далее, к концу осени гарнизон будет захвачен.
- Но ведь погибли не только солдаты, - попытался обнадежить коменданта помощник.
И правда, в груде тел лежали и женщины, и обслуживающий персонал. Те, кто, испугавшись бойни, попытался убежать, кто не сдержал любопытства, кто находился на линии взрыва. В ночных рубашках и без тех, в рабочих робах, без обуви. Нагие и беззащитные. Твари научились использовать соль, лупили ею по стенам, крышам, метко закидывали взрывную смесь в окна. Дом утех разнесло по камешку; все, кто был в нем, скрылись под обломками.
Прислушивающийся к диалогу Иттан болезненно поморщился.
- Какая разница? - Коменданта повело в сторону, и он схватился за флягу с травяным настоем, который пил всё больше и чаще, потому как ничто иное не могло облегчить жгучей боли в легких. - Они - наши. И я несу ответственность за каждого убитого сегодня.
Ночью, когда громыхнуло, вскочив с койки, Иттан перепугался даже не за себя и не за гарнизон - за Таю, которая куда-то исчезла. Платья её не было, и вроде бы она ушла сама, но кто разберет? Да и куда?!
Он бы оббежал казармы, разыскивая неугомонную девушку, за которую волновался больше, чем за всё живое, но оказался в круговерти из солдат, стрелков и орущих от ужаса гражданских. Никто не видел Таю. Она испарилась. Ну а потом его оттеснили к крепостной стене, и Иттан увидел полчище тварей. Надвигающихся. Крушащим всё кругом. Не знающих пощады. Лопатки свело от нечеловеческого ужаса. Он должен был сражаться, иначе ни ему, ни Тае - никому в этом проклятом месте не выбраться живым.
Под утро мысли заплетались в узел, резерв опустел до нуля, и Иттана шатало. Но бой кончился. Кровь впиталась в землю. Последняя тварь с хрипом рухнула в груду сородичей. И над гарнизоном воцарилось траурное молчание.
После ударили в колокола. Неспешно, монотонно. Оплакивая тех, кому не суждено было пережить вторжение. Даря надежду оставшимся.
А Тая спаслась и выбралась во двор вместе со всеми. На ней ни царапинки, только запугана и глядела отчего-то мокрыми глазами. Она бинтовала раненых, перебегая от одного к другому, а взгляд остекленел.
Неужели она до сих пор не встречалась со смертью? Нужно подойти, утешить. Но позже…
- Сынок, прекращай напрасный труд. - Комендант встал по левую руку от Иттана, водящего ладонью над солдатом; мало ли тот на последнем издыхании, но жив. - Здесь ты ничем никому не поможешь. Направляйся за солью, в ней сейчас наша сила. Разведчики докладывают, в лесах никого не осталось.
Где ж вчера были ваши разведчики? Спали или упивались, пока людей разносило на ошметки?..
- Хотел бы я дать тебе больше людей. - Комендант отпил из фляги отвара, и свербящий запах того показался смутно знакомым. - Запрос в столицу послал, но когда прибудут новобранцы - одним богам известно. Потому вам придется полагаться лишь на свои силы. Справитесь?
Он не ждал отказа.
- Так точно, - отчеканил Иттан.
Тая нашептывала стонущему пареньку - совсем молодому, но уже познавшему горе, - лишенному правой руки до предплечья, успокаивающие речи. Обезболивающие кончились, потому, кроме шепотков, ничего не оставалось. Паренек боролся со смертью, хватался уцелевшей рукой за Таю и просил не покидать его. Но глаза закатывались, и лицо побелело. Вскоре и его уложат в общую груду трупов.
- Тая, собирайся, - сказал Иттан, вставая за спиной девушки. - Мы выходим за солью. Сейчас.
Её словно огрели чем-то тяжелым по затылку. Тая дернулась. Выпрямилась, медленно поднялась с колен и развернулась. Губы её дрожали.
- Нет, - простонала она отчего-то обреченно.
- Тая, нужно, - Иттан пожал плечами. - Понимаю твое желание остаться и помочь раненым, но…
- Нет, не понимаешь! - перебила судорожно. - Нет-нет-нет!
Она вцепилась мертвой хваткой в рукав и залепетала горячо-горячо, а сама всё сильнее дрожала.
- Да объяснись же, в самом деле!
- Я видела… пойми… видела… Прочла…
И Тая сбивчиво, содрогаясь от подступающих рыданий, затвердила о библиотеке и словах, которые вычитала в книге. Даже не словах, но целых картинках. И том, что в конце видения Иттан погибал.
Парень, о котором Тая позабыла, откинулся на спину. Взгляд его устремился в небо. Дыхание выровнялось для того, чтобы остановиться навечно. Иттан отвел Таю к казармам, прижал к стене, всмотрелся в испуганное личико.
- Послушай, - начал было он, но девушка вновь перебила:
- Я переделала слово, и вместо "мертв" прочитала "метка", но я не знаю, что это за метка. Ничего не знаю. Я боюсь за тебя!
Пальчики впились в лацканы его куртки. На лицо отразилось страдание и почти физическая боль. Меж бровей залегла морщинка. И слезы не кончались, текли по щекам и подбородку, падали на грудь.
- Не иди, - упрашивала она жалобно. - Пожалуйста, не иди!