* * *
Значит, все-таки Астор! Он сам сделал ему этот кинжал на совершеннолетие. Выковал лезвие, вырезал рукоять из дерева тхаэ, нанес зарубки, чтобы она не скользила в ладони. Утяжелил корпус. Сбалансировал клинок… ‘Будь он проклят! Будь я проклят! Будь прокляты мы все!’
Кинжал, который он бросил, упал рядом с рыжей. Она без промедления взяла его и засунула за голенище сапога. Что ж… Оружие, потерявшее чистоту, выкупанное в братской крови, пусть остается у отступницы!
- Так что ты собираешь делать? - поинтересовалась она вновь, принимаясь за еду.
Он оглядел ее, пытаясь вспомнить там, в монастыре. Боевые монахини Богини сражались за жизни свои и сестёр, как дикие кошки. Лица мельтешили в смертельной пляске и не было возможности их запомнить - лишь рубящие и колющие удары, лишь бешеный блеск в глазах отступниц. Нет, он не помнил её!
Астор, Астор… У него, Викера ар Нирна, не будет спокойной старости, если он не посмотрит в глаза младшего брата и не спросит: ‘Почему? За что?’ Даже несмотря на известный ответ! Хотя, вполне возможно, до старости он теперь и не доживет…
- Ты собралась мстить? - вопросом на вопрос ответил он. - Иначе зачем преследуешь отряд?
Горькая ухмылка исказила привлекательные черты её лица.
- Мстить? Предлагаешь мне перебить около тридцати паладинов в броне, вооруженных до зубов? Видать, рассудок к тебе ещё не вернулся!
- Тогда что? - выслушав, спокойно спросил он.
Что толку собачиться? Кому и когда это помогало?
- Хочу вернуть кое-что, принадлежащее Фаэрверну…
Монастырская сокровищница! Ну, конечно! Благодарные за исцеление люди несли Великой Матери семейные реликвии, среди которых встречались редкие и дорогие штучки.
- Фаэрверна больше нет, - равнодушно заметил он, вновь принимаясь за трапезу.
Она неожиданно оттолкнула от себя тарелку. Резко встав, подошла к окну и застыла, глядя наружу. Невысокая, хрупкая, рыжие кудряшки рассыпались по плечам… Она казалась одинокой и потерянной, как ребенок, который потерял родителей. Её хотелось защитить, заставить позабыть о боли и горечи! Он поморщился. Воины Света обязаны защищать женщин, стариков и детей, подавать руку слабым. Что странного в его желании? Лишь только то, что относится оно к отступнице!
- Ты прав. Фаэрверна больше нет, но есть я! - донеслось от окна.
- Ты не справишься одна, - заметил он, среагировав на её слова быстрее, чем следовало. Но очень уж было неприятно слышать подобное и понимать, что вина лежит и на нем. Нет, все было сделано правильно! Но совесть, такая стерва, с которой не договоришься!
Она развернулась, откинула волосы с лица.
- Какая тебе разница, паладин?
Викер посмотрел на нее и жестом указал на тарелку.
- Сядь, монахиня. Я - Викер ар Нирн. Как зовут тебя?
- Ты спрашивал имена у всех моих сестер, которых потрошил?
- Нет. И не называл своего. И не предлагал им сделок…
- Ты собираешься предложить сделку мне? Отступнице? Великая Мать, куда катится этот мир?
- С миром все в порядке! Проблема с тем, кто пытался убить меня. Ты поможешь мне разобраться с ним, а я тебе - достать нужную вещь из обоза.
Рыжая вернулась за стол, села, и вдруг захохотала, как сумасшедшая, раскачиваясь на стуле и вытирая слезы.
- Как деликатно… Не украсть… Не забрать… Достать! Воины Света не воруют, да?
* * *
Одно дело знать, а другое - слышать из чужих уст констатацию факта. Фаэрверна больше нет. Нет каменной кладки, увитой девичьим виноградом, так волшебно пламенеющим по осени, нет библиотеки, в которой пахнет пергаментом, пылью и немного мышами. Нет кухни, по которой витают запахи яблочного сидра, доходящего теста и печева. Нет аптекарского садика с его ровными рядами целебных трав и кустарников, с оранжереей, полной экзотических растений, облюбованной ласточками. Нет алтаря Великой Матери, места, где я впервые заглянула в свое сердце и поняла, что нашла себя и то, чему собираюсь посвятить всю жизнь. Места, где я пыталась, но не смогла простить отца, но где обрела семью в лице мэтрессы Клавдии и сестер: смешливых, грустных, задумчивых, умных и не очень, болтливых и молчальниц, таких разных и таких родных.
- Ты прав. Фаэрверна больше нет, но есть я! - сказала я, напоминая не собеседнику, себе, как не вовремя терять голову и предаваться отчаянию и боли.
Кажется, он предложил помочь. А я думала о том, что они все мертвы! Моя семья! Мой Фаэрверн!
- С миром все в порядке! - грубовато сказал он. - Проблема с тем, кто пытался убить меня. Ты поможешь мне разобраться с ним, а я тебе - достать нужную вещь из обоза.
Сев за стол, попыталась осознать слова. И засмеялась, осознав. Нехорошая радость выдавливала слезы из сердца. Я смеялась и никак не могла остановиться. Все-таки судьба - шутница, раз свела меня с ним на кривой дорожке. Попасть в такую дурацкую ситуацию, ну надо же!
Какое-то время он наблюдал, а потом поднял мою кружку и выплеснул содержимое в лицо. Вода хлестнула пощечиной, проясняя рассудок.
С силой потерла щеки, стирая капли. Подняла на него мокрые глаза.
- Спасибо…
- Тебе это было нужно, - буркнул он, утыкаясь в тарелку. - Так что насчет сделки?
Я помолчала, доедая остывшую капусту. Что я теряю, повышая для себя степень опасности? Ведь у меня и так никаких гарантий выбраться живой из этой заварушки!
- И ты не предашь меня, когда мы их нагоним? Не ударишь в спину? Не сдашь своим? Прости, вынуждена уточнить…
- Нет, - одним словом он ответил на все вопросы. И так ответил, что я чуть было ему не поверила.
- Хорошо, - я откинулась на спинку стула. - Догадываешься, кто покушался на тебя?
Он покачал головой, отрицая:
- Не догадываюсь, знаю!
- Хочешь убить его?
Горечь на миг проступила сквозь правильные черты лица. Породистые черты потомка одного из древних родов Вирховена. Поговаривали, в таких еще течет кровь райледов - мифической расы, ушедшей во тьму времен. Райледы считались мифом, однако иногда встречались в моем мире артефакты, которые ему принадлежать не могли.
- Посмотреть в глаза, - ответил паладин, и я изумленно уставилась на него, когда поняла, что он не врет.
Посмотреть в глаза тому, кто ударил тебя в спину! Как ни пыталась мэтресса вбить в мою упрямую голову мысль о всепрощении, урок отца я помнила лучше: ‘Все имеет в этом мире цену, Тами. И платить надо равновесной монетой. Зуб за зуб. Глаз за глаз. Жизнь за жизнь!’ Жаль, сейчас у меня было не то положение, чтобы воспользоваться этим правилом. Будь моя воля, Первосвященник, избитый и вывалянный в грязи, умирал бы, медленно поджариваясь, на огне собственного алтаря! Но, увы, из всех возможностей воздействия на церковь Единого у меня был только мой боевой сармато. И немного дней простой человеческой жизни, отпущенных судьбой.
- Ты псих! - констатировала я. - А я - Тамарис, можно просто Тами. Доедай и ложись спать. Выезжаем до рассвета.
* * *
Спустя день мы миновали Кривой Рог. Накануне Викер молча сунул мне полновесный кошель с деньгами. Я тоже не сказала ни слова, но из городка мы выезжали на двух крепких коняшках, с сумами, полными припасов. Каурку отдала недорого какому-то крестьянину, чей вид и манера обращения с животиной вызвали у меня доверие. На гнедом Викера был приторочен мешок, в котором спрятали его доспехи. Рукоять своего меча от умело оплел кожаным ремешком, скрывая чеканку и позолоту. Пришлось купить перевязь - везти меч в мешке он отказался напрочь.
- Куда они направляются? - спросила я его, когда мы покинули Кривой Рог. Я шла по следу, но понятия не имела, куда он меня приведет.
- В столицу. Нам было приказано возвращаться сразу после Фаэрверна, не заезжая в другие монастыри.
- Вы ехали из столицы? - изумилась я. - Я думала, вы из Костерн-Хилла.
Костерн-Хилл был центром земли, в которой стоял мой монастырь. Большой отряд если и мог откуда прибыть, так только оттуда.
Викер пожал плечами.
- Мы выполняли приказ.
- Вы его выполнили, - желчно поправила я, - с честью, успешно и быстро!
Он ничего не ответил.
Солнце уже перевалило зенит, когда моих ноздрей коснулся запах дыма, тут же всколыхнув еще болезненные воспоминания о пожарище. Я пришпорила своего вороного, ощущая, как сжимается в тревоге сердце.
У дороги, в небольшой деревеньке сгорел один из домов. Когда мы подъехали, пожар давно погасили, но воняло знатно. Толпы не было, улицы казались на удивление опустевшими, дома - затаившимися.
Я спешилась, постучала в дверь дома, ближе всех стоящего к пепелищу.
- Кто вы и что вам нужно? - раздался мужской голос. Напряженный и испуганный.
- Кто-нибудь пострадал? - вместо ответа, спросила я. - Нужна ли помощь целителя?
Загремели снимаемые засовы. Дверь приоткрылась, из-за нее выглянул невысокий мужичок, в одной руке держащий ржавый солдатский меч, а в другой отлично наточенный охотничий нож.
В глубине дома слышались сдавленные рыдания.
Мужичок с подозрением оглядел моего спутника, который, спрыгнув с седла, удерживал поводья лошадей.
- Целитель не поможет, - вздохнув, тихо сказал он. - Мальчонка сильно обгорел. Помирает в страшных мучениях.
Оттолкнув его, я быстро прошла вглубь. Нужную комнатушку нашла по звукам плача, больше похожим на вой. У лежака, накрытого чистым полотном, сидела прямо на полу маленькая женщина и плакала, раскачиваясь, как безумная, ничего не замечая вокруг. Лицо ее от слез опухло до такой степени, что нельзя было узнать черты.
Откинула полотно и задохнулась от запаха горелой плоти. Маленькому почерневшему человечку, похожему на обгоревший корешок, было лет девять.
- Что здесь произошло? - послышался голос Викера из горницы.
Я уже не слушала ответных слов. Прикоснулась пальцами к вискам страдалицы, посылая ее в целительный сон - отдых ей был необходим. Приподняв её полегчавшее за последние сутки тело, пересадила на стул в углу. Опустилась на колени у кровати, заглядывая в запавшие закрытые глаза ребенка. Ради этих минут жили мои сестры и я. Жили ради жизни.
‘Бирюза и мёд твоих глаз, Великая Мать, тепло и сила твоих ладоней, да пребудут со мной! Дай мне возможность исцелить невинное дитя! Дай силу подарить ему долгую жизнь рядом с любящими людьми!’
Я наложила руки на область его солнечного сплетения. Пространство вспыхнуло огнем, опаляя мою кожу, сжигая мои волосы, выжигая мои глаза. Я дернулась и едва не закричала, как вдруг прохладные ладони коснулись разума, помогая не потерять сознание. Сила Великой Матери хлынула в меня студеной водой, поглощающей пламя. И время остановилось.
* * *
Большую часть пути ехали молча. Рыжая впереди, Викер - чуть позади. Молчание не напрягало его, скорее радовало. Он с удовольствием смотрел вокруг - на облака, на деревья, на солнечный свет, и все ему казалось каким-то новым и неизведанным - как ребенку. Вот так однажды сделаешь шаг за порог, намереваясь покинуть отчий дом навсегда, а потом передумаешь, развернешься. И будто что-то меняется в хорошо знакомом помещении. Все знакомо и незнакомо. Близко и далеко.
Запах дыма нарушил раздумья, заставил пришпорить коней. Пепелище посередине небольшой придорожной деревеньки казалось раной, нанесенной ей в самое сердце.
Тами, едва переговорила с хозяином и шагнула через порог, ушла туда, откуда раздавался плач, а Викер задержался в горнице, пытаясь выяснить, что произошло.
- Племяшку соседка в доме прятала, - без особой охоты поведал ему хозяин дома, то и дело поглядывая на опутанную кожей рукоять его меча, - а та монахиней была… Неподалеку отсюда обитель, до сих пор дымится. Так они всех в доме заперли, подожгли и уехали. Пока мы с соседями заднюю дверь ломали, почти все задохнулись, а мальчонка обгорел - балка горящая на него упала с потолка.
Викер слушал глуховатый голос и чувствовал, как встают дыбом волоски вдоль позвоночника. Одно дело - порешить отступника честным ударом меча. Другое - сжечь дом и людей в нем. Невинных людей! Когда отряд ехал в Фаэрверн, он, Викер ар Нирн, не сомневался в своей миссии. Монастырь - скверна Вирховена, чахоточная каверна, которую следовало иссечь из его тканей! Но при чем здесь обычные люди?
- Ты говоришь о паладинах? - все еще не веря своим ушам, уточнил он. - О паладинах Его Первосвященства?
- Тш-ш, господин мой! - испуганно замахал на него руками мужик. - Не произносите это слово всуе!
- Воины Света… - высокомерно начал Викер и осекся, натолкнувшись на стену льда в глазах собеседника.
Да, тот был испуган и подавлен. Но ненависть на миг открыто выглянула из его зрачков.
Викер обошел его, шагнул в комнату, где ранее скрылась Тами. И застыл на пороге, разглядывая обугленную плоть распростертого на лежанке ребенка и женщину с закрытыми глазами, тихо шепчущую молитву Великой Матери. Вокруг обоих струилось едва видимое сияние, завихряясь в районе головы, сердца и солнечного сплетения мальчика. Руки монахини, лежащие на обгоревшей коже, казались хрустальными, прозрачно пропускающими призрачный свет…
Ар Нирн зажмурился, развернулся и бросился прочь. Остановился лишь, выскочив во двор. Запрокинул голову к высокому небу. С запада заходили тучи - не иначе ночью пойдет дождь.
- Единый! - зашептал он. - Укрепи меня в вере моей! Дай не сойти с истинного пути, укажи на видимый обман! Боже… - перед глазами вновь встала изломанная фигурка на простыне, измазанной копотью, - вразуми…
Бог молчал. Единый молчал всегда, и в этом, так говорил Первосвященник в своих проповедях, была его сила. ‘Он верит в вас! Это лукавая Богиня отступников управляет ими, лишая воли! А вам, дети мои, дается выбор! Но помните, поступая по Его заветам, вы приближаете время Его явления пред лицами вашими! Время его земного царствия!’
- Лошадей бы надо распрячь, господин мой, - послышался рядом голос хозяина дома. - Целительница ваша быстро не управится с мальцом! Помоги ей Великая Мать, хотя бы подарила ему смерть покойную и без боли!
Давешние сомнения неожиданно оборотились в душе Викера яростным гневом.
- Мальчик выживет! - заорал он на побледневшего мужичка. - Выживет!
- Да я чего, - зашептал тот трясущимися губами, - я ничего! Только рад буду… Я к тому толкую, что вам придется у нас задержаться!
- Конечно, - буркнул уже успокоившийся Викер и бросил ему монету. - Это за постой. Распряги лошадей и напои.
И ушел за окраину деревни, бродить в перелеске между квадратами полей. Бродить, задавая себе бесконечные вопросы, ответа на которые так и не нашел.