- Нет, конечно. Я входил в состав исследовательской группы в Обществе. При этой болезни происходило отложение белка в головном мозге. До нас многие ученые работали над этим проектом, но мы выяснили, как можно контролировать уровень выработки этих белков, и перекрыли им каналы. - Он наклоняется поближе, чтобы взглянуть на приготовленную мною смесь. - Так вот, отвечая на твой первый вопрос: разница в том, что я знаю, что делаю, когда готовлю лекарство. В отличие от Восстания. Я знаю, как можно удержать некоторые белки от мутаций и не позволить им накапливаться, так как эти процессы схожи с болезнью, которую мы излечили. И я знаю, что нужно делать, чтобы не допустить накопления тромбоцитов в селезенке, вследствие чего мы убережем пациентов от внутренних разрывов и кровотечений. Другое отличие в том, что я добавляю в свои растворы гораздо меньше болеутоляющих веществ.
Мои пациенты ощущают некоторую боль; но не страдание, а скорее дискомфорт. Это напоминает им, что нужно дышать. Таким способом вернуть их из комы более вероятно.
- Но хорошо ли это? - спрашиваю я. - Что, если они могут чувствовать всю боль от язв?
Окер фыркает. - Если они что-то чувствуют, то борются, - говорит он. - Если бы ты оказался в том месте, где нет боли, разве ты пожелал бы вернуться оттуда?
Он придвигает ко мне лоток с порошком. - Отмерь сколько нужно и перегони в раствор.
Я бросаю взгляд на инструкцию и высыпаю два грамма порошка в жидкость.
- Иногда я сам не верю себе, - бормочет Окер. Я не могу сказать, разговаривает он со мной или сам с собой, но потом он смотрит в мою сторону. - И вот я снова работаю над лекарством от этой проклятой чумы.
- Подождите, - говорю я. - Вы и первое лекарство разрабатывали?
Он кивает. - Общество знало о работе, которую мы проделали в отношении накопления белка. Они заставили мою команду создать лекарство от чумы. Перед тем, как Общество наслало болезнь на Врага, они хотели быть уверены в том, что у нас будет лекарство на случай, если чума вернется.
- Так Восстание лгало. У Общества действительно было лекарство.
- Конечно, было, - отвечает Окер. - Но недостаточно в случае пандемии, поэтому Восстание заручилось поддержкой народа, чтобы продолжить его производство. Но все равно Общество разработало лекарство первым. Держу пари, ваш Лоцман не упомянул об этом.
- Не упомянул, - соглашаюсь я.
- Я заплатил значительную сумму, чтобы сбежать сюда. Меня вывез ваш нынешний Лоцман. - Окер подходит к шкафу, чтобы отыскать еще что-то. - Это было до того, как он стал Лоцманом Восстания,- добавляет он приглушенным голосом. - Когда Восстание предложило ему стать их лидером, я предостерегал его, чтобы он не доверял им. Они - не повстанцы. Они - то же Общество, только под другим названием, им просто нужен ты и твои последователи, говорил я. Но он был так уверен, что это сработает. - Окер возвращается к столу. - А может, и не был уверен, - добавляет он. - Он хранил запись о том, что я нахожусь здесь, в Эндстоуне.
Значит, Окер был одним из исчезнувших, о которых мне рассказывала Лей. - Вас это беспокоило? - спрашиваю я. - Что он отслеживал ваше местонахождение?
- Нет, - отвечает Окер. - Я хотел покинуть Общество, и у меня получилось. Я не против того, чтобы время от времени чувствовать себя полезным. Вот. - Он протягивает мне датапод. - Прокрути для меня этот список.
Пока я делаю это, он ворчит. - Они что, не могут сузить круг поисков? Мы все пришли к выводу, что это как-то связано с окружающей средой. Да, мы едим все, что можем найти или вырастить. Это длинный список. Мы непременно найдем что-нибудь, что поможет им. Но это может случиться слишком поздно.
- Почему Лоцман не отвез вас в Камас или Центр? - спрашиваю я. - Это было бы лучшим местом для работы над лекарством. Вам могли бы доставлять запасы и растения с гор. В провинциях у вас был бы доступ ко всем данным, к оборудованию…
Лицо Окера непреклонно. - Потому что я согласился работать с ними только при одном условии, - говорит он. - Что я остаюсь именно здесь.
Я киваю.
- Уходя однажды, - говорит Окер, - ты не возвращаешься.
Его руки выглядят такими старыми, словно бумага, прикрывающая кость, но вены вырисовываются, полные жизни и крови. - Могу предположить, что у тебя есть еще один вопрос, - говорит он, и его голос одновременно раздражен и заинтересован. - Задавай.
- Лоцман рассказал нам, что кто-то загрязнил источники водоснабжения. Как вы думаете, это они создали мутацию? И то, и другое произошло настолько быстро. Похоже на то, что мутацию вызвали искусственно, так же как и вспышку болезни.
- Хороший вопрос, - говорит Окер, - но, держу пари, мутация появилась естественным путем. В природе регулярно случаются небольшие генетические изменения, но, если мутация не приносит пользу, она просто утрачивается, подавляемая другими, не мутировавшими вариантами. - Он указывает на другую банку, и я снимаю ее и откупориваю крышку. - Если же присутствует какой-то вид селективного давления, и мутация может принести пользу, то, в конце концов, она перерастает и замещает не мутировавшие формы.
- Об этом мне рассказывал один вирусолог из Камаса, - вспоминаю я.
- И он был прав, - отвечает Окер. - По крайней мере, на мой взгляд.
- Он также говорил мне, что, возможно, само лекарство сыграло роль селективного давления и вызывало мутацию.
- Возможно, - соглашается Окер, - но, если и так, я все равно не верю, что кто-либо спланировал это дело. Это было, как мы, живущие за пределами Общества, иногда говорим, невезение. Одна из мутаций оказалась невосприимчивой к лечению, и, как следствие, разрослась и прижилась.
Вот Окер и подтвердил. Это лекарство вызвало самую настоящую пандемию.
- Но я забегаю вперед, - говорит Окер. - Я еще не рассказал тебе, как именно работает вирус. Кое-что ты понял сам. Но самый лучший способ объяснить, - продолжает он сухо, - это обратиться к истории. Между прочим, к одной из Ста. Номер три. Ты помнишь ее?
- Да,- говорю я, и это действительно так. Я хорошо запомнил ее, потому что там имя девочки - Ксанта - звучит немного похоже на мое собственное.
- Расскажи мне ее, - говорит Окер.
В последний раз я пытался рассказывать что-либо Лей, и получилось не очень. Для нее я желал бы сделать все в лучшем свете. Но сейчас я попытаюсь снова, потому что Окер просит меня сделать это, и я думаю, это именно он найдет лекарство. Я стараюсь сдержать улыбку. Это произойдет.
И это сделаем мы.
- Это история о девочке по имени Ксанта, - начинаю я. - Однажды она решила, что не хочет есть свою собственную пищу. И когда доставили еду, она схватила овсянку отца и съела ее вместо своей. Но она была слишком горячая, и Ксанта весь день чувствовала себя больной, ее лихорадило. На следующий день она украла овсянку матери, но еда была слишком холодной, и Ксанта дрожала от холода. На третий день она съела свою собственную овсянку, и та оказалась такой, как надо. Девочка чувствовала себя хорошо. - Я останавливаюсь. Дурацкая, в общем-то, история, предназначенная для того, чтобы напомнить детям Общества, что они должны поступать так, как им велят. - Она продолжается в том же духе, - рассказываю я. - Девочка три раза поступает ненадлежащим образом, пока не осознает, что только Общество знает, что хорошо для нее.
К моему удивлению, Окер кивает. - Достаточно, - говорит он. - Ты забыл только ту часть, где говорится о ее волосах.
- Точно, - вспоминаю я. - Они были золотистые. Именно так переводится имя "Ксанта".
- В любом случае, это не имеет значения, - замечает Окер. - Важной является та идея, что что-то может быть слишком горячим, слишком холодным и в самый раз. Запомни, именно таким методом действует вирус. Думаю, он использует что-то наподобие стратегии Ксанты. Вирус не хочет, чтобы его мишени заканчивались слишком быстро. Он убивает организм, который заражает, но не может убить слишком быстро. Он должен иметь возможность вовремя перейти в другой организм.
- Значит, если вирус убивает все слишком быстро, - говорю я, - это слишком горячо.
- И если не перемещается в другой организм достаточно быстро, он умирает, - подхватывает Окер. - Слишком холодно.
- Но придерживаясь середины, он попадает в точку.
Окер кивает. - Эта мутация, - говорит он, - оказалась тем, что надо. И Общество с Восстанием, их действия, не являлись главной причиной. Да, они поспособствовали некоторым условиям. Но вирус мутировал сам по себе, как и другие вирусы до него. Чума периодически появляется на протяжении всей истории человечества, и этому не будет конца.
- Значит, мы никогда не будем по-настоящему в безопасности, - говорю я.
- О нет, мой мальчик, - уже мягче произносит Окер. - Можно назвать величайшим триумфом Общества то, что многие из нас когда-то поверили, что находятся в безопасности.
Глава 31. Кассия
Я должна пойти проведать Кая.
Я должна остаться здесь и работать над лекарством.
Когда я позволяю себе думать, то разрываюсь между двумя местами и теряюсь, погружаюсь в тревогу, ничего не достигая и никому не помогая. Так что я не буду думать, только не об этом. Я думаю о растениях и лекарствах и числах, я сортирую данные, пытаясь найти что-то, что вернет неподвижных в сознание.
Сравнивать списки не так просто, как кажется. Они включают не только названия продуктов, которые употребляли жители деревни и фермеры, но и частоту, с которой они расходовались; вид земли на которой выращивались растения или животные, и множество другой информации, которую нужно принимать во внимание. Просто потому, что что-то часто употреблялось, не означает, что оно обеспечивает иммунитет, тем более, что-то съеденное лишь однажды.
Люди входят и выходят - врачи изучают пациентов и возвращаются с докладами, Окер и Ксандер делают свою работу, сортировщики уходят на перерыв, Лейна заглядывает с проверкой.
Я уже привыкла к этой суете и перестала поднимать голову, когда слышу стук деревянной двери; я едва замечаю, когда внутрь проскальзывает горный ветерок и ворошит мои волосы.
***
Женский голос нарушает мою сосредоточенность. - Мы тут подумали о некоторых данных, - начинает она. - Я хочу убедиться, что мы включили их все в наш список.
- Конечно, - говорит Ребекка.
Что-то в голосе женщины кажется знакомым. Я поднимаю глаза.
Она выглядит старше, чем звук ее голоса, волосы совсем седые и заплетены в сложные косы, уложенные высоко на голове. У нее обветренная кожа и плавные движения рук, в которых она сжимает клочок бумаги со списком.
- Анна, - произношу я вслух.
Она поворачивается, чтобы посмотреть на меня. - Мы знакомы? - спрашивает она.
- Нет, - говорю я. - Извините. Просто я видела вашу деревню, и я знаю Хантера и Элая. - Я так хочу увидеть Элая. Но, поскольку я навещаю Кая и работаю над лекарством, у меня совсем нет времени, чтобы пойти поискать новое поселение фермеров, хотя и знаю, что оно недалеко от главной деревни. Меня охватывает чувство вины, хотя я не знаю, позволят ли мне Лейна и другие уйти, даже если я попрошу. Я нахожусь здесь, чтобы работать над лекарством.
- Ты должно быть Кассия, - говорит Анна. - Элай постоянно говорит о тебе.
- Да, это я. Скажите Элаю, что Кай тоже здесь. - Рассказывал Элай Анне о Кае? Из-за проблеска узнавания в глазах Анны, я думаю, что рассказывал. - Вот только Кай один из пациентов.
- Мне очень жаль, - говорит Анна.
Я стискиваю края грубо обтесанного стола, напоминая себе не думать слишком много о Кае, или я сломаюсь, и это будет вовсе не хорошо для него. - Хантер и Элай - они в порядке?
- Да.
- Я хотела прийти к ним... - начинаю я.
- Все нормально, - говорит Анна. - Я понимаю.
Ребекка чуть передвигается, и Анна понимает намек. Она улыбается мне. - Когда я закончу, я скажу Элаю, что ты здесь. Он захочет тебя увидеть. И Хантер тоже.
- Спасибо, - говорю я, все еще не веря, что встретила ее. Это же Анна, женщина, о которой я слышала от Хантера, и труды которой я видела в пещере. Когда она начинает зачитывать свой список, я не могу подстроиться под звуки ее голоса.
- Ночная лилия, - говорит она Ребекке. - Цветки амариллиса, но только в небольших количествах, они токсичны. Также по сезону мы использовали шалфей, собирали эфедру для чая…
Слова красивы, как песня. И я осознаю, почему мне знаком голос Анны. Он немного похож на голос моей матери. Я подтягиваю к себе бумажку и записываю названия, которые произносит Анна. Мама, наверное, уже знает некоторые из них, и она будет рада узнать и другие. Я спою их ей, когда принесу лекарство.
***
- А сейчас отдохни немного. - Ребекка вкладывает в мою руку завернутый в тряпицу кусок лепешки. Хлеб теплый, и от его запаха мой живот начинает урчать. Они здесь сами себе готовят еду. Как же это выглядит? Вот бы у меня было время, чтобы научиться и этому тоже. - И вот это, - добавляет она, протягивая мне фляжку с водой. - Поешь, пока будешь навещать его.
Ну, конечно, она знает, куда я пойду.
Спеша по тропинке в лазарет, я дышу лесным воздухом. Полевые цветы растут везде, где не ступает нога человека; фиолетовые и красные, синие и желтые. Облака, непоседливые и поразительно розовые, парят в небе над деревьями и пиками гор.
В этот момент меня посещает стойкое убеждение: мы сможем найти лекарство. Я никогда не чувствовала это так сильно.
Зайдя в лазарет, я сажусь рядом с Каем и смотрю на него, взяв его за руку.
Жертвы чумы не закрывают своих глаз. Хотелось бы мне, чтобы было иначе. Взгляд Кая плоский и серый; не тот цвет, который я привыкла видеть, - синий, зеленый. Я прислоняю руку к его лбу, чувствую гладкость кожи и основание кости. Кажется, он горячий. Может, началось заражение? - Он плохо выглядит, - докладываю я дежурному врачу. - Пакет с питательными веществами уже опустел. Вы не слишком сильно открыли капельницу?
Она проверяет свои записи. - Этому пациенту совсем недавно меняли пакет.
Я не двигаюсь. Что-то пошло неправильно, и вины Кая здесь нет. Через некоторое время врач встает и идет за новым пакетом, чтобы прикрепить к его трубке. Она кажется совсем измотанной. Дежурят всего лишь два врача. - Вам нужна дополнительная помощь? - спрашиваю я.
- Нет, - отвечает она резко. - Лейна и Окер настаивают, чтобы с неподвижными занимались только тех из нас, кто имеет медицинское образование.
После того как она заканчивает, я сажусь рядом с Каем и накрываю его руку своей, размышляя о том, как в нем бурлила жизнь на Холме, в ущельях и недолгое время в горах. А потом он ушел. Я думаю о том, как проводила время, разгадывая цвет его глаз, когда только влюблялась в него. Я узнала, что он изменчив, и его характер очень сложно описать.
Открывается дверь, и я поворачиваюсь, ожидая, что мне сейчас скажут, что мое время истекло и нужно возвращаться к работе. Но я не хочу уходить, и это странно. Когда я сортировала, то была уверена, что это самая важная вещь из всего, что я делаю. А когда я сижу здесь, то понимаю, что находиться рядом с неподвижными тоже очень важно.
Но это не посыльный из исследовательской лаборатории. Это Анна.
- Можно войти? - спрашивает Анна. После того как она вымыла руки и надела на лицо маску, она становится рядом со мной. Я встаю, готовая предложить ей мой стул, но она качает головой и садится на пол возле кровати. Странно смотреть на нее сверху вниз.
- Значит, это Кай, - говорит Анна. Он лежит на боку, и она смотрит в его глаза и дотрагивается до его руки. - Элай хочет видеть его. Думаешь, это хорошая идея?
- Не знаю, - отвечаю я. Будет неплохо, если Элай придет, потому что тогда Кай услышит еще один голос, который станет говорить с ним и звать его назад. Но будет ли это хорошо для Элая? - Вам виднее. - Это трудно произнести, но, несомненно, это правда. Я знала Элая всего лишь несколько дней. А она знакома с ним уже несколько месяцев.
- Элай рассказывал мне, что отец Кая был торговцем, - говорит Анна. - Элай не знал его имени, но он вспомнил, как Кай говорил ему о том, что его отец учился писать в нашей деревне.
- Да, - подтверждаю я. - Вы помните его?
- Да, - отвечает Анна. - Я бы не забыла его. Его звали Шон Финнау. Я помогала ему учиться писать его имя. Конечно, сперва он хотел выучить имя своей жены. - Она улыбается. - Он торговал для нее при каждом удобном случае. Покупал ей кисти, даже если не мог позволить себе краски.
Хотела бы я знать, слышит ли это Кай.
- Шон вел сделки и для Кая, - говорит Анна.
- Что вы имеете в виду? - спрашиваю я.
- Некоторые торговцы, бывало, сотрудничали с независимыми пилотами, - отвечает Анна. - С теми, что вывозили людей из Общества. И Шон однажды сделал это.
- Он пытался выторговать отъезд Кая? - спрашиваю я с удивлением.
- Нет. Шон провел сделку от чужого имени, чтобы доставить кое-кого, своего племянника, в каменные деревни. Конечно, мы, фермеры, никогда не содействовали подобным вещам. Но Шон рассказал мне об этом.
Я в смятении. Мэтью Маркхем. Сын Патрика и Аиды. Он не умер?
- Шон осуществил сделку без платы, потому что это было семейным делом - сестра его жены попросила. Ее муж знал, что Общество прогнило насквозь, и захотел вывезти своего ребенка. Эта сделка была чрезвычайно тонкой и опасной.
Она смотрит сквозь меня, вспоминая отца Кая, человека которого я никогда не встречала. Интересно, Каким он был? Очень легко представить его, как старшую, более безумную версию Кая: веселую, дерзкую.
- Но, - продолжает Анна. - Шон все отлично устроил. Он предположил, что Общество предпочтет побегу известие о смерти, и оказался прав. Общество сочинило целую историю, объясняя исчезновение мальчика. Они не хотели, чтобы распространялись слухи об исчезнувших, как их тогда называли. И они не хотели, чтобы люди думали, что могут сбежать.
- Он очень сильно рисковал ради своего племянника, - говорю я.
- Нет. Он делал это для своего сына.
- Для Кая?
- Шон не мог изменить свой статус в Обществе. Но он хотел лучшей жизни для своего сына, чем мог ему обеспечить.
- Но отец Кая был повстанцем, - отвечаю я. - Он верил в Восстание.