Тот вечер Джекобс помнил плохо. Кажется, он много пил и, кажется, смешивал лонг-дринки. Он сидел, привалившись к стойке, уткнувшись небритым подбородком в ладонь, слушал негромкий хохоток бармена и переливы гитары на крохотной сцене. В какой-то момент Валентин посмотрел туда, откуда лилась музыка. На сцене стоял один-единственный стул, а на нем сидел гитарист, перебиравший струны. Типичный латинос, каких полным-полно в злачных местах. Но было что-то такое в его игре, что заставило пьяного Валентина прислушаться и нахмуриться, а затем отодвинуть пустой стакан и открыть кофр, где жила скрипка.
Это была очень старенькая и оттого сильно любимая скрипка. Не спрашивая разрешения, раздвигая локтями удивленных посетителей, Валентин прошел к сцене и кивнул гитаристу. Тот кивнул в ответ, приняв факт явления коллеги как само собой разумеющийся, плавно завершил предыдущую мелодию и без предупреждения начал следующую. Торопясь, задыхаясь, больше всего на свете боясь не успеть, Валентин прижал к себе скрипку, и смычок отправился танцевать по струнам, а пальцы левой руки зажимали их словно сами собой…
Такой дикой импровизации Валентин не играл до тех пор нигде и никогда. Звуки словно плыли сквозь него, и, подчиняясь их звонкой власти, он перенесся в иной мир, расцвеченный удивительными красками, которые никак не назвать на английском языке. Да и на любом другом языке тоже.
Когда импровизация завершилась и зал разразился жиденькими аплодисментами, гитарист протянул Валентину широкую ладонь.
- Диего.
- Валентин.
- Что ты пьешь?
- Практически что угодно, - пожал плечами Валентин.
- Это неправильно. Настоящий музыкант должен пить текилу.
Они всю ночь просидели в баре разговаривая. О чем говорили, Джекобс тоже помнил смутно. Кажется, именно латинос Диего с длинными волосами, собранными в хвост, рассказал ему о судьбе. А может, Валентину это просто приснилось уже потом, много позже.
Когда за окнами забрезжил рассвет, Диего похлопал собутыльника по плечу, вскинул гитару на плечо и ушел - ловить машину на юг. А Валентин направился в местный аэропорт, чтобы купить билет до Нью-Йорка.
С тех пор он точно знал, как слышать судьбу.
Он стал первой скрипкой большого симфонического оркестра, и это удовлетворяло его социальные амбиции и кормило маленького демона тщеславия, живущего в каждом из нас. Это оказался целиком и полностью его путь. Быть частью единого организма под названием оркестр - чудо из чудес, так считал Валентин Джекобс. Сливаясь в музыке с людьми, он ощущал себя счастливым настолько, что словами это описать бы не смог, как и свою любовь к необычайному. Как раз потому, что необычайное происходило с ним каждую минуту. А описывать кому-то все свои минуты - что может быть утомительнее для себя самого и скучнее для другого?
Он увлекался женщинами и один раз даже почти женился. Ее звали Беатрис, она носила крупные серьги и любила дайвинг, но вот не срослось. Образ жизни Валентина предполагал постоянные разъезды - и отнюдь не по островам с коралловыми рифами, а по культурным столицам мира, где и моря-то нет, а Беатрис не хотелось с этим мириться. Поэтому с некоторых пор Джекобс заводил себе девушек на одну ночь. Не хлопотно, не накладно, и все инстинкты удовлетворены. К тому же среди поклонниц всегда найдется та, которая будет просто счастлива провести с героем своих грез хотя бы одну ночь.
И все же… Ну все же, чем его затронула эта Сильвия Бейтс?
Сидевший рядом кудрявый Фредерик Майер, друг и сообщник, оторвался от газеты и легко толкнул Валентина кулаком в плечо.
- Ты всю неделю как пришибленный. Не вздумай заболеть. Кэрол с тебя шкуру снимет.
- Я не заболел. - Валентину хотелось еще немного подумать, хотя оживленный гомон людей вокруг мешал.
- Тогда перестань смотреть в окно с видом суровым и возвышенным. Ты что, сочиняешь?
Фредерик почему-то полагал, что Валентин глубоко спрятал в себе талант композитора и, если бы захотел, давно бы перещеголял всех классиков и современников. Джекобс знал себя лучше и помалкивал. Ему нравилось быть именно исполнителем, в гениальности чужой музыки он чувствовал глубочайшее чудо, приводившее его в трепет. Что может быть хуже, чем разрушить гармонию мира, не испытывая потребности в сочинении своей музыки? Музыкальная графомания еще хуже графомании литературной.
- Нет, Фред, я просто думаю.
- Моя мамочка бы взбесилась, если бы узнала, что меня тут каждый божий день называют Фредом. - Майер происходил из уважаемой и очень богатой австрийской семьи, и его родители не одобряли образ жизни сына. - Она сказала бы, что это отдает дешевым духом третьесортных американских фильмов. Ты не можешь сказать мне: какого черта она так привязалась к факту, что мы базируемся именно в Нью-Йорке? Да я бываю здесь несколько дней в году, а мать тревожится, что "эта пошлая Америка" меня испортит.
- Это твой личный выбор, - пожал плечами Валентин. - Но, если тебе действительно интересно мое мнение, не пытайся переубедить женщину, если она на чем-то зациклилась. Это невозможно. Сбережешь кучу времени и нервов, если просто перестанешь обращать на такие вещи внимание.
- Она мне всю печенку проела, - посетовал Фред. - Это мой крест, моя кара за какие-то неизвестные грехи. Подозреваю, что за грехи отцов. Ну отца, имеется в виду.
- Слушай, возвращайся в Вену и играй в Музикферрайн, - дал Валентин совет, который давал уже раз сто, не меньше.
- Конечно, меня там ждут с распростертыми объятиями! Черта с два, дружище. Америка - страна богатых возможностей, а наш маленький кочевой табор мне нравится.
И ответ этот Валентин уже бессчетное количество раз выслушивал.
- Тогда перестань ныть. И следи за речью, иначе мать тебе не только печенку проест за твое "черта с два"… - Валентин похлопал друга по плечу и сурово нахмурился.
Фредерик некоторое время не мигая смотрел на друга, а потом оглушительно захохотал. Его смех потонул в громких аплодисментах. Шасси самолета коснулось посадочной полосы, и благодарные пассажиры захлопали летчикам, которые благополучно доставили их обратно на грешную землю. Навечно в небеса раньше срока никому не хотелось.
Валентин закрыл дверь квартиры, бросил чемодан и кофр со скрипкой у порога, один о другой стянул ботинки и пошел по коридору, зажигая везде свет. Размотав шарф, бросил его в кресло, пальто отправилось на диван в гостиной. Засветился мягким светом большой цветной торшер в углу, и уютно распахнула дверь спальня. Квартира была небольшой, как раз для холостяка, предпочитавшего одноразовую личную жизнь и выставлявшего ее за дверь вместе с мусорным мешком, в котором покоились использованные презервативы.
Становлюсь циником, сказал себе Валентин, поймав себя на последней мысли.
Циник - это ему даже нравилось. Прибавляло шарму, что ли.
В отсутствие хозяина в квартиру наведывалась вдова миссис Скотт, поливавшая цветы, вытиравшая пыль и грустившая перед громадным телевизором. Наверное, приходила она совсем недавно, потому что цветы благоухали, а кухня сияла чистотой. Валентин заглянул в холодильник, обнаружил там сплошные консервы и решил, что банка соуса болоньезе вполне готова для встречи со спагетти из пачки. Джекобс умел и любил готовить, но не после длительного перелета, когда в ушах по-прежнему ревут самолетные двигатели и кажется, что в уголках глаз еще болтаются ослепительные блики от облаков.
Можно бы заказать пиццу, настоящую нью-йоркскую пиццу с подгоревшим краем, только у Валентина и на это не оказалось сил. Он вяло отправил спагетти в кастрюлю, успел спасти свой ужин от бегства на плиту, перекусил, залез в душ, а после устроился в домашних джинсах и в теплом белом свитере перед телевизором. Включать, правда, не стал: задумался. Часы показывали семь вечера - детское время, тот самый час, когда пора отправляться по барам.
Не сегодня.
Валентин поелозил босыми ногами по пушистому ковру (он специально попросил оформлявшего квартиру дизайнера купить такой вот пушистый ковер, чтобы ходить по нему босиком) и наконец решил подумать о том, о чем не думал последний час.
О звонке Сильвии.
Вернее, не ей самой.
Подождав еще пару минут для верности, Валентин дотянулся до телефонной трубки и набрал номер Джареда Тейлора.
- Слушаю, - после второго гудка из трубки послышался густой баритон.
- Здравствуй, Джаред. Это Валентин.
- А-а, здравствуй. Уже прилетели? - Тейлор точно знал, когда оркестр вернется, но надо же поддержать светскую беседу.
- Да, я только что приехал домой. И на сей раз все прошло удачно.
- Путешествия с "Альбой" всегда комфортно и надежно! - процитировал Тейлор один из рекламных слоганов фирмы. - Ты собираешься спать и хочешь, чтобы я пожелал тебе спокойной ночи? Спокойной ночи, Валентин.
Джаред отлично знал, какими убитыми прилетают зачастую музыканты с гастролей.
- Спасибо, конечно, только мне не это от тебя нужно, - быстро проговорил Валентин, опасаясь, что собеседник повесит трубку. Звонить второй раз было бы глупо, а получить ответ на свой вопрос очень хотелось.
- Вот за что тебя уважаю, Вэл, так это за то, что ты всегда звонишь по делу.
- Именно. - Валентин помолчал. - Скажи, к тебе обращалась в поисках работы девушка по имени Сильвия Бейтс? Некоторое время назад я дал ей твою визитку и…
- Да-да, разумеется, - перебил его Тейлор. - Должен сказать, у тебя глаз на людей. Взял ее менеджером. Сейчас она пока осваивается, но в дальнейшем, думаю, у нее все получится. У девушки есть потенциал.
- Хорошо. - Значит, все-таки судьба. - Можешь дать мне номер ее телефона, желательно мобильного?
Если у девушки имеется муж, не стоит так вот сразу ставить его перед фактом, что супруге звонят незнакомые мужчины.
- Без проблем, сейчас Бриджит скинет тебе эсэмэску. Бриджит! - заорал Тейлор так, что Валентин даже вздрогнул. - Иди сюда! - И уже тише добавил: - Что, это твой интерес, а?
- Кто его знает, - честно пробурчал Валентин.
Верная Бриджит, секретарша Тейлора, не подвела: через некоторое время телефон пиликнул, принеся сообщение с драгоценным номером. Валентин помедлил еще немного: судьба не торопилась его останавливать. Ну и ладно. Он нажал на кнопку, вызывая абонента.
Сильвия откликнулась быстро. Валентин сразу узнал мелодию ее голоса, которую запомнил с прошлого раза.
- Мисс Бейтс, - произнес он, стараясь, чтобы это прозвучало дружелюбно и светски, - это Валентин Джекобс. Я приглашал вас выпить со мной кофе еще раз. Вы согласны?
10
Сильвия едва смогла дожить до конца рабочего дня. К тому же работы было много. Через три дня отбывала в круиз очередная группа пенсионеров из какого-то богатого пригорода. Сильвия крутилась как белка в колесе, стараясь утрясти все вопросы в срок.
Спустившись на лифте, Сильвия едва не сбежала обратно в офис. Ей вдруг показалось, что одета она слишком тепло и непривлекательно, что волосы стоило бы утром помыть, что косметику нужно поправить. Но отступать было поздно. Валентин заметил Сильвию и уже направлялся прямо к ней, широко улыбаясь. На его темных волосах таяли снежинки: видно, только что зашел с улицы.
Сильвия робко пожала протянутую руку.
- Добрый вечер, - проговорила она, и голос ее предательски дрогнул.
- Действительно, добрый! - бодро отозвался Валентин. - Вы голодны? Или сперва прогуляемся?
Сильвия заморгала. Он говорит так, словно… словно они только вчера расстались, словно они лучшие друзья, а не едва знакомы.
- Я с удовольствием погуляю, но сначала предпочту кофе.
Они отправились в небольшое кафе, гораздо лучше того, в котором сидели в первый раз. То ли Валентин позаботился и заранее присмотрел это заведение, то ли просто повезло. Сняв куртку и устроившись на стуле напротив него, Сильвия поняла, что уже почти совсем не смущается. Скрипач, конечно, по-прежнему казался существом загадочным и недостижимым, а кофе в его обществе - волшебной сказкой, но Сильвия уже постаралась взять себя в руки. Все это ненадолго, убеждала она себя. Ничего такого не происходит. Они просто пьют кофе.
Разговор завязался сразу и пошел легко, как будто Сильвия и Валентин праздновали тысячу лет их знакомства. Говорили в основном о ерунде, и он слово за слово умудрился вытянуть из Сильвии всю историю ее поступления на новую работу и открывавшихся перспектив.
- Но я ведь никогда не работала менеджером по туризму, - неловко проговорила Сильвия.
- Неужели вы думаете, что эта работа не для вас?
- Я просто…
- Сильвия, вы просто не слишком в себе уверены, и совершенно зря!
Произнесенные другим человеком вот так непринужденно, ее тайные мысли обидели Сильвию.
- Вы ничего про меня не знаете, - парировала она.
- Мне так показалось, - пошел на попятную Валентин.
- Я просто трезво оцениваю собственные возможности.
- Никто не может знать пределов собственных возможностей, пока не подвергнется тщательной проверке. - К счастью, это Валентин произнес не менторским тоном, а задумчиво и глядя вдаль - как будто вспоминал что-то из собственного опыта. Возможно, так оно и было. - Вы гораздо сильнее, чем полагаете сами.
Ну конечно, подумала Сильвия, и поэтому я рыдала неделю, прежде чем подняться с дивана и отправиться что-то делать. Хорошо, что на пути встретился Валентин! Предложенный им шанс - самая большая удача месяца, если не сказать года. И сам он… Тут Сильвия попридержала мысли.
Вот он сидит напротив нее, и так хочется прикоснуться к нему, провести пальцами по щеке… Сильвия ужаснулась, поймав себя на такой мысли. Это не то, что она должна испытывать к случайному знакомому! У нее есть Арнольд. Почему-то в последнее время об этом приходилось постоянно напоминать самой себе…
Напряженность в разговоре миновала, и через некоторое время Сильвия и Валентин уже хохотали, как старые приятели, и непринужденно называли друг друга по имени. Это случилось как будто само собой, и Сильвия недоумевала: разве такое может происходить с ней? С людьми она сходилась долго и трудно, хотя и прикладывала массу усилий, чтобы облегчить процесс. И вот сейчас, в первый раз в жизни, у нее получилось.
Когда кофе был выпит и пирожные съедены, Валентин пружинисто вскочил и спросил:
- Прогуляемся?
В Центральном парке было людно, несмотря на то что уже давно стемнело и мороз пощипывал щеки. Сильвия порадовалась, что так тепло одета. Валентин куда-то уверенно тащил ее за руку. Она не сопротивлялась, просто шла следом и наслаждалась моментом. Валентин остановился так резко, что Сильвия ощутимо стукнулась об его спину.
- Ай! - непроизвольно возмутилась она.
- Прости. Мы пришли.
Только теперь Сильвия обратила внимание на то, где они очутились. Это был каток. Они стояли у павильона, где можно было взять коньки напрокат.
- Какой у тебя размер? Седьмой? - поинтересовался Валентин.
- Седьмой, - автоматически ответила Сильвия, рассматривая блестящее зеркало льда, залитое светом разноцветных фонариков. Веселые люди проносились мимо - попарно и поодиночке, некоторое даже по трое, как вон те веселые девчонки лет тринадцати.
Как давно она здесь не была! Так давно!
В детстве бабушка иногда приводила ее сюда. Сильвия каталась на коньках, бабушка сидела на скамейке, падал снег.
Снег и сейчас падал, ложась мягким покрывалом на дорожки и деревья.
- Держи.
Сильвия очнулась от воспоминаний только тогда, когда Валентин протянул ей коньки.
- Но… я не каталась уже… Уже с детства!
- Я тоже, - пожал плечами Валентин. - Сложимся шалашиком - и поедем.
- Ты думаешь? - Сильвия с сомнением посмотрела на коньки. Такие… острые! Робость внезапно снова накрыла ее с головой. Одно дело - пить кофе, другое - позориться, катаясь на коньках. Что подумает о ней Валентин, если она будет неловкой и неуклюжей?
- Уверен. - Валентин улыбнулся. - Ну же! Ты так увлекательно рассказывала об этом катке!
- Если ты настаиваешь…
- Конечно, настаиваю. Тебе понравится.
Как это ни странно, но зашнуровать коньки Сильвия смогла даже быстрее Валентина, однако встать со скамейки она так и не могла решиться.
- Давай! - подбадривал ее он. - Это же как на велосипеде! Если научился, то уже никогда не разучишься.
- Ты будешь смеяться, но я разучилась. Честно. Села недавно - и поняла, что не умею.
- Я тебе не верю.
Валентин протянул ей руку. Сам-то он стоял на коньках вполне уверенно, так что Сильвия позволила себе не поверить в рассказы о том, что он с детства не катался.
Все оказалось не так страшно, как думалось вначале. То ли сказалась мягкая, но уверенная поддержка Валентина, то ли Сильвия действительно не разучилась кататься, но через несколько минут она уже достаточно уверенно скользила по льду, объезжая детей, влюбленные парочки и фонарные столбы. Валентин катился рядом, подбадривая и подшучивая.
Сильвия вскоре позабыла обо всем. Это было настоящее приключение, что-то такое, чего не случалось в ее жизни с самого детства, когда таким приключением был каждый визит к бабушке. Сильвия тихонько рассмеялась. Что бы подумал Валентин, если бы узнал, что она сравнивает его с бабушкой? Но он был определенно не бабушкой - и даже не дедушкой. Его рука, хоть и в перчатке, была теплой и твердой, улыбка - сияющей. Здесь, на льду, в разноцветных отблесках фонарей, он показался Сильвии совсем мальчишкой. Впрочем, в данный конкретный момент она и себе-то больше десяти лет бы не дала. Ну ладно, тринадцати. Как раз в этом возрасте девчонки начинают засматриваться на мальчишек. А она определенно засматривалась на Валентина.
Он же улыбался, держал ее за руку, смеялся, шутил. Как это понимать? Что это? Сильвия честно признавалась себе, что не имеет слишком богатого опыта в отношениях с мужчинами, поэтому решила расценивать поведение Валентина как дружеское.
Так безопаснее. И удобнее для всех, ведь у нее есть Арнольд.
Мысль об Арнольде слегка подпортила ностальгическое и невинно-радостное настроение, но Сильвия быстро загнала ее в самый дальний уголок сознания. Валентин - это всего лишь еще одна маленькая влюбленность, каких в ее жизни было бессчетное множество. И как все эти предметы воздыханий, он ничего не узнает про ее чувства. Просто невинная влюбленность. Пусть впервые в жизни она поближе познакомилась с этой влюбленностью, это все равно ничего не значит. Скоро Валентин улетит в очередное турне. А потом и позабудет о случайной знакомой. Можно будет отложить воспоминания о нем на дальнюю полочку, туда, где хранятся все остальные влюбленности.
Замечтавшись, Сильвия все же споткнулась и поняла, что падает, падает безнадежно и неостановимо. Она попыталась выдернуть руку из ладони Валентина, но тот держал крепко. Мгновение - и они валяются на льду, размахивая руками и ногами, как два майских жука на асфальте. Сильвия замерла, боясь пошевелиться. Что, если она себе сломала руку? Или спину? А если она что-нибудь сломала Валентину? Медленно-медленно она повернулась к нему и увидела его смеющиеся глаза. Он лежал на льду, заложив руки за голову, и смеялся, повернувшись к Сильвии.
- Это была мастерская подсечка! - выдавил он сквозь смех.