Кэсси прижалась к нему грудью, но вдруг ощутила на своей шее ручонку Вэна. Она сразу отодвинулась и долго-долго смотрела на мужа. Ей вспомнилось то наслаждение, которое она испытала в их первую брачную ночь. Кажется, это было целую вечность тому назад…
Донован поцеловал детскую ручонку, потом поднялся по лестнице выше жены и пошел дальше, в анфиладу хозяйских комнат.
- Он сегодня очень хорошо себя вел. Проспал два совещания, а потом кокетничал со всеми секретаршами подряд.
- Весь в отца!
- Забавно. Вообще-то в офис управляющего делами приходят не для того, чтобы отсыпаться на совещаниях.
- А для того, чтобы флиртовать?
Поднявшись, Донован пошел к себе. Чтобы переодеться, по ее предположениям. Она положила Вэна в центр огромной супружеской кровати, сняла с него ползунки, расстегнула распашонку и проверила, сухой ли подгузник.
Ребенок лежал на спине, о чем-то разговаривал и сосал палец, пока она не дала ему пожевать пластмассовое колечко. Ей тоже хотелось бы пойти переодеться, но она боялась даже на минуту оставить малыша без присмотра на такой большой кровати.
Поэтому Кэсси взяла валик от изголовья кровати и подложила его Вэну под бочок, а из подушек соорудила вокруг ребенка барьер. Он еще не ползал, так что все будет в порядке.
Ее купальный халат был здесь же, в комоде. Она вытащила его и вернулась к кровати. Вэн уже спал среди подушек с игрушкой на груди. Переодеваясь рядом с кроватью, она изредка взглядывала на него.
Вместо привычных бикини Кэссиди на этот раз надела элегантные трусики, бросила взгляд в зеркало и понравилась сама себе. Вернулась к кровати и поправила подушку. И в следующую же секунду почувствовала на шее сначала дыхание Донована, а потом его поцелуй.
А затем он проложил цепочку поцелуев по всей ее шее. Она вздрагивала от его прикосновений. Он обнял ее за талию и притянул поближе. И какое же восхитительное ощущение от прикосновения его голой груди!
- Займемся любовью? А то я уже почти заболел, так по тебе соскучился.
- Я еще не могу. Но через несколько недель…
- Тогда мы займемся чем-нибудь другим, потому что я не могу не касаться тебя еще день.
Кэссиди развернулась к нему лицом:
- Я тоже тебя хочу.
- Я знаю.
У нее от удивления взлетели брови:
- Да? Откуда?
- Не успел я войти в дом, как твоя сексуальность начала сводить меня с ума.
Она уже собиралась заспорить, но он поцелуем закрыл ей рот. Какие уж тут возражения? Пришлось ответить на его поцелуй.
Пока они готовили ужин и ели, Донован не мог оторвать от Кэссиди ни глаз, ни рук. Вэн мирно спал в переносной колыбельке, и Донован на мгновение почувствовал, что жизнь его прекрасна.
Как бы ни был силен соперник, он, Донован, все равно сильнее. Как бы ни было что-то почти недостижимо, именно этого и не хватало в его жизни. Сейчас, глядя на Кэссиди, одетую в купальный халат, он чувствовал что-то близкое к удовлетворению. И это пугало его как никогда. Довольный и сытый человек обычно стоит в стороне, когда другие действуют. Такой человек не бывает удачлив. А он, Донован, никогда к подобным людям не относился и относиться не будет.
Он желал Кэссиди и радовался тому, что она принесла в его жизнь. Но он знал и еще кое-что: в этом была фальшь. И для них нет способа продлить это мгновение. Между ними стояла его работа.
Из динамиков над бассейном разносились романтические мелодии. После недавних поцелуев Донован больше всего на свете хотел бы заняться любовью со своей женой. Но сначала необходимо поговорить с Кэссиди. Нужно признаться ей, что многие члены его семьи не знают об их женитьбе. Нужно объяснить жене, что происходит.
В глубине души он этого не хотел. Это связано с его работой и не должно было бы ее беспокоить. Она хотела не такого брака. Но Кэсси должна его понять - он обязан сделать все, чтобы заполучить "Толли-Паттерсон".
- Ты что на меня так смотришь?
- Я?
Она кивнула:
- Ты-ты. Так почему?
- Потому что мне так хочется.
Она выгнула бровь:
- А почему тебе хочется?
Ну, например, потому, что ему всегда нравилось, как блестели ее глаза, когда она смеялась или дразнилась. Особенно когда дразнилась. Неважно, кого она дразнила, ему нравилось, как она радуется жизни.
- Удивительно, как это ты, с твоим-то воспитанием, можешь так глазеть?
- А я всегда был из тех, с кем сладу нет.
- А мне всегда это в тебе нравилось.
- И что еще тебе нравится во мне?
- Твоя толстая шкура.
Это его удивило:
- А мне - твоя.
- Я знаю, - передразнила она его.
Мелодия сменилась, теперь звучала "Кареглазая девчонка" Вэна Моррисона . Донован оттолкнул свое кресло от стола.
Кэссиди тоже встала:
- Это моя песня.
Он знал, Кэссиди всегда ее любила. Тем более что у нее тоже карие глаза и волосы до плеч. Она начала двигаться под музыку вокруг стола. И он знал, что, несмотря ни на что, эта кареглазая девчонка ему дороже всего на свете. По крайней мере, дороже "Толли-Паттерсон".
Он взял ее за руку и притянул к себе. Она, немного фальшивя, подпевала. Они оба задвигались в танце вокруг бассейна. У нее были такие прохладные руки!
- Я боялась быть с тобой самой собой.
- Что ты имеешь в виду?
- Наш брак был таким стремительным. И я все-таки не совсем понимаю, почему ты вернулся, когда… - тут она освободилась из его объятий. - Предполагаю, в глубине души мне не хотелось нарушать собственный покой.
- Могу это понять. Я делал бы то же самое. А так работа, работа, одна работа и вся подобная рутина…
- Это точно, но ведь я не работаю, а сижу дома. Сижу, мучаюсь и потихоньку схожу с ума, потому что не могу разобраться, что с тобой творится.
- А теперь ты во мне разобралась? - спросил он, поглаживая ее по спине. Его всегда изумляло, что она, такая маленькая и хрупкая, не боится его медвежьих объятий.
- Не в тебе. Я разобралась в себе. Я так долго пребывала в нерешительности… Не понимала, что делать… Просто ждала рождения Вэна, чтобы потом во всем разобраться и понять, что делать дальше. И вот он родился. Ты здесь, и я тоже должна быть здесь.
Донован слушал ее и чувствовал себя подонком. Он-то был здесь не по каким-то высоким соображениям, а потому только, что ему нужна она.
- Я не потому тогда пустился в путь, чтобы тебе это понравилось.
- Это неважно. Дело не в тебе, правда.
- Я должен обидеться?
Она пожала плечами:
- Если хочешь.
- Ага. Расскажи мне еще о том, что тебя пугало.
Теперь звучало "Виртуальное безумие" Джеймирокуя , и когда Кэссиди начала танцевать вокруг него, Донован понял, что у нее немного шумит в голове. Каждый раз, поворачиваясь к нему лицом, она улыбалась.
- Не знаю, желаешь ли ты меня еще, потому что я как женщина изменилась.
- В каком смысле? Из-за того, что стала матерью?
- Нет, я говорю о своем теле. Я потолстела, и теперь у меня никогда не будет такого плоского живота, как раньше.
Он заставил ее остановиться.
- Я люблю твое тело, Кэссиди. В тебе меня привлекает не плоский живот…
Она склонила голову набок и так посмотрела на него: Доновану показалось, что она глядит прямо ему в душу.
- Правда? А ведь первый свой комплимент ты отпустил по поводу моей стройной фигуры.
- Только потому, что боялся показаться дураком, если бы сказал, что я люблю твой смех и что мне нравится твоя улыбка, когда ты дразнишься.
Она замолчала и строго посмотрела на него:
- Ты это всерьез?
- Я всегда говорю всерьез.
Она обвила его шею и обняла так крепко, что это тронуло его до глубины души.
- Я женился на тебе и теперь невероятно счастлив.
Кэсси положила голову ему на плечо, а он осторожно поддерживал ее, хотя ему страшно хотелось ее стиснуть. Кстати сказать, ведь страх что-то потерять тоже мешает человеку двигаться дальше. О таких людях дед говорил, что они не смотрят в будущее и видят только настоящее. Таких обычно оставляют позади.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Кэссиди сидела в своей спальне за туалетным столиком. Вошел Донован, только что уложивший Вэна в колыбельку. Он поставил монитор на тумбочку рядом с ребенком, чтобы иметь возможность следить за спящим малышом, и постарался охладить разыгравшийся пыл. Традиционный секс на повестке вечера не стоял: она сказала, что нужно подождать еще несколько недель. Но ему хотелось показать ей свою любовь: его жена должна быть уверена, что все так же для него привлекательна.
- Спасибо, что уложил Вэна.
- На здоровье, - ответил он, разглядывая ее в зеркале. Потом подошел ближе и положил руки ей на плечи. Какая же все-таки гладкая у нее кожа… Он никак не может привыкнуть к тому, что она такая гладкая. И пахнет от нее цветами…
Он наклонился и коснулся губами ее плеча. У ночной сорочки были узенькие бретельки, и он проложил цепочку поцелуев до шеи, отодвигая материю так, чтобы поцелуи были сплошными.
- Донован, - выдохнула она.
- Да, крошка?
Она развернулась на вращающейся банкетке, обняла его за плечи и потянулась к нему. Он приказал себе не спешить. Но с этой женщиной сдерживаться так трудно! Она так женственна и соблазнительна… Он поднял ее с банкетки и подсадил на край туалетного столика. Его руки скользнули вниз по ее спине, нащупали подол ночной сорочки и потянули его вверх. Наконец он устроился между ее ног. А она и сама уже была полна желания.
Его пах соприкасался с ее пахом. Он крепко прижался к ней. Она глухо застонала, и его тело напряглось. И очень скоро ему показалось, что он вот-вот взорвется.
Тогда Донован спустил бретельки с ее плеч до самой груди и обнажил нежнейшую розовую плоть с чуть более темными сосками. Он наклонил голову и зубами оттянул ткань от кожи. От прохладного воздуха ее соски сразу затвердели. Он обвел один из них пальцем, и Кэссиди затрепетала в его руках.
Наклонив голову, он поцеловал сосок. Кэссиди обняла его с такой силой, что Донован удивился. Потом провела пальцами по его спине, скользнула под футболку, которую он надел на ночь, и прошлась по заросшей волосами груди, слегка даже царапая кожу.
Потом Кэссиди немного откинулась, а он положил руку на ее грудь. Она закатала его футболку до подмышек, и он на мгновение отпустил ее. Тогда она сорвала футболку с его плеч и отбросила в угол комнаты. Он даже зарычал, когда она наклонилась и начала целовать его грудь.
Она покрывала его такими мелкими и частыми поцелуями, что он почувствовал себя ее игрушкой. Ему захотелось расслабиться, и пусть она творит с ним все, что ей заблагорассудится. Но не здесь. Правда, времени на обольщение и любовную игру уже не оставалось. Он приподнял и подтянул ее к себе так, что ее соски прошлись по его груди. Осторожно поддерживая ее грудь, он нежно потерся об нее. В ушах у него шумело. Он был так напряжен, так полон жажды проникнуть в глубь ее тела… Но сегодня вечером следует сосредоточиться на других вещах.
Раздраженный мешающей ему сорочкой, он отшвырнул ее со своего пути и начал осторожно ласкать бедра Кэссиди. Они были такими нежными… Она сначала застонала, а потом вздохнула, когда он кончиками пальцев коснулся повлажневшей плоти. Тогда одним пальцем он проник внутрь и почувствовал, как вокруг пальца напряглась и стеснилась плоть. Он немного поколебался и заглянул в глаза жены, но оказалось, что она их крепко зажмурила и крепко закусила нижнюю губу. Вдруг он почувствовал встречное движение ее бедер, как будто она ждала продолжения.
Он не знал, что делать дальше: продолжать дразнить Кэссиди или предпринять что-то еще. Он ввел в ее тело два пальца, и она вздрогнула. Тогда он оттолкнул банкетку от туалетного столика в сторону и опустился на колени.
- Что ты делаешь? - спросила она, глядя на него сверху вниз.
- Забочусь о тебе, - ответил он.
Он не понял, что она пробормотала, потому что уже наклонил голову. Ее бедра почти сомкнулись вокруг его головы. Он начал вводить пальцы в нежную, горячую плоть и выводить обратно. А когда еще прихватил плоть зубами и начал легонько покусывать, Кэссиди едва ли не вцепилась ему в волосы.
Отведя ее руки, Донован положил их на прохладный край столика:
- Держись.
- Д-да, - согласилась она, и вскоре он услышал те легкие звуки, которые она всегда издавала при приближении оргазма. А потом дрожь пробежала по всему телу Кэссиди…
Он поднялся с колен, обеими руками оперся на столик и попытался восстановить дыхание. Она потянулась к нему, но он отодвинулся.
- Донован?
- Не трогай меня, крошка. Я слишком тебя хочу.
- Позволь мне…
- Не сегодня, - сказал он. - Я хотел, чтобы ты уснула в моих объятьях, зная, как сильно я тебя желаю и как ты привлекательна для меня.
- Спасибо.
- На здоровье, малышка.
Кэссиди никогда не чувствовала себя такой желанной, как в эту ночь. Она еще не раз испытала высочайшее наслаждение и в конце концов, усталая, уснула в его объятьях, ощущая мир и покой, исходившие от Донована.
Весь мир рухнул утром, когда Кэссиди прочла в газете статью, посвященную рождению своего сына. В статье ее именовали подружкой Донована. Она еще раз прочла статью и более или менее поняла, с какой ситуацией Донован столкнулся на работе. Автор строил предположения о том, кого - Сэма Паттерсона или Донована Толли - на следующем заседании совета назначат исполнительным директором фирмы "Толли-Паттерсон".
Кэссиди уже успела выпить сок, дожидаясь, пока он спустится вниз перед уходом на работу. Она услышала, как зазвонил телефон, и мгновением позже вошла миссис Винтерс с радиотелефоном.
- Спасибо, - сказала Кэссиди и, только дождавшись, когда миссис Винтерс выйдет из комнаты, ответила: - Да, мама.
- Ты видела утреннюю газету? - в родительском доме всегда было шумно. Сейчас, например, к громкой музыке добавлялся звук "бегущей дорожки".
- Только что.
- Что происходит? Почему эта статья написана так, словно вы с Донованом не женаты?
- Не знаю, мама. Донован еще наверху, собирается на работу.
- Отец вне себя. А Адам, я думаю, позвонит редактору.
- Не разрешай ему этого, мама.
- Почему?
- Я пока не хочу, чтобы о нашем браке знало слишком много народу.
- Кэссиди…
- Мне нужно время, чтобы ко всему привыкнуть, и я не хочу, чтобы болтали, будто Донован женился на мне из-за моей беременности.
- Кого волнует, кто что скажет?
- Семью Донована.
- Тебе нет до них дела. Они слишком заняты собой.
- Я знаю, мама.
Телефон просигналил, что получен еще один звонок. Кэссиди пообещала матери перезвонить попозже и переключилась.
- Привет, девочка, соберись с духом, прежде чем откроешь сегодняшнюю газету.
- Я уже видела, Эмма.
Ей действительно следовало бы задуматься над последствиями секретности своего брака с Донованом. Она сама хотела дать время и себе, и Доновану привыкнуть к семейному положению. Но не показалось ли Доновану странным, что его дядя лгал, охраняя их секрет? Кэссиди знала, что честность была одним из краеугольных камней политики "Толли-Паттерсон". В компании постоянно декларировали ценность этого качества, особенно в связи с положением в обществе.
- Ну и как?
- Ммм… Помнишь, когда Донован вернулся и сделал мне предложение, я не была уверена, что он останется со мной?
- Помню.
- Так вот, я попросила его пока хранить молчание. Просто мне не хотелось, чтобы чарлстонское общество считало, будто он женился на мне из-за ребенка.
- Но почему?..
- На тот случай, если мы передумаем…
- Ох, Кэссиди!
- Да-да, я знаю, что это неправильно.
В комнату вошел Донован и поцеловал жену в макушку:
- Что неправильно? Что-то с Вэном?
- Эмма, я тебе перезвоню.
Донован налил себе кофе, а Кэссиди выключила телефон. Как он отреагирует на статью? Когда они еще только начали встречаться, она знала, что Донован терпеть не мог, если какие-то журналисты вторгались в его личную жизнь.
- В сегодняшней газете есть статья о тебе и Вэне.
- Только обо мне и Вэне? - Донован потянулся за газетой.
Она ткнула пальцем в деловую колонку:
- Да. Обо мне упоминают как о твоей бывшей подружке.
- Кто это о тебе так упоминает? - спросил он, проглядывая статью.
- Тео Толли.
Кэссиди только один раз встречалась с дядей Донована, и о том, что он временно, до очередного заседания совета, исполняет обязанности директора, узнала из статьи.
- Черт побери, это не то, что ты думаешь!
- Что не то? Твои родители были на нашей свадьбе, верно? Я помню, что сама хотела не оповещать всех о нашем браке, но ведь это не значит, что ты должен притворяться, будто мы даже не вместе.
Донован бегло просмотрел статью и отодвинул газету.
- Я и не притворяюсь.
- Вот и хорошо. Конечно, я сама предложила хранить молчание, но даже не представляла, каково это - читать подобное. У меня такое ощущение, будто я не имею отношения даже к нашему сыну.
- Перед домом передвижка хроникеров, - входя в кухню, сообщила миссис Винтерс.
Кэссиди это не понравилось:
- Где именно?
- На самой границе участка.
У Кэссиди появилось ощущение, что журналисты интересуются не столько бизнесом, сколько их личной жизнью. Для такого степенного, озабоченного собственной историей и традициями общества, как чарлстонское, это был самый настоящий скандал. Тем более что семьи Франзоне и Толли сливались, как вода с маслом.
- С ума сойти.
Вот уж чего ей сегодня не хотелось, так это иметь дело с прессой. Прошедший вечер показался ей предвестником настоящих отношений с Донованом.
- Согласен, - поморщился Донован. - Это неприятно.
- Да уж. И все из-за статьи. Если кто-то из них узнает, что мы женаты, твой дядя будет глупо выглядеть. Не знаю, что и делать. Я позвонила бы отцу и рассказала, что происходит.
- Кэссиди…
- Уверена, ты что-нибудь придумаешь. Да и мой отец привык разговаривать с репортерами. Он поможет.
- Твой отец ничего по этому поводу сказать не может. И ты ничего не должна говорить. То есть никто из вашей семьи…
- Ты что, шутишь?
- Совсем нет. Позвони сейчас же своим и скажи, чтобы ничего не говорили!
- Донован?.. - растерялась Кэссиди.
- Что?
Кажется, он терял терпение. Она знала, что в голове у него, возможно, уже крутились другие дела, но ведь она не может просто позвонить родителям и приказать им ничего никому не говорить.
- У нас проблема. Дело в том, что ни я, ни еще кто-то не может приказывать моим родителям.
- Может, пока мы все не уладим, - отрезал он и вышел.