Есть и Далтон, которая всегда приносит красивые и интересные работы, сделанные из кусочков других вещей. Сегодня она принесла человечка, созданного из ткани и бумаги, с камнями вместо глаз и семенами вместо зубов, зрелище красивое и страшное одновременно. - Ах, Далтон, - говорю я.
Она улыбается, и я наклоняюсь, чтобы разглядеть поближе. Я чувствую острый запах смолы, которую она использует, чтобы склеивать свои творения.
- Ходят слухи, - тихо говорит Далтон, - что кто-то собирается петь, когда стемнеет.
- На этот раз точно? - спрашиваю я. Мы слышали такие слухи и раньше. Но этого никогда не случалось. Стихи и поделки оставлять намного легче, нам не приходится стоять перед людьми и видеть их лица, когда мы предлагаем то, что имеем.
Далтон не успевает ответить, как кто-то дергает меня за локоть. Я поворачиваюсь и вижу знакомого архивиста. Мгновение я паникую - как он нашел Галерею? Затем вспоминаю, что архивисты это не Общество, и мы также не занимаемся здесь торговлей. Это место обмена.
Он вытаскивает что-то белое из подкладки своего пальто и протягивает это мне. Лист бумаги. Может, это сообщение от Кая? Или Ксандера?
Что Ксандер подумал о моем сообщении? Это были самые тяжелые слова, которые мне когда-либо приходилось писать. Я начинаю разворачивать бумагу.
- Не читайте это, - смущенно говорит архивист. - Не при мне. Вы не могли бы развернуть его попозже? После того, как я уйду? Там история, которую я написал сам.
- Конечно, - обещаю я ему. - Я прочту ее вечером. - Я не должна была делать вывод, что он только архивист. Конечно, он тоже имеет право внести свой вклад в Галерею.
- Люди приходят к нам и спрашивают, имеют ли их поделки хоть какую-то ценность, - говорит он. - Мне приходится уверять их в обратном. И я направляю их к вам. Только я не знаю, как вы называете это место.
На мгновение я колеблюсь, а потом напоминаю себе, что Галерея вовсе не тайна, ее невозможно спрятать. - Мы называем его Галереей, - отвечаю я.
Архивист кивает. - Вы должны быть осторожны, собираясь в группы, - говорит он мне. - Ходят слухи, что чума мутировала.
- Мы слышим об этом уже несколько недель.
- Я знаю, но когда-нибудь это может оказаться правдой. Вот почему я пришел к вам сегодня. Я должен был записать это, если у нас закончится время.
Я понимаю. Я уже выучила, - даже если бы не было чумы или мутации, - что времени всегда не хватает.
Вот почему я должна была написать Ксандеру все те слова, хотя это было очень сложно. Я должна была сказать ему правду, потому что времени так мало, и оно не должно быть потрачено на ожидание:
Я знаю, что ты любишь меня. Я люблю тебя, и всегда буду любить, но ничто не может длиться вечно. Нужно уметь переступать и шагать дальше. Ты говоришь, что согласен, что дождешься меня, но мне кажется, что ты против, и тебе нужно смириться с этим. Потому что мы слишком много ждали в нашей жизни, Ксандер. Не жди меня больше. Я надеюсь, что ты найдешь свою любовь.
Я надеюсь на это больше, чем на что-либо другое, может быть, даже больше, чем на свое собственное счастье.
И возможно, это означает, что я люблю Ксандера больше всего на свете.
Глава 16. Кай
- Куда мы полетим? - спрашивает Инди, поднимаясь на воздушный корабль.
Сегодня моя очередь управлять кораблем, поэтому я сажусь в кресло пилота.
- Как обычно, - отвечаю я, - не имею ни малейшего представления.
Как только Восстание набрало силу, мы перестали получать задания заранее. Я начинаю проверку оборудования. Инди помогает мне.
- Сегодня летим на старой модели, - говорит она. - Это хорошо.
Я согласно киваю. Мы оба предпочитаем летать на старых кораблях, они более маневренные, чем новые, и к ним испытываешь какие-то особенные чувства. А сидя в новом корабле, временами кажется, что это он управляет тобой, а не наоборот.
Все готово, и мы ждем только инструкций. Снова начался дождь, и Инди что-то напевает себе под нос, выглядя счастливой. Это веселит меня. - Хорошо, что нам приказали летать вместе, - говорю я. - Теперь ты не пропадаешь в казармах или столовой.
- Просто я была занята, - отвечает Инди и наклоняется ко мне. - Когда чума отступит, - спрашивает она, - не хочешь ли ты записаться на обучение в истребители?
Так вот почему я стал реже видеть ее: она планирует сменить профиль работы? Истребители, те, кто прикрывает с воздуха наши полеты, должны тренироваться годами. И, конечно же, их учат сражаться и убивать. - Нет, - отвечаю я. - А ты?
Прежде чем она успевает ответить, приходит план полета. Инди тянется к листкам, но я оказываюсь проворнее и перехватываю их, она по-детски показывает мне язык. Я вчитываюсь в пункты инструкции, и мое сердце пропускает удар.
- Что там? - спрашивает Инди, вытягивая шею, чтобы прочитать.
- Мы летим в Орию, - ошеломленно произношу я.
- Странно, - удивляется Инди.
Да, руководство повстанцев неохотно посылает нас в те провинции, где мы когда-то жили. Они думают, что мы попытаемся переправить груз тем, кого знаем, вместо того, чтобы распределить его среди нуждающихся. - Искушение слишком велико, - наставляют командующие.
- Ну, что ж, этот полет обещает быть интересным, - произносит Инди. - Говорят, что в Ории и Центре сосредоточено большинство людей, сочувствующих Обществу.
Я спрашиваю себя, кто же там еще остался жить, из тех, кого я знал. Семья Кассии переселилась в Кейю, а моих родителей куда-то увезли. Интересно, семья Эм все еще живет там? А что с Кэрроу?
Я не видел Ксандера с тех пор, как передал ему записку от Кассии. Через несколько дней после того, как я предложил Инди проникнуть за заграждения Камаса, Восстание отправило нас с доставкой лекарств. Мне кажется, у нее есть идеи насчет задания, но на все мои расспросы она пожимает плечами. - Возможно, они просто хотят посмотреть, сможем ли мы совершить посадку, - предполагает она, - ведь это один из самых сложных маневров в пределах города. - Но я вижу блеск в ее глазах, - значит, она что-то недоговаривает. Я беспокоюсь, но если уж Инди решила молчать, то расспросы продолжать бесполезно.
Нам удалось совершить посадку внутри заграждений, мы помогли Калебу перенести груз, и я передал послание Кассии. Приятно было снова увидеться с Ксандером, и он тоже был рад встрече. Интересно, как долго продолжалась его радость, после того как он заметил, что часть письма испорчена?
***
Основная часть полета, как обычно, происходит в небе.
Затем мы снижаемся. Я направляю корабль на заграждения. Хотя эти стены возвели при Обществе, Восстание оставило их на месте, чтобы оградить здоровое население от больных.
- Ория выглядит так же, как и остальные города, - разочарованно произносит Инди.
Я никогда не задумывался об этом, но она права. Это всегда была самая отличительная черта Ории: настолько совершенный ландшафт, в духе Общества, почти незаметный. Не как в Камасе, где в любой момент можно было сбежать в горы, или в Акадии, с ее скалистым побережьем Восточного моря, или в Центре, с его озерами. Средние провинции - Ория и Грандия, Брия и Кейа - выглядят, как близнецы.
За исключением одного пункта.
- У нас есть Холм, - рассказываю я Инди. - Ты увидишь его, когда мы подлетим ближе.
Я страстно желаю увидеть этот склон, поросший зелеными зарослями. Если уж я не могу увидеть Кассию, то этот Холм сейчас - вторая по важности вещь для меня. Ведь мы были там вместе с нею. Там мы прятались среди деревьев, и там впервые поцеловались. Я почти ощущаю, как ветер обдувает кожу, чувствую ее руку в моей руке. Я сглатываю комок в горле.
Но, когда мы делаем круг, готовясь к посадке в неверном свете сумерек, я никак не могу разглядеть, где же находится Холм. Инди первая замечает его. - Вон та коричневая махина? - спрашивает она.
И действительно.
Та голая, коричневая громадина и есть Холм.
Я начинаю снижать высоту. Мы приближаемся к земле. Деревья вдоль улиц становятся крупнее, земля мчится нам навстречу, здания, издалека бывшие типичными, сейчас легко узнаваемы.
В последнюю секунду я тяну штурвал на себя.
Чувствую, что Инди смотрит на меня. Ни разу за все месяцы поставок я не делал подобного маневра.
- Приземление было выполнено неверно, - докладываю я в микрофон. Такое случается. Это будет записано в мой табель, как ошибка. Но мне просто необходимо взглянуть на Холм еще раз, поближе.
Мы разворачиваемся и держим курс на Холм, летя на более низкой высоте, чем положено, чтобы лучше разглядеть.
- Что-то не так? - запрашивает один из истребителей.
- Нет, - отвечаю я. - Все под контролем.
Я увидел, что и предполагал. Обнаженная земля. Полностью выровненная. Выжженная. Уничтоженная. Холм выглядит так, будто на нем никогда и не росли деревья. С нескольких сторон земля обрушилась вниз, не удерживаемая более корнями живых растений.
Маленький кусочек зеленого шелка с платья Кассии больше не привязан к дереву на вершине Холма, и не выцветает под ветром, дождем и солнцем. Закопанные бумажки со стихотворениями выкопаны и многократно перекопаны.
Они убили Холм.
***
Я сажаю корабль. Слышу, как позади меня Калеб открывает люк и начинает выгружать кейсы. Я просто сижу и смотрю в никуда.
Я так хотел вернуться сюда вместе с Кассией. Желание было такое сильное, что я думал, оно уничтожит меня. Но прошло столько месяцев, и мы по-прежнему не вместе. Я опускаю голову на сложенные на штурвале руки.
- Кай? - спрашивает Инди. - Ты в порядке? - Она на секунду касается рукой моего плеча. Затем, не оглядываясь, спускается вниз, чтобы помочь Калебу.
Я благодарен ей и за то, что поддержала меня, и за то, что сразу же оставила в одиночестве. Но это не длится долго.
- Кай? - зовет Инди. - Пойди, погляди на это.
- Что там? - спрашиваю я, выглядывая через люк. Инди указывает на то место, где раньше стояли кейсы. Кто-то расцарапал металлическую обшивку корабля и разрисовал стены. Я тут же вспоминаю картинки в Каньоне.
- Они пьют небо, - говорит Инди.
Она права. На картинке нарисован не дождь, совсем ничего похожего на то, что я рисовал в городке. Нечто иное - расколотые куски неба падают на землю, и люди поднимают их и выжимают из них воду.
- От этой картины мне захотелось пить, - говорит Инди.
- Гляди, - говорю я, указывая на фигуру, спускающуюся с неба. - Как ты думаешь, кто это может быть?
- Конечно же, Лоцман, - отвечает она.
- Ты нарисовал это? - задаю я вопрос Калебу, появившемуся в проеме люка, чтобы забрать следующую порцию груза.
- Нарисовал что? - спрашивает он.
- Эти картинки на обшивке.
- Нет, - отрицает он. - Должно быть, это осталось от предыдущих бегунов. Я бы никогда не испортил то, что принадлежит Восстанию.
Я поднимаю следующий кейс.
Мы заканчиваем переносить груз и возвращаемся на корабль. Пока мы идем, Инди чуть отстает. Я оборачиваюсь и вижу, что она разговаривает с Калебом. Он мотает головой, но Инди наседает на него. Она задрала подбородок, и я точно знаю, как выглядят сейчас ее глаза.
Она что-то выпытывает у него.
Калеб снова трясет головой. Он весь напряжен.
- Расскажи мне, - доносятся до меня слова Инди. - Немедленно. Мы должны знать.
- Нет, - сопротивляется он. - Ты даже не пилот этого рейса. Отстань от меня.
- Зато Кай пилот, - настаивает она. - Посмотри, ему пришлось проделать этот путь, вернуться в свою родную провинцию. Ты хоть представляешь, каково ему сейчас? А если бы тебя заставили вернуться домой в Кейю, или где ты там еще жил? Он, по крайней мере, имеет право знать, чем мы занимаемся.
- Мы доставляем груз, - отвечает парень.
- Это не все.
Калеб обходит ее по кругу. - Если Лоцман сочтет нужным сообщить вам, - бросает он через плечо, - вы узнаете.
- Знаешь, ты всего лишь бегун, даже для Лоцмана, - говорит Инди. - Он не думает о тебе, как о сыне.
Калеб отступает на шаг назад, и я замечаю на его лице выражение ненависти к Инди.
Потому что она права. Она знает, на что надеется Калеб. Это заветная мечта любого сироты, работающего на Восстание - заставить Лоцмана испытывать гордость за него, и назвать его членом своей семьи. Такова мечта самой Инди.
***
Позднее, Инди находит меня на поле позади лагеря. Она садится рядом и делает глубокий вдох. Сначала я думаю, что она будет подбадривать меня, болтая о всякой ерунде, хотя у нее никогда не получались подобные разговоры.
- Нам стоит попробовать, - начинает она. - Мы могли бы сбежать в Центр, если ты так хочешь.
- Это не вариант, - говорю я. - Истребители собьют нас.
- Ты бы попытался, если бы меня не было рядом, - уточняет Инди.
- Да, - соглашаюсь я. - И Калеба. - Я давно покончил со своим эгоизмом, который когда-то твердил мне бросить всех на плато и взять в Каньон только Вика и Элая. Калеб - член нашей команды. Когда мы совершаем полет, я за него отвечаю и не могу подвергать риску даже его. Кассия не хотела бы, чтобы кто-то погиб в процессе ее поисков.
И если Лоцман говорит правду, то это не имеет значения. Чума под контролем. Скоро все наладится, я найду Кассию, и мы снова будем вместе. Мне хочется верить в Лоцмана. И иногда я верю.
- Когда мы тренировались в лагере, - продолжаю я, - ты хоть раз летала с ним?
- Да, - без обиняков отвечает она. - Тогда-то я и узнала, что он Лоцман, даже до того, как нам сказали об этом. Его полеты... - она прерывается, не в силах закончить предложение, затем ее лицо светлеет. - Это было похоже на те картинки, нацарапанные на обшивке корабля, - говорит она. - Я чувствовала себя так, будто я пила небо.
- Значит, ты веришь ему? - спрашиваю я.
Инди кивает.
- Но ты все равно рискнула бы полететь со мной в Центр.
- Да, - снова кивает она, - если это то, чего желаешь ты. - Она смотрит на меня так, будто пытается заглянуть мне в душу. Мне хочется увидеть ее улыбку. Эту замечательную, открытую, мудрую, невинную улыбку.
- О чем ты думаешь? - спрашивает она.
- Хочу увидеть твою улыбку, - говорю я ей.
И тогда она улыбается - неожиданно, с удовольствием, - и я усмехаюсь в ответ.
Ветер колышет траву. Инди наклоняется чуть ближе. Ее лицо сияет, невинное и полное надежды. У меня появляется ощущение, будто в сердце вонзился еще один шип.
- Что нам мешает полететь вместе? - шепчет Инди. - Тебе и мне? - Я едва слышу ее слова сквозь шелест травы, но понимаю, о чем она спрашивает. Подобный вопрос она задавала и раньше.
- Кассия, - поясняю я. - Я влюблен в Кассию, и тебе известно об этом. - В моем голосе нет и капли неуверенности.
- Я знаю, - и в ее голосе ни капли сожаления.
Когда Инди чего-то сильно хочет, она идет напролом.
Как и Кассия.
Инди вздыхает и делает движение.
Ко мне.
Ее руки зарываются в мои волосы, а губы прижимаются к моим губам.
Ничего похожего на Кассию.
Я отстраняюсь, задыхаясь. - Инди, - прошу я.
- Я должна была, - говорит она. - И мне не жаль.
Глава 17. Кассия
Кто-то проник в убежище архивистов, - я слышу звук шагов на лестнице. Я стою в главной зале вместе со всеми, и вслед за ними зажигаю свой фонарик. Фигура замирает в ожидании наших действий.
Как только я понимаю, кто это - девушка-торговец, которую я когда-то приводила сюда, - я выключаю фонарик. Но другие не двигаются. Девушка поймана в ловушку света, подобно мотыльку. Стоящий рядом архивист делает мне знак снова зажечь фонарь, и я подчиняюсь, слепо мигая, хотя яркий свет целиком направлен на девушку, стоящую в дверях.
- Самара Рурк, - произносит глава архивистов. - Тебе не позволено приходить сюда.
Девушка нервно смеется. На плече у нее висит большой рюкзак, и она немного сдвигает его.
- Не двигайся, - предупреждает глава архивистов. - Мы проводим тебя на выход.
- У меня есть разрешение торговать здесь, - возражает Самара. - И вы сами показали мне это место.
- Тебе здесь больше не рады, - отвечает глава. Она стоит где-то в тени, потом делает шаг вперед, направляя луч фонаря прямо в глаза девушки. Это территория архивистов, и они решают, кому остаться в тени и полумраке, а кого выставить на свет.
- Почему? - спрашивает Самара, теперь ее голос немного колеблется.
- Ты знаешь, почему, - отвечает архивист. - Ты желаешь, чтобы об этом узнал каждый из присутствующих?
Девушка облизывает губы. - Вы должны поглядеть, что я нашла, - говорит она. - Я обещаю, вам это понравится… - Она тянется к рюкзаку на плече.
- Самара - мошенница, - объявляет архивист, и в ее голосе слышится та же сила, что у Лоцмана. Слова эхом разносятся по всей комнате. Ни один фонарь не дрожит, и, прикрывая глаза, я все равно вижу их яркие пятна и нервное, ослепленное лицо девушки. - Один человек от своего имени дал Самаре вещь для торговли. Она принесла этот предмет сюда. Мы оценили его стоимость, приняли его, и дали предмет взамен, плюс небольшую вещь - вознаграждение торговцу. А затем Самара утаила оба предмета.
В мире предостаточно нечестных торговцев. Но обычно мало кто из них осмеливается совершать сделки с архивистами.
- Вы ничего не потеряли, - говорит Самара главе. - Вам все оплатили. - Ее попытка неповиновения причиняет мне боль пополам с сожалением. Что заставило ее пойти на такое? Ведь она, без сомнения, знала, что будет поймана. - Если кто-то и должен наказать меня, то это будет человек, которого я обокрала.
- Нет, - возражает глава архивистов. - Когда ты крадешь, то подрываешь нашу репутацию.
Три архивиста выключают фонарики и выступают вперед.
Мое сердце начинает биться быстрее, и я отступаю назад в тень. Хотя я и прихожу сюда довольно часто, но я не архивист. В любой момент мои привилегии, - которых гораздо больше, чем у других торговцев, - могут отменить.
Раздается щелчок ножниц, и глава архивистов отступает назад, поднимая вверх красный браслет Самары. Девушка побледнела, но выглядит невредимой, лучи фонарей по-прежнему направлены на нее, рукав куртки завернут, и на месте браслета освещается лишь обнаженное запястье.
- Люди должны знать, - разносится по комнате голос архивиста, - что они могут доверять нам, когда приходят торговать. То, что здесь произошло, подрывает все наши устои. Теперь нам придется возместить стоимость товара.
Присутствующие уже выключили свои фонарики, и остался только голос главы архивистов, - лицо же оказалось погруженным в тень. - Оплачивать товар за кого-то другого - это не совсем приятное занятие для нас.
Затем она резко меняет тон, и происшествие можно считать оконченным. - Все могут возвращаться к своим делам.
Я не двигаюсь с места. Кто станет утверждать, что я не поступила бы, как Самара, если бы в мои руки попало что-то очень ценное для человека, который мне дорог?
Потому что, я думаю, именно это случилось с ней. Не стала бы она рисковать ради самой себя.
Я чувствую прикосновение к локтю и поворачиваюсь, чтобы узнать кто это.