* * *
Впервые эмоции в ореховых глазах показались ему не замутнёнными ни скорбью, ни ненавистью, ни иронией. Чистое изумление плескалось в них, чистое неприкрытое изумление.
- Ты? - воскликнула Тамарис. - Ты?!
- Я, - кивнул ар Нирн.
- А как же твоё желание разобраться с… тем кто покушался на тебя?
Он оценил её тактичность. Ей тогда, в минуту слабости, открыл имя Астора, но другим слышать его не стоило. Она и не сказала.
- Он никуда не денется от меня, - спокойно и горько ответил Викер. - Пока я отвезу Асси, здесь немного успокоится, и мне будет проще… посмотреть ему в глаза.
- Но я обещала помочь!
Паладин позволил себе слегка улыбнуться.
- Ты можешь сделать это после моего возвращения, Тами!
- Почему ты помогаешь? Как я могу верить тебе… после всего?
Ар Нирн молча смотрел на неё. Сейчас он был честен перед собой - да, поступал, как отступник, как еретик. Нужно было убить их всех - и монахиню, и её отца, а девчонку вернуть Первосвященнику. Именно так призывал поступать долг. Однако впервые за многие годы Викер ар Нирн слушал не его жестяной голос, а тихий голос собственного сердца. Голос, который говорил ему, что в ребёнке нет зла, а жизнь - ценнее, чем смерть… Голос говорил ещё много чего, но остальное Викер старался не слушать.
- Если ты предашь меня, ответишь жизнью, - пронзительно глядя ему в глаза сказала рыжая, - я приду за тобой даже с того света!
- Не предам, - покачал головой тот.
- Ата, - Тамарис посмотрела на отца, - помоги им выбраться из города и обеспечь корабль. И дай проводника мне, чтобы вывел за стены!
- Я - твой проводник, дочка! - тяжело вздохнул Стам. - В Фаэрверн ты едешь со мной… или не едешь вообще! - он посмотрел на своего ‘черного человека’. - Гас, забирайте девочку и дуйте в порт. Корабль ты знаешь… Пусть отчаливают, как только они будут на борту. Выдай парню все, что он скажет - деньги, оружие, документы. И отправляйтесь.
Тот кивнул и скрылся за дверью. Спустя мгновение заглянул обратно, поманил за собой Викера.
Тами коротко вздохнула. Так вздыхают люди, готовящиеся прыгнуть с обрыва.
- Я попрощаюсь с девочкой?
То ли вопросительно, то ли утвердительно посмотрела она на отца. Тот кивнул:
- Иди. А твой друг пока подберет одежонку и документы на себя и нее.
Еще раз взглянув на ар Нирна потемневшими глазами, Тамарис быстро вышла.
- Не доставишь девочку в нужное место или обидишь ее… - тихо и угрожающе начал Стам Могильщик.
- …Не утруждайся, - усмехнулся Викер, - я доставлю ее в Таграэрн и сдам на руки матери-настоятельнице. Даю слово.
Взгляды мужчин скрестились, как лезвия мечей, только что не лязгнули.
- А как ты познакомился с моей дочерью? - с подозрением поинтересовался Стам.
Викер пожал плечами.
- Это неважно. Но если тебе интересно, могу вкратце сказать: мы должны были убить друг друга, однако не убили.
Брови Стама с изумлением взлетели вверх.
- Моя дочь всегда добивается задуманного, имей в виду, - покачал головой он.
- Я не боюсь ее, - улыбнулся в ответ ар Нирн.
А внутренний голос неожиданно добавил: ‘Я боюсь за нее!’
* * *
Прежде чем отправится к Асси, я зашла в свою комнату, и набросала короткое письмо мэтрессе Таграэрна, матери Лидии. Используя кодовые выражения и перестановки слов, с виду ничего не значащие, описала ситуацию в Вирховене и судьбу девочки, просила укрыть и взрастить, как редчайший цветок, не потеряв ни лепестка. Если Файлинн так желал устранить Асси, значит боялся. И бояться ему было чего. Дела давно минувших дней не в добрый для него час восставали сегодня из прошлого!
Письмо не запечатывала, просто сложила вчетверо. Пусть читает, кто хочет, ведь, не владея искусством монашеской тайнописи его не прочитать верно.
Асси еще спала, когда я вошла. Остановилась у порога и засмотрелась на нее. На личике уже не было ни следа перенесенных страданий. Этот ребенок был прекрасен, странно, что там, в монастыре я не замечала, как она красива необычной, светлой какой-то красотой. У нее был высокий лоб, широко расставленные голубые глаза, сейчас прикрытые тонкими нежными веками, густые ресницы, маленькие нос и подбородок и губы, лукавым изгибом напоминающие охотничий лук. Казалось бы, все вместе эти черты должны были делать ее лицо простоватым и не очень привлекательным, но с Асси выходило наоборот. Стоя рядом, я любовалась ей: румянцем на щеках, прядями волос цвета старинного золота, необычным лицом, и чувствовала, как уходит напряжение из тела, а ощущение хождения по грани покидает разум. Пока Асси жива, пока цветет эта странная, неземная красота - надежда не потеряна!
Девочка улыбнулась во сне, потянулась, перевернулась на другой бок и сладко засопела. Так жалко было будить ее, но пришлось.
- Тебе придется уехать с Викером, - сказала я, когда она открыла, наконец, глаза, разбуженная мной, - оставаться в городе опасно - Первосвященник ищет тебя.
- Викер, это тот человек, что нес меня на руках из темноты? - спросила она, а я поразилась точности формулировки. Вместо ответа кивнула.
- А ты, сестра Тамарис?
Я обняла ее.
- Мне придется тебя оставить, Асси. Есть важное дело…
Ожидала слез, нытья, страха и отчуждения - всего того, что накрывает детей, когда они попадают в непривычную для себя обстановку, но ошибалась. Асси, выбравшись из моих объятий, спрыгнула с кровати.
- Я готова, сестра, - сказала она, - что мне нужно делать?
- Умывайся, - невольно улыбнулась я, столько решимости прозвучало в звонком голосе.
Спустя некоторое время мы с отцом провожали их, уходивших по крышам из Сонного квартала. Асси была одета, как мальчишка, лицо вымазано сажей, волосы убраны под платок, какой носили моряки. Переодевшийся Гас неожиданно оказался высоким и красивым блондинистым парнем со смешливыми карими глазами, а ар Нирна каким-то образом состарили, добавив морщин на лице и седины в волосы, одев в поношенную одежонку. Меч был скрыт плащом, в который паладин кутался, будто мерз.
- Великая Мать да поможет вам во всем, - сказал отец, прощаясь, и я порадовалась, когда не заметила в глазах ар Нирна досады на эти слова.
Наверное, мне тоже надо было что-то сказать. Но я лишь поцеловала Асси на прощание, провела ладонью по маленькой макушке, надеясь, что уже скоро она сможет не скрывать свои волосы под грубой тканью платка.
Когда они ушли, отец повернулся ко мне, спросил серьезно:
- Готова, Тами?
- Готова, ата. Как мы уйдем?
- Мы - низами, - засмеялся он. - Подтягивай сапоги повыше!
Покинув Ховенталь подземными ходами, как крысы, мы выбрались из какой-то лисьей норы неподалеку от городских стен. Отряхнулись и пошли к виднеющейся у дороги конюшне и уже спустя полчаса гнали лошадей на восток. В Фаэрверн.
* * *
Викеру ар Нирну плавать на кораблях как-то не довелось. Не было дел по ту сторону залива, он и учился, и службу проходил на родине, не рвался за ее пределы, хотя и прослужил долгое время в пограничном гарнизоне на севере, иногда совершая вылазки на территорию, полную враждебных племен, снежных львов и других опасных тварей.
Морское путешествие оказалось для него открытием и… мукой. Паладина укачивало до зелени в глазах, и как он ни пытался держаться прямо, смотреть гордо - все равно периодически выворачивало у лееров, даже когда выворачивать стало уже нечем.
Небольшой кораблик с грузом Вирховенского пива и эля резво несся по волнам, а Воин Света сидел на палубе, на связке каната, прижавшись затылком к мачте, и мечтал умереть. Как вдруг прохладная ладонь легла ему на лоб, принося облегчение.
Асси, излазившей уже весь корабль от верха до низа, качка, похоже, была не страшна.
- Дыши глубже, Викер, - серьезно сказала она, - давай, начинай!
Он с изумлением посмотрел на нее - в голосе ребенка прозвучал мягкий, но приказ.
- Ну же, - нахмурила бровки Асси, - давай, глубоко и редко.
Вторая ее рука легла на его голову. Маленькие пальцы массировали, надавливали на какие-то точки, и дурнота постепенно стихала. Скоро Викер с удивлением обнаружил, что тягучая, скручивающая тошнота отступила, а разум прояснился.
- Как ты это сделала? - воскликнул он.
Лукаво улыбаясь, она устроилась рядом, пошарила в кармане своей хламиды и протянула ему яблоко, подаренное кем-то из матросов.
- Съешь, - сказала, зевнув.
Прижалась головешкой к его плечу и моментально заснула.
Ар Нирн бережно обнял ее, накрыв полой плаща - по палубе бил свежий, хлесткий ветер, и задумчиво откусил яблоко. Асси была маленькой и теплой, как воробей. Сердце неожиданно защемило чем-то, ему неведомым. Сожалением ли? Желанием ли любви? Он никогда не думал о том, чтобы создать семью, родить детей. Все казалось - рано, да и какая семья, когда надо успевать творить добрые дела во славу Единого…
Взметнулись перед глазами языки пламени, копоть и брызги крови с лезвия меча. Добрые дела? Добрые?!..
Викер поморщился, доел яблоко и выкинул огрызок за борт. Как разобраться в себе? Как не рваться на части, а делать лишь то, что верно? Он взглянул на спящую девочку и окаменел. На него смотрело совсем другое лицо, невыразимое, прекрасное, и бледные губы шептали: не слушай богов, мальчик мой, слушай свое сердце! Паладин сморгнул, и пугающее видение исчезло. Асси мирно спала, все-таки ей надо было еще много спать, чтобы полностью восстановиться!
Плыли три дня. Дурнота более не докучала паладину, и он даже начал получать удовольствие от рассматривания синего сверху и снизу простора, белых шапок волн в своем бесконечном движении, редких птиц в вышине. К концу третьего дня птиц стало больше, а утром четвертого он, крепко держа Асси за руку, уже сходил на берег. Спустя еще два дня пути в почтовой карете они вышли на перекрестке и далее шли пешком по дороге, затерявшись в толпе паломников и путников, направляющихся в Таграэрн за советом, исцелением, учебой или мудростью. У ворот Викер передал письмо монахине привратнице - суровой старухе с боевой выправкой и потемневшим от времени сармато. Едва развернув письмо, она изменилась в лице и, кликнув одну из послушниц, что вместе с ней встречали прибывших, отдала письмо, приказав отвести Викера и девочку к матери-настоятельнице.
Мэтресса Лидия, к удивлению паладина, оказалась молодой и привлекательной женщиной. Пепельная коса толщиной в руку была короной уложена на голове, голубые глаза с бледного тонкого лица, которое явно не могло принадлежать простолюдинке, смотрели доброжелательно и серьезно. Ар Нирн, слегка поклонившись, молча передал письмо. От него не ускользнул взгляд, которым обменялись мэтресса и Асси. Таким взглядом обычно смотрели близкие родственники, давно потерявшие друг друга из вида и неожиданно обретшие. Это сильно удивило его, однако не Воину Света выказывать удивление, и он с холодным высокомерным лицом смотрел в окно, пока Лидия читала письмо. Когда она оторвала от бумаги взгляд, в ее глазах плескалось не изумление - высшая степень волнения.
Опустившись на колени, она развела руки, позвала Асси:
- Иди сюда, дитя!
Девочка бросилась к ней, словно к родной матери, и прижалась.
Лидия трясущимися руками стянула с нее платок, погладила по волосам, поправила спутавшиеся пряди. Посмотрела на ар Нирна.
- Великая Мать да благословит тебя за то, что ты сделал! - сказала она. - Чем Таграэрн может отблагодарить тебя за спасение этого ребенка?
Паладин пожал плечами. Благословение Сашаиссы - последнее, что ему было нужно в этом мире!
- Ничего мне не нужно, мэтресса, разве только… напишите пару строк той, что спасла и отправила сюда Асси. Я передам ей!
- Конечно, - улыбнулась мэтресса.
Лист бумаги был таким же - простым и незапечатанным, как и письмо Тамарис. Лидия передала его Викеру со словами:
- И передайте ей - знаки говорят…
- Что? - не понял тот.
- Просто скажите: ‘знаки говорят’. Слово в слово. Она поймет!
Ар Нирн кивнул, спрятал письмо, развернулся, готовясь уйти, как вдруг его обняли маленькие руки.
Пришлось оборачиваться и опускаться на колени, чтобы Асси могла поцеловать его в лоб. Ощутив ее прохладные губы на своей коже, Викер подумал, а смог бы он там, в Фаэрверне, всадить в нее меч. И с ужасом понял, что да, смог бы. Он не видел бы этих доверчиво распахнутых глаз, не замечал бы ее малого роста и слабости, не вдыхал бы аромат ребенка - чистый, незамутненный грехом, нежный… Он видел бы проклятую отступницу!
Викер встретился взглядом со взглядом мэтрессы и резко поднялся, ощущая, что краснеет. Эта молодая женщина с непростым лицом только что прочитала его, как открытую книгу, и все поняла. Она не боялась его, Воина Света, однако… сожалела!
Стыдливо поцеловав Асси в макушку, он вырвался из ее объятий и покинул Таграэрн, унося в сердце сожаление, природы которого понять не мог.
* * *
Мы ехали в Фаэрверн, не останавливаясь в населенных пунктах, ночуя в лесу неподалеку от дороги и не разжигая огня. Разговаривали мало, но эти несколько дней пути вернули то время, когда мы с отцом были близки и не ранили друг друга острыми словами.
- Знаешь, - призналась я ему в одну из ночей, когда моя голова лежала на его плече, а он обнимал меня ручищей, будто я до сих пор была маленькой девочкой, - ты был прав насчет того парня, а я ошибалась. Прости меня!
Признание далось мне с трудом, но я была рада, что сделала его. Жизнь в монастыре, путь целителя, путь бок о бок со страданиями человеческими, научили меня, что нужно не стыдиться признаваться в своих ошибках сейчас, сегодня, ведь потом может не быть шанса, даже несмотря на помощь Великой Матери!
Отец поцеловал меня в макушку.
- И ты прости меня, доченька, - сказал он. - Я так боялся тебя потерять, что оттолкнул собственными руками…
И дальше мы молчали полночи, разглядывая видневшиеся сквозь листву звезды, которые вдали от города казались такими яркими, что кололи глаза.
Запах гари ощущался уже за несколько часов до Фаэрверна. Отец встревожено поглядывал на меня, но во мне будто все заледенело. Будто не в монастырь я возвращалась, а в чужое, незнакомое поселение, сожженное после чумы.
За поворотом дороги показались покрытые копотью стены. Слава Богам, мертвой плотью не пахло, чего я очень боялась. Причина этого стала ясна, едва мы остановили лошадей в роще рядом с монастырем - свеженасыпанный холм земли. Братская, точнее, сестринская могила. Видимо, о мертвых позаботились жители окружающих деревень. Дождались, когда паладины отъедут подальше и справили обряд - на земле лежали уже подсохшие ветви березы и ив, венки из цветов, мешочки с пшеном. Нехитрые подношения людей, которым сестры помогали справиться с недугами и печалями.
Подойдя к могиле, я опустилась на колени и уткнулась лицом прямо в подсохшую землю. Любови не ведома ненависть, а ненависти ведома ли любовь?
‘Великая Мать, прости мне! Прости жажду убивать, скрючивающую пальцы яростной подагрой! Прости…’
‘Прости и ты, дитя…’
Самое филигранное из всех искусств человеческих - прощать! Ненависть, месть не отнимают столько сил, сколько оно…
Отец молча ждал. И видимо ждал бы столько, сколько мне было нужно. Казался окаменевшей фигурой рядом с лошадьми, тянущими морды к траве.
Я поднялась, смахнула землю с лица. Глаза были сухими.
- Пойдем, ата.
Он бережно обтер мое лицо краем рукава, и от этой нехитрой нежности у меня закололо сердце.
Осторожно зашли в разлом в стене, остановились, как лани в лесу, оглядываясь, принюхиваясь, только что ушами не прядали. Вокруг было тихо. Даже птицы не пели. Вернутся ли они сюда когда-нибудь?
Тайник Клавдии находился у ручья, протекавшего через монастырь. Там спускались к воде посадки картофеля и моркови, а на ту сторону был перекинут мост из трех бревен, крепкий добротный мост. Внутри одного из бревен находился сундучок с документами. Как следовало из письма мэтрессы, то были метрики на послушниц и монахинь, в которых указывались их имена, ближайшие родственники и адреса, а также истории их появления в Фаэрверне. Не указывались только даты рождения - считалось, что для служения Богине возраст значения не имеет.
Зайдя в ручей по колено, нащупала снизу на бревне потайной сучок, и сундучок упал мне в руки. Дерево, из которого он был сделан, пропитывалось специальным составом, защищающим бумагу от водных испарений.
- Ата, разведи костер, - попросила я, откидывая крышку.