- Но этот день тебе вспомнить нелегко, - взгляд дедушки наполнен пониманием и сочувствием.
- Да, но почему?
Дедушка не отвечает, во всяком случае, прямо. - Была отличная фраза для по-настоящему незабываемого дня, - говорит он вместо этого. - Красный день календаря. Помнишь?
- Не уверена, - я сжимаю голову руками. В мыслях туман и полный разброд. Лицо дедушки выражает грусть и одновременно решительность. Во мне тоже начинает крепнуть решительность.
Я поворачиваюсь к красным почкам и цветам. - Или, - меня словно молнией пронзает мысль, - можно назвать это Днем красного сада.
- Да, - кивает дедушка. - День красного сада. День памяти.
Он наклоняется ближе. - Тебе будет сложно вспомнить. Даже память об этих минутах потускнеет со временем. Но ты сильная. Я знаю, ты вспомнишь все.
***
И я вспоминаю. Благодаря дедушке. Он крепко привязал день красного сада, подобно флагу, к моей памяти, так же, как мы с Каем привязывали полоски красной ткани, чтобы отметить препятствия на Холме.
Дедушка не мог вернуть мне все воспоминания, потому что я так и не рассказала ему, что я сделала, но он смог вернуть мне некоторую часть, помог узнать, что я потеряла. Дал подсказку. День красного сада. Я могу выстроить оставшиеся воспоминания по камешкам, которые приведут меня на другую от забвения сторону, помогут отыскать воспоминания на другом берегу реки памяти.
Дедушка верил в меня, и он предполагал, что я могу восстать. Я так и делала, сначала в мелочах, несмотря на то, что верила в Общество. Я думаю о том, как сделала игру для Брэма на его скрайбе, когда мы были маленькими. Как я рассердилась, когда проглотила тот кусочек пирога на банкете. Как Ксандер и я не рассказали чиновникам о том, что он потерял в бассейне свой контейнер с таблетками. Как мы нарушили правила из-за Эм, когда дали ей зеленую таблетку.
После того, что я узнала, я думаю, что ко мне в тот раз обратились повстанцы. Они угрожали дедушке, и я выполнила их просьбу. Я добавила людей в базу данных Обручения. Тогда я не знала, кем были эти люди. Я и предположить не могла, что они были Отклоненными.
И Восстание, и Общество использовали меня, потому что знали, что я все забуду.
Общество знало, что я забуду, что сортировала данные для банкета Обручения, и Восстание знало, что я не смогу предать их, если не вспомню, что я сделала. Лоцман даже упомянул об этом, когда вез нас в Эндстоун. - Ты помогала нам раньше, - сказал он, - хотя и не помнишь этого.
Но сейчас я вспоминаю.
Почему повстанцы заставили меня добавить Отклоненных в базу данных? Надеялись ли они, что это сработает как Реклассификация? Или они просто пытались подорвать власть Общества?
И почему Общество использовало меня и других сортировщиков в тот день? Неужели сортировщики из Центра уже тогда начали заболевать чумой?
Следом по цепочке всплывает другое воспоминание.
Я обручала и в другое время, в Центре.
Вот что случилось в тот день, когда я нашла записку в рукаве, где написала одно слово - помни.
У Общества начались проблемы из-за чумы. Они не могли понять, что делать с людьми, впадавшими в кому. Как долго Общество использовало людей, чтобы сортировать для банкетов, и давало нам красные таблетки, чтобы мы забыли поспешность, неорганизованность их действий?
Моя чиновница не знала, кто внес Кая в базу данных для Обручения.
Но мне это хорошо известно. В конце концов, я могу сортировать данные и анализировать их.
Это была я.
Я внесла его, не догадываясь об этом. А потом кто-то - я сама или кто-то другой в зале - соединил его, и Ксандера, в пару со мной.
Обнаружила ли это когда-нибудь моя чиновница? Смогла ли она предсказать это в качестве финального исхода? Пережила ли она вообще чуму и мутацию?
Из всех людей Общества, были ли Кай и Ксандер единственные, которые подходили мне больше всего? Заметило ли Общество, что у меня было две Пары, или они просто сделали ошибочное сохранение и пропустили этот случай? Или у Общества даже не было заготовленной процедуры для подобных нестыковок, они верили, что такое никогда не случится, доверяли собственным данным и своему убеждению, что существует только одна-единственная Пара для каждого человека?
Так много вопросов, и я, возможно, никогда не получу на них ответы.
***
Я не хочу слишком о многом расспрашивать свою маму сейчас, когда она только выздоравливает. Но она сильная, такая же, каким был мой отец. Теперь я понимаю, сколько мужества надо было иметь, чтобы выбрать такую жизнь, какую ты хочешь, что бы там ни происходило.
- Дедушка, - начинаю я. - Он был членом Восстания и он крал у Общества.
Мама берет у меня растение и кивает. - Да, - говорит она. - Он брал артефакты из библиотеки Реставрации. Но он крал у Общества не по просьбе Восстания. Это была его личная миссия.
- Он был Архивистом? - спрашиваю я, сердце уходит в пятки.
- Нет, но он торговал с ними.
- Почему? Что он хотел?
- Для себя ничего. Он организовывал вывоз Аномалий и Отклоненных из провинций.
Неудивительно, что дедушка так удивился, когда я рассказала ему о микрокарте и о том, что обручена с Отклоненным.
Он-то надеялся, что они все уже далеко и в безопасности.
Какая ирония. Дедушка пытался помочь этим людям, вывозя их из Общества. Я же внесла их обратно в базу для Обручения. Мы оба думали, что делаем правильные вещи.
Общество и Восстание использовали меня, когда я им была нужна, устраняли, когда была не нужна. Но дедушка всегда знал, что я сильная, всегда верил в меня. Он верил, что я могу обойтись без зеленой таблетки, что могу вернуть воспоминания после красной таблетки. Интересно, что бы он подумал, если бы узнал, что я также подверглась воздействию синей таблетки, и продолжала идти вперед.
Глава 57. Кай
- Есть наводка, - объявляет Лоцман.
Нет нужды спрашивать - Какая? Наводка всегда приводит к одной и той же цели - к потенциальному местонахождению цветка, из которого изготовляют лекарство.
- Где? - спрашиваю я.
- Отправляю координаты, - принтер на панели управления начинает выдавать информацию. - Это небольшой город в Сономе.
Родная провинция Инди. - Это рядом с морем? - спрашиваю я.
- Нет, - отвечает Лоцман, - в пустыне. Но наш источник был уверен в этом месте. Она вспомнила название города.
- И источник информации... - начинаю я, хотя думаю, что уже догадался.
- Мама Кассии, - заканчивает Лоцман. - Она вернулась.
***
Заходя с востока, вдалеке от города я вижу длинный участок полей, на котором перекопана вся земля. Сейчас утро. На землю полей выпала роса, и они сверкают, словно маленькое море, на которое обрушились лучи солнца.
Не теряй надежды, говорю я себе. Мы думали, что увидим лекарственные поля, но там оказалось лишь несколько цветков.
На ум приходят строки из стихотворения Томаса:
Хоть мудрый знает - не осилишь тьму,
Во мгле словами не зажжешь лучей -
Борись, борись, не уходи безропотно во тьму.
Возможно, это был наш последний шанс зажечь свет, последний шанс, чтобы вылечить значительное количество людей, прежде чем их болезнь перейдет в последнюю стадию. А теперь вся наша борьба - наши полеты, сортировка Кассии, лекарство Ксандера - уйдет во мглу.
Два корабля приземлились на окраине поля.
Внешне я ничем не проявляю свое замешательство и начинаю снижать высоту. Но внутри каждый раз мелькают мысли, когда я вижу замершие в ожидании другие корабли. Кто их пилоты? В настоящее время Общество выглядит бездействующим, а Лоцман и его мятежники поднялись на вершину власти благодаря лекарству, привезенному с гор. Его люди следят за порядком; под их надзором рабочие распределяют остатки пищевых припасов. Здоровые люди отсиживаются в своих домах, иммуны помогают ухаживать за неподвижными, в городах установлено некое подобие порядка.
Теперь Лоцман пользуется достаточным уважением пилотов и офицеров, владеет ситуацией, поэтому Общество оттянуло свои силы из Восстания, позволив им заниматься поисками цветов для лекарства. Но когда-нибудь Общество вернется. И однажды людям придется решить, чего они хотят.
Но вначале нам нужно вылечить их.
Я сажаю корабль на длинную пустынную дорогу, рядом с другими кораблями.
Лоцман идет мне навстречу, а на расстоянии я замечаю аэромобиль, парящий в воздухе ближе к городу.
- Офицеры думают, что они нашли кого-то, кто сможет нам помочь, - говорит Лоцман. - Человека, который знал того, кто засеял эти поля и готов об этом поговорить.
Мы пересекаем заросшую травой канаву, разделяющую поле и пыльную дорогу. Эта территория ограждена забором из колючей проволоки. Но я уже почти угадываю лилии.
Растущие под необычным углом, они выглядывают из холмиков и долин, покрытых грязью, они здесь - белые цветы, размахивающие рекламными заголовками о лекарстве.
Я тянусь через проволоку и разворачиваю один цветок к нам; его форма совершенна. Три изогнутых лепестка составляют цветочную чашечку с красными прожилками внутри.
- В прошлом году Общество вспахало поля, - говорит человек из города, подходя к нам сзади. - Но этой весной они снова взошли.
Он качает головой. - Я не знаю, кто из нас хотя бы заметил или подумал прийти сюда, болея чумой.
- Эти луковицы можно употреблять в пищу, - говорит Лоцман. - Вы знали об этом?
- Нет.
- До того, как Общество распахало эти поля, кто засеивал их? - спрашивает Лоцман.
- Человек по имени Джейкоб Чайлдс, - отвечает мужчина. - Я не должен был помнить, что поля распахали, но я помню. И я не должен был помнить, что они увезли Джейкоба. Но они увезли его.
- Нужно организовать тщательный сбор луковиц, - говорит Лоцман. - Можете помочь нам с этим? Знаете ли вы людей, которые были бы готовы поработать?
- Да, но их мало. Большая часть больны или прячутся.
- Мы подключим своих людей, - говорит Лоцман. - Но нужно приступить к работе немедленно.
Легкий ветерок теребит лепестки. Они как маленькие волны, танцующие в зеленом заливе травы.
***
Несколько дней спустя я возвращаюсь после доставки очередной партии лекарства в Центр, когда из динамика снова доносится голос Лоцмана. Его голос пугает меня, так же как и выбор времени, когда он выходит на связь - знает ли он, что я задумал? Мой полет не должен был насторожить его. Маршрут, назначенный мне, был идеален, максимально близок к тому месту, где мне необходимо побывать и сделать то, что я должен.
- Нет никаких записей о человеке по имени Джейкоб Чайлдс, - говорит Лоцман. - Он просто исчез.
- Это не удивительно, - отвечаю я. - Я уверен, что Общество, нисколько не мешкая, отправило его на реклассификацию и смерть.
- Я также попросил людей заняться поисками Патрика и Аиды Маркхем, - продолжает Лоцман. - Их нет ни в каких базах данных, ни Общества, ни Восстания.
- Спасибо, что нашли время поискать, - благодарю я. Очень многие хотят знать о своих семьях, но наши ресурсы слишком ограничены, чтобы заниматься поисками, даже через базу данных.
- Я не могу сейчас разрешить тебе искать их. Нам все еще нужны ты и твой корабль для доставки лекарства.
- Я понимаю, - отвечаю я. - Буду искать их в свободное время.
- В данный момент у тебя нет никакого свободного времени. Твои часы отдыха предназначены именно для отдыха. Мы не можем позволить тебе летать изнуренным.
- Я должен найти их, - настаиваю я. Я обязан им всем. Через Анну я узнал, что Патрик и Аида торговали и жертвовали даже большим, чем я изначально думал. Я спрашиваю Лоцмана о том, о чем никогда не спрашивал раньше. - Неужели нет никого, кого нужно найти тебе?
Я зашел слишком далеко. Лоцман не отвечает.
Я смотрю вниз на темную землю, и яркие огни попадают в поле моего зрения, именно там, где им положено быть.
В течение нескольких недель, пока я летал за лекарством, я останавливался в каждой провинции Общества по нескольку раз.
Кроме Ории.
Лоцман не позволяет никому из нас приземляться в тех провинциях, откуда мы родом, иначе мы отыщем там слишком много знакомых людей, и появится соблазн изменить порядок доставки лекарства.
- Были такие люди, - наконец отвечает Лоцман. - Но я знал, где их найти. А тут все равно, что искать иголку в стоге сена. Ты даже не знаешь, с чего начать. Это займет слишком много времени. Сейчас. Но позже ты сможешь.
Я не отвечаю ему. Мы оба знаем, что позже часто означает слишком поздно.
Лекарство работает, так же как и сортировка Кассии, которая докладывает нам, куда двигаться дальше. Так мы спасаем оптимальное число людей. Она высказывает свое мнение, как мы должны поступить, компьютеры и другие сортировщики подтверждают ее решение - ее ум так же хорош и ясен, как все лучшее в этом мире.
Но мы не можем спасти всех. Около одиннадцати процентов неподвижных не возвращаются совсем, другие пациенты умирают от инфекций.
Я иду на снижение.
- Кажется, я ясно дал понять, что ты не можешь искать их сейчас, - говорит Лоцман.
- Да, - отвечаю я. - Я не позволю людям умирать, охотясь за невозможным.
- Тогда что ты делаешь? - снова спрашивает Лоцман.
- Мне нужно приземлиться здесь.
- Их нет в Ории. Кассия сочла крайне маловероятным, что они находятся в пределах этой провинции.
- Она рассчитала наивысшую вероятность, что они умерли в Отдаленных провинциях, - говорю я. - Не так ли?
Лоцман замолкает на мгновение. - Да, - отвечает он.
Я кружу до тех пор, пока не нахожу хорошее место для посадки. Пролетая над Холмом, я раздумываю, где сейчас зеленый шелк от платья Кассии - маленькое рваное знамя, полоскавшее под небом, теперь похоронено в земле. Или выгорело на солнце. Его смыло дождем. Унесло ветром.
- Ория все еще нестабильна, а ты слишком важен, - говорит Лоцман. - Тебе нужно вернуться.
- Это не займет много времени, - повторяю я, заворачивая корабль на посадку. Это судно не похоже на корабли Лоцмана. Оно не может переключиться на режим пропеллеров и сесть точно по месту.
Улица вряд ли будет достаточно протяженной для посадки, хотя мне известен каждый ее метр. Я ходил по ней все эти годы. С Патриком и Аидой, и они всегда держались за руки.
Колеса ударяются о землю, металлические подкрылки раскрываются, создавая сопротивление и замедляя ход корабля. Дома проносятся мимо, и как раз в конце улицы я успеваю остановить корабль. Через лобовое стекло я могу заглянуть в окна некоторых домов, если, конечно, они не закрыты ставнями.
Я выбираюсь из корабля и двигаюсь так быстро, как могу. Мне нужно пройти всего несколько домов. За цветами в садах никто не ухаживает, они выглядят дикими и заброшенными. Я останавливаюсь у двери дома, где раньше жила Эм. Окна разбиты. Я заглядываю внутрь, но дом пуст, и, судя по всему, уже давно: пол устилают листья. Наверно, их принесло ветром из другого городка, ведь у нас деревьев больше нет.
Я продолжаю свой путь.
Когда я был в коме, я слышал, что Анна рассказывала о моих родителях, о Патрике, Аиде и Мэттью.
Мать с отцом не могли уберечь меня. Поэтому, умирая, они отправили меня поближе к Обществу, и надеялись, что это сработает. Патрик и Аида приняли меня и полюбили, как родного.
Я никогда не забуду крики Аиды и лицо Патрика, когда чиновники забирали меня, или как они пытались дотянуться до меня или друг до друга.
Общество четко представляло свои действия, когда обручило Патрика и Аиду.
Если бы я был обручен с Кассией, если бы я знал, что проживу восемьдесят лет безмятежной жизни, и большинство из них проведу с ней, я не знаю, имел бы я силы, чтобы пытаться свергнуть Общество.
Ксандер имел.
Я иду по дорожке и стучу в дверь дома, где он раньше жил.
Глава 58. Ксандер
За последние недели у нас произошло несколько достижений по делам лекарства. Сначала нашли поля, о которых рассказала мама Кассии, это позволило нам сделать больше лекарства и быстро раздать его людям. Потом мы выяснили, как синтезировать белки калохортуса в лаборатории. Лучшие из умов, оставшихся в Восстании и Обществе, объединились, чтобы работать над этой проблемой.
И работа все кипит. Людям становится лучше. Даже если мутация вернется, у нас теперь есть лекарство. Конечно, до тех пор, пока вирус снова не изменится. Но сейчас данные говорят о том, что худшее уже позади. Я бы не стал доверять никаким данным, если бы их сортировала не Кассия.
Сейчас мы переживаем другое время: люди чувствуют себя хорошо, и им необходимо выбрать, в каком мире они хотят жить. Я не знаю, придется ли нам пройти через это так же, как мы прошли через чуму.
- Ты спас мир, - любит поговаривать мой отец.
- Нам просто повезло, - отвечаю я. - Нам всегда везет.
И мы действительно счастливчики. Посмотрите на мою семью. Брат вернулся домой из Ории, когда чума только вырвалась наружу, им всем удавалось избегать заражения почти до самого конца. И даже когда они заболели, Кай прибыл как раз вовремя, чтобы привезти их сюда, и мы смогли исцелить их.
- Мы старались держать горожан в единении, - рассказывает отец.
И, к его чести, они смогли. Они делились едой, заботились друг о друге так долго, как могли.
Не похоже, что они делали что-то неправильно. Моя семья всегда считала, что если ты упорно трудишься и делаешь правильные вещи, то, скорее всего, у тебя все получится. И они не глупы. Они понимают, что не всегда все будет хорошо. На их глазах происходили страшные вещи, и это разрывало им сердце и заставляло страдать по-настоящему.
Я ханжа, знаю, ведь со мной ничего такого плохого не случилось. Родные Кая пропали без вести. Кассия потеряла отца.
Но не мы, не семья Кэрроу. У нас все прекрасно. Даже у моего брата, который, оказывается, никогда не вставал в ряды Восстания. Я ошибся в нем. Я ошибался во многом.
Но лекарство, которое мы создали, работает.
***
Когда подходит время перерыва, я покидаю медицинский центр и иду к реке, протекающей через центр Камаса.
Теперь, когда заграждения снесли, и мутация находится под контролем, люди снова вспомнили обычай прогуливаться вдоль реки. На набережную, неподалеку от медицинского центра, ведет целый ряд бетонных ступенек, вырубленных в пологой насыпи.
Кай и Кассия иногда ходят туда, когда он возвращается с поручения, и однажды я нашел его там, в одиночестве смотревшим на воду.
Я сел рядом с ним. - Спасибо, - сказал я. Тогда мы увиделись в первый раз после того, как он привез мою семью на лечение.
Кай кивнул. - Я не смог вернуть свою семью, и понадеялся, что найду твою.
- И ты нашел, - сказал я, стараясь, чтобы в моем голосе не прозвучала горечь. - Точно там, где их бросило Общество.
Кай поднял брови.