- И еще это означает, что вам не следует менять свой режим питания или окружающую среду, до тех пор, пока не выясните, что именно делает вас иммунами, иначе рискуете заболеть, - продолжаю я.
Она кивает.
- Наверно, добровольцам потребовалось много смелости, чтобы подвергнуть себя мутации, - говорю я.
- Да.
- Сколько людей живет в деревне? - интересуюсь я.
- Больше, чем ты думаешь, - отвечает Лейна. - Камни всё катятся.
Что она имеет в виду?
- Когда Общество начало сгонять Отклоненных и Аномалий в лагеря-приманки, - объясняет Лейна, - большинство из них стали убегать в эти места, каменные деревни. Слышал о них?
- Да, - говорю я, вспоминая Лей.
- А теперь мы все собрались в одной деревне, последней, - говорит Лейна, - ее называют Эндстоун. Мы объединили свои силы, пытаясь обратить свой иммунитет в ваше лекарство.
- Зачем? - удивляюсь я. - Что хорошего сделали для вас те, кто живет в провинциях?
Лейна смеется. - Особо ничего. Но Лоцман кое-что пообещал нам, если к его возвращению мы добьемся успеха.
- Что, например?
- Если мы найдем лекарство, - объясняет она, - он на своих кораблях доставит нас в Иные земли. Мы желаем этого так же сильно, как и он желает лекарство, поэтому сделка справедливая.
- И если выяснится, что наш иммунитет изменится с переменой места жительства, то нам, конечно же, захочется, из предосторожности, взять с собой и лекарство.
- Итак, Иные земли не сказка, - говорю я.
- Верно.
- А если вы позволите жителям провинций умереть, то получите корабли Лоцмана в свое владение, - продолжаю я. - Или дождетесь, когда все вымрут, ворветесь в их города и дома, и будете жить там.
И вдруг ее беспечная, обаятельная маска спадает с лица, и я замечаю под ней презрение. - Вы похожи на крыс, - говорит она с прежней любезностью. - Если большинство из вас и умрет, то оставшихся будет все равно больше, чем мы смогли бы побороть. Мы готовы оставить вас всех и уехать в те места, где вы не достанете нас.
- Зачем вы рассказываете мне все это? - спрашиваю ее. Мы только что познакомились, поэтому она еще не может доверять мне.
- Вам лучше сразу понять, какие потери нам грозят.
И я, наконец, понимаю. На карту поставлено очень много, и она не сможет и не захочет терпеть ничего, что поставит достижение ее цели под угрозу. Здесь нам придется быть начеку. - У нас общая цель, - говорю я. - Найти лекарство.
- Вот и отлично. - Она понижает голос и бросает взгляд на Кая. - Так, скажи мне, - спрашивает она, - когда он должен слечь?
Кай немного ускорил шаг. - Уже недолго осталось, - отвечаю я. Кассия возбуждена, она сияет просто потому, что Кай рядом с ней, даже несмотря на беспокойство о том, что он, возможно, болен. Интересно, стоило бы подцепить заразу, если бы я знал, что она меня любит? Если бы у меня была возможность поменяться с ним местами, сделал бы я это?
Глава 25. Кассия
Когда это происходит, все кажется неожиданным и замедленным в одно и то же время.
Мы идем по узкой тропе, когда Кай падает на колени.
Я приседаю около него, кладу руки ему на плечи.
Его глаза, не сфокусированные сначала, находят меня. - Нет, - говорит он. - Не хочу, чтобы ты это видела.
Но я не отвожу взгляд. Я мягко подталкиваю его, пока он не ложится на весеннюю траву, и поддерживаю его голову руками.
Его волосы мягкие и теплые; трава прохладная и молодая.
- Инди, - произносит Кай. - Она поцеловала меня. - Я вижу боль в его глазах.
Я знаю, я должна быть в шоке. Но сейчас это не имеет значения. Что важно здесь и сейчас: его глаза, которые смотрят на меня, мои пальцы, которые поддерживают его и касаются земли. Я уже хочу сказать Kаю, что это не важно, но потом понимаю, что для него это что-то значит, иначе он не сказал бы мне. - Все в порядке, - шепчу я.
Кай вздыхает, устало, но с облегчением. - Как в ущельях, - говорит он.
- Да, - соглашаюсь я. - Мы преодолеем их.
Ксандер тоже становится на колени. Мы все смотрим друг на друга, мои глаза на миг встречаются с глазами Ксандера, затем с глазами Кая.
Можем ли мы доверять друг другу? Можем ли оберегать друг друга?
По краю тропинки трава уступает место полевым цветам, некоторые из них розовые, некоторые синие, а какие-то красные. Ветер шевелит траву у наших ног, наполняя воздух чистым запахом цветов и земли.
Кай следит за моим взглядом. Я протягиваю руку, срываю один из бутонов и катаю его по ладони. Он уже созрел, приобрел оттенок и текстуру, я смотрю вниз и ожидаю, что моя ладонь окрасилась, но это не так. Бутон сохраняет свой цвет.
- Однажды ты сказал мне, - говорю я Каю, показывая ему бутон, а затем зажимаю его в его руке, - что красный - это цвет начала.
Он улыбается.
Цвет начала. На мгновение, перед глазами замелькали воспоминания. Редкий момент весной, когда и почки на деревьях и цветы на земле красные. Воздух холодит и согревает одновременно. Дедушка смотрит на меня своими яркими и решительными глазами.
Значит, весна. День красного сада, упомянутый дедушкой на микрокарте, был весной, когда и почки на деревьях и цветы красного цвета в одно и то же время. Я уверена в этом. Но о чем мы говорили с дедушкой?
Я уже не помню. Но я чувствую, как пальцы Кая переплетаются с моими, и думаю, что такой он и есть всегда: он дает мне что-то, когда большинство сказали бы, что осталось только отпустить.
Глава 26. Кай
- Кай, - говорит Кассия. Я думаю, что, если это последний раз, когда звук ее голос достигает моих ушей. Может ли неподвижный вообще что-нибудь слышать?
Я знал, что заболел, когда не смог сохранить равновесие на корабле. Моё тело не двигалось, когда инстинкт говорил, что я должен. Мои мышцы расслабляются, а кости уплотняются.
Ксандер стоит на коленях рядом со мной. Я мельком улавливаю его лицо. Он думает, что найдёт лекарство. Ксандер не слепой. Просто сильно верит. Чертовски больно видеть это.
Я оглядываюсь на Кассию. Её глаза прохладные и зелёные. Когда я смотрю в них, я чувствую себя лучше. Всего на миг боль приглушается.
И снова возвращается.
Теперь я знаю, почему люди не пытаются долго бороться.
Если я перестану бороться с болью, усталость победит, и это кажется предпочтительнее. Я лучше буду спать, чем ощущать боль. Чума была гораздо добрее, чем мутация, осознаю я. Чумы не приносила язв, которые, как я чувствую, образуются вокруг моего туловища и извиваются по всей спине.
Я вижу краткие красно-белые вспышки, когда жители перекладывают меня на носилки. Появляется другая мысль. Что, если ты поддашься усталости, позволишь себе стать неподвижным, а боль снова вернётся?
Кассия дотрагивается до моей руки.
В Каньоне мы были свободны. Не долго, но были. На ее коже был песок, а волосы пахли водой и песчаником. Кажется, я чувствую запах приближающегося дождя. Когда он прольется, буду ли я слишком далеко, чтобы вспоминать?
Хорошо сознавать, что Ксандер здесь. Когда я отключусь, она будет не одна.
- Ты прошла через Каньон, чтобы найти меня, - шепчу я Кассии. - Я же пройду через это испытание, чтобы воссоединиться с тобой.
Кассия сжимает одну мою руку. В другой я чувствую цветок, что она дала мне. Воздух в горах прохладен. Я могу сказать, когда мы проходим под деревьями. Свет. Тень. Свет. Почти приятно осознавать, что кто-то другой несет мое тело. Оно чертовски тяжелое.
А затем нарастает боль. Все вокруг становится красным, и это единственное, что я могу видеть - ярко-красный цвет перед закрытыми веками.
Рука Кассии исчезает.
Нет, хочу я закричать. Не уходи.
Вместо этого появляется голос Ксандера. - Главное, - говорит он мне, - чтобы ты помнил, что нужно дышать. Если ты не будешь прочищать легкие, то рискуешь подхватить пневмонию. - Пауза. Потом он добавляет: - Мне очень жаль, Кай. Мы найдём лекарство. Я обещаю.
Потом он уходит, возвращается Кассия, теперь её рука мягко пожимает мою ладонь. - То, что Лоцман цитировал на корабле, было стихотворением, которое я написала для тебя. Я, наконец-то, закончила его.
Она говорит мягко, почти напевает. Я дышу.
Чайная роза, плетистая роза, кружевная морковь.
Вода, река, камни и солнце вновь.
На холме и под деревом ветер резвится.
Никому не заметен, далеко за границей.
К тебе карабкаюсь во тьме,
А ждешь ли ты меня при звездах и луне?
Я буду ждать.
Несмотря ни на что, она будет помнить меня. Никто: ни Общество, ни Восстание, ни кто-либо другой - не сможет отобрать это у неё. Слишком многое случилось. И слишком много времени прошло.
Она будет знать, что я был здесь. И что я любил ее.
Она всегда будет знать это, если только сама не захочет забыть.
Глава 27. Ксандер
В деревне кипит жизнь. Повсюду снуют люди. Дети бегают по тропинкам и играют на огромном камне, установленном в центре деревни. В отличие от гладко обтесанных скульптур в парках Общества, этот камень шероховат и зазубрен в том месте, где отломился от склона горы много лет назад. Судя по всему, люди построили деревню вокруг него. Дети оборачиваются, чтобы посмотреть на нас, когда мы проходим мимо, и в их глазах приятно видеть любопытство, а не страх.
***
Лазарет представляет собой длинное деревянное строение на другой стороне площади. Зайдя внутрь, мы осторожно перекладываем Кая с носилок на койку.
- Вам обоим придется вернуться в исследовательскую лабораторию, нам нужно будет побеседовать, - объявляет Лейна Кассии и мне. Нас окружают деревенские версии врачей и медсестер, хлопочущих о неподвижных пациентах. Я провожу быстрый подсчет и прихожу к выводу, что Кай здесь - пятьдесят второй пациент. - Нам нужны сведения Ксандера о чуме и ее мутациях, и нам также нужна Кассия, чтобы исследовать собранные нами данные. Так вы принесете больше пользы. - Лейна улыбается, чтобы смягчить жесткость своих слов. - Мне жаль. Я знаю, что он ваш друг, но, на самом деле, лучший способ помочь ему…
- Это работать над поиском лекарства, - заканчивает Кассия. - Я понимаю. Но я уверена, у нас будут перерывы - сейчас и в дальнейшем, и мне бы хотелось навещать его.
- Спросите Сильвию, - говорит Лейна, указывая жестом на пожилую женщину, стоящую возле нас. - Я наблюдаю за ходом лечения в целом, а вот она заведует самим лазаретом.
- Я не возражаю, если вы будете приходить чистыми, в маске и перчатках, - произносит Сильвия. - На это будет интересно посмотреть. Всех остальных здесь некому навещать, поэтому есть вероятность, что он выздоровеет быстрее.
- Спасибо, - говорит Кассия, и ее лицо озаряется надеждой. - Я не хочу говорить ей, что На самом деле, разговоры с ними и бдения над ними, похоже, не приносят никакой пользы. Сам я продолжал разговаривать с пациентами, инстинктивно. И, возможно, подходящий человек смог бы сотворить из этого что-то полезное. Кто знает? Я надеюсь, что кто-то из помощников в медицинском центре разговаривает с Лей. Может, мне стоило остаться там?
Дверь с шумом открывается. Мы с Кассией испуганно поворачиваемся: через проем входит мужчина. Высокий и худой, как жердь, он пристально смотрит на нас проницательными темными глазами, которые выглядывают из-под кустистых белых бровей. Голова его гладкая, лысая и загорелая. - Где он? - требовательно спрашивает старик. - Колин рассказал мне, что сюда принесли одного больного, который слег не ранее, как час назад.
- Вон он, - отвечает Лейна, указывая на Кая.
- Почти вовремя, - говорит мужчина, подскакивая к нам. - Что я постоянно твержу Лоцману? Привозите ко мне тех, кто слег совсем недавно, и тогда у меня, возможно, появится шанс вернуть их.
Кассия не отходит от Кая. Она остается возле него, готовая защищать.
- Я Окер, - представляется мужчина, но не предлагает пожать руку. Он держит пластиковый пакет, полный жидкости, и его узловатые руки сжимают его так крепко, что он, того и гляди, лопнет. - Черт, застрял, - выругивается он и протягивает пакет Сильвии. - Забери его, только не сломай мне пальцы.
Сильвия вызволяет пакет из его хватки.
- Подключите его сейчас, - распоряжается он, кивая в сторону Кая. - Я только что приготовил раствор, он совсем свежий. Такой же свежий, как и он. - Смеется старик.
- Подождите, - вмешивается Кассия. - Что это?
- Это штука получше той, которую дает Восстание, - отвечает Окер. - Давай, - приказывает он Сильвии. - Живее!
- Но из чего она состоит? - допытывается Кассия.
Окер фыркает и сердито смотрит на Сильвию. - Проследи за этим. У меня нет времени оглашать весь список ингредиентов. - Он открывает дверь, толкая ее плечом, и покидает лазарет. Сквозь скрип закрывающейся двери слышны его быстрые шаги. Может его руки и скрючены артритом, но с ногами уж точно все в порядке.
- Он прав, - говорит Сильвия. - Поначалу мы использовали питательную смесь из провинций, которую доставлял Лоцман, но вскоре ее стало не хватать. Окер разработал собственную смесь для поддержания пациентов, и она оказалась эффективнее, с тех пор мы пользуемся только ею.
- А разве это нельзя сделать альтернативой традиционному лечению? - спрашиваю я. - Ведь больные из провинций получают совсем другие лекарства.
- Возможно, это изменится, - отвечает Сильвия. - Совсем недавно Окер поделился своей формулой с Лоцманом. И если у того все получится, то в провинциях будут применять новое лекарство.
- Что думаешь? - тихо спрашивает Кассия.
- Они действительно выглядят лучше, - говорю я. - Кожа нормального цвета. Погоди. - Я прислушиваюсь к дыханию одного из пациентов, его легкие, кажется, чисты. Прощупываю его ребра - селезенка, вроде, не увеличена.
- Думаю, Окер говорит правду, - отмечаю я. Жаль, что мы не узнали об этой формуле раньше. Может быть, она принесла бы нашим пациентам большую пользу.
Кассия стоит на коленях рядом с койкой Кая. Его лицо совсем серое, по сравнению с другими больными, хотя он стал неподвижным совсем недавно. И она замечает это. - Хорошо, - произносит она.
Сильвия кивает и подвешивает на капельницу пакет, принесенный Окером. Мы с Кассией вглядываемся в лицо Кая, ища в нем какие-то изменения. Как глупо. Мало какие лекарства действуют мгновенно.
Но раствор Окера действует. Уже через несколько минут цвет лица Кая улучшается. Я вспоминаю, что подобным образом действовало лекарство на заболевших первоначальной чумой.
- Выглядит слишком хорошо, чтобы быть правдой, - выдыхает Кассия. Она выглядит обеспокоенной. - Что, если ничего не получится?
- Нам особо нечего терять, - говоря я ей. - То, что производит Восстание в провинциях, все равно не действует.
- Ты хоть раз видел, чтобы кто-нибудь пришел в себя? - спрашивает Кассия.
- Нет, только не от мутаций.
Мы стоим еще одно долгое мгновение, наблюдая, как жидкость перетекает в вену Кая, и не решаемся посмотреть в глаза друг другу.
Кассия глубоко вздыхает и, кажется, сейчас заплачет. Но затем она улыбается. - Ксандер, - говорит она.
Я даже не пытаюсь остановить себя. Я наклоняюсь и крепко обнимаю ее, и она не сопротивляется. Это так приятно, что не хочется ничего говорить. Кассия прижимается ко мне, и я ощущаю ее дыхание.
- Ты в порядке? - спрашивает она.
- Все отлично.
- Ксандер, - спрашивает Кассия. - Где же ты был? Когда я плутала по ущельям, когда жила в Центре, чем занимался ты?
Я не знаю точно, что ей рассказать. Ну, я не карабкался по стенам каньонов, но я давал таблетки младенцам в дни Приветствия. И я брал образцы тканей у стариков на их Прощальных банкетах. Я нашел себе настоящего друга, но не смог защитить ее от болезни. И никто из тех, за кем я ухаживал, так и не пришел в себя.
- Нам нужно идти, - говорит Лейна. - Колин уже созывает народ, чтобы побеседовать с вами. Я не хочу заставлять их ждать.
- Я расскажу тебе позже, - с улыбкой обещаю я Кассии. - А сейчас главное найти лекарство.
Она кивает. Не хочется, чтобы она думала, будто я пытаюсь расквитаться с ней за все разы, когда она предпочитала хранить молчание о случившемся с нею. Странно осознавать, что сейчас она знает обо мне так же мало, сколько и мне было известно о ней за все эти месяцы. Она имеет полное право задавать вопросы.
Я больше не хочу, чтобы у нас были тайны друг от друга, ведь когда-то мы так хорошо дружили. Надеюсь, что поиски лекарства станут для нас началом.
***
- Не могли бы вы, - спрашивает один из сельских жителей, - привести некоторые специфические данные о том, как проходило лечение неподвижных?
Комната заполнена людьми. С первого взгляда непонятно, кого из присутствующих привез сюда Лоцман, чтобы помочь с лекарством, а кто является Аномалией-жителем деревни. Но несколько минут спустя я уже с большей уверенностью могу сказать, кто, в тот или иной момент, жил в Обществе.
Окер сидит на кресле у окна, его руки скрещены на груди, он внимательно слушает меня. Несколько сортировщиков готовы записывать информацию. Окер здесь единственный врач без датапода, за исключением меня.
Лейна замечает, что я разглядываю датаподы. - Их привез Лоцман, - объясняет она. - Они весьма полезны и более безопасны, чем мини-порты, которыми мы здесь запрещаем пользоваться. Я киваю. Датаподы могут записывать информацию, но по ним нельзя отследить местоположение.
- У меня есть данные о состоянии пациентов и ходе лечения обычной чумы и мутаций, - рассказываю я группе. - Я работал в медицинском центре с тех пор, как однажды ночью Лоцман появился на экранах портов и объявил о чуме.
- А когда ты ушел оттуда? - спрашивает кто-то.
- Сегодня рано утром.
Они все как один наклоняются вперед. - Серьезно? И ты до последнего работал над мутацией?
Я киваю.
- Великолепно, - говорит другой, и Лейна улыбается.
Врачи хотят знать все, что я могу вспомнить про каждого пациента: как они выглядели, их возраст, скорость распространения инфекции, через какое время они стали неподвижными, какие сопутствующие болезни прогрессировали быстрее, чем другие.
Когда я в чем-то не уверен, то рассказываю с осторожностью.
Но большую часть я помню. Так что я говорю, а они слушают, но при этом я очень желаю, чтобы Лей могла работать здесь со мной. Она всегда умела задавать правильные вопросы.
***