– Сильный вол рвет постромки… но великий человек не изменяет слову… вот увядает лицо твое… ибо посланец Божий… никому не видимый… более сильный, чем сталь… уже время приходит… в палаты Сулеймана… в святую ночь Курбан-байрама… приведут девушку… лучший цветок из тех, что произрастают на землях султана… а он не примет ее…
Султанша Мисафир глубоко вздохнула и уже спокойно спросила:
– Что будет со мной дальше?
– Сейчас, дочь моя, ты могла бы… вместе со своим мужем… по Божьему соизволению… Слышишь ли меня?.. Смогла бы все… а ты, вместо того, чтобы вершить великие дела… украла одну душу… и теперь прячешься с краденым… О дочь моя, дочь моя!..
Надолго повисло молчание. Старец молился, а султанша, блуждая взглядом по пещере, собирала все свое мужество, чтобы спросить – осуществится ли ее заветная мечта. Наконец она заговорила:
– Взойдет ли Мустафа, первенец Сулеймана, на престол султанов?
Лицо старца омрачилось. Он остро всмотрелся в ее глаза и твердо ответил, словно мечом отсекая каждое слово:
– Мустафа… сын Сулеймана… прямой наследник его… не взойдет на престол… отца и деда своего!..
– Почему?
– Потому что его убьет могущественная султанша Мисафир!..
Султанша побледнела, как береза, заметенная снегом. Вся кровь отхлынула от ее лица и дыхание остановилось. Однако, едва прийдя в себя, она бросила только одно слово:
– Как?
– Рукою мужа своего… и отца Мустафы…
– Ты знаешь ее планы?! – с суеверным страхом воскликнула она.
– Вижу, дитя мое… вижу этого ученого-каллиграфа, подкупленного султаншей… как он подделывает письма ни в чем не повинного Мустафы… да так подделывает, что и сам Мустафа… не сможет перед лицом отца… отличить написанное своей рукой от подделки… И гибнет Мустафа смертью невинного мученика…
– Вот, значит, как силен блеск золота и самоцветов? – спросила она, скрывая удовлетворение от услышанного.
– Мне уже приходилось видеть, как желтый блеск золота и сверкание дорогих каменьев превращали благородных князей в убийц, а женщин и девушек заставляли отдать свое самое дорогое сокровище только ради того, чтобы украсить свое тело жемчугами и смарагдами. Я видел рубины, чей багряный огонь делал честных мужчин преступниками, а почтенных женщин – падшими. Я видел жемчужины, чей нежный матовый блеск губил целые семьи, сеял порчу, бесчестие и смерть…
– Разве и я так люблю эти вещи? – с испугом спросила она.
– Нет! Ты, как прирожденная царица, любишь их, как любят полезных людей за их службу, а не за то, что каждый из них – неповторим. Ибо всему сила Божья дала свое обличье, но наибольшую ценность имеет душа человеческая.
– А что будет с моими детьми?
– Грех совершает та мать, которая любит своих детей больше, чем Бога и заповеди его. Детьми и карает мать сила Божья. И вскоре после смерти Мустафы узришь ты чашу кары в руках твоего Селима.
– И что же я тогда сделаю?
– Потребуешь от мужа, чтобы он назначил наследником престола Баязида.
– А муж?
– Он исполнит закон Османов о праве первородства и в первый и последний раз воспротивится воле твоей.
– А я?
– Ты дашь Баязиду, младшему сыну своему, много золота и самоцветных каменьев, чтобы он взбунтовал войско падишаха и вовлек в мятеж его высших начальников. А мужа хитростью склонишь к тому, чтобы он сделал Баязида наместником Анатолии. И пойдет Баязид войной на отца и брата своего, и Анатолия набросится, как дикий зверь, на Румили. Загремят пушки, а сын твой Баязид направит свои окровавленные руки от Скутари к островам Принцев, к Девичьей Башне и Долине Сладких Вод. И начнет окружать многолюдную столицу и бить из пушек в казармы янычаров и в отцовский сераль, где когда-то качалась колыбель его. А Стамбул ждет разруха и реки крови…
Султанша слушала, дрожа всем телом, – не только от ужаса, но и от гордости, что ее сын, ее кровь, найдет в себе силы решиться на такое дело. От волнения она едва смогла вымолвить:
– Что же с ним станет после этого?
– С вечера до утра пушки Баязида будут изрыгать ядра на столицу его отца. В эту ночь в волосах твоего богобоязненного мужа появятся белые как серебро пряди. А когда рассветет, он выйдет из сераля с молитвой на устах, сядет на черного как ночь коня и под зеленым знаменем Пророка тремя ударами рассечет на три части войско Баязида, сына твоего, и одну за другой сбросит их в Черное море, в бурливый Босфор и в Мраморное море.
– Он победит?.. – снова бледнея, прошептала султанша. – И узнает о моем участии в мятеже? Что же он сделает со мной?
– И победит, и узнает, и ничего с тобой не сделает… Только зальет кровью коридоры и покои сераля, о прекраснейший цветок в садах Аллаха!
В последних словах старца прозвучала неприкрытая насмешка.
Она мгновенно почувствовала это и сдержанно спросила:
– А что же, по-твоему, делает человека прекрасным?
– Не тело его, и не разум, и не знания. А только мир в сердце и дела в согласии с Божьими заповедями. А этого ни за что не достичь без чистоты души.
– А как достичь этой чистоты?
– Не полагаться на себя, потому что человек слаб и нетверд дух его. Не рассчитывать на других, ибо они непостоянны и преходящи. Но каждый день и перед каждым делом своим советоваться в душе с Богом, ибо только Он от века неизменный, наилучший и наимудрейший.
Она отвернулась, ибо не находила в себе желания советоваться с Богом о том, что задумала. И спросила:
– А что будет с моим сыном Баязидом?
– Погибнет от руки отца своего, так же, как и Мустафа…
Под тяжестью этих страшных слов она сползла на пол пещеры и осталась лежать, словно в забытьи. Как сквозь сон, слышала, как старец продолжал:
– Далеко, в северных горах, в земле персидского шаха, стоит на неприступных скалах могучий замок. Там укроется от гнева отца твой сын Баязид, ища защиты у извечного врага Османов. Но посланцы падишаха найдут его и там. И как ты соблазнишь золотом воинов падишаха, так и они подкупят замковую стражу и посреди ночи живым выкрадут Баязида из замка. И среди диких гор, под синим шатром Аллаха, зачитают ему отцовский приговор, пронзят ему ятаганом сердце и сбросят в пропасть на поживу диким зверям.
Она безудержно зарыдала, и эхо ее рыданий заполнило пещеру и отдалось в пустыне.
Но вскоре ей удалось справиться с собой. Она вытерла слезы и спросила:
– Сохранит ли за собой престол султанов потомство моего сына Селима?
– Сохранит, дитя мое, – с печалью в голосе ответил старец. – Сохранит до тех пор, пока не свершится круг времен, очерченный всемогущим Богом.
Она задумалась, а затем, как бы полуосознанно спросила:
– Кто я, старец Божий? Ведь я давным-давно чувствую себя чужой даже самой себе…
– Ты великий человек, несчастная дочь моя… Ибо имеешь могучую волю к борьбе. Но воля твоя обращена ко злу, и ты пренебрегаешь заповедями Божьими. И оттого ты чужда себе, что отчуждена от Бога.
Султанша глубоко поклонилась, благодаря за беседу, потрясшую до основания всю ее душу.
– Не знаю, чем наградить тебя, старец Божий, – тихо проговорила она.
– Меня – ничем, – ответил он со вздохом. – Разве что переменой в твоих злых помыслах.
Она усмехнулась и, не произнеся больше ни слова, вышла из каменной кельи отшельника. Только у порога пещеры остановилась и, отвернув лицо, обронила:
– Награжу милостыней многих неимущих из тех, что встретятся на моем пути…
Старец не услышал сказанного ею: склонившись к каменному полу, он погрузился в молитву.
* * *
Через красные пески пустыни Нефуд караван султанши шел на север, а одолев пространство еще одной пустыни – Сирийской, вскоре достиг Святой земли. Завидев вдали Иерихон, чудесный город роз и пальм, лежащий в окружении глубоких оврагов и скал со множеством пещер, проводники и погонщики разбили лагерь у колодца пророка Елисея, известного своей сладкой и чистой водой. Передохнув, султанша Мисафир отправилась осматривать обрывистые берега Иордана, тремя террасами спускающиеся к быстрым водам реки.
А из Иерихона тропой, ведущей через ущелья между скалистых гор, караван двинулся к Мутесарифлику.
Сердце султанши забилось, как птица в клетке, и замерло, когда она въезжала в священный город, видевший муки Спасителя. Временами ей на хватало воздуха. В последний раз, уже ступая по той земле, на которую падали капли святой крови Иисуса, она заколебалась, однако, несмотря на глубокую печаль в душе, вскоре отбросила колебания и окончательно утвердилась в своем решении.
Велела ехать прямо к мечети Омара и по пути уделять милостыню всем просящим, не различая веры: мусульманам, евреям и христианам.
Семь дней и семь ночей провела султанша в святом граде Христовом. И ни одна из этих ночей не принесла ей спокойного сна. А днями вместе с детьми и пышной свитой она блуждала по всему городу. Посетила Голгофу, Храмовую гору, осмотрела все водоемы Иерусалима – Эль-Батрак, Исраин и Ситти Мариам, и Бетесду, и Мамилли, и Эш-Султан, и многочисленные подземные хранилища для воды. Объехала оборонительные стены, которые повелел восстановить и достроить ее муж, и дважды миновала печальную и полуразрушенную церковь Гроба Господнего, но даже не попыталась войти в нее. А проезжая мимо Стены Плача, неожиданно услышала голос на родном языке, донесшийся из толпы еврейских женщин:
– О великая госпожа! Смилуйся над нами!..
Она взглянула в ту сторону, откуда прозвучал крик.
Неподалеку стояла ее подруга из Кафы – Клара, с воздетыми к небесам, словно для молитвы, руками.
Султанша велела носильщикам остановиться и, зардевшись от волнения, выбралась из лектики.
– Клара! – только и смогла вымолвить она.
– Настуся! – робко проговорила ее соученица по школе невольниц. – Не побрезгуешь ли мною теперь, когда ты так высоко?
– Почему ты так думаешь? Чем мне гордиться? Приходи сегодня ко мне – знаешь мою резиденцию у Харам-эш-Шериф?
– Знаю, знаю, – обрадованно ответила Клара, глубоко кланяясь вместе с остальными женщинами.
В тот же день приняла ее султанша вместе с большой депутацией еврейских старшин, которые просили об облегчении доступа к своей Стене Плача. Султанша тотчас распорядилась не чинить больше евреям в этом никаких препятствий, а затем, призвав своего сына Селима, обратилась к нему:
– Может быть, сын мой, когда-нибудь ты, по воле своего отца, получишь власть наместника в этом священном городе. И если так случится, не забудь тогда подарить еврейскому народу хотя бы Стену Плача в Иерусалиме!
Затем она удалилась вместе с Кларой в свои покои и долго беседовала с ней, радуясь ее благополучной судьбе. Клара рассказала, что после двух лет невольничьей жизни ее выкупил у турок почтенный и добрый еврейский купец из Иерусалима и взял ее в жены.
В воскресенье на рассвете зазвонили колокола в христианских церквях по всему Иерусалиму. А в это время султанша Мисафир уже покидала священный город. Город, где принял муки Спаситель, едва серел в предрассветной мгле, и лишь кое-где проглядывала зелень садов и оливковых рощ. Султанша ехала в своей лектике навстречу грозным и кровавым событиям, которые ей самой предстояло вызвать. В глубине ее сердца жила бесстрашная уверенность в том, что она достигнет своей цели, даже если ради этого ей придется распять на кресте два народа – свой и ее мужа. А над Иудейскими горами, стремительно обрывающимися к Мертвому морю, уже всходило солнце, и правоверные мусульмане, обратившись к Мекке, приступали к утреннему азану.
Так свершила султанша Роксолана свой второй хадж. А третий предстоял ей к всеведущему Богу – когда небо расколется, и звезды рассыплются, и когда воды смешаются горькие со сладкими, и гробы обернутся, и когда Бог потребует отчета от всякой твари, что имеет образ и подобие духа Его.
Ибо если неуничтожим любой атом мельчайшей пылинки, то также бессмертен и дух человеческий. И если вечно существует любое дуновение ветерка, то должны вечно существовать и плоды наших дел. Потому и предстоит каждому из нас великий хадж к своему Творцу.
Примечания и пояснения
Роксолана – реальное историческое лицо.
Жила она на рубеже Средневековья и Нового Времени, когда европейцы открыли Новый Свет, изобрели буссоль, книгопечатание, познакомились с наследием классической античности, когда пытливые умы "сдвинули с места Землю и остановили Солнце".
В это великое время на исторической сцене Европы появилось немало прославленных и деятельных женщин. А украинский народ именно тогда переживал период глубочайшего упадка. Его государственность была так основательно разрушена, что даже воспоминания о ней стерлись в памяти украинского народа. Он был в ту эпоху всего лишь темной непросвещенной массой, коротавшей свой век в тяжкой неволе, и не мог выдвинуть из своих глубин даже выдающихся мужей, не говоря уже о женщинах. Но словно в ознаменование того, какие великие способности сокрыты в народе нашей земли, Божья воля именно в то время выделила из него одну женщину, превратившуюся в крупнейшую фигуру мировой истории той эпохи. Этой женщиной была Анастасия Лисовская (1506–1558 г.), дочь православного священника. Об этой радостной и веселой, полной энергии Настусе Лисовской, впоследствии могущественнейшей из женщин своего времени, вошедшей в историю под именем Роксолана, и написана эта повесть.
Посвящаю нашим женщинам этот труд о великой украинке, блиставшей умом, отвагой, милосердием, кровью и жемчугами. Посвящаю с той целью, чтобы они даже в самые тяжелые минуты не теряли бодрости духа и служили опорой своим мужьям и сыновьям, чтобы они оставались деятельными частицами своего народа, участницами его труда и борьбы. Всякое дело, даже завершенное, не приносит добра, если человек утрачивает в душе вечный идеал Божий и нарушает заповеди Его. Я не пытался доказать это в своей повести. Я всего лишь констатировал факт, иллюстрируя его картинами удивительной жизни великой султанши, которая собственными греховными деяниями положила начало распаду и гибели могущественной мировой державы. Распад этот происходил непрерывно и неудержимо вплоть до наших дней…
Влияния и мотивы – украинские, восточные, византийские, западноевропейские ренессансные и многие другие – сплетаются в пестрый ковер фона, на котором, как яркая комета, просияла Роксолана, этот украинский Одиссей в юбке. Этот фон трудно представить, так как ни у нас, ни у других народов до сих пор нет ни одного серьезного труда, в котором были бы проанализированы те факторы, которые взаимодействовали в то время на Ближнем Востоке. Во всяком случае, ни мне, ни специалистам, с которыми мне довелось советоваться, не известно ни одного подобного исследования. Пусть же эта первая попытка вжиться в те времена поощрит писателей грядущих поколений украинской нации лучше и полнее представить эту эпоху и ее самую яркую фигуру, которая на протяжении столетий будет привлекать к себе внимание. И прежде всего потому, что, став женой султана из-за своей красоты, Роксолана превратилась в неограниченную властительницу султанского двора и Османской державы исключительно благодаря своему блестящему уму и железной воле.
Она была такой же безоглядной, как и ее время. Однако имела доброе сердце и нередко использовала содержимое сокровищниц своего мужа для облегчения человеческих страданий. Ей были не чужды благородство, скромность и величие духа. Однако и грехи ее были настолько тяжелы, что искупать их пришлось не только ей самой, но и ее потомству.
Для тех, кто заинтересовался личностью Роксоланы, приведу некоторые источники из числа наиболее доступных:
1. Hammer J. von. Geschichte des Osmanischen Reiches, groesstenteils aus bisher unbenuetzten Handschriften und Archiven. – Pesht, 1834. – Этот обширный и чрезвычайно подробный труд немецкого ученого по сей день относится к числу лучших исследований в данной области. О событиях, относящихся ко времени Роксоланы, повествует т. 2.
2. Niemcewicz J. U. Zbiór pamiętników historycznych o dawnej Polszczé. T. 1–5. – Lipsk, 1838–1840.
3. Szajnocha K. Szkice Historyczne. III. – Warszawa, 1876–1878.
4. Zegota P. Starozytnosci galicyjskie, 1840.