-- Сколько раз говорила – не смей обращаться! – шустро не по годам метнувшись к дверям, прошипела старуха. Выглянув за порог, покивала каким-то своим мыслям и, затворив дверь поплотнее, продолжила наставления: -- Ты головой вообще думаешь? А коли дети увидят? Ещё портал тут создай! Пяти лет на одном месте не прожили, опять в бега?
-- То не мои дети, -- вновь возвращаясь в человеческое обличие, грустно молвила та, что не Анджея.
-- Какие есть, такие и твои, -- вздыхает старушка. – Всё одно не выкинешь их уже за порог. Да и мало ты мужиков, что ли, перебрала? Успокойся! Нет здесь мужчин, от которых у тебя дети смогут появиться. Они и у нас то редкостью были.
"Есть, Кхёрном зовётся. Предатель, сволочь, но к продолжению рода вполне пригоден", -- думаю, и продолжаю размышлять: выходит, Анджея, как и я, обращается в кошку. Волей судеб, в совершенно чужом мире меня занесло в дом дальней родни по мужниной линии. Эта информация в какой-то степени заполняла пробелы в понимании того, кем является моя весьма загадочная свекровь. Обнадёживала в плане дальнейшего существования здесь. Но… всё же гложет что-то иное…
Только вот что? Сестра Анджеи, если мои предположения относительно этой женщины верны, так вот, она не может иметь своих детей от местных мужчин, и те оболтусы, что притащили меня в эту сарайку -- явно приёмные. Познавательно, но не суть важно. Что-то иное крутится на краю сознания, связанное с детьми…
И тут в голове начала складываться головоломка: оборотни-коты, как мой отец и всё семейство Артона, могли иметь потомство исключительно от себе подобных, крылатых и фей, а вот крылатые, как Элифан и его отец, только от себе подобных и оборотней-котов. И что дальше? Ну да, так родился мой муж… это уже и так понятно.
А вот… вот… Артон! – внезапно всплыло в уме имя. Хм… Он нашёл похожую на меня женщину. У них родился ребёнок. Значит… значит, та ведьма или крылатая, или кошка, или фея. "Хотя какая разница кем она была?" -- подумалось и тут же из глубин сознания пришло возмущение и понимание: это ОЧЕНЬ важно!
Думай, Катя. Думай! Ведь эта ведьма замешана в историях со свержением моего отца, похищением моего сына (до сих пор не понимаю: зачем он ей нужен был?), попытке истребления собственно меня. Присвоение моего тела, опять же не без её непосредственного участия произошло, затем эта история с порталом. В общем как ни крути, а все её действия вертятся вокруг благополучия моего отца и его семьи.
Казалось, что это всё очень важно, и какое-то открытие лежит почти на поверхности… Но, прислушиваясь к тихому разговору женщин, поймать мысль, витающую где-то рядом, никак не удавалось.
-- Одно скажу, Рила, -- вынесла вердикт старушка, -- это не обычное животное. Второе обличие точно есть. И да… не исключу, что родня. Сменить ипостась не в силах. Ибо исчерпала внутренний резерв. Отвлеки-ка сорванцов, чтобы сюда не сунулись. Попытаюсь что-то сделать, а там может и поговорим, -- завершила она и приоткрыла дверь, в ожидании, когда так похожая на мою свекровь женщина покинет сарай.
Оставшись наедине со мной, бабулька заперла дверь изнутри, и с грустью взглянув в мою сторону, тихонечко пробормотала:
-- Измоталась ты, девочка. А Рилку не слушай, вроде бы и большая уже, а всё в сказки верит.
На ответ она явно не рассчитывала, ибо тут же увлечённо приступила к выбору каких-то трав из числа сушившихся в пучках на стене. Откуда-то вдруг появилась стеклянная, довольно объёмистая колба с длинной ручкой. В эту тару полетели пучки трав. Откупорив одну из многочисленных, стоявших на деревянной полочке бутылей, бабуля отлила из неё, потом ещё из одной. Принюхалась. Скривила задумчиво губы и, хлопнув себя по лбу, помчала в дальний угол сарайки. Что там делала -- не ведомо, но вернулась безмерно довольная собой.
И самое интересное, в колбочке к тому времени что-то бурлило. Видать, огонь призывала, воспользовавшись тем, что у меня нет сил голову повернуть. Ну да и ладно. Не хочет, чтобы я видела магию в её исполнении – не надо.
-- Вот и готовенько зелье целебное. Теперь надо чуток обождать пока остынет. Ты, главное, потерпи милая, честно скажу – больно будет. Но та боль вся разом уйдёт, и вмиг здорова станешь, -- побалтывая колбой так, чтобы жидкость в ней непрестанно колыхалась, разглагольствовала старушка.
Смотрю на неведомое варево. Вроде мне и так совсем уж худо, а совсем недавно жизнь вообще не мила была, но сейчас пить это нечто совсем не хотелось. И тут моего носа наконец-то достиг жутко отвратительный и до боли знакомый запах. Точно так же вонял лечебный бальзам, повсеместно используемый на Карпеге. Хм… ну даже если предположить, что бабулька не здешняя, но ведь и Анджея изначально не с Карпега! А снадобье использует из тамошнего арсенала…
Покамест думала, гадала, старушка потрогала пальцем стеночку колбы. Взглянула на меня и со словами -- "Терпи, малышка", и равномерно орошая все участки моего многострадального тела опустошила ёмкость.
Мо-о-окро-о-о… фу-у-у… а во-о-онь-то какая… а-а-а!!! Моё тельце вполне ожидаемо скрутила неимоверная боль. И… наконец-то облегчённо вздыхаю. Хочется вылизаться, избавиться от мерзкого запаха, но противно же. Вот вроде как не впервой, пора б и привыкнуть, да какое там?
-- Даже и не думай слизывать, -- угадала мои мысли сердобольная старушка. – Обращайся, да пойдём в банную. Там в аккурат истоплено.
Страшно как-то превращаться. Кто знает, как она отреагирует осознав, что я им совсем не родня? Ну, то есть родня, но не кровная. Но делать нечего. Обратилась в своё человеческое обличие. И тут же поёжилась. Мокрая одежда неприятно липла к телу, да и на дворе не июль месяц.
-- Спасибо вам, -- тихо молвлю.
Старушка молча окинула меня оценивающим взглядом, и резюмировала:
-- Не наша. А как похожа-то была! Как похожа… Даже я, дура старая, почти поверить успела.
-- На Анджею? – не удержавшись, уточнила я, и тут же удостоилась не в меру заинтересованного взгляда. – Нет, она не моя мать, -- опередила я, кажется, почти сорвавшийся с уст пожилой женщины вопрос. – Она мать моего мужа.
-- Так всё-таки Анджечка где-то здесь? И у неё сыночек есть? Так где ж её искать-то? Ну не томи же, девонька, говори! – вмиг очутившись возле меня, затараторила старушка.
-- Нет, не здесь, -- вздохнула я. – И мне самой бы найти способ вернуться туда, где она. Там сын у меня. Маленький. Грудничок ещё.
И так грустно вновь стало от этих воспоминаний. Так жаль себя. Я что-то ещё говорила, не особо придавая значения словам. Упиваясь жалостью. Но бабулька и слушать мои причитания не стала. Махнула рукой, и скомандовав: "Марш в банную", распахнула передо мной двери и повела куда-то вдоль густых зарослей неведомого мне кустарника.
На улице, вопреки ожиданиям оказалось тепло. И даже мокрая одежда, вызывавшая в сарайке лёгкий озноб, уже не беспокоила. Да и запах относило прочь лёгким ветерком. На чистом безоблачном небе приятного нежно-бирюзового цвета с явно выраженным зелёным оттенком плыло вполне земное солнышко.
Банная, как здесь называли аналог привычной русскому человеку бани, в контрасте с сарайкой впечатлила своей основательностью. Довольно высокое здание, сложенное из толстых, едва ли не в полметра шириной, обтёсанных брёвен, пара крохотных окошек, высокий конёк двускатной крыши, покрытый чем-то, отдалённо напоминающим черепицу. Плотно подогнанные, крепкие двери открылись без малейшего намёка на скрип.
Внутри меня встретил просторный предбанник с высоким бревенчатым же потолком и болтающимся под ним масляным фонарём, окутывающим всё окружающее не слишком ярким светом. Здесь старушка велела разуться и повела дальше. Следующее помещение являлось смесью раздевалки и комнаты отдыха. Вбитые прямо в стены деревянные колышки заменяли вешалки, тут же имелись полочки со сложенными на них стопочками полотенец. Деревянные и отшлифованные до блеска угловой диванчик и стол.
-- Да, хороша банная у нас, -- не без гордости заявила заметившая мой изучающий окружающую обстановку взгляд хозяйка. – А ты раздевайся, нечего здесь стесняться, или думаешь я чего не видала на бабьем теле?
Послушно сняв местами порванную и лишившуюся большей части пуговиц блузку и штанишки, я всё же замялась, не решаясь лишиться и белья. Но под укоризненным взглядом бабульки всё же разоблачилась.
-- У-у-у… -- окидывая оценивающим взглядом мою фигуру выдавила она. – Грудничок, говоришь, дома остался? Никак роды скорые были. Котёночка принесла?
-- Угу, крылатенького, -- мечтательно улыбаюсь, уплывая в тот неожиданно счастливый для себя момент собственной жизни.
-- Как так? Ты ж обычная? – воззрилась на меня бабка.
-- А муж не очень, -- усмехнулась я, и тут же грустно вздохнула. – Где-то они теперь, мои крылатики…
То есть гипотетически я знала ответ на этот вопрос, но где конкретно, чем занимаются? Элифан, наверное, мечется вместе с отцом по всей округе, малыш небось плачет…
-- Та-а-ак, -- уперев руки в боки, молвила бабка, -- отставить горести. Коль судьба тебя не куда-то, а к нам в дом привела, значит всё сладится. Найдём дорожку к тебе домой. Ну-ка бегом мыться! А то несёт от тебя после этого чудо зелья…
-- А кстати откуда у вас этот рецепт? – обходя старушку интересуюсь, и в ответ слышу раздающееся из-за спины шипение.
Оборачиваюсь и в шоке смотрю на ощетинившуюся в прямом смысле этого слова бабку. И взирает она далеко не добрым взглядом на меня. Я встала как вкопанная поражённая столь кардинальными перепадами в настроении.
-- Правящ-щ-щая длань… -- шипит та тем временем. – Как пос-с-смела ты войти в мой дом? Как наш-ш-шла?
-- Чего? – спрашиваю нерешительно, и прикрываясь полотенцем, отступаю от лишившейся вмиг рассудка бабули к двери в парилку, или что там за ней.
-- Ты ещё с-с-смеешь с-с-спраш-шивать дрянь?! – начинает наступать на меня взбеленившаяся старушенция. – Так вот почему ты бельё снимать не хотела! Признак рода прятала, тварь!
-- Да о чём вы? – уже прижатая бабкой к стене, выражаю своё искреннее непонимание.
-- Твой поганый род изгнал мою семью из родного мира! – выплюнула мне в лице обвинение оппонентка.
-- Какого мира? Куда изгнали? Да что вообще происходит-то? – не выдержав скатилась я до банальной истерики, но в этом имелся и плюс – страх как рукой сняло.
-- Трёхпалая лилия на твоей правой ягодице! – словно обличила меня в чём-то старуха.
-- И что с ней?
-- Самое противное для тебя, Вельма, заключается в том, что девочка не врёт, -- выкатываясь из-под стола, заявил смешной меховой комочек. – Приятно познакомиться, иномирянка, я домовой, Тузьма.
-- Кузьма? – переспросила, решив, что ослышалась. Ну а что? Ведь привычное имя для домовят – Кузеньки!
-- Тузьма, -- поправил меня меховой комочек. – А ты, Вельма, прежде чем девчину изводить, меня б спросила поначалу.
-- Да что ж тут спрашивать? Чай не знаю, какой родовой отличительный признак у моего бывшего? – взвилась бабка в ответ.
Ох! А бабка-то всё молодые годы поминает, оказывается? Чем же ей мужик так не угодил-то? Ах, ну да, из мира изгнал… ну так с таким характером немудрено. Достала, наверное. Вон, стоит посмотреть только, как она с милым пуховичком грызётся. Только пушистику всё нипочём. Видать привык уже к склочной хозяйке.
А вот меня эта "Санта-Барбара" с вездесущей роднёй уже раздражать начинает. Ладно б та родня добрая и адекватная была, а то одни изгоняют, другие же изгоняемыми являются и зло таят на всех и вся. Да и вообще, мало ли у кого такой цветочек на попе может распуститься? И что теперь, всех прям таки на вертел и в костёр?
Но это всего лишь мысли. А я так и не отлипая от стеночки, наблюдаю за пикировкой "бабка VS домовичок". Малой –то удалой не в меру, и противницу свою аргументами уже в своей правоте и моей невиновности убедить успел, и уже на совесть ей не то, чтобы давит, а асфальтным катком по ней раз за разом прокатывается. Как-то даже жаль вмиг растерявшую весь пыл и как-то ссутулившуюся бабальку стало. А Тузенька всё не унимается.
-- Ты ж, гадина старая, девчонку, и без того судьбой обиженную, едва ума разума от страха не лишила! – вопит пуховичок.
Ну, с последним аргументом он, конечно, переборщил. Страшно в какой-то миг было, да, но не до такой же степени! А бабулька-то, уже вполне искренне, как мне кажется, сменив гнев на милость, ко мне обращается:
-- Ты уж прости дуру старую, -- говорит, -- просто как увидела метку ту у тебя, аж разум помутился.
-- Бывает, -- продолжая прикрываться полотенцем, плечами пожимаю, а про себя думаю: "Лечиться тебе, бабуль, надо или успокоительное пить регулярно во избежание рецидивов".
В общем дальнейшие помывушки прошли без осложнений. Взбалмошная старушенция старательно делала вид, что ничегошеньки не было, ну и я конечно же, не напоминала, ибо повторно наблюдать её безумства как-то не очень хотелось. Натянув выделенное мне чистое бельё и свободного кроя платье, прошла за хозяйкой к дому.
Насколько возле находящейся на задворках хозяйских территорий сарайки всё было запущено, настолько же во дворе всё было ухожено. Ровненькими рядочками стояли аккуратно подстриженные декоративные кустики, травка вся одной длинны, травинка к травинке, прямо как из-под газонокосилки. Забор основательный, метра три, если не больше, в высоту. Ну и дом. Не дом, а хоромы барские, чего после той сараюхи, я вообще никак увидать здесь не ожидала.
-- Ну входи что ли, родня названная, -- как-то странно, с поклоном молвит бабка, ну я и иду…
Глава 13Вездесущая родня
Войти-то я вошла, но дальше первого шага ступить так и не сумела. Ибо шок у меня. Самый настоящий! Ну а как тут ещё реагировать, если, входя в хоромины, ждёшь этакую светлицу, а обнаруживаешь… вполне современную Земную обстановку, с яркими светлячками электрических ламп под потолком, в общем, только ноута, небрежно брошенного на столе, да телека не хватает для полноты картины.
Казалось бы, ну и чем особым отличается современная обстановка от той же средневековой? Да тем, что в те времена мебель или грубо сработана была, или изящно, но априори монументально, основательно, и уж явно никакого "хай-тека" со стеклом, зеркальными и хромированными поверхностями. Откуда я это знаю? Да ещё там, в прошлой жизни на Земле, из киношек и прочитанных книг. На Карпеге эта теория вполне подтвердилась, по крайней мере.
Так вот. Встретила меня не прихожая и не светлица, а этакий неимоверно просторный холл, отдалённо напоминающий гигантскую, квадратов на пятьдесят квартиру-студию! Почему студию? Да потому что здесь были совмещены и выложенная камнем, похожим на кафель, полом прихожая, и сверкающий никелированной (!) поверхностью кухонный гарнитур, и собственно гостиная.
Стою. Смотрю на вполне земную обстановку. Почему земную? Да опять же, потому что мебельный гарнитур в прихожей жутко напоминает родительскую элитку. Те же зеркальные разъезжающиеся дверцы в здоровенном, но не отягощающем общее представление шкафу. Опять же, эта плитка под ногами. А снаружи-то хоромы деревянные! Ларчик-то с секретом оказался.
И стены… то ли окрашены искусно под обои, то ли действительно обклеены! До уровня груди -- тёмно-бордовые. Потом в ладонь шириной идёт испещрённая позолотой полоса на всё той же бордовой основе. И дальше, до белоснежного, идеально ровного потолка стены нежно-фиолетовые с вполне симметричными, крупными, но не аляповатыми узорами.
В части, выделенной под гостиную, пол покрывает светлый (вот и как они его здесь чистят без пылесоса?!) палас. Стеклянный журнальный столик на хромированным ножках и мягкие, обитые нежно розовой тканью кресла на колёсиках, в комплекте с угловым диванчиком. Над окнами сверкающие начищенной до зеркального блеска сталью карнизы, с которых от потолка и до самого пола ниспадают красиво собранными фалдами фиолетово-бордовые шторы и нежно-белый, газовый тюль.
О кухне вообще речи нет. Отделена она от остального пространства барной стойкой с высокими стульчиками. Хром сверкает неестественной чистотой, никаких вечно проблематичных разводов на поверхностях. Плита с духовкой, над нею изящная вытяжка, навесные шкафчики, антресоль. Глаза автоматически ищут холодильник, микруху, электрочайник. Ан нет. Не до такой степени здесь цивилизация дозрела.
В общем, дежавю. После затрапезного кабака, масляных фонарей на улицах и в бане, да и сарайки, это был этакий привет из будущего.
-- Ну чего встала в дверях, как не родная, -- выдернул меня из задумчивости голос бабульки с весьма неустойчивой психикой. – Разувайся да проходи. Будь как дома.
-- Но не забывай, что ты в гостях, -- буркнула я себе под нос, но старушенция оказалась ушастая, и довольно хмыкнув, бросила передо мной на пол тапочки и молвила:
-- Это ж чудо какое, девонька, что малые, вопреки запретам тебя в дом приволокли.
-- Да, слышала, они переговаривались, что мама ругать будет, -- всё ещё не выйдя до конца из ступора, ляпнула для приличия хоть что-то.
-- Сама-то подумай, нам бы самим иногда тайком обратиться, а тут будут бегать этакие хозяева нашей же, по сути, территории. Мало радости исполосованными потом ходить с надкусанными ушами. Да и людям такие перемены во внешности объяснить сложновато будет.
-- Так а то снадобье, которым вы меня исцелили? – удивилась я.
-- На него ингредиенты днём с огнём не сыскать, девонька. Почём зря расходовать не станешь.
Всё это вещала хозяйка мягко подталкивая меня в спину по направлению к той самой барной стойке. А у меня язык чесался поинтересоваться: "Такая обстановка здесь принята, или это они так из серых общественных масс "не выделяются"?"
-- Ты присаживайся, присаживайся, -- приговаривала бабулька, заглядывая в то самое, что я за антресоль приняла, оказавшееся чем-то вроде холодильника! – Тихо в доме, -- прислушалась она. – Видать, Рилка сорванцов усыпила. Вот сейчас на стол соберу, за едой и поговорим за жизнь.
Ну и сижу, помалкиваю. Жду. Всё окружающее настолько шокировало, что я как-то и печали свои почти позабыла. Одно плохо, после вывертов бабкиных, там, в бане, как-то опасаться я её стала. Хотя… с другой стороны, что мне терять?
Едва слышно скрипнула дверь, я обернулась на звук и опять дежавю. Близнецы обычно друг на друга похожи, но всё же слегка отличаются: осанкой, наклоном головы. Вошедшая же женщина была полнейшей копией Анджеи. Взглянув на меня, она грустно вздохнула и, словно вмиг потеряв интерес к моей персоне, ни слова не сказав, примостилась на одном из высоких барных стульев. В её руках, словно из ниоткуда, появились бокал и бутыль тёмного стекла. Пробка сама, без посторонней помощи, покинула горлышко и уже вполне обычным методом женщина налила себе какую-то ярко рубиновую жидкость.
-- Будешь? – даже не удостоив меня взглядом, тихо поинтересовалась.
-- Что это?
-- Вино, -- вздохнув отвечает, а я, забыв, что она не смотрит, киваю.
Но копия моей свекрови всё же заметила мой жест. В её руке появился второй бокал, наполнился, и по гладкой поверхности барной стойки проскользил аккурат к моим сложенным на столешнице рукам. М-да, у неё ещё и замашки бармена. Вот тебе и неведомый средневековый мир.