9
Иттан.
Всю ночь ему снилась она, играющая на скрипке. Пробирало до глубины души. Выламывало ребра. Иттан бежал вдоль каштановой аллеи, что вела к чернеющей пустоте, а воровка неслась за ним - каблуки весело выстукивали по брусчатке, - не прекращая играть. Он просил оставить его в покое, но она упрямо неслась следом. Пыхтела и вздыхала по-старчески. Не отпускала.
- Я заплачу тебе! - кричал Иттан, тщетно пытаясь скрыться за деревьями, но те расступались, и змееподобные корни овивали лодыжки.
- К чему мне деньги? - заунывно спрашивала она.
Иттан обернулся, и воровка улыбнулась, обнажив лишенный зубов рот. Из правой - пустой - глазницы её полез червь. Кожа сморщилась и упала словно змеиная. Нестерпимо завоняло разложением.
- Держи. - Рука, с которой стекало гниющее мясо, протянула кольцо.
Иттан проснулся на выдохе, мокрый от пота. Дыхание никак не успокаивалось. Он сидел, уткнувшись лбом в колени, и считал про себя. Один. Два. Три…
Да что же это такое?
Было страшно и казалось, что в ночной темноте, за спиной, стоит она. И громко дышит. Четыре. Пять…
На рассвете Иттан в не глаженой рубашке явился в следственное управление Янга на аудиенцию с главным следователем. Его впустили на удивление беспрепятственно, и вскоре он сидел в небольшом кабинете и скреб двухдневную щетину ногтем.
А руки почему-то подрагивали.
Главный следователь, совсем молодой и оттого самоуверенный - недавно Иттан был таким же, - слушал вполуха и зверски скучал. От зевоты его отделяло разве что приличие. Но взгляд скользил по кабинету, ни на чем не задерживаясь дольше, чем на пару секунд.
- То есть вы хотите, чтобы некой воровке смертную казнь заменили на иное наказание? - зачем-то уточнил он, хотя Иттан битых полчаса говорил только об этом.
- Да. - Он облизал пересохшие губы.
- На каком основании? - Следователь подвинул чернильницу чуть правее, словно от местонахождения той что-то менялось.
- Смерть - это слишком высокая плата. - И голос дрогнул. Иттан надсадно закашлялся, силясь побороть хрипоту, а следователь отшатнулся от него словно от чумного.
М-да, если он и дальше будет так брезглив, несладко придется и преступникам, и подчиненным.
- Таков закон.
- Закон можно обойти.
- По какому такому праву, позвольте вас спросить? - Главный следователь заметил вдруг, что одна из пуговиц на его сюртуке нечищеная и взялся обтирать её рукавом, чем раздражал донельзя.
На каком основании?! Да потому что бесчеловечно это. Наказание должно соответствовать свершенному проступку. Разве справедливо вешать ту, которая по детской наивности утащила кольцо? Да, дорогое, да, фамильное - но разве заслужила она смерти?
Почему тогда иным правонарушителям - способным заплатить - с рук сходят убийства? Где тут справедливость?
Нет, она не умрет. Иттан не позволит.
- Вы должны смягчить наказание. - Он потянулся за кошелем.
Монеты посыпались прямо на чистенький стол главного следователя. Золотые, серебряные, медянки со стуком упали на дерево и засверкали в лучах первого солнца.
Главный следователь сглотнул. Перед ним лежала месячная плата, и молодой мужчина, пусть даже принципиальный, не мог удержаться от соблазна, что был так близко - руку протяни, и деньги твои.
- Вам когда-нибудь предлагали взятки? - понимающе хмыкнув, спросил Иттан.
Отощавший кошель он убрал в карман. Следователь покачал головой.
- Значит, буду первым. - Иттан отодвинул стул - ножки скрипнули по полу - и поднялся. - Найдите девушку, которую я вам описал, и смягчите ей наказание. Если сумма недостаточна - скажите, сколько не хватает.
- Зачем вы заявляли о ней страже, если готовы выкупить с виселицы? - спросил следователь с непониманием. - Не вышло ли, что ваше кольцо стоило меньше, чем вы отдали мне?
Ха! Фамильное кольцо рода Берков стоило столько, что главному следователю управления пришлось бы год работать без выходных - и тогда бы он окупил камень, без оправы. А та груда монет, что валялась на столе, была Иттану безразлична. Он тратил гораздо больше на развлечения. Что вообще значат деньги по сравнению с жизнью?
Ровным счетом ничего.
Иттан вышел в город, отчего-то довольный донельзя.
- Дядь, купите. - Вертлявый мальчишка протянул ему полуденную газету.
Он, пошарив по карманам, достал последнюю монету и кинул её мальчишке. Глянул на заголовок.
Внутренности скрутило узлом.
Вместе с газетой по городу разнесся список. Всего тридцать три фамилии. Неженатые и прилежные семьянины, отцы, высшие чины и даже те, кто публично называл отношения с женщиной вне брака грехопадением. Ан нет, и эти, праведники, тоже были обнародованы, обнажены на порицание общественности. И в середине, не во главе, но и не замыкающим список, этакой серой массой среди прочих Иттан обнаружил себя. Его имя, титул и гаденькая приписка "бывший декан светлого факультета". Бывший! Газетчики, учуяв горячую новость, за день раскопали данные обо всех любовниках Агнии и пообещали в следующих выпусках прикладывать отрывки из писем, послуживших доказательством вины.
Завершалась новость вопросом: "Так что же заставило столь разных мужчин пасть пред одной женщиной? Любовь ли? Страсть? Магия?"
И правда, что? Иттан, скомкав газетный лист, поспешил к имению. Руки тряслись крупной дрожью, в голове было туманно и пусто. Тридцать три фамилии, за которыми скрывалось тридцать три мужчины.
Он представил, как изящные руки, не знающие загара, гладят чей-то обрюзгший живот и шепчут сквозь закушенную губу: "Я от тебя без ума". Как острые зубки кусают мочку уха какого-то юнца. Как стонет Агния под кем-то из оставшихся тридцати двух.
Отвращение накрыло его горячей волной. Поломало надвое. Тонкая игла, щедро залитая ядом, засела под сердцем, и яд медленно отравлял кровь. Иттан шел, и казалось, что все вокруг насмехаются над его неудачей. Что людской гомон обращен к нему. Что каждый в столице знает, как опозорился "бывший декан светлого факультета", связавшись с блудливой актрисой.
Он доверчивый идиот.
А она лгала.
Ему и ещё тридцати двум мужчинам.
Иттан ворвался к себе в уличной обуви, упал лицом в подушку. Он лежал без движения, силясь остановить ход времени. Зажмуривался до красных пятен. Сцепил зубы, чтобы не застонать.
В дверь робко постучались.
- Господин Берк желает поговорить с вами в его кабинете, - проблеяла служанка таким жалким голосочком, что стало понятно: хорошего ждать не придется. Отец так не вовремя вернулся из похода и уже, конечно же, извещен о похождениях сына.
В кабинете, кроме отца, сидящего за столом с самым непроницаемым видом, завывала матушка. Она раскачивалась из стороны в сторону у окна, держась руками за подоконник. Под ногами её валялась газета. А небо затянуло пепельными тучами. И в воздухе, кажется, пахнуло грозой.
- Объяснись, - коротко приказал отец.
Он был седовлас, но не стар. Дряхлость не коснулась его мышц, в черных глазах не угасала страсть. И Иттан, всякий раз оказываясь под пристальным отцовским вниманием, ощущал себя мелким и незначительным. Песчинкой. Домашней зверюшкой, но не человеком.
- Не понимаю, в чем дело, - ответил он, выдержав холодный взгляд. Двинуться вглубь кабинета так и не решился, мялся на пороге.
- В чем дело?! - пророкотал отец, и кулак его шарахнул по столу. - Ты трахал эту женщину?
- Не трахал, а любил, - поправил Иттан.
Маменька взвыла что раненая волчица, вцепившись ногтями себе в предплечья. Лицо её налилось багряной краской.
- Молчи! - приказал отец, и слезы тотчас высохли на материнских глазах. - Любил он. - Губ отца коснулась усмешка. - Все мы по молодости любили. Кольцо ей дарить собирался, да?
Иттан кивнул - отрицать очевидное было бы глупо. Его допрашивали как нашкодившего пацана. Хотя чего ему стыдиться? Осознанный выбор взрослого человека. Да, выбор неудачный - но кто застрахован от ошибок?
Мать качалась на фоне, отец откинулся в кресле.
- Она попросту тобой воспользовалась, а ты уши развесил. Не могу поверить. Тридцать три идиота повелись на женское тело! Боги, да что в ней такого было?!
- Она… она… - мать захлебывалась беззвучной истерикой. - Одурманила… всех… позор…
- Ну-ну. - Отец провел ладонью по листу бумаги, что лежал на столе. - Мать права. Ты всех нас предал, сын.
Иттан подался вперед.
- Я…
Отец шикнул.
- Научись слушать. Когда я просил верховный совет пристроить тебя в академию, то ожидал, что ты свяжешь судьбу с колдовством, коль уж вояки из тебя не вышло. Мягкий ты больно, весь в маменьку. - Он с неприязнью глянул на женщину, хватающую ртом воздух. - Но тебя выставили вон. Первый промах. - Отец загнул большой палец. - Ты попал на первую полосу всех газет Янга, полюбив прошмандовку. - Указательный палец согнулся вторым. - И, наконец, ты едва не потерял кольцо, гордость всего моего рода, которое не позволено носить даже твоей матери.
В кабинете повисло молчание. Маменька потирала безымянный палец - слова о кольце её оскорбили, но она никогда не смела перечить супругу, - Иттан отсчитывал половицы паркета. Отец вновь посмотрел на лист и, взяв перо, поставил внизу размашистую подпись.
- Завтра же ты отправляешься служить, сын, - сказал он, передавая лист Иттану.
Тот вчитался в содержание. Принудительное направление на воинскую службу. На три года. В северный гарнизон, что располагался вблизи Пограничья, государства теней.
- Но…
Нет, он не готов уехать в гарнизон. Его истинная сила не заточена на бой. Он - грамотный теоретик и неплохой практик в бытовой магии, но не более того. Да, мечу обучен, но постольку-поскольку. Место Иттана в академии или на городской службе.
Отец слушать не стал.
- Завтра же, - повторил нетерпеливо. - Иначе ты лишаешься всего. Всего. Титула, денег, наследства, даже имени. Ты перестанешь быть моим сыном, о чем я сообщу перед королем и всеми богами.
Мать, будто только сейчас осознав, что происходит, с воем упала в ноги отцу. Она хваталась за его брюки и просила:
- Помилуй его, ты же обещал, помилуй! Он пропадет! Он не справится! Ты обещал!
- Я передумал. - Отец рывком поднял её с пола и приставил к стене. - Сын, каково твое решение?
… Повозка отправлялась на рассвете. Лил дождь.
10
Повозка, скрипя, остановилась у конюшен гарнизона. Зафырчали измотанные лошади, получив короткую передышку. Дохнуло болотом и едкой гнилью. Боги давно позабыли и гарнизон этот треклятый, куда Иттана занесла нелегкая, и его обитателей. По стенам поползли змеевидные трещины. Западная башня и вовсе обвалилась - и наверняка от дряхлости, а не во время ожесточенного боя. Наверное, единственным, что внушало доверие, была крепостная стена, овивающая саму крепость и пристройки к ней. Высокая, в четыре человеческих роста, широкая и надежная.
От ворот уже спешило двое мужчин: первый в офицерской форме, второй в храмовом одеянии до пят. Оба поклонились Иттану, и офицер, низкорослый человек, чьи усики вились, а глаза были ярко-синего цвета, заговорил:
- Нам сообщили о вашем прибытии, господин маг.
- Иттан Берк. - Иттан пожал руку офицеру и постарался не обращать внимания на взгляд исподлобья, которым одарил его пышнотелый лысеющий храмовник. У служителей церкви и магов испокон веков сложились не самые теплые отношения. Первые называли всё, что не поддавалось божественному объяснению, ересью, а вторые всячески доказывали ущербность церковных догм. Мир без магии обречен на вымирание.
- Филип, - простецки представился офицер и помог с сумками. - Для нас великая честь принимать кого-то вашего уровня. С колдунами в гарнизоне вечная проблема, знаете ли, особенно с боевыми.
- Но я не боевой колдун, - напомнил Иттан.
Храмовник хмыкнул:
- Радует, что вы не отрицаете очевидного.
Офицер Филип шикнул на него, но Иттан не полез в беспричинный спор.
- Дело в том, что я обучался на светлом факультете, потому мои возможности несколько ограничены.
Его не услышали.
- Да-да, мы понимаем, - подобострастно закивал Филип. - Идемте, покажу ваши покои.
Он семенил быстро, перепрыгивая через лужи и ямы, а храмовник шелестел одеждами позади и молчал. Гарнизон жил. Вот прошла женщина из гражданских с коромыслом. Вот двое сопляков-новобранцев - лет четырнадцати, если не меньше - атаковали друг друга деревянными мечами. Вот девушка в вызывающе коротком платье шмыгнула в дом с окнами, что были задернутыми красными шторами. Ясно, с мужскими потребностями здесь борются вполне определенным способом - нанимают девиц из борделей, и те живут при крепости, поставляют свои услуги и получают наверняка приличное вознаграждение.
- С юга у нас площадка для тренировок, - объяснял Филип, переступая через лежащего на брюхе пса, обросшего колтунами. - Там и стрельбу можете отточить, и ближний бой, ну и магию, само собой. - Храмовник издал звук, напоминающий лошадиное тпру. - Кормят, поят служивых задарма, но коли прикупить чего надобно: одежда там или выпивка - лавки там. - Пальцем ткнул в одноэтажные домишки, больше походящие на сараи, расположившиеся у самой крепостной стены. - Ну и это, если невмоготу будет, ну… того… - почесал у себя меж ног, - обращайтесь не к девушкам, а к их хозяину. Цены, конечно, высоки, но и девчонки наши все как одна красавицы и умницы.
Храмовник, вскинув голову, воззвал к богам.
- Не прославляйте запретные связи, Филип! - разозлился он. - Иначе мы все обречены на гибель. Демоны пожрут наши души!
- Не слушайте его, - Филип двинулся к дверям, ведущим в кишкообразные одноэтажные казармы. - Если солдат не способен думать ни о чем, кроме удовлетворения своих, между прочим, естественных надобностей, в бою он бесполезен. Кстати, если денег жалко, можете сговориться с нашенскими женщинами. Их тут много, и за ваше покровительство они готовы платить собой.
- Нет, слушайте! - Внезапно храмовник ухватил Иттана за предплечье и сдавил то. - Вы и без того греховны, ваш брат не должен приезжать сюда! От вас одни проблемы, слышите?
- Слышу, - согласился Иттан, стряхивая скрюченные пальцы.
- Покайтесь богам и оставьте дурное увлечение!
- Всенепременно.
Филип поспешил внутрь, и Иттан проследовал за ним. И только храмовник стоял на ступенях и повторял:
- Покайтесь! Иначе демоны поработят вас! - И голос его эхом разбивался о массивные стены. - Маг, - позвал он проникновенно. - Почаще оглядывайся, ибо опасность поджидает на каждом шагу.
Это был уже не туманный намек, но прямая угроза. Да только не испугала она нисколько, лишь взбесила своей напыщенностью.
- Вы хотите сказать что-то конкретнее? - проскрежетал Иттан, обернувшись в пол-оборота.
- Не я, но боги, - ответил храмовник перед тем, как спуститься со ступеней и уйти.
- Вы уж извините его, такова участь священнослужителя, - вздохнул офицер, бредя по однообразным коридорам.
- Нестрашно.
Было холодно и сыро, и пахло плесенью. Туда-сюда сновали хмурые солдаты. Наконец, офицер Филип остановился у скособоченной двери, отворил замок и приглашающе посторонился.
- Ваши покои, господин.
Судьба явно насмехалась, когда завела Иттана в эти края. В чулане, гордо именуемом "покоями", уместилась только односпальная кровать с тонким матрасом поверх, стол, стул да платяной шкаф. Ах да, ещё ночная ваза, окрашенная в коричневые цвета. На неё Иттан глянул с особым недоумением. Он привык к канализации, туалету, ваннам, воду в которых подогревали магические кристаллы, но совсем не к аскетизму гарнизонной жизни. Сквозь оконце едва просачивался солнечный свет. И вонь скисшего белья преследовала по пятам.
- Благодарю, - нашел он в себе силы. - Разрешите мне осмотреться.
- Разумеется, - Филип расшаркался. - Комендант ожидает вас после ужина.
- Благодарю, - бездумно повторил Иттан.
Оставшись один, он первым делом отставил вазу в дальний угол. Если так живут командные чины, то где ютятся подчиненные?
11
Годы высушили коменданта гарнизона, превратив его из пышущего здоровьем человека с портрета, что висел над комендантским столом, в скелет, обтянутый желтой, точно пергаментной, кожей. Ногти на его пальцах были выстрижены чуть ли не до мяса, одежда давно не глажена. Волосы выпали, оставив череп голым. Комендант натужно кашлял в серый платочек, и на том расплывались крупицы крови. Иттан сел напротив, сложил руки в замок.
- Неужто передо мной отпрыск сукиного сына Берка! - хрипло рассмеялся комендант и протянул ладонь для рукопожатия. - Да ты не бойся, та дрянь, что скоро угробит меня, не заразна. Семейный недуг, у меня мать от неё же померла.
Он постучал себя по сердцу, будто демонстрируя, где именно осела болезнь. Иттан, поколебавшись, ладонь пожал.
- Вы знали моего отца?
- Служил под его началом. Грозный мужик, скажу я тебе, но напивался с нашими наравне и байки травил отменные, - сказал с полуулыбкой. - Ну и где он теперь?
- Служит при короле. - Иттан осматривал скудно обставленный кабинет и изнывал от скуки, которая витала в каждой детали убранства. Кроме портрета, и зацепиться не за что. Всё обычное, бедное, безыскусное.
- Ясное дело. - Комендант разгладил платочек, в который въелись бурые пятна. - Великий он человек, настоящий вояка, и сына своего наверняка вырастил таким же. - Из первого ящика стола он достал конверт, некогда запечатанный сургучом дома Берков. Пробежался глазами по строчкам. - Во, получил перед самым твоим прибытием. Просит тебя уму-разуму обучить. Пишет, мол, ты обучен магии, да ещё и деканом в академии побывать успел?
Иттан согласно промычал в ответ.
- И какая стихия? - допытывал комендант; лысина его блестела. - Огонь, воздух?
- Я не боевик, - привычно поправил Иттан.
Как объяснить всем, что светлый маг почти бесполезен в сражении? Он снимает порчи, лечит незначительные раны, способен на простейшие бытовые чары, но атаковать не сможет при всем желании. Его истинная сила не заточена под удар, скорее - под защиту. Ежегодно на знакомстве с первокурсниками Иттан огорошивал тех, румяных и жизнерадостных, что, будучи студентами светлого факультета, не видать им проявлений магии, о коих пишут в книгах. Они изначально родились не способными к боевым заклятиям, и с этим уже ничего не поделать.
- Ты, сынок, помалкивал бы, - комендант крякнул. - Понимаешь, тут с тобой возиться никому не надобно. Кого поведет за собой командир, что на всяком углу орет: "Я не такой"? - Брови его сошлись на переносице; комендант встал, сутулясь, прошелся по кабинету и выглянул в окно, за которым на черном покрывале неба золотилась луна. - Такой, и всё тут. На мечах биться обучен?
- Разумеется.
- Ну и отлично, тем более что привело тебя само провидение. Наш единственный поисковой отряд месяц назад лишился мага, тоже, к слову, единственного, а без него не обойтись. Потому отныне ты назначаешься командующим, Берк младший. - Комендант, вернувшись к столу, достал печать и, подышав на неё, шлепнул по листку, вытащенному из конверта. - три года, сынок, а там, видят боги, понравится, и останешься насовсем. Служба, она затягивает.