Джефферсон ушел в свою комнату, не дожидаясь, когда увидит реакцию Энжи на то, о чем он рассказал. Приготовился к тому, что утром она будет смотреть на него с презрением, как на человека, который на деле оказался совсем не таким, как все думали.
Он ждал, что увидит на ее лице следы слез.
Вместо этого, выйдя наутро из спальни, он увидел, что Энжи уже занимается делами. На кухонном столе, как всегда, стояли свежеиспеченные кексы. Из гостиной доносился шум.
– Завтра приедут фотографы! – крикнула она оттуда.
Он с трудом удержался от соблазна ответить, что плевать хотел на фотографов. Неужели она собиралась делать вид, что вчера ночью он ничего не говорил? Схватив кекс, Джефферсон вышел из кухни и подошел к двери гостиной.
Принцесса исчезла. Ее место снова заняла Золушка. Волосы были убраны под платок, шорты открывали стройные ноги, футболка плотно облегала тело. На полу у ее ног громоздилась небольшая горка из подушек.
– Откуда они взялись? – хмуро спросил он.
– Я их сделала.
Как ей удавалось нравиться ему такой не меньше, чем вчера, когда она была настоящей богиней? Неужели он так любит ее.
Любит.
Опять это слово. Внезапно Джефферсона осенило. Он любит ее. Так сильно, что готов дать ей уйти, чтобы жить той жизнью, которой она достойна.
– Когда?
– Прошлой ночью. Просто не могла уснуть.
Значит, то, что он рассказал, расстроило ее сильнее, чем она желала показать. Теперь он это видел. Энжи избегала смотреть на него.
Джефферсон засунул в рот черничный кекс целиком, будто это могло помочь затолкать в глубь души ощущение страшной утраты, вдруг навалившееся на него, несмотря на то, что она стояла прямо перед ним.
– Вам надо поискать какие-нибудь цветы, – распорядилась Энжи, укладывая подушку на диван. Посмотрев на нее, нахмурилась и ударила по ней кулаком. – Надо было попросить те, которые лежали на стульях вчера во время обеда.
Джефферсон помрачнел еще сильнее. Он только что рассказал ей самую страшную правду о себе, а она собиралась морочить ему голову какими-то цветами?
Ладно, согласен. Он пойдет и поищет цветы. В любом случае ему не хотелось оставаться с ней в одной комнате. Это причиняло такую боль, которая, казалось, не пройдет никогда.
Взяв еще один кекс, он вышел на улицу.
И постарался сделать все, чтобы отсутствовать как можно дольше. После того как он скупил все цветы в Энслоу, ему пришло в голову остановиться на берегу озера и нарвать на холме букет диких цветов. Он почему-то был уверен, что Энжи обрадуется им больше, чем тем, которые он купил в крохотном цветочном магазине в Энслоу.
Почему он взялся собирать для нее цветы?
Да потому, что в сердце каждого человека теплится огонек, который невозможно потушить, сколько ни заливай.
Этот огонек – надежда.
Однако огонек в сердце потух, когда Джефферсон вернулся домой, держа в руках цветы, которые попросила Энжи.
Может быть, он подсознательно заметил, что под деревом, где с того дня, когда она приехала, стояла ее машина, больше ничего нет.
Может быть, поднимаясь от озера по лестнице, он подсознательно заметил, что в окнах нет движения и нигде не горит свет.
Когда Джефферсон переступил порог, сразу все понял. Впрочем, еще до того, как прошел по всем комнатам в поисках Энжи. До того, как, перепрыгивая через две ступеньки, взлетел по лестнице и, войдя в ее комнату, обнаружил, что шкафы опустели и исчез чемодан.
Дикие цветы выпали у него из рук и разлетелись по выскобленному деревянному полу.
Еще до того, как получил доказательства, Джефферсон все понял потому, что ему показалось, будто из дома ушла душа.
Он медленно спустился. Странно, но никогда дом не казался ему таким совершенным. Переходя из комнаты в комнату, Джефферсон видел, что они выглядели именно так, как мечтала Хейли. Декорация, создающая впечатление, что здесь кто-то обитает.
На диван был брошен плед, рядом с ним стоял деревянный ящик, где лежали газеты и журналы, сверху книга в твердом переплете, раскрытая где-то посередине, будто кто-то ее читал и всего лишь куда-то вышел на пару минут. В камине, которым никогда не пользовались, лежали дрова, так и ждавшие, что к ним вот-вот поднесут спичку.
На кухонном острове стояло блюдо с печеньем и корзинка с маленькими зелеными яблочками с дикой яблони, которая росла у дороги, ведущей с гор к дому.
Джефферсон знал, что они несъедобные, но те радовали глаз, создавая иллюзию домашнего уюта. На рабочем столе на специальной подставке расположилась открытая кулинарная книга, а рядом бутылка вина и пара бокалов.
Энжи не послушалась его и проникла к нему в спальню. На прикроватных столиках появились свечи, воздух наполнился запахом свежего постельного белья. Но помимо этого Джефферсон уловил аромат, напоминавший о ней.
Энжи не знала, что он сохранил одну из подушек Хейли. Взяв ее в руки, прижался к ней лицом. Аромат Хейли уже успел выветриться. После того, в чем он признался себе прошлой ночью, это казалось естественным.
В доме не осталось ни одного места, ни одного угла, который не сверкал бы чистотой. Повсюду были расставлены маленькие симпатичные вещицы. Но ее не было.
Энжи ушла.
И он не винил ее за это. Она выполнила все условия договора. И отказалась от его защиты, что совершенно понятно после того, что он рассказал.
Джефферсон старался подавить возникший за нее страх. За Энжи охотится маньяк, на совести которого, похоже, уже есть одно преступление: исчезновение женщины.
Он тщательно обыскал весь дом в поисках записки, но ничего не нашел.
И хотя он понимал, что сам во всем виноват, его охватила злость на Энжи за ощущение собственной беспомощности. Он понимал, если она умна – а она, безусловно, умна, – его вчерашнее признание вынудит ее уехать.
Но почему-то казалось, что у него будет возможность придумать некий план, который гарантировал бы Энжи безопасность. Как она посмела пробудить в нем чувства, желание жить, а потом бросить его с этим ощущением собственной никчемности? Бросить наедине с его демонами. Он не смог защитить Хейли, а теперь не может защитить Энжи.
Теперь она наверняка спрячется еще дальше. Она умна, и если не захочет, чтобы ее нашли, никакой Уинстон никогда ее не отыщет.
Но и он тоже. Ему просто необходимо знать, что с ней все в порядке, иначе он сойдет с ума. Но как это сделать? У него есть деньги. Много денег.
В течение часа Джефферсон связался с одним из самых известных частных детективных агентств, направив на поиски Энжи. От напряжения он весь дрожал и, чтобы чем-то себя занять, решил последний раз внимательно осмотреть дом перед фотосессией.
Глава 15
Энжи сидела в кафе у окна и, медленно потягивая чай, ждала. Наверное, должна была нервничать. Но она не нервничала. Напротив, чувствовала странное, но замечательное воодушевление.
В ту ночь, когда они с Джефферсоном возвращались домой на катере после "Вечеринки в черных галстуках", на нее снизошло прозрение. Он рассказал ей всю правду о себе, позволив увидеть то, что считал своей слабостью. И она понимала: он хотел, чтобы она уехала.
Но результат оказался прямо противоположным. Она осознала, что хочет любви, хотя всю жизнь ставила перед собой иные, ложные цели. Ей хотелось чувствовать себя спокойной и защищенной. И это все, к чему она всегда стремилась.
Но то, что она почувствовала к Джефферсону, то, что постепенно росло все две недели, которые они провели вместе, и достигло кульминации в последнюю ночь, было гораздо больше.
Это чувство заставило ее понять, какой она должна стать, чтобы любить этого человека. И поняв это, она вдруг почувствовала себя, как никогда прежде, смелой и полной жизненных сил. То, что она любила этого человека вопреки всему, потребовало от нее бесстрашия. И вместо того, чтобы искать покоя, она взглянула в лицо неизвестности. Это потребовало от нее стать сильной, чтобы не бежать к Джефферсону по необходимости, чувствуя себя слабой и напуганной.
В ухе у Энжи послышался трескучий голос. От неожиданности она чуть не вздрогнула, но удержалась от желания протянуть руку и поправить крохотный передатчик, размещенный в ухе.
– Мы видим объект. Он паркует машину. Он вышел из машины. Объект идет к двери в кафе.
– О’кей, – шепнула она.
Под брошкой, которую Энжи приколола на лацкан жакета, скрывался микрофон. Ее "подготовили". Совсем как в кино.
Она увидела, как дверь в кафе распахнулась. Сердце забилось сильнее. До этого момента они даже не знали точно, получил ли Уинстон сообщение, оставленное ею на его странице в "Фейсбуке", и если да, то как он на него отреагирует.
Уинстон стоял в дверях, сканируя взглядом кафе. Энжи почувствовала, как ее уверенность испаряется. Он выглядел вполне себе невинно. Обыкновенный очкарик в джинсах и спортивной куртке. Пестрая рубашка и галстук-бабочка добавляли образу добродушной неуверенности, делая его похожим на учителя, который не может разобраться, не ошибся ли аудиторией.
Но, когда он заметил Энжи и, прищурив глаза, уставился на нее, она увидела под добродушной маской его истинное лицо. Хищника, заметившего добычу. На миг глаза Уинстона сверкнули неприкрытой злобой, которую он поспешил спрятать за лживой улыбкой. Энжи приложила все силы, чтобы не дрожать, и с трудом справилась с желанием встать и броситься наутек.
Она сделала глубокий вдох и напомнила себе, что сидит в кафе, где полно народу, а прямо у входа стоит машина с полицейскими, которые слышат каждое ее слово. Она напомнила себе, что делает это не только ради себя или Джефферсона. Она помогает полиции задержать опасного преступника, защищая тем самым другую ни в чем не повинную женщину и, возможно, даже не одну.
В полиции для Энжи разработали целый сценарий поведения. Она должна была разговорить Уинстона, чтобы он рассказал о своей пропавшей знакомой.
Уинстон уселся напротив нее. Посмотрел на Энжи, и на его лице промелькнула легкая усмешка. Что это: подозрение? надежда? лукавство?
– Привет, Энжи.
Она сделала еще один глубокий успокаивающий вдох и напомнила себе о той бесстрашной женщине, какой была на борту катера, покачивавшегося на воде. Губы растянулись в некое подобие дружеской улыбки. Энжи очень надеялась, что выглядит достаточно убедительно.
– Привет, Уинстон.
В этой игре в кошки-мышки она играла роль приманки. Сказав пару стандартных вежливых фраз, Энжи принялась рассказывать про Гарри и новую подружку. Объяснила, что уехала, потому что после предательства Гарри ей нужно было побыть одной, подумать и прийти в себя. Ей пришлось изобразить притворное возмущение, поскольку теперь расценивала историю с Гарри необходимым шагом, позволившим найти главную в жизни дорогу. Дорогу к себе.
После того как они поговорили про Гарри, Энжи с легкостью удалось перевести разговор на бывшую девушку Уинстона и, следуя тщательно разработанному сценарию, вызвать его на откровенность, после которой обратный путь ему заказан.
Когда он утратил осторожность, Энжи охватило леденящее душу ощущение. Уинстону хотелось, чтобы она узнала, что случилось с его бывшей. Он явно был доволен собой. Хотел, чтобы она поняла, на что он способен, использовать это и таким образом обрести над ней власть.
Он рассказал ей все. Доверился полностью. И полностью изобличил себя. Уинстон не сомневался, что, даже если не запугает Энжи настолько, чтобы она больше никогда не решилась об этом заговорить, никто и никогда не поверит в эту жуткую историю.
– Отличная работа. Мы его возьмем, – раздался голос у нее в ухе. – Скажите ему, что вам пора идти.
Энжи посмотрела на часы.
– Ох! Уинстон, взгляни на часы. Мне надо идти. Приятно было с тобой встретиться.
Его потрясла попытка так просто от него отделаться. А потом он разозлился. Вне себя от гнева, пошел за ней к кассе.
– Я заплачу, – бросил он, когда она потянулась к своей сумочке.
Однако сама мысль о том, что ее чай будет оплачен деньгами этого человека, вызывала тошноту. Энжи отрицательно покачала головой, уверенная, что он заметил, как дрожит ее рука, когда она протянула кассирше счет.
– Когда я снова тебя увижу? – нетерпеливо спросил он.
– Ну, я не знаю.
Уинстон уставился на нее.
– У тебя кто-то есть, я прав?
Теперь она уже не чувствовала себя в безопасности. Она двинулась к двери.
– Я вижу это по твоему лицу. – Он вздохнул так, что если бы она хоть немного ему верила, могла бы подумать, что он сдался. – Мне бы хотелось кое-что тебе подарить. Просто так, чтобы ты меня помнила.
Кто бы сомневался в том, что это правда.
– Пойдем со мной. Это в моей машине.
Ему наверняка очень хотелось, чтобы она села в его машину. Он искал возможность завладеть ею.
– Конечно, – ответила она, выходя на улицу.
Уинстона очень обрадовало то, что она согласилась. Эта часть плана тоже была согласована с полицией. Выйти на улицу. Идти строго прямо. Полицейский схватил ее и мгновенно оттащил в сторону.
Довольный тем, что Энжи согласилась пройти к его машине, Уинстон даже не успел заметить, как все произошло. В мгновение ока он оказался на земле. Потом его подняли.
Он попытался вырваться из рук полицейских, вытаращил глаза на Энжи. Задыхаясь от неутолимой злобы, взвизгнул:
– Я доберусь до тебя, тварь.
Энжи некоторое время смотрела на него. А потом вдруг запрокинула голову и рассмеялась.
– Неужели ты так ничего и не понял? Я тебя поймала. Ты проиграл.
А потом, чувствуя себя как никогда свободной и бесстрашной, повернулась и пошла прочь.
Теперь она достойна того, чтобы любить Джефферсона.
У Джефферсона зазвонил телефон. Он увидел номер звонившего и ощутил мощную волну облегчения. Он ждал этого звонка уже три дня.
И даже не мог работать. Не мог спать. Не мог есть. Фотографы приехали и уехали, а он почти не заметил их присутствия. Казалось, за всю свою жизнь он не испытывал такого гнетущего чувства собственной беспомощности, какое ощущал в последние несколько дней.
– Вы нашли ее? – нетерпеливо спросил он.
– Да, мы знаем, где она.
– Ей ничего не угрожает?
– О да.
Джефферсон почувствовал себя так, словно надолго задержал дыхание и теперь, наконец, мог выдохнуть свободно. Однако он не мог понять, как истолковать развязный тон частного детектива.
– Что вы хотите этим сказать?
– У нее все хорошо и даже лучше. Анжелика Уизерспун потрясающая женщина.
– Простите?
– Мне удалось найти ее с помощью нашего источника в полицейском управлении Калгари. Она сыграла центральную роль в полицейской операции. Они взяли ублюдка. И все благодаря ей.
– Что?
– Мой источник сказал, что за двадцать два года службы в полиции ни разу не видел, чтобы кто-нибудь так держался. Она вела себя невероятно спокойно, рассудительно, уверенно. Заманила его прямо в ловушку. Он больше никогда не сможет вдохнуть воздух свободы.
– Что она сделала? – переспросил Джефферсон. – Вы говорите об Энжи? Об Анжелике Уизерспун?
Детектив с большим удовольствием повторил свой рассказ, снабдив его дополнительными подробностями.
Джефферсон пытался совместить его с той женщиной, которая четыре недели назад появилась у него на пороге.
Но ничего не получалось.
Однако, подумав о том, какой стала Энжи за две недели, что они провели вместе, он понял: все, о чем рассказал детектив, правда.
Энжи оказалась храбрее, чем он мог подумать. И сильнее, чем сама себе могла вообразить.
И все же, когда он повесил трубку, его охватило унизительное чувство потери. Это было безысходное отчаяние человека, которому каким-то непонятным образом удалось прикоснуться к небесам и которого сбросили оттуда назад на землю.
Ее безрассудная храбрость напомнила ему о том, о чем он уже слишком хорошо знал. Жизнь переменчива. На этот раз все закончилось хорошо, но с одинаковым успехом могло повернуться иначе. Этот звонок мог принести весть о том, что он снова оказался несостоятельным. И снова не смог никого защитить.
Телефон зазвонил снова.
На экране мелькнуло имя Анжелики Уизерспун. Джефферсону ничего так не хотелось, как поговорить с ней. Накричать на нее за столь глупый поступок, сказать, чтобы она вернулась домой.
Домой.
Туда, где они оба обрели надежду и потеряли ее. Туда, где их поманил призрак любви, чтобы потом исчезнуть в темной озерной воде.
Джефферсон не стал отвечать на звонок. А когда снова включил телефон, чтобы прочитать оставленное Энжи сообщение, понял, что поступил правильно.
"Я тебя люблю".
Не дочитав остальную часть сообщения, снова отключил телефон. Она любила человека, который не мог ее защитить. Если бы он услышал, как она говорит эти слова, у него не хватило бы сил устоять. Он стал бы умолять ее вернуться и заполнить безнадежную пустоту, в которую превратилась его жизнь.
Вместо этого Джефферсон отключил телефон и отшвырнул прочь. Ему предстояло очень серьезное дело: доказать себе и ей, что он в состоянии обойтись без нее.
Чувствуя себя так, словно выполняет некую миссию, он отправился на кухню, открыл холодильник и вспомнил невероятно вкусное блюдо, которое Энжи готовила из куриной грудки. В первый день, когда она увидела его набор консервов, он по глазам заметил, что она испытывает к нему чувство жалости.
Но вот ведь какое дело. Джефферсон Стоун презирал жалость. За свою жизнь он слишком часто становился ее объектом. Родители. Бабушка с дедушкой. Хейли. Он больше не хотел, чтобы его жалели.
Наверное, над ним висело какое-то проклятие, обрекшее терять тех, кого он любил.
Его решимость остаться одному, не пускать никого в свою проклятую жизнь, окрепла. Если действительно хочет на обед курицу и кексы, он в состоянии сделать их сам. И не нуждается ни в Анжелике Уизерспун, ни в любой другой Брук Нельсон. Ему никто не нужен. Так спокойнее всего.
Джефферсон вернулся в кабинет, но только для того, чтобы взять планшет. Запустил поисковую программу и фыркнул себе под нос, прочитав, насколько просто приготовить куриную грудку в розмарине. До смешного просто. Вдохновленный этим успехом, он изучил рецепты кексов.
И вдруг пришло в голову, что он не знает, где стоят миски для готовки, да и вообще, есть ли они в доме. И не пора ли это выяснить.
Насвистывая себе под нос вовсе не "Джингл белл", Джефферсон с мрачной решимостью в очередной раз поклялся, что добьется абсолютной независимости.
Он нашел миски и кое-какие остатки необходимых ингредиентов. И начал сваливать все в кучу.
Энжи опустила телефон. Джефферсон не стал отвечать. Впервые с тех пор как она вернулась в Калгари, чтобы выследить Уинстона, ее охватил настоящий страх. Она посмотрела на часы. До Стоун-Хауса всего несколько часов езды.
Правда, велика вероятность, что он не захочет ее видеть. А вдруг между ними все кончено? Вдруг она не сможет вернуть ему веру в себя?
Однако Энжи сказала себе, что сейчас не время для проявления слабости и робости.