- Это случилось до того, как я познакомилась с твоим отцом. Но он рассказывал мне об этом эпизоде. - Мама делает паузу, прижимая ладонь к своей груди. Очевидно, что ей тяжело дышать без него, думаю я, что-то внутри все еще давит от этой потери. - Ваш отец говорил мне, что дедушка отдал тебе стихотворения, Кассия. Он также пытался дать их твоему отцу.
Теперь я не могу дышать. - Он сделал это? - шепчу я. - И папа читал стихи?
- Только один раз. А потом вернул их назад. Не захотел хранить у себя.
- Почему?
Мама качает головой. - Он всегда говорил мне, что причиной этому было то, что он был счастлив в Обществе. Он хотел, чтобы все были в безопасности, и был доволен тем, что предлагало Общество. Это был его выбор.
- Что сделал дедушка? - спрашиваю я. Я представляю, как дарю кому-то подарок, а потом получаю его обратно. Родители всегда дарят вещи, которые не нужны их детям. Дедушка пытался дать моему отцу стихи и рассказать ему о мятеже. А мои родители пытались обеспечить мне безопасность.
- Тогда-то они и поссорились, - продолжает мама. - Твоя прабабушка сохранила те стихи. Они олицетворяли собой бесспорное наследие мятежа. Но Абран считал это слишком опасным, твой дедушка брал на себя слишком большой риск. В конце концов, он согласился с выбором вашего отца. - Она убирает руку с груди и вздыхает еще глубже.
- Вы знали, что дедушка даст стихи мне? - спрашиваю я.
- Мы думали, что такое может произойти.
- Почему вы не остановили его?
- Не хотели отнимать у тебя право выбора.
- Но дедушка никогда не рассказывал мне о Восстании, - возражаю я.
- Я думаю, он хотел, чтобы ты нашла свой собственный путь, - с улыбкой произносит мама. - Он нашел свой путь в мятеже. Я думаю, именно поэтому он выбрал ссору с твоим отцом своим любимым воспоминанием. Хотя он и расстроился из-за этого, позже он понял, что твой отец проявил силу, выбирая свой собственный путь, и восхищался им за это.
Я понимаю, почему отцу пришлось исполнить последнюю волю дедушки - уничтожить его пробирку с образцом ткани, - даже если не был согласен с его выбором. Это была его очередь отдать свой долг: быть тем, кто уважает и чтит принятое решение. Отец распространил этот подарок и на меня. Я вспоминаю, что он сказал в своем сообщении: Кассия, я хочу, чтобы ты знала, я горжусь тобой за то, что ты делаешь, и за то, что ты оказалась более храброй, чем я.
- Вот почему Восстание не дало нам иммунитет к красной таблетке, - говорит мне Брэм. - Они думали, что наш отец слабак, что он предатель.
- Брэм, - упрекаю я.
- Я не сказал, что верю этому. Восстание ошибалось.
Я смотрю на маму. Она закрыла глаза. - Пожалуйста, - говорит она. - Проиграй до конца.
Я нажимаю кнопку на датаподе, и историк снова рассказывает.
- Его любимым воспоминанием о внуке, Брэме, было первое сказанное им слово. Этим словом было "еще".
Брэм слегка улыбается.
- Любимым воспоминанием о внучке Кассии, - говорит историк, и я наклоняюсь ближе, - был день красного сада.
И все. Датапод потухает.
Мама открывает глаза. - Вашего отца больше нет, - говорит она, ее губы дрожат.
- Да, - киваю я.
- Он умер, когда ты была неподвижной, - говорит Брэм. Его улыбка исчезла, голос звучит тяжело и печально из-за того, что ему приходится говорить эту ужасную новость.
- Я знаю, - говорит мама, улыбаясь сквозь слезы. - Он приходил попрощаться.
- Как? - удивляется Брэм.
- Я не знаю, - говорит она. - Но он приходил, когда я была в коме, я видела его. Он был со мной, а потом ушел.
- Я видел его мертвым, но не так, как видела ты, - говорит Брэм. - Я нашел его тело.
- О, нет, Брэм, - ее голос падает до шепота от страдания. - Нет, нет, - повторяет она и крепче обнимает моего брата. - Мне жаль. Мне так жаль.
Мама крепко прижимает к себе Брэма. Я отрывисто дышу, как дышат, когда боль становится слишком сильной, чтобы плакать, когда на слезы не остается сил, потому что ты пропитан болью, и если ты дашь ей выйти наружу, то она рискует уничтожить тебя. Я пытаюсь справиться с этим, но понимаю: ничто не сможет изменить тот факт, что моего отца больше нет, что он похоронен.
Мама смотрит на меня взглядом, полным мольбы. - Можешь принести мне что-нибудь, - просит она, - какое-нибудь растение?
- Конечно.
***
Я не знаю растения так хорошо, как моя мать, поэтому не уверена, что именно сорвала во внутреннем дворике медицинского центра. Это может быть сорняк, а может и цветок. Но я думаю, она будет счастлива всему - она просто хочет, нуждается в чем-то, что разбавит стерильность ее палаты и пустоту мира в отсутствии ее мужа.
Я сворачиваю фольгу, которую захватила с собой, в подобие кружки, нагребаю туда землю, и вырываю растение.
Его корни свисают вниз, некоторые толстые, другие настолько тонкие, что легкое дуновение ветра треплет их с той же легкостью, что и листья. Когда я встаю, мои колени запылились, а руки почернели от грязи. Я несу своей маме растение, потому что отца вернуть уже никак не могу. Теперь я понимаю, почему люди хотели иметь пробирки; я тоже отчаянно нуждаюсь в чем-то, за что можно держаться.
И вдруг, пока я стою здесь с корнями, сыплющими грязь на мои ноги, воспоминание о дне красного сада возвращается ко мне. Мама, отец, дедушка, образец его тканей, семена тополя, цветы, растущие в дикой местности и сделанные из бумаги, туго свернутые красные почки, зеленая таблетка, голубые глаза Кая. Я неожиданно получила возможность последовать за путеводной нитью красного сада, я могу принять его, присоединить к листьям и веточкам, окунуться с головой до самых корней.
Дыхание перехватывает, когда я вспоминаю.
Вспоминаю все.
***
Руки моей матери измазаны грязью, но я могу разглядеть белые линии на ладонях, когда она поднимает саженцы. Мы стоим в Питомнике со стеклянной крышей, и его испарения сталкиваются с прохладой весеннего утра.
- Брэм вовремя успел на учебу, - говорю я.
- Спасибо, что дала мне знать, - благодарит она с улыбкой. В те редкие дни, когда и она, и отец рано уходят на работу, мне полагается провожать Брэма на поезд в начальную школу. - Куда теперь пойдешь? У тебя есть еще немного времени до начала работы.
- Может, загляну к дедушке, - говорю я. Будет нелишне отвлечься от ежедневной рутины, ведь скоро состоится Банкет дедушки. Как и мой. Так что нам есть, что обсудить.
- Конечно, - соглашается мама. Она пересаживает саженцы из плошек, где они были посеяны рядками, в их новые дома, маленькие горшочки с питательным субстратом.
- Корней не так уж много, - замечаю я.
- Пока нет. Но потом их будет больше.
Я быстро целую ее и убегаю. Больше нельзя задерживаться на ее работе, нужно успеть на аэропоезд. Я встала пораньше вместе с Брэмом, и это дало мне немного свободного времени, но не достаточно.
Весенний ветер игрив, он толкает меня в одну сторону и тянет в другую. Он кружит в воздухе последние осенние листья, и мне становится интересно: если я спрыгну с платформы аэропоезда, поймает ли меня ветер и закружит?
Я не могу думать о падении, не подумав о полете.
Я могла бы взлететь, думаю я, если бы нашла способ смастерить крылья.
По дороге к станции я прохожу мимо заросшего Холма, когда слышу оклик: - Кассия Рейес? - спрашивает работница. Ее одежда на коленях заляпана грязью, как и у моей мамы, когда она погружается в работу. Совсем молодая девушка, на несколько лет старше меня, в руке она держит саженцы с длинными переплетенными корнями. Интересно, на посадку несет или выкорчевала?
- Да? - отвечаю я.
- Мне нужно поговорить с тобой, - говорит она. Из-за ее спины появляется мужчина. Они примерно одного возраста, и что-то подсказывает мне, что Они могли бы быть отличной Парой. Мне никогда не позволялось взбираться на Холм, и я оглядываюсь на буйно разросшийся лес за спинами рабочих. Интересно, каково это - побывать в таком диком месте?
- Нам нужно, чтобы ты отсортировала кое-что для нас, - говорит мужчина.
- Простите, - я возобновляю шаг. - Я сортирую только на работе. - Они не чиновники, и даже не мои начальники или руководители. Это не положено по протоколу, и я не буду нарушать правила ради незнакомцев.
- Это может помочь твоему дедушке, - говорит девушка.
И я останавливаюсь.
- Есть одна проблема, - говорит она. - Возможно, после всего он не сможет претендовать на сохранение образца его тканей.
- Нет, не может быть.
- Боюсь, что это правда, - кивает мужчина. - Есть доказательство, что он крал у Общества.
Я смеюсь. - Крал что? - спрашиваю я. Квартира дедушки практически пуста.
- Кражи произошли уже давно, - поясняет женщина, - когда он работал в библиотеке Реставрации.
Мужчина достает датапод. Он старый, но фотографии на экране четкие. Дедушка в молодости, держит в руках артефакты. Вот дедушка закапывает артефакты в лесной чаще. - Где это? - спрашиваю я.
- Здесь, - отвечают они. - На Холме.
Фотографии охватывают промежуток времени в несколько лет. Дедушка стареет, когда я прокручиваю их. Он занимался этим очень, очень долгое время.
- И Общество только сейчас обнаружило эти фотографии? - интересуюсь я.
- Обществу ничего не известно, - говорит женщина. - Мы бы хотели оставить все как есть, чтобы он отпраздновал свой Банкет и сохранил образцы тканей. Нам нужна твоя помощь, в противном случае мы выдадим его Обществу.
Я трясу головой. - Я не верю вам. Эти фотографии могли быть изменены. Вы могли их подделать. - Но мое сердце бьется быстрее. Я не хочу, чтобы дедушка попал в неприятности. И мысль о его образце тканей - единственная вещь, которая делает предстоящий Банкет более-менее переносимым.
- Спроси своего дедушку, - говорит мужчина. - Он скажет тебе правду. Но у тебя не так много времени. Сортировка, в которой нужна твоя помощь, состоится сегодня.
- Вы выбрали не того человека. Я еще обучаюсь. Я еще даже не получила окончательное назначение на работу.
Я должна их проигнорировать или донести на них Обществу. Но они выбили меня из колеи. Что, если они предоставят свою историю - правда это или нет - Обществу? Тогда безумная надежда наполняет мое сердце: если они сделают это, отложит ли Общество Банкет дедушки, пока будут заниматься расследованием? И мы ухватим для нас еще немного времени? Но потом я понимаю, что этого не случится. Общество проведет Банкет и возьмет образцы, как запланировано, а затем, если будет достаточно доказательств, они могут вынести решение уничтожить их.
- Нам нужна твоя помощь, чтобы добавить данные к сортировке, - говорит мужчина.
- Это невозможно, - отвечаю я. - Я обычно сортирую только существующие данные и не вношу ничего нового.
- Тебе не нужно будет ничего вносить. Все, что от тебя требуется, это прибегнуть к дополнительному набору данных и перенести оттуда некоторые данные.
- Это также невозможно. У меня нет соответствующих паролей. Я могу задавать только видимую на экране информацию.
- У нас есть код, который позволит тебе сделать любую выборку. Ты сможешь подключиться к главному компьютеру Общества, когда будешь сортировать информацию.
Я стою, слушая, чего они хотят от меня. Когда они заканчивают, я чувствую себя странно и запутанно, как будто ветер, в конце концов, поднял меня и заставил кружиться. Это действительно происходит? Сделаю ли я то, о чем они меня просят?
- Почему вы выбрали меня? - спрашиваю я.
- Ты подходишь по всем параметрам, сегодня у тебя состоится сортировка.
- К тому же, ты одна из самых быстрых, - добавляет женщина. - И самых лучших. - Затем она говорит что-то еще, что звучит как: И ты забудешь.
***
После того, как они заканчивают объяснять, что от меня требуется сделать, у меня остается совсем немного свободного времени. Но я все равно схожу на остановке рядом с квартирой дедушки. Мне нужно поговорить с ним перед тем, как определить направление своих действий. И люди из Питомника были правы: дедушка расскажет мне правду.
Он прогуливается в сквере, и когда видит меня, на его лице проскальзывают удивление и радость. Я улыбаюсь ему, но перехожу сразу к делу. - Мне нужно идти на работу, - говорю я. - Но есть кое-что, о чем мне нужно узнать.
- Конечно, что случилось? - Его взгляд становится пронзительным.
- Ты когда-нибудь, - спрашиваю я, - брал что-то, что тебе не принадлежит?
Он не отвечает. Я вижу вспышку удивления в его глазах. Не могу сказать, удивлен ли он вопросом или тем, что мне известно. Потом он кивает.
- У Общества? - шепчу я так тихо, что едва слышу саму себя.
Но дедушка понимает. Он читает по губам. - Да, - говорит он.
Глядя на него, я знаю: ему есть, что рассказать мне. Но я не хочу этого слышать. Я услышала достаточно. Если он признал даже это, тогда то, что они говорят, может быть правдой. Его образец ткани может быть в опасности.
- Я зайду попозже, - обещаю я, разворачиваюсь и бегу по тропинке, под деревьями, усыпанными красными почками.
***
Работа сегодня другая. Норы, моей наставницы, нигде не видно. И я не узнаю многих людей в сортировочном центре.
Чиновник берет на себя руководство залом, как только мы рассаживаемся по своим местам. - Сегодня будет немного другая сортировка, - объявляет он. - Экспоненциальный попарный отбор, включающий личностные данные из подгрупп Общества.
Люди из Питомника были правы. Они сказали, что именно этот вид сортировки я буду делать сегодня. И они выдали мне больше сведений, чем сейчас сообщает Общество. Та женщина упомянула, что данные будут использоваться для предстоящего банкета Обручения. Моего банкета. Общество обычно не сортирует, когда до банкета остались считанные дни. И еще люди из Питомника сказали, что некоторые из тех, кому положено находиться в базе данных Обручения, были намеренно не включены туда Обществом.
Сведения об этих людях находятся в базе данных Общества, но их не собираются направлять в базу данных Обручения. И если я сделаю то, о чем меня попросили, я изменю существующее положение вещей.
Мужчина и женщина сказали, что те люди тоже должны находиться в базе данных, что это нечестно исключать их оттуда. Так же, как нечестно будет уничтожить образцы тканей дедушки.
Я делаю это ради дедушки, но также и для себя. Я хочу найти свою настоящую Пару, со всеми включенными возможностями.
Когда я обращаюсь к дополнительным данным, и ничего не происходит, не звучит сигнал тревоги, у меня вырывается слабый вздох облегчения. Из-за себя, что меня еще не поймали, и из-за того человека, которого я вернула на законное место в базу данных.
Данные выражены в цифрах, так что я не знаю ни имен, ни чему вообще соответствуют эти цифры; я только знаю, какие цифры безупречно подходят друг к другу, потому что чиновник указал нам, на что нужно обращать внимание. Я не изменяю саму процедуру сортировки, лишь возвращаю данные в базу.
В Центре должны быть специальные сортировщики для этой процедуры. Но они используют не их, они используют нас. Интересно, почему. Я думаю о тех критериях, благодаря которым, как сказали рабочие Питомника, я отлично подхожу для этой работы.
Может, Общество руководствовалось теми же самыми критериями? Я быстра, я хороша в сортировке и я… забуду? Что это значит?
- Смогут ли они отследить, что это я внесла изменения? - спросила я людей из Питомника.
- Нет, - ответила женщина. - Мы проникли в протоколы Обручения и можем перенаправить твои выборки таким образом, что неверный идентификационный номер заменит твой. Если кто-то решит заняться расследованием, все будет выглядеть так, будто тебя там никогда не было.
- Но моя наставница узнает меня, - протестую я.
- Твоя наставница не будет присутствовать на этой сортировке, - говорит мне мужчина.
- А чиновники…
Женщина прерывает меня. - Чиновники не вспомнят имен или лиц, - говорит она. - Вы для них просто машины. Если мы заменим твой идентификационный код и фотографию на поддельные, они не смогут вспомнить, кто действительно был там.
Вот тогда я поняла, почему Общество не доверяет технике. Ее легко можно подменить и подтасовать данные. Как и людей, которым Общество тоже не доверяет.
- Но другие сортировщики…
- Поверь нам, - сказал мужчина. - Они не вспомнят.
Наконец, мы закончили работу.
Я отрываю взгляд от экрана. В первый раз мои глаза встречаются с глазами других людей, которые работали над этой сортировкой. Я нервничаю. Мужчина и женщина из Питомника ошибались. Сегодня все по-другому, необычно для всех сортировщиков в этом зале. Несмотря ни на что, я запомню других работников - эту девочку с веснушками, этого мужчину с уставшими глазами. И они запомнят меня.
Я чуть не попадаюсь.
- Пожалуйста, - произносит один из чиновников в центре зала, - извлеките красные таблетки из контейнеров. Не принимайте таблетку, пока мы не подойдем и не проконтролируем.
Зал синхронно вздыхает, но повинуется. Я кладу таблетку себе на ладонь. Годами я внимала слухам о красной таблетке. Но никогда не предполагала, что должна буду принять ее. Что случится, если я это сделаю?
Чиновник останавливается передо мной. Я колеблюсь, внутри нарастает паника.
- Давай, - говорит он, и я кладу таблетку в рот, а он наблюдает за тем, как я глотаю.
***
Во рту ощущается слабый привкус слез, я еду в аэропоезде без всякого понятия, как я здесь оказалась или что сегодня случилось.
Что-то не так, но я знаю, что мне нужно к дедушке. Я должна найти его. Это все, о чем я могу думать. О дедушке. Все ли ним в порядке?
- Где ты была? - спрашивает он, когда я прихожу.
- Работала, - я говорю это, потому что приехала с той стороны. Но я не могу сосредоточиться. Я не уверена, что именно случилось. Хотя, здесь я чувствую себя хорошо. Снаружи так красиво.
Это редкий момент весны, когда и почки на деревьях и цветы на земле красные. Воздух прохладный и в то же время теплый. Дедушка смотрит на меня ясным и решительным взглядом.
- Ты помнишь, что я сказал тебе однажды о зеленой таблетке? - спрашивает он.
- Да. Ты сказал, что я достаточно сильная, чтобы обходиться без нее.
- Зеленый сквер, зеленая таблетка, - говорит он, цитируя себя. - Зеленые глаза зеленой девочки.
- Я навсегда запомню тот день.