Максим широко улыбнулся как бы в подтверждение ее мыслям и пристально посмотрел Лике в глаза. Приласкал взглядом. Да, решила она, он прекрасно знает, насколько хорош и опасен для женского пола. От Максима исходила не только мужская сила, но и этакий сладостный дурман, который окутывал и усыплял сознание. Хотелось прижаться к его груди и забыть обо всем на свете. Поэтому Лика и предпочитала держаться от него на расстоянии, сделала так, чтобы между ними был накрытый стол.
- Постой, - вдруг спохватился Максим, - у меня же есть для тебя сюрприз. - Затем поднялся, вытащил из кармана брюк кассету, вставил в магнитофон.
Полилась медленная, какая-то смутно знакомая музыка. Лика удивленно вскинула брови.
- Что это?
- Ну ты что? - укоризненно произнес он. - Ты что, совсем не помнишь? Это ведь та песня, под которую мы первый раз танцевали…
- Да-а? - еще больше удивилась Лика. - Я ее действительно не помню. Правда, - добавила она, глядя, как Максим обиженно поджал губы, - мне тогда не до песни было…
- Помню, помню, - усмехнулся он. - Ты дрожала как осиновый листочек. - Он лукаво посмотрел на нее. - Надеюсь, теперь не будешь?
- Не уверена, - процедила она, чувствуя, к чему он клонит.
- Проверим? - приподняв бровь, предложил он и, приблизившись, протянул ей руку в приглашающем жесте.
- Проверим, - ответила она, вздохнув. - Я, конечно, не уверена, но постараюсь.
- Вот и славно, - улыбнулся Максим и, галантно склонившись, произнес: - Девушка, позвольте вас пригласить?
- Позволю, - Лика кивнула, постаралась расслабиться, улыбнулась и оказалась в его уверенных руках.
Музыка закружила их в танце, и удивительно, но Лика действительно не дрожала. Она расслабилась, думая о том, что, вот, все оборачивается не так уж плохо. Максим, похоже, до сих пор испытывает к ней самые нежные чувства. Он такой большой и сильный, и он никогда ее не обижал. Так почему же она должна думать, что он обидит ее сейчас? Нет. Кто угодно, только не он! Возможно, именно Максим поможет ей залечить, окончательно залечить ее сердечные раны. У него, если только он захочет и если Лика позволит, это получится. Он знает, что нужно делать. А потом, с ним так спокойно и уютно. Да, он несколько раздражает ее своей мужской чувственностью, но это, в конце концов, не так уж существенно. По крайней мере это не повод отказывать им обоим в этом шансе. Лика закрыла глаза и полностью доверилась ему, его рукам, его нежным объятиям. Вот было бы здорово, если бы эта музыка никогда не кончалась, мелькнула у нее абсурдная мысль. Но музыка конечно же кончилась.
- Энджел, - откуда-то, словно издалека, позвал Максим. Она открыла глаза и посмотрела на него. - Энджел, - тихо, почти шепотом сказал Макс, - я тебя люблю… - и наклонился к ее губам.
Поцелуй получился, совершенно неожиданно для Лики, долгим, страстным и даже каким-то отчаянным. Макс прижал ее к себе, и она почувствовала себя в западне, так сильны были его объятия. Признаться, она совершенно не ожидала такого напора, а потому была попросту ошеломлена его натиском, ей-то показалось… Лика сделала слабую попытку освободиться, но тщетно. Максим, похоже, уже очень плохо мог себя контролировать. Лика попыталась отстраниться, но это только подхлестнуло его желание, потому что он сжал ее еще крепче, а потом повалил на диван.
- Нет! - вскрикнула Лика, когда он оставил ее губы, занявшись ее одеждой. - Нет, Максим, не надо, - она старалась говорить как можно спокойнее. - Не надо, не порти того, что было между нами… Того, что может быть…
- Не могу! - задыхаясь, даже не проговорил, а прорычал он, и, видимо, сообразив, что бесполезно искать на платье застежку, просто стал его рвать, Лика вздрогнула и снова постаралась его образумить, остановить его руки, вырваться.
- Макс, пожалуйста, опомнись. У нас есть шанс. Неужели ты думаешь, что я тебе откажу, если ты сейчас остановишься? - Он что-то промычал. - Не откажу, - продолжила Лика. - Только не делай этого сейчас! - воскликнула она, когда платье затрещало по швам.
Тщетно. Он продолжал, совершенно ее не слушая:
- Я слишком долго этого ждал! Слишком долго этого хотел!
- Максим, - простонала Лика, думая только о том, как бы не разрыдаться, ибо это взбесит его еще больше, - посмотри мне в глаза… Ты должен меня понять… У нас все может быть замечательно, только отпусти меня сейчас…
- Молчи! - рявкнул он и как-то умудрился скинуть с себя свитер, придавил Лику всем своим телом. - Лучше молчи, не беси меня! - Его зрачки сузились.
- Ну зачем ты все портишь? - прошептала она, глядя на него расширенными глазами. - Зачем, Макс?..
- Я порчу?! - зло хохотнул он и принялся разрывать на ней нижнее белье. - Это ты мне всю жизнь испортила, - прохрипел он, - да! И не смотри на меня так! Я так мечтал быть у тебя первым! Осел! Ну, много у тебя было за это время?! Не корчи из себя девственницу! - скривился он и окончательно освободил ее от остатков одежды, Лика все еще пыталась сопротивляться. - Лежи тихо! Лучше лежи тихо, умоляю, а не то я за себя не ручаюсь!
- Нет… - слабо возразила Лика и окаменела, уставилась невидящим взглядом в потолок.
Это было что-то ужасное. Отвратительно и больно. Лика старалась не смотреть на него, не слышать, не ощущать, не чувствовать. Она только подумала о том, что никогда не могла себе представить, что он способен на такое. Что он может быть таким грубым… И даже грубостью это нельзя было назвать. Это было просто зверство. И еще подумала о том, что, прости Господи, но хорошо, что она действительно не девственница. Хотя и теперь не представляет, как сможет с этим справиться… Господи, ну скорей бы это кончилось!
Потом, когда это все-таки кончилось и Максим, похоже, израсходовал изрядную долю своих сил, она медленно выбралась из-под распростертого на ней тела, встала и, пошатываясь, побрела в душ. Сейчас же смыть с себя всю эту грязь, эту мерзость, следы его рук!
- Энджел…
Лика медленно повернулась и, глядя на него пустыми глазами, "Господи, как же все это мерзко!" - сказала:
- Уходи.
- Энджел, прости меня, - он поднялся, двинулся к ней. - Прости, я не соображал, что делаю… - Он подошел почти вплотную, но Лика даже не подумала отступать.
Она его не боялась. Он был ей просто отвратителен. Лика и сама себе была отвратительна. И ничего, кроме этого отвращения, сейчас не чувствовала и почувствовать не могла. Он легко коснулся пальцем ее плеча, она вздрогнула, но не от страха, а от отвращения, подняла на него глаза и устало повторила:
- Прошу тебя, уходи.
Максим почему-то отшатнулся, как от пощечины, и молча стал одеваться. Лика стояла, смотрела и ждала, когда он наконец уберется. Когда он уйдет, она смоет с тела его следы. С тела-то смоет, а вот с души?
Максим оделся и уже в дверях остановился и спросил умоляюще:
- Энджел, ты простишь меня? Ты сможешь меня когда-нибудь простить? - Глаза у него были молящие.
- Бог простит, - равнодушно проговорила Лика. - Убирайся.
Он еще минуту постоял, причиняя ей настоящие муки только одним своим видом, и наконец вышел. Лика медленно опустилась по стене, села на пол и, уткнувшись лицом в колени, заплакала. Горько, навзрыд. Она плакала о себе. О том, что никогда не сможет быть счастлива с мужчиной. Видимо, Господь ее этим счастьем обделил. Она никогда не сможет больше поверить ни одному из них. Как? Если даже Максим такое сотворил… Он не только надругался над ней, над ее телом, он предал ее душу… Нет, она не сможет им доверять. Слишком много ран, слишком много предательства.
Она плакала и о нем. О том, что он не понял того, что сделал. И о том, что вряд ли это поймет. Но, может быть, он все-таки сможет понять и… Что "и", Лика предпочла не думать. Пусть сам. У каждого свой путь.
Она плакала и о том чувстве, которое было между ними. О том, что теперь уже невозможно его воскресить. И ей было безумно жаль ту девчонку и того паренька. Они предали и их тоже.
Лика плакала долго. Но слезы высохли, и она пошла в душ, где долго, тщательно смывала с себя ощущение отвращения и следы его рук, его дыхания, его тела, его похоти. Она так тщательно терла себя губкой, что кожа покраснела и начала саднить. Только тогда остановилась и с удивлением поняла, что делает.
А когда Лика вышла из душа, сил ей хватило только на то, чтобы добраться до постели и провалиться в темный, пустой сон.
Разбудил ее телефонный звонок. Лика лежала и слушала, она не собиралась поднимать трубку, почему-то уверенная, что это Макс. Однако настойчивость, с которой кто-то пытался до нее дозвониться, подсказала, что вряд ли это может быть он. Лика с трудом встала и добрела да телефона. Это оказалась Рита.
- Девочка моя, - без предисловий начала она, - я к тебе сейчас приеду.
Лика поняла, что Рита все знает. Откуда? От Максима? Он что, еще и рассказывает об этом?
- Рита, не надо, - устало попросила она, - не надо, мне стыдно.
- Что?! - возмущенно воскликнула Рита. - Тебе стыдно?! Да это ему должно быть стыдно! Приперся пьяный в стельку и ну сопли на кулак мотать, канючить: "Я без нее не могу… Мне без нее все не мило… И как я только мог… И какая я скотина"… В общем, устроил тут целую истерику, едва не…
- Хватит, Рита, - все так же устало прервала ее Лика. - Не хочу.
- Да, - Рита вздохнула. - Я, пожалуй, понимаю. Но все-таки приеду, - не спросила, а констатировала она.
- Как хочешь, - проговорила Лика и, помедлив, нерешительно поинтересовалась: - Что ты ему сказала?
- Сказала, что, если он попробует подойти к тебе ближе чем на пятьдесят метров, я сама его уложу из Вадькиного кольта, - с какой-то злой уверенностью сообщила Рита.
Лика слабо улыбнулась:
- Круто. Спасибо. А если серьезно?
- А если серьезно, то посоветовала, чтобы шел в церковь. Господь милосерден, авось простит. Он, конечно, ныл, что прощения ему нет и не может быть. А я пояснила, это, мол, как просить будешь… - Рита вздохнула. Не знаю, что и сказать…
- А ничего и не надо говорить… - тихо промолвила Лика. - Ничего тут не скажешь…
- Знаешь, - философски заметила Рита, - нельзя войти в одну реку дважды… Так я еду?
- Нет, не надо, Рита, - попросила Лика. - Мне нужно побыть одной. Давай завтра? Можно прямо с утра…
- С тобой все в порядке? - обеспокоенно поинтересовалась подруга. - Может, я все-таки приеду?
- Со мной все в порядке, насколько это вообще возможно, - спокойно отозвалась Лика, - в данной ситуации. Мне нужно побыть одной, как-то смириться и справиться со своим стыдом. Приезжай завтра.
- Хорошо, - сдалась Рита. - Если передумаешь, позвони…
- Договорились, - и Лика не без облегчения положила трубку. Потом вернулась в постель и подумала, что действительно нельзя войти в одну реку дважды. Это еще никому не удавалось.
Утром, часов в девять, приехала Рита. Она разбудила Лику звонком в дверь. А когда Лика открыла ей, все еще сонная, Рита обняла ее и спросила:
- Ну, ты как?
- Да ничего… Проходи.
- Слушай, - начала Рита, с каким-то странным выражением глядя ей в глаза, - а ты не думала, может, заявление?..
- Перестань, Рита. Зачем? - Лика пожала плечами. - В том, что случилось, мы оба виноваты.
- Ну, это ты брось! - фыркнула Рита, разуваясь. Она прошла в комнату вслед за Ликой. - Как это?
- Да просто. На мне вина едва ли не такая же, как на нем. И хватит уже об этом. Справлюсь как-нибудь. Только вот надо в церковь, на исповедь… Правда, сил пока нет… Может, завтра…
- Это конечно, - согласилась Рита и села в кресло. - Как я понимаю, здесь все и произошло? - кивнула она на стол с остатками вчерашней трапезы.
Лика убрала только разорванные вещи, а за посуду так и не принялась. Сил не было и на это.
- Да, - поморщилась она. - Надо убрать…
- Я тебе помогу. Слушай, - Рита стала собирать тарелки, - а как твое здоровье после…
- Здоровье? - вздохнула Лика. - Да вроде ничего. Так, все тело ломит, но, по-моему, ничего серьезного.
- Ты уверена? Может, все-таки к врачу нужно сходить?
- Обязательно схожу, - успокоила подругу Лика. - Только, пожалуйста, не сейчас.
- Ладно, но позже - обязательно. Вот посуду помоем и сходим вместе. И, - добавила Рита строго, - никаких возражений.
Лика и не возражала. Обследование заняло всего несколько минут. Оказалось, что ничего серьезного. Потом пришлось выдержать разговор с психологом, который, слава Богу, тоже не затянулся. Конечно, стресс был, но это и понятно. О психологической травме разговор даже не зашел. Лика действительно чувствовала себя лучше, чем ожидала. Пришлось выпить несколько пилюль, претерпеть пару экзекуций и отбиться от тетки-психологини. В целом, времени потрачено было всего-то ничего - часа полтора. Лика облегченно вздохнула, выходя из поликлиники. Удивительно, что все еще так легко обошлось.
Рита вернулась вместе с ней, сказала, что сегодня ее ни за что не оставит одну. Лика и тут не стала возражать. Боль, загнанная в самую глубину, пусть сидит там до исповеди, решила она. Завтра утром она ее вынет. И боль, и стыд, и горечь, и разочарование, и обиду… Все это она отнесет в церковь. Во всем этом она покается там, где и положено каяться. А сейчас… Что ж, жизнь и после этого продолжается.
Подруги перекусили остатками вчерашней трапезы и перебрались в комнату, от вида которой Лику, конечно, подташнивало, но она твердо сказала себе, что это ее квартира и ей здесь жить дальше, так что надо себя преодолеть. Будет уж совсем нелепо, если она перестанет заходить сюда.
- Анжел, ты ведь сильная, правда? - в который уж раз спросила Рита, заглядывая ей в глаза. - Ты ведь правда сможешь и с этим справиться?
- Правда, - невесело усмехнулась Лика и, сама не зная зачем, включила телевизор.
Экран засветился, потом появилась картинка - сцена из какого-то спектакля, и мужской голос за кадром:
- …Вчера, при полном аншлаге, прошла премьера нового спектакля Артура Сарителли. Это вторая столичная постановка молодого, но уже достаточно известного режиссера. Возможно, спектакль "Комната игр" будет выдвинут на соискание премии "Золотая маска", вручение которой пройдет через полгода. Мы встретились с постановщиком после премьеры…
Лика сидела и как завороженная смотрела на экран. До этой минуты она думала, что больнее быть не может. Просто не бывает больнее, а теперь вот поняла - бывает.
- Рита… - прошептала она, нащупав руку подруги, сжала ее. - Рита, это он…
Молодой человек на экране улыбался, что-то говорил, но Лика не слышала. Она всматривалась в это когда-то такое любимое и родное лицо и тупо думала, что он все так же красив. Даже, пожалуй, красивее, если это, конечно, возможно…
Артура Сарителли, молодого, удачливого и красивого, сменил ведущий передачи - немолодой и хмурый. Лика выключила телевизор и перевела взгляд на Риту:
- Ну? - спросила она.
- Что и говорить, красавец. Да… - протянула Рита.
- Рита, ты не можешь себе представить, каким болезненным чувством была моя любовь к нему… - горько вздохнула Лика.
- Почему же? - не слишком, впрочем, уверенно протянула Рита. - Может быть, могу…
- Когда я увидела его в первый раз, то была уверена, что такой никогда и ни за что не обратит на меня внимание.
- Но ты ведь ошиблась? - Рита внимательно посмотрела на подругу.
- Да…
И Лика неожиданно для себя самой начала рассказывать о том, как это было. Она говорила медленно, возвращаясь в то время, вспоминая все, подробности о себе, об Артуре, размышляя о том, зачем же вы, девочки?..
Прошло три года после смерти родителей. Лика оттаяла, вновь научилась смеяться и радоваться, все реже болезненно сжималось ее сердечко - ведь душевные раны, как известно, постепенно затягиваются. Лика закончила второй курс института, вполне была довольна и собой, и окружающим ее миром. Жизнь продолжалась.
То лето Лика провела вожатой в детском лагере отдыха, поймав таким образом не двух, а трех зайцев одновременно, - приобрела опыт общения с детьми, приглядывала за десятилетним Олежиком и семилетней Катюшей, ее двоюродными племянниками, и, наконец, прекрасно отдохнула.
Вернулись все трое загоревшие, пропитанные солнцем, переполненные впечатлениями и жутко довольные. По случаю приезда Марина с Эльдаром закатили пир горой, на котором Лику и поставили в известность, что через неделю к ним приедет гость.
- А кто он? - спросила она Эльдара.
- Сын моего дяди, - пояснил немногословный Эльдар.
- Троюродного или четвеюродного? - не удержалась от ехидства Лика.
- Не важно, - ответил Эльдар, совершенно не отреагировав на Ликин выпад. - Он мой брат.
Лику всегда поражала эта, присущая всем народностям Кавказа, едва ли не фанатичная приверженность к родственным узам. Вот, например, Эльдар, Маринин муж. Его предки в четвертом поколении оставили благословенные холмы, воспетые некогда Александром Сергеевичем, и перебрались в Россию. Казалось бы, четыре поколения семьи выросли среди русских, обрусели, о каких национальных традициях может идти речь? Их давно должны были бы вытеснить иные нравы и обычаи, но нет. Этого не случилось. Во всяком случае, крепкие родственные связи по-прежнему бережно культивировались.
"А вот у нас, - думала Лика, - этого нет. Мы совсем не умеем ценить родство и дальше двоюродных братьев и сестер вообще мало кого знаем. У них же все иначе. Отказ родителей от собственного ребенка - это нонсенс, позор, катастрофа. А у нас, к сожалению, сплошь и рядом можно слышать: "Выбирай - или с нами, или мы тебе больше не родители"…
Даже за примером не надо далеко ходить. Дядя Витя - Маринин папа и Ликин дядя, был полной противоположностью своему младшему брату - вспыльчивым, резким и раздражительным. Всю сознательную жизнь он проработал в строительном управлении на должности прораба, в то время как Ликин отец делал успешную карьеру в МВД. Тетя Валя, женщина спокойная и уравновешенная, несмотря на взрывной темперамент мужа, умерла в тот год, когда Марина заканчивала школу, а Лика только что в нее пошла. Конечно, это была трагедия для всех. Но Марину, в отличие от Лики, смерть матери не подкосила.
Тетя Валя тяжело болела, ей поставили диагноз - рак поджелудочной железы и предложили лечь на операцию, успешный исход которой, правда, был, по мнению врачей, маловероятным. Опухоль быстро росла и давала метастазы. Тетя Валя от операции отказалась. "Судьбу не обманешь, сколько Бог даст, столько и проживу", - сказала она. Предпочла не гоняться за химерами, а по возможности помочь дочери справиться с неминуемым для нее испытанием.
Полгода, с того момента, как стал ясен исход ее болезни, она водила Марину в церковь, учила ее молитвам, внушала, что за смертью существует другая жизнь, а все земное далеко не вечно. И это при том, что религия в то время была на неофициальном положении, хотя гонений на церковь уже не наблюдалось. Марина на удивление серьезно восприняла мамины толкования и, как рассказывала, ее путь к Богу начался именно тогда. Конечно, ей - комсомолке и члену совета дружины - было довольно странно и неуютно ощущать себя в качестве прихожанки, но мама объяснила, что пока и так можно, а дальше уж Господь сам надоумит ее, как жить. Марина, конечно, не так много успела тогда понять и запомнить, однако достаточно, чтобы уяснить - теперь помощи просить нужно только у Него, чтобы стойко пережить мамину смерть.