Охранник разрешил Марианне проехать. Раньше она никогда не бывала в охраняемых поселках, и ей казалось, что за этими высокими заборами живут люди, воображающие себя сделанными из другого теста, чем те, от кого они отгородились. Но милейший Реджинальд совершенно не похож на высокомерных сукиных детей. Итак, ей надо повернуть сначала налево, потом направо и ехать до конца улицы. Его дом стоит на вершине холма.
"Да это не холм, а целая гора", - думала Марианна, пока ее "датсун", воя от натуги, карабкался по крутой дороге. От высоты у нее всегда кружилась голова, она уже сомневалась, хватит ли ей мужества подняться еще хотя бы на фут, когда подъем внезапно кончился. В конце улицы Марианна увидела дом и, забыв все страхи, глядела на это чудо из камня, похожее на старинный испанский замок с башенками. Прямо как на открытках с видами Альгамбры. Подъездная дорога была вымощена глазурованной плиткой. Такой плиткой она с удовольствием бы выложила стены своей ванной, если бы у нее хватило денег. Ездить по этой дороге на разбитой машине показалось Марианне святотатством, к тому же масло, вытекавшее из проклятого "датсуна", грозило залить все это великолепие. Вообще-то она хотела сначала взять напрокат приличную машину, но затем передумала и купила наряд от Лиз Клейборн. Оправив на себе новое платье, Марианна решительно позвонила.
Через несколько секунд ей открыл красивый молодой человек в безукоризненном черном костюме.
- Должно быть, вы - мисс Ван Камп. Мистер Квинси просил проводить вас в гостиную. Он сию минуту спустится.
- Большое спасибо, - проворковала Марианна.
Это ее первая встреча с реальным, самым настоящим дворецким, и она решила не слишком глазеть на него, чтобы произвести хорошее впечатление. Под безупречно сшитым костюмом угадывалось тренированное мускулистое тело. Будь он по-другому одет, она приняла бы его за культуриста или даже за беспутного качка. Что-то в этом человеке тревожило Марианну, и, пока он вел ее по широкому коридору к двойным дверям из черного дерева, ей стало не по себе.
Кивком головы дворецкий пригласил ее войти, и она сдержала восхищенный возглас, чтобы не показаться деревенщиной. Это было не просто благополучие, это было богатство, воплощенное в предметах, ослепительное богатство, которое не может даже присниться простому смертному! На инкрустированном паркете лежали восточные ковры нежнейших пастельных тонов. Недостаток образования не позволил Марианне определить, к какому стилю и веку относится мебель, ясно было одно: мебель французская, ручной работы и очень дорогая. Но ее ценность меркла по сравнению с чудом живописи, которое украшало стену. Марианну, словно магнитом, потянуло к картине Кэссат, изображающей юную мать с младенцем.
- Я знал, что картина тебе понравится, - раздался за спиной знакомый голос.
- Понравится? Да я просто влюблена в нее!
На Реджинальде были широкие фланелевые брюки и брусничного цвета смокинг. Одежда несколько скрадывала угловатость его фигуры. Привстав на цыпочки, чтобы чмокнуть его в щеку, она решила, что он, можно сказать, даже красив.
- Сегодня ты distingue. - Марианна ввернула словечко как бы невзначай, чтобы Реджинальд, не дай Бог, не понял, что она просиживает дни и ночи над своим старым французским словарем.
- Merci, mon amie. - Приветливая улыбка буквально осветила его лицо. - Прежде чем мы устроимся у камина, хочу показать тебе дом. Ты не возражаешь?
- Конечно, нет.
Экскурсия началась со сводчатого холла, находящегося в одной из башен, которые Марианна видела с улицы. По одной стене от потолка до пола спускался величественный гобелен, а по другой поднималась кованая лестница.
- Перила - шедевр искусства, сделаны около тысяча девятьсот девятого года. Это Гимар. Они чудесны, не правда ли?
Марианна кивнула, хотя ей показалось, что в переплетении железных конструкций было что-то устрашающее, похожее на змеиное гнездо.
Им потребовалось около часа, чтобы обойти десять тысяч квадратных футов замка. Реджинальд оказался превосходным гидом. Он знал историю всех многочисленных предметов старины и произведений искусства. В библиотеке с редчайшими книгами в кожаных переплетах и золотым обрезом стола большая скульптура Невельсон.
У Реджинальда было три картины О'Кифф. Лучшая из них висела в комнате, которую Квинси называл утренней, спальню украшали полотна Бонэр и Морризо. Марианна даже вздрогнула, увидев свои пейзажи на стене его личного, как выразился хозяин, убежища.
- Здесь я люблю читать и слушать музыку. - Он жестом показал на сложную стереосистему и удобное кожаное кресло. - Если мне грустно, я смотрю на твои картины, они меня успокаивают, и я уже не чувствую себя одиноким.
- Радость моя, такой мужчина не может быть одиноким. У тебя наверняка отбоя нет от друзей.
- Если бы ты знала меня лучше, то поняла бы, что я веду довольно замкнутую жизнь.
- Почему ты не женился? - задала она вопрос, который вертелся у нее на языке с момента их первой встречи.
- Мне не посчастливилось встретить подходящую женщину. - Квинси откашлялся и вытер губы носовым платком. - Поставь себя на мое место. Мне надо проявлять осторожность. Ведь очень трудно понять, любят ли тебя самого или хотят получить имя семейства Квинси и его несметные богатства.
Повинуясь внезапному импульсу, Марианна схватила его руку и поцеловала.
- Если бы ты видел себя моими глазами, то не тревожился бы. Ты - лучший в мире человек, а этого нельзя купить ни за какие деньги.
- Как бы я хотел тебе верить, - вздохнул он.
- Ты можешь мне верить.
Он вдруг обнял ее и притянул к себе. Из-за его высокого роста объятие вышло довольно неуклюжим.
- Ты - особенная. Никогда не думал, что мне удастся встретить женщину с твоим талантом и joie de vivre.
Марианне тоже хотелось его обнять, но она не смогла преодолеть застенчивости.
- Как насчет шерри?
- Обожаю шерри. - Хотя тот шерри, который она пробовала в дешевых забегаловках, совсем не казался ей вкусным и отдавал каким-то противным лекарством.
Дом был так велик, что Марианна ни за что бы не нашла гостиную, а если ей захочется в туалет, то придется отмечать дорогу хлебными крошками. Остаток дня они провели у камина, потягивая шерри, болтая о живописи и художниках. Реджинальд знал историю искусств намного лучше нее, зато о процессе творчества он не знал ровным счетом ничего и все время пытался выведать что-нибудь у своей гостьи.
Раньше Марианна никогда не задумывалась, как выходит то, что у нее выходит.
- Как будто мне хочется что-то сказать, - она наморщила лоб, пытаясь сформулировать свои ощущения, - и я не могу удержать это в себе. Я не большой мастер описывать чувства словами. Но мне очень легко рисовать.
- Где ты берешь идеи?
- Откуда я знаю? Мне кажется, они летают в воздухе, их надо только ухватить. Так рыбаки ловят рыбу на крючок.
- Очаровательно. Прошу тебя, продолжай.
Когда дворецкий Кейт доложил, что обед готов, у Марианны от выпитого шерри уже кружилась голова. Кроме того, она здорово устала от бесконечных вопросов и необходимости формулировать на них внятные ответы, словно ее подвергли допросу с пристрастием. Вообще-то она не против. Мужчины, которых она знала раньше, не проявляли ни малейшего интереса к ее искусству.
Обед был сервирован на двоих. На огромном столе стояли букет орхидей, посуда из белоснежного китайского фарфора, фигурные хрустальные бокалы, лежали золотые ножи и вилки. Как не похоже на пятидолларовые тарелки и стаканы мутного стекла, среди которых выросла Марианна!
Полтора часа спустя она почувствовала, что больше не может проглотить ни кусочка.
- Это лучший День Благодарения в моей жизни, - блаженно произнесла она.
- Я могу сказать то же самое, - ответил Реджинальд.
Вздохнув, она поднялась из-за стола.
- Не стану злоупотреблять твоим гостеприимством.
- Даже при всем желании ты не смогла бы этого сделать. - Он проводил ее в холл, и Марианна вдруг почувствовала, что ей ужасно хочется домой.
- Все хорошее имеет свой конец.
- Проводите мисс Ван Камп, - сказал Реджинальд возникшему из ниоткуда дворецкому. - Надеюсь, ты не против? Мне надо срочно позвонить матушке и, кстати, рассказать ей, какой очаровательный вечер я провел в твоем обществе. - Он наклонился и поцеловал ее в щеку. - Chérie, спасибо за то, что ты скрасила вечер одинокого холостяка.
- Надеюсь, вы получили удовольствие от этого визита? - добавил Кейт, открывая перед ней двери из черного дерева.
Несмотря на безупречные манеры дворецкого, Марианне все равно было не по себе, хотя она не понимала, почему, и она с облегчением вздохнула, оказавшись в своем "датсуне". Машина дико взревела и несколько раз чихнула. Отъезжая, Марианна взглянула в зеркало заднего вида и, к своему удивлению, обнаружила, что рядом с Кейтом стоит Реджинальд и они о чем-то оживленно беседуют. Странно, такой скрытный, неприступный человек, как Реджинальд, и запросто разговаривает со слугой?
Весь день Арчер пребывала в хорошем настроении. Утром они с Романом Де Сильвой ели булочки в кафе "Ла Фонды", потом гуляли по Санта-Фе, а вечером готовили праздничный обед. И в кулинарии Роман оказался знатоком, но она уже перестала удивляться. Этот человек просто непредсказуем.
Две недели назад, когда он вызвался быть ее гидом по Санта-Фе, Арчер весьма неохотно согласилась обойти с ним музеи города. Они тем не менее пошли, и сразу выяснилось, что оба влюблены в индейские народные промыслы и что обоим не нравилась современная школа живописи, которую Де Сильва называл "школой плюх-трах-бах". Это сблизило их еще больше. Она с удовольствием провела с ним следующие дни. Когда по вечерам ее начинала мучить совесть, она говорила себе, что это всего-навсего дружба. К тому же через неделю-другую она уедет домой, и вряд ли они когда-нибудь встретятся.
Оторвавшись от еды, Арчер откинулась на спинку стула.
- За выпечку ставлю тебе пять. Признайся, где ты научился так хорошо готовить?
Ответ был неожиданным и отрезвляющим.
- Обычно я наблюдал, как готовит моя жена, но сам я не умел сварить даже яйца. После ее смерти умение готовить стало вопросом выживаемости.
Когда в первые дни знакомства Де Сильва с явной печалью рассказал ей о жене, Арчер вдруг захотелось обнять его и погладить по голове, как она часто гладила своих сыновей, и внезапная нежность очень ее удивила.
- Теперь я не смогу есть целую неделю. - Она встала из-за стола и начала собирать тарелки. - Неужели две недели назад я жалела себя и думала, что проведу праздник в одиночестве?
- К тому же ты осчастливила старого холостяка. - Роман тоже встал.
Арчер удивленно подняла бровь.
- Ты и посуду моешь?
- Дружить, так на равных.
Несмотря на устрашающий вид, Де Сильва оказался таким сторонником равноправия полов, что мог бы вызвать любовь даже у ярой феминистки. Пока он наводил порядок на кухне, она мыла тарелки и вдруг призналась себе, что, не будь Луиса, с удовольствием бы вышла за него замуж.
Закончив уборку и прихватив кофе с коньяком, они вернулись в гостиную.
Весь день шел снег, который уже засыпал расчищенную утром подъездную дорожку. На улице, тщетно стараясь ворваться в дом, завывал холодный ветер. У Арчер появилось абсурдное желание выбежать на улицу, слепить снежную бабу или поваляться в сугробе.
- Сегодня у меня был чудесный день, и все благодаря тебе, - сказала она, глядя в окно.
Раньше ей не приходилось встречать таких мужчин. Роман ничего от нее не требовал и, казалось, был доволен всем, что она делала или говорила. Луису она всегда старалась угодить, но это ей никогда не удавалось. Знакомство с Романом было удивительно приятным, необычным и немного пугающим. Арчер словно ожила, опять стала юной и безрассудной.
- Отвези меня в отель, пока нас окончательно не завалило снегом, - неохотно сказала она.
Скрипнула софа, и она поняла, что Роман встал.
- Пусть заваливает. - Он остановился у нее за спиной и вдруг притянул Арчер к себе.
Все, чему ее учили, что она знала о верности и святости супружеских уз, призывало ее немедленно покинуть этот дом. Но у Романа такие сильные и нежные руки, так хочется прижаться к его груди, с ним так хорошо… Любовь и долг боролись, превратив Арчер в застывшую от нерешительности статую.
- Если бы ты могла почувствовать то, что чувствую я, - шептал он, обдавая теплым дыханием ее щеку. - Пожалуйста, не уходи, останься со мной.
Она повернулась с твердым намерением ехать в отель и, не вполне сознавая, что делает, обвила руками его шею.
Она почувствовала надежную силу, которая могла защитить ее и согреть.
Он продолжал держать ее в объятиях. Как же давно не обнимал он женщин! Ее аромат, ее тело опьяняли его, он сходил с ума от сладостного предчувствия. Она подняла голову, и их губы встретились.
- Я не хотел. - Роман пытался прочесть в ее глазах ответ на вопрос, который не решался задать. - Бог свидетель, не хотел. Знаю, ты замужем и я не имею права тебя любить. Но я тебя люблю, и я счастлив. Да, счастлив, впервые за много лет.
Он видел, как она напряжена, видел ее внутреннюю борьбу, но не хотел ее отпускать, гладил по волосам.
- Выслушай меня. Когда умерла жена, я перестал жить, просто существовал. Единственной моей радостью была живопись, пока я не увидел тебя в кафе. И впервые я ожил.
Арчер дрожала от наслаждения и вины. Разве она может признаться, что то же самое он сделал и с ней? Если она признается, пути назад уже не будет. Но какая сила вырвет ее из рук Романа? Ей до боли хотелось близости с ним.
- Помоги нам Бог, я остаюсь.
Он молча поднял ее и понес в спальню.
- Очень трудно в первый раз раздеться перед женщиной, которую любишь, - хрипло сказал он. - Я не красавец, да и не очень молод.
- Для меня ты прекрасен.
С этого момента понятия правды и вымысла перестали для Арчер существовать. Роман, как никто другой, заполнил пустоту в ее душе, затронул струны ее сердца.
- Мы можем раздеть друг друга, - предложила она, чтобы помочь ему преодолеть неловкость.
Его сильные пальцы начали аккуратно расстегивать ей блузку, а она попыталась стянуть с него толстый свитер. Бугристые мышцы его рук и плеч дышали силой. Несмотря на самоуничижение, Роман находился в прекрасной физической форме. Густые волосы серебристым ковром покрывали грудь, заканчиваясь узкой дорожкой на твердом мускулистом животе.
Когда Арчер начала расстегивать ему пояс, Роман сжал ее грудь и почти простонал:
- Мне так хочется и ласкать, и раздеть тебя, но не могу делать это одновременно.
Задыхаясь от желания, они молча сбросили остатки одежды, и теперь уже ничто не мешало Арчер увидеть, куда указывает волосатая дорожка. Она с нетерпением ждала, когда Роман овладеет ею. Но он вдруг отступил.
- Что-нибудь не так? - Она посмотрела на него и тут же убедилась в обратном.
- Просто я хочу еще раз посмотреть на тебя.
Она дрожала от страсти, под его взглядом ее соски набухли и отвердели. Она дрожала от предвкушения трепета, который охватит ее, когда она снова почувствует силу его рук и ласку губ.
Завтра будет время для сожалений и раскаяния, а сейчас она не станет думать ни о прошлом, ни о будущем.
Эта ночь принадлежит им, и никому больше.
В Нью-Йорке Лиз не теряла времени даром. Последние пять дней она ходила по магазинам, театрам и музеям. Осмотрела она и несколько мест, где можно открыть картинную галерею. Пятилетний контракт с Аланом уже подписан, и не имело смысла откладывать. Нельзя допустить, чтобы крах личных отношений стал крахом ее карьеры.
В дополнение ко всем неприятностям ее беспокоила перспектива снова залезть в долги. Сегодня она объявит о своих планах у Лундгренов, которые собираются представить ее своим друзьям.
Ко входу отеля "Сент-Мориц", где, занятая своими мыслями, стояла Лиз, подкатило свободное такси. Сейчас она сядет и обдумает свою речь.
- Куда едем, леди?
Она назвала адрес.
Говард и Скип обещали пригласить на вечер богатейших коллекционеров, готовых обратить свое внимание на художников Западного побережья. Лиз должна заинтересовать их своим предложением, вернуться в Скоттсдейл с новыми именами, которые стоит внести в список ее корреспондентов.
Через пятнадцать минут она уже выходила из такси, не удосужившись взглянуть на черную ленту реки. С шестнадцатого этажа, где находится огромная квартира Лундгренов, вид на город просто великолепен. Свои апартаменты Говард купил много лет назад, и тогда они стоили намного дешевле. Да, уж он-то умеет вкладывать деньги. Ведь это он первым начал покупать картины Алана.
Проклятие. Она снова думает об Алане.
Нажимая кнопку шестнадцатого этажа, Лиз посмотрела на часы. Нет ничего хуже, когда почетный гость приходит раньше других. Но за дверью квартиры Лундгренов слышался невнятный гомон.
Слуга в ливрее пригласил ее в огромный, с зеркальными стенами холл. Сбрасывая шубу, она посмотрела на свое отражение и осталась довольна.
- Будьте любезны, сообщите хозяевам, что приехала Лиз Кент.
- Если мадам угодно привести себя в порядок, туалетная комната за этой дверью налево. - Слуга жестом показал ей направление и, поклонившись, удалился.
Решив воспользоваться небольшой передышкой, Лиз толкнула указанную дверь и очутилась в холле, устланном дорогим ковром персикового цвета. На стенах висели картины, купленные Лундгреном в ее галерее. "Не самое подходящее место для коллекции", - с раздражением подумала Лиз.
В туалетной комнате за трельяжами сидели две женщины. Прервав оживленную беседу, они обернулись.
- Добрый вечер, меня зовут Лиз Кент.
- Должна признаться, я очень удивлена вашим приходом, - вскочила более молодая из женщин.
Вторая окинула Лиз оценивающим взглядом.
- Я много о вас слышала, мисс Кент.
Не представившись и не подав руки, они поспешно ретировались.
Лиз скорчила недовольную гримасу. Если это и есть пресловутые ценители живописи, то ее ждет долгий и нудный вечер.
Не успела она подкрасить губы, как на пороге появилась Скип Лундгрен и, выдержав драматическую паузу, вошла в комнату.
- Я боялась, что вы не придете, но Говард сказал: "О нет, Лиз обязательно придет. Она - боец и не станет сдаваться из-за какой-то дурацкой статейки". И мой Гови оказался прав. Вы здесь.
Скип, конечно, женщина капризная и взбалмошная, но такой болтливой Лиз видела ее впервые.
- Разумеется, я здесь. А почему, собственно, мне не надо было приходить?
- Из-за статьи в "Гэлакси". - Скип заломила руки. - Только не говорите, что вы ее не читали. Ну почему этот пасквиль появился именно сейчас? Худшего времени не придумаешь. Большинство моих гостей - либералы, и боюсь, их доверие к вам изрядно пошатнулось.
- Я все-таки не совсем вас понимаю, - сказала Лиз. Может, она попала на пир сумасшедших?