Арчер с улыбкой проводила Марианну до ворот и продолжала улыбаться, пока старенький "датсун" не скрылся за поворотом. Решить финансовые проблемы Марианны было легко и приятно, а вот со своими трудностями справиться гораздо сложнее. Арчер задумалась. Они с Луисом немало испытали за двадцать четыре года совместной жизни, но последний год оказался самым тяжелым и неприятным.
Взглянув на часы, она поняла, что нужно торопиться, если она собирается принять ванну и переодеться к его возвращению. Последнее время они редко ужинали вместе. Их милый ритуал неумолимо уходил в прошлое, а ей не хотелось разочаровываться в семейной жизни.
Арчер, завернувшись в простыню, сидела перед зеркалом, когда услышала на лестнице шаги Луиса.
Муж был в прекрасном настроении и, обняв ее, промурлыкал:
- Мммм, как ты хорошо пахнешь.
Она внимательно изучала его в зеркале.
Свой высокий рост он скрывал слишком широкой одеждой. Светло-каштановые волосы серебрились на висках, прическа строгая и безупречная. Обычно он приходил с работы усталым и раздражительным, но сейчас больше походил на воина-триумфатора, нежели на измотанного пятидесятилетнего служащего.
- У меня прекрасная новость! - объявил он.
- Ты рассказывай, а я буду одеваться.
- Стива Карпентера сегодня хватил сердечный приступ! - радостно воскликнул Луис.
Арчер раскрыла глаза от изумления. По словам Луиса, Стив, руководитель одного из отделов "Уорлд Бизнес Электроникс", был его близким другом.
- И чему же ты радуешься? Мне казалось, он тебе нравится.
- Конечно, - снимая пиджак и развязывая галстук, пропел Луис. - Радость моя, Стив - стреляный воробей. У него небольшой приступ стенокардии, и скоро он будет в полном порядке. Но фирме нужен действующий, а не лежащий в больнице начальник отдела. - Луис сделал многозначительную паузу. - Эту должность получил я.
Двадцать пять лет он медленно и упорно поднимался по служебной лестнице, мечтая стать руководящим работником крупной фирмы с тех пор, как получил в университете магистерскую степень по менеджменту. Арчер хотелось бы разделить его радость, но она догадывалась, что "прекрасная новость" потребует жертв от нее. Каждое его повышение по службе влекло за собой новые обязанности, переезд в другой город, отчуждение от старых друзей, которые сразу становились подчиненными Луиса.
И всегда это вредило Арчер как скульптору. Сколько раз она оборудовала великолепную мастерскую, обрастала связями, чтобы потом бросить все псу под хвост, как только на профессиональном горизонте Луиса маячило новое повышение. Их пребывание в Скоттсдейле оказалось самым долгим и относительно стабильным, что благоприятно сказалось на ее мастерстве.
- Ты не хочешь меня поздравить? - изумился он.
Арчер заставила себя улыбнуться.
- Разумеется, дорогой. Я прекрасно знаю, что это для тебя значит. Но мне интересно, чем твое повышение обернется для меня.
Луис недовольно сдвинул брови.
- Любая жена переживала бы за своего мужа. Ведь повышение означает рост зарплаты, не говоря уже о привилегированных акциях и баснословных премиях в конце года.
Повернувшись к нему спиной, она надевала бюстгальтер. Будь она проклята, если начнет ругаться с ним в голом виде. Видимо, он понял, что она приготовилась к обороне.
- О черт, извини, не стоило заговаривать о деньгах. Но, видишь ли, у меня не было богатого папочки и приходилось трудиться, чтобы зарабатывать на жизнь.
Арчер глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. Этот номер у него не пройдет. Последнее время он все чаще бередит старые раны, которые, как она наивно полагала, давно затянулись. Да, она богата, но вышла замуж за Луиса, хотя семья всячески противилась этому браку. Деньги для нее значили мало. Она ценила людей за другие достоинства.
Однако Луис почему-то так и не смог простить ей того, что она родилась на солнечной стороне улицы. С его точки зрения, это был непростительный грех.
- Может, не станем портить друг другу нервы? - предложила она. - Лучше отметим твое повышение. Пойдем в хороший ресторан, устроим праздничный ужин. Как ты на это смотришь?
Его лицо разгладилось.
- Прошу прощения, но я разволновался и забыл сказать, что у меня совершенно нет времени. Надо принять все дела Стива. Я приехал домой перекусить и сообщить тебе кое-что.
- Что именно?
- Стив должен был семнадцатого октября ехать в Гонконг. Мы закрываем там наши предприятия.
- Почему? Я слышала, они приносили неплохую прибыль.
- В Гонконге цена труда подскочила до пятнадцати долларов в день, а в Мексике за ту же работу можно заплатить два доллара. Как обычно, все упирается в деньги.
- И насколько затянется твоя командировка?
Надев футболку, Арчер опять села к зеркалу, чтобы с помощью кремов избавиться от морщин, спутников тревоги и беспокойства.
Луис в это время менял рубашку.
- Поездка займет шесть месяцев, плюс-минус несколько недель. Три месяца в Гонконге, потом еще три месяца в Гвадалахаре и Хуаресе. А поскольку ты любишь путешествовать, думаю, командировка станет настоящим праздником. Это будет грандиозный бал.
- Скорее длинная попойка. Но я вряд ли смогу поехать. В ноябре откроется моя выставка в Санта-Фе. Ради такой выставки многие художники готовы заложить душу дьяволу. Ты же не хочешь, чтобы я отказывалась?
Арчер умоляюще протянула к нему руки.
- А как же я? Какого черта делать мне? Остаться дома и упустить шанс, который выпадает раз в жизни?
- Конечно, нет. Только подумай немного и обо мне. Двадцать четыре года я всегда была рядом с тобой. Неужели теперь я не имею права посвятить эти шесть месяцев себе?
Арчер закусила губу. Час назад, отстаивая творческую жизнь Марианны, она не предполагала, что будет вынуждена отстаивать и свое право на творчество.
- Черт возьми, Арчер, ну какое значение имеют для тебя шесть месяцев?
- Если я уеду из города, подведу Лиз, музей и другие галереи, которые рассчитывают получать мои работы регулярно, то через полгода не смогу запросто начать все сначала. Меня уже не будут принимать всерьез.
- Не сказал бы, что ты сильно нуждаешься в деньгах. - В голосе Луиса появились обвиняющие нотки.
- Ты прав. Я бы делала скульптуры даже бесплатно. Я не только хочу, я должна это делать. У меня за плечами часть жизни, и все время я жила для других - для родителей, для тебя, для наших сыновей. Впервые я имею шанс сделать что-то для себя.
- Я думал, тебе нравится быть женой и матерью.
- Да, нравится. А еще мне нравится быть художником! Я хочу достичь большего, уж ты-то должен понимать это лучше других.
Луис быстро подошел к ней, взял ее за руки, заглянул в глаза.
- Но я хочу, чтобы мы поехали вместе. Ты - моя жена и должна быть рядом. Ты мне нужна.
В спальне повисла гнетущая тишина. Арчер поразило искаженное волнением лицо мужа. Он все сильнее сжимал ее руки.
- Ну, пожалуйста, дорогая. Это так много для меня значит.
Еще немного, и она не выдержит, сдастся.
- Если бы ты попросил меня об этом полгода назад, я без колебаний отправилась бы с тобой хоть на край света. Но ни один художник, если он в здравом уме, не откажется от участия в музейной выставке, особенно, если там одновременно будет такой художник, как Роман Де Сильва.
- Понятно. Ты уже все решила, - неожиданно капитулировал Луис.
Капитуляция не доставила ей никакого удовольствия, она не любила разочаровывать мужа.
- Это ведь не конец света.
- Конечно, не конец, - ответил он, поворачиваясь к ней спиной.
- Я уже ездила с тобой на эти увеселительные прогулки, и что? Ты все время занят, у тебя нет свободной минуты.
Луис достал из шкафа пиджак и, тщательно избегая ее взгляда, перекинул его через руку. Он вел себя, как ребенок, которого отчитала строгая мать.
- Я скажу секретарше, пусть закажет только один билет.
Арчер почувствовала, что ее решимость дала трещину.
- Давай хотя бы откроем бутылку шампанского и отметим твое повышение, - предложила она.
- У меня уже нет времени, - неожиданно улыбнулся он. - Может сделаем это, когда я вернусь?
- Буду тебя ждать.
- Кажется, я зря устроил сцену. Черт, в конце концов, это всего несколько месяцев. На Рождество я обязательно приеду.
В его голосе прозвучали давно забытые юношеские интонации.
- Неужели ты не понимаешь, что я тебя люблю и очень рада за тебя?
Улыбнувшись в ответ, она подошла к нему и обняла. От него пахло крепким мужским одеколоном. Запах был незнакомым и очень сексуальным. Целуя Луиса, она пожалела, что у них слишком мало времени. Он тоже нехотя разжал руки.
- Прости, дорогая, но я опаздываю.
Он ушел так быстро, что она даже не успела ответить.
Вернувшись к туалетному столику, она взглянула на себя в зеркало. Будущее, которое сегодня утром казалось ей надежным и предсказуемым, стало вдруг ускользать. Арчер почувствовала, что теряет равновесие, будто ее мир внезапно рухнул.
Глава 3
1 августа 1988 года
В юности, живя в резервации апачей Сан-Карлос, Алан Долгая Охота и не думал, что когда-нибудь настанут такие времена, как сейчас. На рассвете он оседлал любимую лошадь, долго ездил верхом по живописным окрестностям, а потом отправился в свою мастерскую, которая вызывала зависть коллег. Начав работать, Алан забыл о времени. Идеи, рождавшиеся в его мозгу, казалось, без всяких усилий стекали на кончик кисти и послушно ложились на холст. Непрерывный восьмичасовой труд нисколько не измотал его, и вот теперь он сидит за столиком лучшего ресторана Феникса, куда его не пустили бы пятнадцать лет назад. А с ним сидит прекрасная женщина.
Мальчишкой Алан даже не предполагал, что существуют такие дни. Его мир неимущих со всех сторон был стиснут миром белых, которые имели все. Каменистая почва резервации годилась лишь для перекати-поле и скорпионов, грезы об успехе на ней не росли. Если бы Алану тогда сказали, что в один прекрасный день он станет выдающимся американским художником и миллионером, он бы просто расхохотался.
Теперь апачи ставили Алана в пример его юным соплеменникам. Но сам он сомневался, что мир белых примет парня из резервации, даже несмотря на его таланты.
Вечером он это выяснит.
- Ты сегодня что-то неразговорчив, - сказала Лиз, откладывая салфетку, - и мало ешь. Не нравится?
- Нет, все очень вкусно.
Алан специально заказал столик у Винсента, ему хотелось, чтобы обед запомнился. И Винсент Гутберрес не обманул его ожиданий. Интерьер ресторана, выполненный во французском загородном стиле, был элегантным, обслуживание идеальным, а расположение столика делало обстановку интимной. Лучше и желать нельзя. Но Алан испытывал робость и неуверенность, словно неопытный юнец, которому надо выбрать партнершу на танцевальной вечеринке.
Когда он в пять часов приехал в галерею, Лиз так нервничала, что он решил отложить все серьезные разговоры. А теперь она спокойно откинулась в кресле и пребывала в совершенно безмятежном состоянии. Как же она великолепна! Алан не раз пытался отразить на холсте душу и темперамент Лиз, но сущность ее красоты до сих пор ускользала от него.
Она была воплощением женской тайны - непостижимой и соблазнительной. Облегающее платье держалось лишь двумя узкими полосками на плечах, и весь вечер Алану очень хотелось сдвинуть с ослепительных плеч эти полоски, чтобы обнажить ее неподражаемую грудь. Когда он представил сладостные соски, жаждущие нежных прикосновений, по его телу пробежала огненная волна.
Лиз была мечтой художника. Безупречная кожа отливала матовой белизной, превосходя красоту слоновой кости, спадающие до плеч волосы цвета темной меди обрамляли лицо, совершенные черты которого до сих пор поражали Алана, хотя они с Лиз знакомы уже десять лет. Точеные, слегка выступающие скулы и правильный, с небольшой горбинкой нос очаровательно контрастировали с чувственными губами, не нуждающимися в помаде. Но подлинным украшением лица были глаза под красиво изогнутыми бровями, обрамленные угольно-черными ресницами и сияющие таинственной голубизной настоящей бирюзы.
- Я хочу тебя, просто сгораю от желания, - выпалил он.
- Прямо здесь? - Ее глаза озорно сверкнули. - Вместо десерта?
- Я сойду с ума, если мы задержимся тут еще хоть на минуту. - Алан достал бумажник, бросил на стол три пятидесятидолларовые купюры и, вскочив из-за стола, чуть не опрокинул кресло, на котором сидел.
Лиз улыбнулась, но, когда они буквально выбегали из ресторана, она не уступала в скорости Алану.
Десять минут спустя они уже мчались по крутой дороге, ведущей к вилле Лиз. Резко затормозив у дома, Алан повел Лиз к двери, мысленно повторяя про себя то, что хотел сказать ей сегодня вечером.
- Я только предупрежу Роситу и быстренько просмотрю почту. А ты возьми бутылку шампанского и жди меня в спальне.
- От такого предложения я, пожалуй, не смогу отказаться, - ответил Алан. Но прежде он вернулся к машине и достал из бардачка маленькую красивую коробочку. В спальне он поставил на столик серебряный поднос с бутылкой охлажденного "Перье-Жуэ", два хрустальных бокала, рядом положил принесенную из машины коробочку.
Шесть месяцев назад он попросил своего друга, известного во всем мире ювелира Теда Червезе, сделать что-нибудь особенное, специально для Лиз. Тот долго искал настоящую бирюзу без единого изъяна и натуральной, глубокой окраски.
- Сейчас легче найти хороший бриллиант, чем бирюзу высшего качества, - жаловался Тед. - Особенно если речь идет о цвете, подходящем к глазам Лиз.
Но результат стоил долгих ожиданий. Червезе, который получал заказы от Картье, на этот раз превзошел самого себя, изготовив золотое, инкрустированное камнями колье в форме священной животворящей змеи Аванью. Алан снова открыл коробочку и красиво уложил колье на шелке. Сами по себе деньги ничего не значили, но он был счастлив оттого, что может дарить Лиз такие подарки. Сегодня он решил окружить ее сказочной любовью. Обед в ресторане и дорогой подарок - лишь небольшая часть радостей, которые он собирался ей доставить.
Когда они с Лиз стали любовниками, он сразу понял, как мало она знает о настоящей страсти. Она попыталась изобразить оргазм, но ей не удалось его обмануть. Зато потом он только поражался ее успехам и той легкости, с какой она постигала искусство любви. Однако в ту первую ночь Алан искренне жалел Лиз. Ничего не знать о собственном теле, которое буквально создано для чувственных страстей! Да это же настоящая трагедия! Оказалось, англосаксы, столько рассуждающие о сексе, абсолютно в нем не разбираются и ничего не понимают в отношениях мужчины и женщины.
Лиз научила его, как надо вести себя в мире белых, одеваться, поддерживать светскую беседу, делать заказ в пятизвездочном ресторане, куда она очень любила ходить и где намного важнее, чтобы тебя увидели за нужным столиком с нужными людьми, чем сытно и вкусно поесть. В свою очередь, Алан терпеливо вел Лиз к осознанию ее женственности. Теперь он чувствовал себя в высшем свете так, словно был прирожденным аристократом, а она наслаждается любовью не хуже опытнейших женщин племени апачей. Он считал, что обмен равноценный.
Сняв пиджак, он устроился у камина. В спальне Лиз он ориентировался, как в своей собственной, но никогда не чувствовал себя до конца раскованным. Его дом, построенный из необожженного кирпича, был обставлен по-мужски грубовато. Комнаты заполняли древние скульптуры из Санта-Фе, изделия индейских племен Гранд Чимеки, на полу лежали домотканые коврики из Чимайо. Комната Лиз, напротив, обставлена с чувственной женственностью. Зеркальные стены, пушистый австралийский ковер на полу, белая мебель, инкрустированная мореным дубом, исполинская кровать с белым шелковым покрывалом.
Но главной в комнате была картина, висевшая над камином. На полотне размером четыре на восемь футов изображена нагая Лиз, ожидающая возлюбленного. Когда Алан рассматривал эту картину, у него теплело в душе. Портрет, написанный шесть лет назад, удался. Пожалуй, это была одна из лучших его работ, в ней он сумел ближе всего подойти к сущности Лиз, хотя ему было чертовски трудно. Улыбаясь, он подумал, что гораздо быстрее закончил бы тогда портрет, если бы не слишком часто отрывался от мольберта ради постоянно вспыхивавшей страсти.
Он желал Лиз с того момента, как впервые переступил порог ее галереи. Мгновенная реакция, в которой было много животного, желание затмевало разум. Тогда он не смел ни на что надеяться, ведь мир, где обитают такие женщины, как Лиз Кент, недосягаем для бедного индейского художника.
В детстве он прошел хорошую школу ненависти и недоверия к белым. Старейшины учили его, что бледнолицые отняли у апачей все: охотничьи угодья, культуру, свободу, а в кровавых сражениях прошлого века пытались отнять и жизнь. Правительственные чиновники твердили тогда, что хороший индеец - это мертвый индеец. Сидя вечерами у костра, Алан много раз слышал имена погибших воинов, среди которых были и его предки.
Повинуясь советам старейшин, Алан рассчитывал со временем полюбить девушку своего племени, которая пройдет испытание и докажет, что у нее есть характер и мужество. Он женится на ней, у них будет много детей, которых они воспитают как истинных апачей.
Но потом он встретил Лиз.
- У тебя такой отсутствующий вид, словно ты далеко-далеко отсюда, - сказала она, входя в спальню и прикрывая дверь. - Что-нибудь случилось?
- Нет, я думал о нас. - Алан не хотел испортить этот необычный вечер необдуманным действием. - Мне нужно поговорить с тобой о нашем будущем. Но сначала прими вот это.
Он протянул Лиз коробочку, и ее неподражаемые глаза раскрылись от восхищения.
- Алан, какая прелесть! - радостно воскликнула она, застегивая колье на шее.
Сдерживая желание немедленно заключить ее в объятия, он разлил шампанское и протянул ей бокал.
- Весь вечер я ждал этого момента, чтобы поговорить с тобой. Давай сядем.
Лиз поставила свой бокал и прижалась к Алану.
- А я сначала хочу как следует отблагодарить тебя.
Отвечая на страстный поцелуй, она слегка приоткрыла губы, и Алан сразу воспользовался этим, кончиком языка мягко, но настойчиво проник в ее рот, нежно исследуя его потаенные уголки. Потом осторожно сжал зубами ее язык и слегка всосал его. Игра длилась бесконечно, словно он никак не мог насытиться возлюбленной. А Лиз уже горела от желания. Прижавшись к Алану всем телом, она чувствовала его твердую, бешено пульсирующую плоть, таяла на огне, который бушевал в ее крови, и жаждала, чтобы его погасили.
Алан вдруг разжал объятия и отступил на шаг.
- Не спеши. У нас впереди вся ночь.