- Ты извини Галю, она тоже перенервничала сильно. Она же перепугалась за меня, разве не понятно? Пойдем, пойдем… Дома тебе плохо будет. Одному всегда плохо, а тем более сейчас. Пойдем, Витя…
В холодильнике оказалось четыре яйца и кусок докторской колбасы, и скоро на плите шкворчала яичница. Галка расставляла на столе тарелки, раскладывала ножи и вилки. Витька сидел за столом в свете лампы, висевшей над столом под стеклянным абажуром. Правую руку он положил на стол, левую, без кисти, держал на коленях.
- А ты чего сидишь, как в ресторане? - спросила Галка. - Хлеба нарежь. Возьми сок в холодильнике. Грейпфрутовый.
Витька выполнил приказание и вновь уставился на Галку ясными глазами.
- Что ты на меня так смотришь? - буркнула Галка.
- Как?
- Как будто я тебе сто долларов должна!
Витька прыснул от смеха, и даже Пилюгин устало улыбнулся. Они сели за стол. Витька ел медленно, управляясь одной рукой. Куски яичницы соскальзывали с вилки, мальчик хмурился - тем более что он заметил, с каким сочувствием наблюдали за ним Галка и Пилюгин.
- Ты не спеши, - сказала Галка. - Яичница от тебя не убежит.
- Я больше не хочу, - Витька отодвинул от себя тарелку.
- А ну ешь! - строго сказал Пилюгин. - Научишься. Давно без руки живешь?
- Больше месяца…
- А шнурки на кроссовках как завязываешь?
- Зубами шнурок затягиваю, а потом внутрь запихиваю.
- И молодец. Ничего, всему научишься, - улыбнулся Пилюгин. - Я тут одну книжку прочитал… В Одесском цирке работал акробат. Без рук. Он таким родился. И ногами умел делать все: есть, одеваться, перелистывать страницы в книжке - ну, в общем, все. И выступал в цирке - ногами жонглировал. Что вы так вылупились? Я правду говорю. Я вам эту книжку принесу - там фотографии этого парня есть.
- Совсем без рук? - испуганно спросила Галка.
- Совсем. А потом, когда началась война…
- Чеченская? - опять перебила Галка.
- Да нет. Великая Отечественная. Когда Германия на нас напала. И вот, когда стали бомбить Одессу, то весь цирк эвакуировался в Николаев. По дороге поезд разбомбили. И те, кто остался жив, ушли пешком. А безрукий парень услышал под откосом железной дороги детский плач и нашел там грудного младенца. И вот он понес его на ногах…
- Что ты говоришь, папа? - не поверила Галка. - А как же он сам шел?
- Он прыгал на одной ноге, а младенца нес на другой, а потом, когда нога прыгать уставала, он перебрасывал ребенка и прыгал на другой. И вот так он прошел пятьдесят восемь километров до Николаева. Ну, отдыхал, конечно, но дошел… - Пилюгин посмотрел на Витьку. - Геройский парень. Без обеих рук, а дошел и маленького человечка спас… А у тебя всего одной кисти нету. Вот купит мама протез, и ты всему научишься. Если мужиком будешь, а не размазней…
- Не купит, - после паузы сказал Витька. - У нас денег нету, а протезы очень дорогие. И ее ведь в тюрьму посадят, правда?
- Подожди, Витя… с этим делом мы еще разберемся. Обещать ничего не буду, но я постараюсь…
Полину завели в комнату для допросов, и женщина-охранник с погонами прапорщика сняла наручники. Потирая запястья, Полина уселась на табурет. За столом сидел Пилюгин. Молча предложил Полине сигарету, закурил сам.
- Ну, как? Отошла?
- В каком смысле?
- Успокоилась? Или как?
- Или как… - усмехнулась Полина. - Витьку моего, надеюсь, не арестовали? Где он, не знаете? Дома?
- Дома. У меня дома.
- У вас? - удивилась Полина. - С чего это? Он сам пошел к вам?
- Сам. Дома ему сейчас… как бы сказать… одиноко, наверное. Да и страшновато.
- Какая добрая душа у вас, господин майор, - насмешливо сказала Полина.
- Гражданин майор… - поправил Пилюгин. - Так что за Витьку не беспокойся. Давай лучше о тебе поговорим.
- Вы будете моим следователем?
- Нет. Я - опер, а не следователь.
- Тогда зачем вы сюда пришли? - Полина погасила окурок в пепельнице.
- Поговорить.
- О чем?
- Ну, например, где вы нитроглицерин купили, гражданка Иванова? У кого?
- Не помню, - усмехнулась Полина. - И не вспомню никогда.
- Следователь будет об этом спрашивать. Укрывательство продавца взрывчатых веществ только усугубит вашу вину… и увеличит срок наказания.
- И какой же мне будет срок наказания?
- Это судья определит. Насколько я знаю Уголовный кодекс - по этой статье максимум может быть до двадцати лет.
- А минимум?
- Могут лет пять дать… если будете сотрудничать со следствием. Тут вообще очень многое зависит от обстоятельств. Например…
- Вспомнить продавца нитроглицерина? - улыбнулась Полина.
- И это тоже.
- Не вспомню никогда, - твердо повторила Полина.
- Зря, - поморщился Пилюгин. - Ладно, и без вас найдем.
- Желаю успеха.
- Найдем, найдем, - повторил Пилюгин. - Только лишние хлопоты. Он за это время еще каким-нибудь отморозкам успеет взрывчатку свою продать.
- Я, выходит, по-вашему отморозок? - уязвленно спросила Полина.
- А кто же вы, Полина Ивановна? Ну подумайте - кто вы?
- Так, насчет взрывчатки я вам ответила. Какие еще вопросы вас мучают? Я вообще могу ничего вам не отвечать, раз у меня другой следователь… Только Витьку моего вы домой, пожалуйста, отправьте. Я не хочу, чтобы он у вас был.
- Хорошо, отправлю. Усыновлять его не собираюсь.
- А было бы неплохо, - усмехнулась Полина. - Пока я в тюрьме срок отбывать буду.
- Для этого детские дома есть… - сказал Пилюгин и заметил, как изменилось выражение ее лица.
- У него дедушка есть… отец Саши… - в голосе Полины слышалась растерянность - о детском доме она явно не думала. - Он заберет Витю. Он должен… обязан…
- Я вижу, отношения у вас со свекром не сложились? Немудрено! С вашим характером, Полина Ивановна, даже непонятно, с кем у вас могут быть хорошие отношения.
- С вами, гражданин майор, уж точно хороших отношений не будет, - отрезала Полина.
- Ладно, не получилось разговора, - вздохнул Пилюгин и крикнул: - Уведите подследственную!
В больнице они долго шли по длинному коридору. Справа и слева двери с табличками: "Рентгеновский кабинет", "Процедурная", "Ординаторская", "Старшая медсестра", "Дежурный врач"… Перед кабинетом главного врача они остановились. Медсестра посмотрела на Галку и Витьку, сказала:
- Дети пусть посидят здесь, - и глазами указала на стулья вдоль стены.
Пилюгин вошел в кабинет. Навстречу ему из-за стола поднялся главврач, средних лет человек с усами, в белом халате.
- Здравствуйте, Михаил Геннадьевич.
- Что с женой? - сразу спросил Пилюгин. - Нас к ней не пустили, сказали - она в реанимации…
- Ей стало хуже ночью, и мы перевели ее в реанимацию. Понимаете, начались родовые схватки… преждевременные роды всегда нежелательны, но в данном случае…
Врач замялся, и Пилюгин спросил:
- Что в данном случае?
- Ваша жена немолода… мы серьезно опасаемся за ее здоровье. Схватки к утру прекратились, но чувствует она себя сейчас неважно. Скажите, ведь первые роды тоже проходили трудно?
- Да я не очень-то в курсе… - растерялся Пилюгин. - Она говорила, все хорошо прошло.
- Мы предложили ей кесарево сечение.
- Она что, отказалась? - спросил Пилюгин и тут же добавил: - Значит, не надо никакого кесарева…
- Она согласилась… но тут мы опасаемся… Повторяю, ваша жена немолода, и здоровье ее оставляет желать лучшего, но она хочет рожать…
- Так чего вы от меня добиваетесь, доктор? - спросил Пилюгин. - Мы оба хотим ребенка, очень хотим, но решать должна она. Вы ей говорили о своих опасениях?
- Конечно.
- Тогда не знаю, как быть, - развел руками Пилюгин. - Если ваши опасения серьезны, то отговорите ее… Или вы хотите, чтобы я с ней поговорил?
- Боюсь, отговорить у вас не получится. У вашей жены достаточно твердый характер, и она очень хочет ребенка. Ладно, мы еще раз поговорим с ней… посмотрим, как она себя будет дальше чувствовать… Сейчас я не советовал бы вам видеться - нервничать ей категорически нельзя.
- Очень вас прошу, доктор… - Пилюгин был вконец растерян, и голос его сделался просительным, даже униженным. - Постарайтесь… я отблагодарю… все, что нужно… сколько нужно… я очень вас прошу, если дело так серьезно…
- Успокойтесь, мы сделаем все, что требуется. Приезжайте послезавтра.
- Да, да… обязательно…
- А о чем с ним еще говорить? - спрашивала Галка, когда они уже ехали в машине. - Надо с мамой говорить. Знаю я этих врачей…
- Ты знаешь? - быстро обернулся Пилюгин. - Наглая ты стала, Галка, разбаловал я тебя… Она знает! Что ты вообще знаешь?
- Знаю. Денег им надо! Мне Маринка-одноклассница рассказывала. Мама у нее весной рожала, так врачи Маринкиного отца так запугали - он им три тысячи баксов заплатил, да еще какие-то лекарства дорогущие доставал. А роды прошли нормально.
- Не-ет, я не в ГАИ работаю, у меня таких бабок нету… - Пилюгин нахмурился. - Доктор хочет, чтобы я отговорил маму рожать. Для нее это сейчас опасно.
- Ой, а что же делать? - испугалась Галка. - Мама ни за что не согласится… А почему тебя к ней не пустили? Ей так плохо?
- Плохо…
В это время заверещал мобильник.
- Слушаю… Да, понял. Через час буду…
- А почему ты мою мелодию заменил? - спросила Галка.
- Потому что дурацкая мелодия.
- Да что ты понимаешь, папка? - Галка повернулась к Витьке: - Представляешь, я ему такую классную мелодию на мобильник поставила - Диму Билана, а он заменил! Все-таки раздолбай ты у меня, папка…
Пилюгин резко нажал на тормоз - машина с визгом остановилась, Галку и Витьку бросило вперед.
Пилюгин обернулся с перекошенным от злости лицом:
- Если ты еще раз скажешь это слово или другие ругательства, я тебе так по шее надаю - ты всех Биланов забудешь, поняла? Не слышу ответа - поняла или нет?
- Поняла, поняла… - испуганно отозвалась Галка. - Хватит тебе из мухи слона делать, папка… я ругаюсь, когда ты меня сильно достанешь…
- Ты меня больше достала. Маленькая матерщинница! Где ты только этой дряни набираешься?
- Там же, где и ты набирался… - улыбнулась Галка.
Майор Пилюгин вошел в "предбанник", взглянул на секретаршу, сидевшую за столом у окна:
- У себя? Свободен?
- Пока свободен, - секретарша быстро постукивала по клавишам. - Идите побыстрее, Михаил Геннадьевич, а то у него через полчаса совещание.
Полковник Судаков сидел за большим письменным столом и читал какую-то бумагу. Он поднял вопросительный взгляд на Пилюгина:
- Я тебя не вызывал.
- Я сам пришел. Нужно.
- Садись. Говори.
Пилюгин присел, достал из кармана пачку сигарет, взглянул на полковника и быстро убрал обратно в карман:
- Я по делу Полины Ивановой.
- Террористка, что ли? Мне тут с утра телефон обрывают - подробности требуют. Спрашивают - а правда, что у майора Пилюгина роман был с этой Ивановой? А потом он ее бросил, и она из ревности решила весь убойный отдел подорвать… - полковник издевательски улыбался.
- Э-эх, товарищ полковник, на каждый роток не накинешь платок, - усмехнулся Пилюгин. - Если б у меня с ней роман был, она бы одного меня подкараулила и из револьвера порешила. Зачем весь отдел подрывать?
- А вот это, я надеюсь, следствие выяснит… Ладно, с чем пришел, выкладывай.
- Надо эту Иванову под подписку выпустить, - выпалил Пилюгин и даже испугался, увидев выражение лица полковника Судакова.
- Как выпустить? - просипел он. - Под какую подписку?
- Ну, под подписку о невыезде, Олег Андреевич.
- Под какую подписку ты собрался выпускать женщину, которая хотела взорвать здание управления, взяла в заложники сотрудников и ранила одного из огнестрельного оружия? Если эта дамочка не террористка, то кто она тогда, может, объяснишь? - полковник Судаков злился все больше и сверлил Пилюгина яростным взглядом.
- Несчастная женщина, у которой умер в тюрьме муж… - медленно заговорил майор. - А попал он туда из-за негодяя, чья собака сделала калекой его малолетнего сына - откусила ему кисть руки. Муж хотел отомстить… В общем, эта женщина осталась теперь одна с сыном-калекой. Я с ней разговаривал - она глубоко раскаивается в том, что натворила, и если ее выпустить под подписку, никакой беды не будет.
- Когда это ты с ней поговорить успел? - спросил полковник.
- Сегодня утром.
- Зачем ты с ней разговаривал? Разве тебе поручено вести следствие? - стараясь быть спокойным, продолжал спрашивать полковник.
- А что тут такого? Она меня застрелить хотела, я и хотел узнать: почему, за что? В конце концов, на роль основной жертвы она намечала меня, вот и хотелось выяснить…
- Выяснил? - едко улыбнулся полковник.
- Ну, не совсем… Но для меня ясно - она несчастный человек, у которого может рухнуть вся оставшаяся жизнь. И убить меня она хотела не со зла, а от отчаяния - любила мужа и считала меня виноватым во всех бедах. Это очень порядочный человек, Олег Андреевич, я ведь не салага и в людях разбираюсь…
- Не очень-то заметно, - вновь едко улыбнулся полковник.
- Порядочный, попавший в беду человек, - упрямо повторил Пилюгин.
- И ты предлагаешь по такому случаю освободить ее от наказания? Так я понял пафос твоей оправдательной речи?
- Не от наказания, товарищ полковник. Я прошу освободить ее до суда под подписку о невыезде. Она сможет быть с малолетним сыном. Он же без руки остался, ему сейчас тоже тяжело. Что ей делать в СИЗО? Набираться опыта у тюремных старожилов? Прошу вас, Олег Андреевич, проявите великодушие.
- А при чем тут я? - развел руками полковник. - Дело под контролем у судьи Блинковой. Она уже санкционировала арест до тридцати суток. И обвинение вынесла. Знаешь ее? Не зря у нее кличка - Каменная баба. А тут статья тяжелее некуда - терроризм, покушение на убийство. Не выпустит она ее. И никто ей не указ. Кого хочешь пошлет подальше.
- Я попробую поговорить с Блинковой. Постараюсь доказать… уговорить…
- Да? - полковник несколько секунд пристально смотрел на него, снова улыбнулся: - Слушай, Пилюгин, а может, у тебя и вправду с ней роман был, как злые языки мне сообщали?
- Я когда-нибудь вам врал, товарищ полковник?
- Все в жизни случается в первый раз, - усмехнулся полковник. - Ладно, Пилюгин, я поговорю, конечно, с судьей, изложу ей мотивы… Кстати, а почему этим ее адвокат не занимается?
- Да нет у нее еще адвоката… И денег на адвоката нет. Государственного назначат. Когда - не знаю…
- Ладно, поговорю. У тебя все?
- Все, товарищ полковник, - Пилюгин поднялся.
Раздался телефонный звонок. Полковник взял трубку:
- Полковник Судаков слушает. Здравствуйте, товарищ генерал! - Судаков подтянулся в кресле, взглянул на Пилюгина и приложил палец к губам, призывая к тишине. - Да, Герман Федорович, она пилюгинских ребят в заложники взяла. Отчаянная баба, Герман Федорович, полностью с вами согласен. В СИЗО она. Следователь пока не назначен, и адвоката у нее нет. Да это вообще не наш профиль. Из ФСБ человек приезжал, потребовал дело Ивановой им отдать. Террор - это их епархия… Нам оставить? Гм-гм… каким образом, Герман Федорович? - полковник сделал круглые глаза и посмотрел на Пилюгина. - Да я все понимаю - дело чести, конечно, но ведь своих дел хватает… Кого? Да, понял… правда, на его отделе еще несколько дел висит. Два убийства. Понимаю, понимаю. Слушаюсь, Герман Федорович. Абсолютно с вами согласен - раз его ребят в заложники взяли, ему и дело вести. Так точно! Всего доброго, Герман Федорович. - Судаков положил трубку, кашлянул. - Все слышал? Так вот - генерал поручил дело террористки вести тебе. Дело чести. Она вас, как пацанов, в заложники взяла! По телевизору сообщали! Во всех газетах над вами потешались - убойный отдел называется! С одной бабой не совладали! Хороша милиция! Давай, дорогой, давай за дело… Кстати, а что у тебя с убийством в гостинице? Совсем не двигается?
- Пока результатов ноль. Наработки, конечно, есть, только проку от них пока нету, - поморщился Пилюгин. - Работаем, товарищ полковник.
- Этим тоже надо заниматься. Мало тебе висяков? У тебя в отделе четверо мордоворотов! Поручи персонально Тулегенову. Или Голубеву. Пусть они с террористкой разбираются - там все ясно. За неделю дело к суду подготовить.
- За неделю не выйдет, Олег Андреевич.
- Почему это? Вы, я вижу, совсем мышей ловить перестали!
- Там взрывчатка, понимаете? Такая по нашим временам редко встречается. А где она ее взяла - молчит!
- Что значит - молчит? Нет, я вообще ничего не понимаю! - хлопнул по столу полковник. - Она молчит, где взрывчатку взяла, а он пришел просить выпустить ее под подписку? Ты что, совсем тронулся, Пилюгин?
- Буду допрашивать, буду связи устанавливать, но на это тоже время нужно.
- Времени у тебя нет, - отрезал полковник Судаков.
- Тем более содержание под стражей ничего не даст. Так хоть последить за ней сможем. Она женщина твердая…
- Это я уже слышал, - махнул рукой Судаков.
- А ты допроси, допроси! Или что, тонко разговаривать с людьми уже разучился? Привык с бандитами и отморозками…
- Я еще раз прошу вас, товарищ полковник, посодействовать в освобождении гражданки Ивановой под подписку о невыезде, - перебил Пилюгин.
- Не будет моего содействия. Как судья решит, так и будет сидеть твоя террористка Иванова. Хочешь ее облагодетельствовать - с судьей разговаривай, только не советовал бы… Ты лучше на убийство в гостинице навались. И докладывать мне каждый день. Ладно, иди откуда пришел… Постой, жена-то как? Родила?
- Если б она родила, я к вам с бутылкой пришел бы, товарищ полковник, - улыбнулся Пилюгин.
- Ко мне не надо. Я сам к вам приду, когда родится…
- Я помню, как ходил к генералу Ломакину… - проговорил Пилюгин.
- К Герману Федоровичу? Когда это ты к нему ходил? - насторожился Судаков. - По какому поводу?
- Просил, чтобы арестованного Иванова, который стрелял в гражданина Муравьева… собака его сыну руку откусила, помните?
- А-а, да, припоминаю… И что?
- Просил генерала, чтобы выпустил из-под ареста Иванова под подписку о невыезде. Не разрешил. А ведь если б разрешил, все могло по-другому обернуться… и Иванов этот был бы жив, и никакой террористки Ивановой не было бы… А ведь просил, разве что в ногах не валялся. Доказывал… А сейчас вот… а-а, черт с ним, все равно сытый голодного не разумеет, - Пилюгин махнул рукой и вышел из кабинета.
Иван Витальевич приехал к дому Полины на такси. Во дворе он заметил человека в дорогой кожаной куртке с собакой на поводке. За его спиной маячил другой парень, помоложе, поджарый и плечистый, тоже в кожаной куртке и джинсах. Человек (а это был Муравьев) и собака шли навстречу Ивану Витальевичу, и, когда до него оставалось метров десять, собака натянула поводок, раздалось глухое рычание, сверкнули белые клыки, и маленькие мутные глазки собаки уставились на Ивана Витальевича. Он инстинктивно остановился, попятился.
- Не волнуйтесь, папаша, она на поводке, - Муравьев остановился, потянул к себе поводок, негромко скомандовал: - Сидеть.
Иван Витальевич осторожно прошел мимо собаки, пробормотал:
- Вообще-то такое чудище в наморднике выводить надо…