- Моя бабушка была для меня семьей, - говорит он, вновь выуживая меня из глубин сна, в которые я погружаюсь. - У нее была большая жестяная коробка с голландским печеньем. Там на крышке двое детей катались на льду. На головах у них были смешные колпачки, а в руках - букеты поблекших тюльпанов. И я мог есть из этой коробки печенья сколько влезет. А однажды я швырнул в бабушку тюбиком из-под пасты, когда она меня за что-то ругала. А в другой раз заехал ей телефонной трубкой по подбородку. Но она всегда только смеялась в ответ. А ведь не каждая бабушка будет вот так смеяться ударившему ее придурку внучку. Но мне тогда так хотелось казаться смелым и мужественным.
- Я своих бабушек даже никогда и не видела, - сказала я. - Одна умерла еще до моего рождения, а вторая сразу после того, как я родилась. Правда, увидев меня в роддоме, она успела заявить, что меня сострогали на заднем дворе.
Йоуни заботливо укрывает меня одеялом. Мне жарко, пот льет ручьем, но я терплю.
- Это была мать моего отца. Они вообще-то друг друга стоили.
- И что собой представляет твой отец?
- Отец? Ненавидит голубых.
- Ну, я, к счастью, не голубой.
- И я очень этому рада.
Я знала, что никогда не поведу Йоуни к нам домой. Мне уже слышался ворчливый голос отца: "Переключи на другую программу. Какой идиот может смотреть эту херню? Этот мужской балет - сплошные пидоры".
Каждый раз, когда разносчик из гипермаркета, самый очаровательный гомик Кокколы, приносил нам продукты, отец подглядывал за ним в замочную скважину.
- Ну что поделаешь, если он таким родился? - попыталась я как-то раз встать на его защиту. Отец пристально посмотрел на меня, сощурив глаз.
- Родился, каким все рождаются. А вот пидором сам себя сделал.
- В детстве моим лучшим другом был такой то-олстый мальчик, - сонно сказал Йоуни. - Его звали Микко. Он забавно семенил при ходьбе и был при этом похож на маленького круглого пони. Он вообще был немного странным, впрочем, только таким и мог быть мой лучший друг. Однажды мы с ним завели разговор об устройстве мира, и мир показался нам страшно депрессивным, и мы стали придумывать, как бы его встряхнуть. Помню, мы тогда сделали бумажные крылья из газеты, прикрепили их скотчем к спине и давай летать по комнате.
- А где он сейчас? - спросила я.
Йоуни усмехнулся:
- Умер. Попал под грузовик, когда ему не было еще и тринадцати. Я как раз шел к нему, чтобы позвать на хоккейный матч, смотрю - а возле их дома огромный грузовик, полиция и "скорая", и его отец несет его на руках к "скорой". Я только успел разглядеть, что голова у Микко какая-то сплющенная.
Я все еще в полудреме. Раннее утро. Йоуни осторожно входит в меня. Его глаза блестят, как металл.
Когда я последний раз занималась сексом? Ах да, на водяном матрасе, на вечеринке по случаю окончания модельных курсов. Заурядный утренний перепихон - под нами булькал матрас, я была сверху и старалась издавать как можно больше шуму. Парня звали Кари Стремфорс. После него у меня никого не было.
- Что-то случилось? - спрашивает Йоуни, рассматривая с отсутствующим видом свой мизинец. Я, голая, дрожу у него под боком. Простыня, сбитая комом, валяется где-то в ногах.
- Ты что, никогда не кончаешь обычным способом?
- Нет, а что? - Я смотрю на него. - Знаешь, я вообще думаю, что влагалищного оргазма в принципе не существует.
- Существует.
Рука Йоуни скользит по матрасу.
- Ну, значит, я просто не в состоянии его достичь. А у твоих бывших всегда получалось?
- Ну, в основном да.
- И у твоей Аннели тоже?
- Да. У женщин это скорее правило, чем исключение.
- Значит, я - исключение.
- Слушай, все у тебя получится, ты только должна научится мне доверять. Отдаться мне полностью, без остатка.
- Но я же тебе и так доверяю.
- Я знаю…
Он пытается удовлетворить меня рукой, но я никак не могу расслабиться, мне все время кажется, что ему это скоро надоест. Или что рука устанет. Или что он окончательно разочаруется во мне, потому что я не могу кончить одновременно с ним, а теперь развалилась на постели и требую меня обслужить. Да еще и глаза закрыла, погрузившись куда-то в свои миры. Из-за всего этого мне ужасно сложно сосредоточиться и представить себе что-либо возбуждающее. А без этого я не могу кончить. Движения Йоуни ровны и легки, словно он аккуратно и монотонно взбивает сливки, стараясь, чтобы ни одна капля не выплеснулась из миски. Постепенно я начинаю оттаивать. Йоуни - первый мужчина, который увидел мое лицо в этот ответственный момент.
Йоуни вообще первый, кто хотя бы отдаленно напоминает мне мужчину из моих снов, которые я вижу на протяжении многих лет.
Его присутствие вызвало к жизни все то, что долгое время сидело где-то внутри меня. Он всколыхнул все мои темные глубины. Я и не подозревала, что живу в таком тесном мирке. Я годами рисовала в своем воображении самые разные картины, и вот появляется Йоуни, и все это вдруг начинает прорываться наружу.
Через три недели совместной жизни у нас произошла первая ссора. Причина: Пизанская башня.
После очередного прилива нежности Йоуни на свою голову возьми и скажи:
- Летом я отвезу тебя в Италию и покажу тебе все достопримечательности. Начнем с Пизанской башни.
- А что это такое? - спросила я.
- Ты не знаешь, что такое Пизанская башня?
Он был ошарашен.
- Нет. Никогда не слышала.
- Да ладно! Не может же быть, чтобы ты никогда не слышала о Пизанской башне?
В его тоне уже угадывалась насмешка.
- Представь себе! - разозлилась я. - Я же не виновата, что никто не удосужился мне о ней рассказать.
- Никто не обязан тебе обо всем рассказывать. Неужели ты сама не можешь это выяснить?
- Видишь ли, мой внутренний голос почему-то умолчал о том, что мне непременно нужно выяснить, что такое Пизанская башня.
- Но как ты можешь об этом не знать? Ты же училась в школе, сдавала выпускные экзамены…
Он покачал головой.
- Пизанская башня… - начал он противным учительским тоном.
- Заткнись, - процедила я сквозь зубы. - Не надо мне ничего рассказывать. Не хочу даже слышать об этом. Мне абсолютно наплевать на эту чертову Пизанскую башню! И пошел ты знаешь куда!
Он пожал плечами:
- О’кей.
Я ушла, хлопнув дверью, и отправилась в библиотеку, где в энциклопедическом словаре на букву "П" нашла статью "Пизанская башня". В статье говорилось, что "особенностью башни является ее крен, возникший в результате ошибки строителей. Это одна из главных достопримечательностей города Пизы. Угол наклона уменьшается в среднем на два миллиметра в год".
Я захлопнула словарь и позвонила Йоуни.
- Ума не приложу, как я могла дышать, не зная о таком чуде, как Пизанская башня, - сказала я. - Но зато теперь я намного умнее. Могу прочитать целый доклад о твоей драгоценной башне. И если не увижу ее собственными глазами, то просто умру от сознания собственного невежества.
- Я тебя люблю, - отозвался Йоуни.
- Что очень кстати, учитывая сложившиеся обстоятельства, - ответила я и заплакала.
Я плакала навзрыд, прислонившись к стене и закрыв глаза. Я ревела, пока плач постепенно не перешел в смех. Я открыла глаза. В полуметре от меня стояла какая-то тетка, ожидая своей очереди. Она смотрела на меня и сжимала губы так крепко, что ее рот в конце концов стал похож на сморщенную замороженную клубничину.
6
Тихая комната с высокими потолками.
В комнате узкая кровать и деревянная коричневая лошадь-качалка, пышно украшенная, словно праздничный пряник.
Я лежу, обхватив лошадку руками и тихонько раскачиваясь. Я к ней прикована. На мне лишь полупрозрачная сорочка. Так я более доступна.
Я качаюсь на деревянной лошадке. Сжимаю в руках кожаные поводья, провожу рукой по гладкому крупу и чувствую голой кожей бедер прохладу ее деревянной поверхности. Я качаюсь и качаюсь, долго и монотонно, и комнату наполняет радостный скрип. Я истекаю от желания, но не могу прикоснуться к себе, не могу удовлетворить себя. Седло, выкрашенное в красный цвет, становится подо мной мокрым. Я сжимаю деревянную шею, и слезы стоят у меня в глазах. Лошадь останавливается. Скрип прекращается. Тишина.
Дверь открывается, и в комнату входит мужчина. Так происходит каждый раз - дверь открывается, и появляется мужчина. Этот мужчина - мой хозяин. Я ему принадлежу. Он тихо подходит ко мне, кладет руки на мои бедра, и я вздрагиваю от его прикосновения.
Мужчина берет меня на руки и несет к кровати. Он привязывает мои руки к изголовью пеньковой веревкой, которая оставляет следы на запястьях, и пристально смотрит на меня. Он разглядывает мои ягодицы, стесненную сорочкой грудь. А я не смею поднять взора.
Или нет. Он хватает меня, как только входит в комнату. Снимает меня с лошади и бросает на пол. Он никогда не спрашивает у меня, чего хочу я. Здесь не принято ничего спрашивать. Я просто вещь, теплокровная кукла. Я сижу в этой комнате целыми сутками. Мне регулярно приносят еду, меня регулярно бьют. Но я ничего не помню. Я ничего не знаю. И я не хочу отсюда уходить.
- О чем ты сейчас думала? - вдруг спрашивает меня Йоуни. Он никогда раньше об этом не спрашивал. Я все еще дрожу, сжимая одеяло во влажных ладонях.
- Так, ни о чем, - отвечаю я.
Он одной рукой собирает мои волосы в маленький пучок.
- Попасть бы внутрь твоей головы…
- Не думаю, чтобы тебе там понравилось.
- Ну почему же.
Мне хочется плакать. Но я улыбаюсь.
Светает, а мы все не спим, трепемся, как два идиота. Йоуни обнимает меня так крепко, что я не могу дышать.
- Милый, ты не мог бы немного отодвинуться?
- He-а. Не гони меня, а то я умру от горя. Жить без тебя не могу!
Он еще крепче прижимается ко мне и обвивает рукой мою шею. Я начинаю тихо повизгивать и пытаюсь вырваться.
- Ты мое сокровище, - шепчет Йоуни мне на ухо. - Как же мне повезло, что я тебя нашел. Одну тебя люблю, больше никого! Нет, вру, инвалидов еще люблю.
Он выпускает мою шею, откидывается на спину и пытается закурить.
- Я когда-то работал в клубе настольного тенниса для больных ДЦП. Знаешь, они такие прикольные. Главное, веселые. Если кто-то играет не по правилам, тут же начинают ему орать: "Эй ты, инвалид несчастный", хотя все в одинаковой степени инвалиды. Мы с напарником иногда брали их с собой в бар, только у них так руки дрожали, что они даже кружку удержать не могли. И что ты думаешь, мы им пиво прямо в рот заливали.
- А я как-то записалась на курсы рукоделия в Инари, - подхватываю я. - У меня по труду в школе двойка была, вот я и решила подтянуться. Ну, в общем, для начала я туда опоздала на целую неделю, разволновалась перед отъездом. Потом, правда, позвонила и спросила, не поздно ли еще приехать. Усталый женский голос ответил: "Вообще-то остальные девочки на курсе уже приступили к шитью лопарской шапки, но ты можешь сделать это позже". Ну я и поехала. Эти остальные пять девочек были страшны как ночь. Квадратные задницы и ни капли юмора. В этой глуши был один-единственный бар и мужиков раз, два и обчелся - такие, знаешь, узкоглазые лопари. Я бросила все и уехала домой. Привезла маме в подарок пять прихваток с Санта-Клаусом.
- Так ты лопарскую шапку-то в итоге сшила? - спрашивает Йоуни, затушив сигарету и снова прижимаясь ко мне.
- He-а, на меня материала не хватило.
Под утро Йоуни будит меня, чтобы заняться любовью. Я сплю на ходу, но в желании выглядеть страстной так сильно хватаю его за задницу, что на ней остаются синяки. На этот раз он особенно старается и с тройным усердием повторяет все то, что делаю я сама. Порой я даже испытываю некое физическое удовольствие, но наслаждением это не назовешь. Мне все время кажется, что Йоуни идет на полшага впереди меня, а я пытаюсь за ним поспеть. Под конец он осыпает меня поцелуями с головы до ног:
- Спасибо, спасибо, спасибо! Это было чудесно. Ты была чудесна!
И он снова принимается ласкать меня, словно выполняя какое-то обязательство.
- Йоуни, давай не сейчас. Я никак не могу сконцентрироваться.
- А тебе и не надо концентрироваться. Расслабься, и все.
- Как это не надо? Да пойми ты, все это требует усилий. Надо собраться с мыслями, а я сейчас не могу.
- С какими еще мыслями? Неужели ты не можешь думать только о том, что происходит здесь и сейчас? Например, что я тебя хочу?
- Милый, давай лучше поспим.
Он отстраняется от меня:
- Спокойной ночи.
- Ну, не обижайся…
- Я не обижаюсь. Просто ты не даешь мне доставить тебе удовольствие. А потом еще удивляешься, что ничего не чувствуешь.
- Что значит "ничего не чувствую"?
- Ну, ты же никогда не кончаешь…
- Ох, Йоуни.
Я крепко обнимаю его и провожу рукой по его жестким волосам. Еще не хватало, чтобы он начал в себе сомневаться.
- Поверь, сейчас для меня это не важно. Я знаю, ты прав и со временем все изменится.
- Угу.
Я глажу его до тех пор, пока он не засыпает. А у меня появляется дурацкое чувство, которое сопровождает меня всегда и во всем - чувство вины. Я виновата. Виновата в том, что теперь Йоуни чувствует себя неуверенно. Мне нужно было позволить ему сделать все так, как он хотел. Я могла бы изобразить возбуждение, притвориться, в конце концов. Меньше всего на свете я хотела его обидеть. В то же время я чувствую, как во мне начинает расти раздражение, ведь в начале нашего знакомства Йоуни производил впечатление человека, у которого не бывает проблем в постели.
Просыпаюсь - его нет. На подушке записка. "Доброе утро, свет очей мой. Ушел на работу. Но если ты думаешь, что избавилась от меня, то ты ошибаешься. Да, кстати, твоя киска благоухает просто божественно. Твой Котяра".
Я иду на кухню выпить воды. Из комнаты Ирены доносятся странные звуки. Первое, что приходит мне в голову, это что кто-то задыхается. Я подкрадываюсь к ее двери. Она приоткрыта.
Я осторожно заглядываю внутрь. Ирена сидит верхом на каком-то длинном смуглом мужчине. Он держит ее за бедра, подбрасывая то вверх, то вниз. Ногти Ирены впиваются в спину мужчины, клочьями сдирая с нее кожу. Из ее горла вырывается прерывистый стон.
На ее лице такое выражение, словно она готова в любой момент вцепиться ему в горло. Я, как завороженная, наблюдаю за этим душераздирающим действом и прихожу в себя только тогда, когда Ирена издает страшный вопль, обхватив дрожащими руками мужчину за шею. Я разворачиваюсь и, обескураженная увиденным, плетусь к себе.
7
Передо мной широкая дверь. Она заперта. На двери висит темная железная колотушка. Я стучу и терпеливо жду.
Дверь открывает молодая женщина с узким лицом. На ней темный шелковый балахон. Она пристально смотрит на меня, затем впускает в дом.
Длинный мрачный коридор. Я иду следом за женщиной. Я вся дрожу от нетерпения. Коридор заканчивается большим светлым залом. Искрящаяся хрустальная люстра, звон бокалов, приглушенный смех.
Женщина-мулатка ведет меня в центр комнаты и хлопает в ладоши.
Все поворачиваются и смотрят на меня.
- Кого ты хочешь? - спрашивает она.
Я оглядываюсь. В комнате одни женщины. Они смотрят сквозь меня своими рыбьими глазами. В дальнем углу стоит коренастая темнокожая женщина.
- Вон ту, - говорю я и указываю на нее.
Женщина медленно подходит ко мне, берет меня за плечи и сильно сжимает их. Ее лицо покрыто толстым слоем косметики, губы на нем - словно темно-красные надрезы.
Маленькая комната с приглушенным светом. Женщина закрывает дверь на ключ и поворачивается ко мне. Открытый ворот темно-зеленого, как мох, бархатного костюма. Длинная цепочка с медальоном, струящаяся по голой шее. Из соседней комнаты доносится шепот, а потом вдруг слышится отчаянный крик.
Женщина хватает меня за волосы и одним движением швыряет на стул. Она резко задирает мне юбку, и я чувствую, как что-то твердое и холодное касается моей кожи. Металлическая труба? Рукоятка ножа? Клизма?
Неожиданно этот предмет заталкивают в мой задний проход. Нестерпимая боль пронзает мое тело! Я кричу, хватаюсь за спинку стула, кричу еще сильнее и чувствую, как миг за мигом все больше и больше превращаюсь в ребенка, и когда металлический предмет доходит до конца, я уже просто орущий младенец. Боль пульсирует во мне, меня охватывает дрожь, и теплая волна накрывает меня с головой. Я плачу, а женщина гладит меня по голове, и я пытаюсь сказать ей что-то, но не могу. Я больше не в состоянии сказать ни слова и издаю лишь слабый беспомощный писк.
Я просыпаюсь вся мокрая от пота и лежу поджав ноги. Надо мной склоняется Йоуни. Солнце светит мне прямо в глаза. На дворе полдень.
- Что случилось? Тебе приснился кошмар?
- Нет. Я испытала оргазм.
- Что?!
Я натягиваю на себя одеяло и заворачиваюсь в него. Облизываю сухие губы. Я никогда раньше не испытывала оргазма во сне.
- Ты видела сон?
Йоуни с расстроенным видом садится на край кровати и пытается закурить.
- Угу…
- Какой? О чем он был?
Я задумываюсь - в журнале "Ева" как-то писали, что надо делиться с партнером своими сексуальными фантазиями, что это якобы сближает партнеров. Откровенность помогает выстроить более крепкие отношения. Но потом вдруг вспоминаю: в журнале "Два плюс" психиатр, отвечая на вопросы читателей, сказал, что сексуальные откровения часто приводят к разрыву отношений.
- Ну, в общем… я была в борделе.
Йоуни с интересом смотрит на меня.
- Шлюхой?
- Нет.
- Тогда кем же?
- Клиентом.
- Расскажи.
Йоуни гасит недокуренную сигарету и устраивается поудобнее на кровати. И я рассказываю ему свой сон. Это оказывается ужасно сложным делом. Сначала я не знаю, с чего начать, потом опускаю некоторые детали, а под конец уже выкладываю ему все подряд.
- Прекрасно, - говорит Йоуни и в ту же секунду входит в меня.
- Представь, что ты там, в борделе, - продолжает он, яростно двигаясь во мне. - Говори об этом, меня это возбуждает…
И я говорю. Теперь это уже совсем не трудно, и даже кажется, что так было всегда. Я говорю до тех пор, пока он в изнеможении не падает рядом со мной. Он смотрит на меня, и мы начинаем смеяться.
- Теперь, когда у обоих все в порядке, можно пойти погулять в город, - предлагает Йоуни, но вдруг замечает изменившееся выражение моего лица. - Ну, что теперь?
- Ничего. Дурацкое ощущение…
- Почему? По-моему, все прошло чудненько.
- Чудненько?
Это слово звучит ужасно пошло.
- Да, а что?
- Тебя завела вся эта история?
- Ну… не столько сама история, сколько то, как ты ее рассказывала. У тебя был такой чувственный голос…
Мне становится смешно. Я даже слегка разочарована. Я никогда никому в жизни не рассказывала о своих фантазиях, и вот теперь рассказываю ему, а он говорит "чудненько", и завела его даже не сама история, а мой голос.
- Ты часто представляешь себя с женщинами?
- Нет, не часто.