- Папаша, идите своей дорогой… - уже недобро ответил Муравьев.
- Да, да, извините… - Иван Витальевич, опасливо косясь на собаку, поднялся по ступенькам к подъезду.
Он долго звонил в дверь, но никто не отзывался. Тогда Иван Витальевич достал связку ключей, нашел нужный и открыл дверь. В прихожей включил свет, позвал громко:
- Полина! Витька!
Он обошел обе комнаты, зашел на кухню. Грязные чашки с застывшей кофейной гущей, объедки на большой тарелке, бумажные пакеты из-под апельсинового сока… Он заглянул в холодильник - ничего, кроме пачки пельменей и банки сгущенного молока. Иван Витальевич поставил авоську, набитую свертками с продуктами, яблоками из своего сада и банками с вареньем, сел и растерянно огляделся:
- Ну, и куда они подевались, черт бы их побрал? Что за женщина - ни грамма ответственности… ну, ни грамма… - Он поднялся, снял куртку, засучил рукава свитера и принялся убираться. Сложил грязную посуду в мойку, включил горячую воду и начал мыть тарелки. Раздалась плавная мелодия, и Иван Витальевич не сразу сообразил, что это звонит в комнате телефон. Он вытер руки и взял трубку.
- Прошу прощения, с кем я разговариваю? - раздался голос Пилюгина.
- А я с кем разговариваю? - в свою очередь спросил Иван Витальевич.
- Майор Пилюгин Михаил Геннадьевич. А вы, наверное, родственник Полины и Виктора?
- Свекор я ей, с вашего позволения, - язвительно ответил Иван Витальевич. - А Виктор мой внук. Может, вы сообщите мне, куда они подевались, раз уж позвонили сюда?
Пилюгин стал быстро и довольно неразборчиво говорить. Иван Витальевич прижал трубку к уху, и глаза его постепенно округлялись. Он время от времени приговаривал:
- Боже мой… какой ужас… какой кошмар… Что же теперь будет?
Пилюгин продолжал что-то бубнить, и тогда Иван Витальевич заорал в трубку:
- Я спрашиваю вас, что теперь с Полиной будет?! Да, да… я понял… Подождите, я запишу адрес, - он положил на комод трубку, бросился на кухню, достал из кармана куртки авторучку. - Записываю, говорите… - и стал торопливо писать на старой газете адрес. - По каким дням принимают передачи? А что приносить можно? Сигареты можно? Сладости? Колбасу? Так, так… вторник и суббота? Понял. Хорошо. Обязательно поеду. А лекарства можно в передаче? Ну, там… успокоительное… сердечное? Понял… хорошо… обязательно… Простите, а где я вас смогу найти? Ага, понятно… записываю…
Глава 5
Совещание оперативников затянулось. В комнате было сильно накурено, в пепельницах на столах полно окурков.
- Я договорился, что передачу примут, - говорил Пилюгин в телефон. - Пока передачи не положены, но я договорился. Почему не положены? Мало сидит, всего несколько дней, потому и не положены. Но я договорился. Так что действуйте, Иван Витальевич. - Пилюгин положил трубку и посмотрел на своих сотрудников: - Надо закругляться ребята, а то мы будем балабонить до ночи. И курить давайте поменьше, что ли. В горле от дыма першит. Значит, мы установили, из какого склада воруется взрывчатка…
- Да, это точно. Все оперативные разработки ребят из Нальчика говорят о том, что это склад МВД Северо-Кавказского округа, - сказал капитан Тулегенов. - В разработке у них находятся двое - капитан Скворцов Андрей Сергеевич и майор Журбин Анатолий Степанович. Там дело идет к аресту. Уверен, что после ареста нам смогут сообщить, с кем эти офицеры имели контакты в Москве, кому здесь поставлялась взрывчатка. Ждать осталось совсем недолго.
- Сколько, они не сказали? - спросил Пилюгин.
- Максимум десять дней. Более того, они очень просили пока ничего здесь не предпринимать - мы можем спугнуть подозреваемых в Нальчике.
- А мы и не можем пока ничего предпринять, - сказал Голубев. - У нас нет подозреваемых. Ни один из моих осведомителей ничего определенного сообщить пока не может.
- Мои тоже, - сказал Тимонин.
- Оперативники в Нальчике считают, что у них произошла утечка информации - короче говоря, крыса у них завелась… кто-то их продал.
- Откуда такие выводы? - спросил Пилюгин.
- Убитый в гостинице Юрий Табиев работал на них. Он выехал с партией взрывчатки для передачи ее в Москве. Но, видимо, получателя кто-то предупредил, и он, забрав товар, ликвидировал курьера. В Нальчике говорят: о том, что Табиев согласился на них работать, знал очень узкий круг людей. Вот теперь гадают - кто их продал?
- А сам получатель не мог как-то расколоть Табиева? - спросил Пилюгин. - Или как-то догадаться… понять, что тот, как говорится, ссучился?
- Ну, для этого надо быть таким асом… - пожал плечами Тулегенов.
- А может, он такой и есть?
- Поймаем - выясним… - улыбнулся Голубев.
- Михаил Геннадьевич, а вы террористку нашу еще не допрашивали? Было бы очень важно выяснить, где она достала нитроглицерин? - спросил Тулегенов.
- Был один разговор, - ответил Пилюгин. Спросил. Молчит… Мне кажется, она что-то знает, но пока молчит.
- А за эту ниточку стоит потянуть, - сказал Голубев. - Я про нитроглицерин на подпольном рынке взрывчатых веществ даже не слышал. И, видимо, раздобыть его не так-то просто. Я наводил справки на складах Минобороны и МЧС. В Московской области девять складов обзвонил - ни на одном нитроглицерина нет. И даже не помнят, когда он у них был. Но Иванова его достала. Вопрос - где? У кого? Куда легче достать тротил… или там… гексоген. Пластид, в конце концов. С ними обращаться куда легче и безопасней.
- Не в этом дело, - сказал Тулегенов. - Для пластида, тротила и гексогена нужна взрывная машинка, а ее установить надо, подсоединить к таймеру… и прочая мура - во всем этом разбираться надо, а нитроглицерин сам взорвется. Помнишь, как она каплю из бутылки на пол уронила - взрыв! А попробуй швырни такую бутылку в стенку - представляешь, как рванет? Мощность похлеще, чем у тротила или пластида.
- А в качестве компонента при изготовлении других взрывчаток нитроглицерин употребляется? - спросил Голубев. - Честно говоря, я в этом деле ни бум-бум.
- С саперами из спецназа поговорить надо, - подал голос Тимонин.
- Вот ты и поговори, - сказал Пилюгин. - И поскорее.
- Слушаюсь, Михаил Геннадьевич.
- Меня, товарищ майор, в первую очередь интересует, где и у кого она его достала, - гнул свое Голубев. - Это у нас единственная ниточка. Тянуть за нее надо, тянуть!
- Буду тянуть. Завтра собирался к ней пойти… - Пилюгин раздумывал. - Упрямая она баба… страшно упрямая.
Зазвонил телефон, и Пилюгин снял трубку:
- Майор Пилюгин слушает… что, что? Как? - лицо Пилюгина изменилось, челюсть отвисла, в горле забулькало. Левой рукой он дотянулся до графина с водой, но никак не мог вытащить стеклянную пробку. Голубев кинулся к столу, вытащил пробку, налил в стакан воды и протянул Пилюгину. Тот выпил жадными глотками, сказал хрипло: - Да, слышу… я сейчас приеду…
Бессмысленными глазами он обвел товарищей, но тут же встряхнулся, с силой провел ладонями по лицу и уже резко, пружинисто встал, мгновенно превратившись в прежнего Пилюгина, решительного и быстрого. - Я в роддом, ребята. Вы работайте, работайте…
- Что случилось-то, Геннадьич? - спросил Тулегенов.
- Да вроде… жена померла…
Пилюгин стремительно вышел. В комнате воцарилась мертвая тишина.
Он гнал машину на предельной скорости. Проскочил на красный свет и услышал за спиной возмущенную трель милицейского свистка. Он резко вильнул к обочине, и шедшая сзади машина едва не врезалась в него. Пилюгин откинулся на сиденье и закрыл глаза.
- В чем дело, гражданин? Нарушаем?! Чуть ДТГ не совершили! Документы попрошу!
Пилюгин достал удостоверение, показал капитану-гаишнику.
- Понятно… И все-таки, зачем так гнать?
- Прости, капитан… - прохрипел Пилюгин и посмотрел на гаишника блестящими от слез глазами. - Жена у меня в больнице умерла… понимаешь?
Капитан долго обалдело смотрел на Пилюгина потом сказал с тревогой:
- Давай я за руль сяду, майор, а? Отвезу тебя, а то на тебе лица нет.
- Ничего… сам доеду…
- В аварию попала?
- Нет, в роддоме… во время родов.
- Да как же это? И спасти не смогли?
- Не смогли…
- Э-эх, вот беда так беда… - пробормотал капитан и наклонился к окну: - Держись, майор… что тут скажешь? Ничего не скажешь… беда…
Пилюгин выжал сцепление и рванул машину с места.
- Мы сделали все, что смогли. Кесарево сечение… она потеряла много крови. Мы очень сожалеем…
- А ребенок? Что с ребенком? - хрипло спросил Пилюгин.
- Ребенка, к счастью, удалось спасти, - чуть улыбнулся врач. - Он чувствует себя хорошо.
Пилюгин молчал, тупо глядя перед собой, потом проговорил с трудом:
- Кто родился? Мальчик, девочка?
- Ох, простите, мы вам не сказали - голова кругом идет, - растерялся врач.
- Мальчик! - вдруг сказала медсестра. - Такой хорошенький - четыре пятьсот. Мальчик супер!
И эта полная, широкоплечая, с круглым лицом, на котором выделялись румяные большущие щеки и курносый нос, медсестра показалась Пилюгину такой красавицей, что он смотрел на нее, широко раскрыв глаза, потом улыбнулся и переспросил шепотом:
- Мальчик? Четыре пятьсот?
- Да, да, мальчик!
И окружающий Пилюгина мир - лица медсестры, врача, стол и стеклянные шкафы - вдруг стал искриться, расплываться. Это слезы мешали ему видеть…
Пилюгин сидел на кухне. Небольшая фотография жены стояла перед ним. И еще стояла выпитая наполовину бутылка водки, рюмка, яблоки и груши в стеклянной вазе, пепельница, полная окурков…
Витька лежал в гостиной на диване, лежал с открытыми глазами, напряженно прислушиваясь к звукам в квартире. На секретер светил желтой лампой ночничок, льдисто отсвечивали стекла стенки-серванта…
А Галка лежала в своей комнатке на узкой кровати у стены. К обоям были пришпилены фотографии из глянцевых журналов - знаменитые артисты, звезды попсы и рока; на столе - гора учебников и тетрадей, плеер с наушниками. Галка тоже не спала…
Пилюгин смотрел на фотографию жены, говорил шепотом:
- Ты же так хотела ребенка… почему же так? За что такая несправедливость? Ладно, пусть на мне грехов всяких много - работа такая, но тебя-то за что?
Он налил и выпил, ладонью утер губы, потянулся за сигаретой. В кухню бесшумно вошла Галка, в одних трусиках и майке, волосы растрепаны. Она молча подошла к отцу, прижалась к нему, обняла за шею и голову положила ему на плечо. Пилюгин смутился.
- Вот думаю, Галчонок, как нам теперь без мамы жить?
- И я все время думаю, - отозвалась Галка. - Никак заснуть не могу.
- Надо будет тетю Нину из Питера позвать, - тихо сказал Пилюгин.
- Зачем? - тоже почти шепотом спросила Галка.
- А кто же будет за маленьким смотреть? Тебе в школу надо, мне - на работу…
- А когда нам его отдадут?
- На днях, наверное… не знаю точно.
- Я боюсь… - вдруг прошептала Галка.
- Чего?
- Боюсь, я не буду его так любить, как маму любила…
Пилюгин внимательно посмотрел ей в глаза. И Галка печально и серьезно смотрела на отца. Он встряхнул ее, держа за худенькие голые плечи, сказал громко:
- Ты чего это? Что говоришь-то? Что мама про тебя подумает?
- А мама разве про меня думает? - испуганно спросила Галка.
- Конечно! Она там про всех нас думает!
- Не кричи, пап… мне и так страшно…
- А чего тебе страшно? Нечего тебе бояться, Галка! - так же громко отвечал Пилюгин, словно ему самому было страшно и он себя таким образом успокаивал. - Мы жить должны, понятно? Мальчонку нам надо вырастить. За нами мама смотреть будет - как мы тут живем. Так что нам подкачать никак нельзя, Галка… - он вдруг снова перешел на шепот: - Если мы тут с тобой плохо жить будем - мамкина душа страдать будет… понимаешь? - Он смотрел на нее больными глазами, и губы его нервно подергивались.
- А как мы его назовем, пап?
- А как ты хочешь? - через силу улыбнулся Пилюгин, приходя в себя.
- А ты?
- Давай Мишкой назовем, а? - вдруг предложил Пилюгин.
- Как тебя?
- Как меня. Будет Михал Михалыч, звучит?
- Звучит… - улыбнулась Галка.
Они разговаривали и не видели, что уже давно из коридорчика на них смотрит Витька, смотрит потемневшими печальными глазами…
В камере СИЗО, куда поместили Полину, две совсем молоденькие девушки спали на своих нарах, задернув цветастые ситцевые занавески. Пожилая, полнотелая тетка в цветастом халате, с бигудями, накрученными на черные сальные волосы, сидела за столом у стены и курила, тупо глядя перед собой. Тусклая лампочка под закопченным с темными разводами потолком освещала камеру.
Полина лежала на нижних нарах, смотрела в потолок, иногда, скосив глаза, поглядывала на пожилую женщину - Анжелу Петровну. Вот она пошевелилась, достала из-под матраца плоскую металлическую фляжку, отпила из нее, громко фыркнула, передернув плечами, откусила от яблока, громко захрустела.
- Ну, ты, Поля, и учудила… - Анжела Петровна весело хмыкнула. - С всякими чалилась, а вот с террористкой - впервой, хе-хе-хе… Надо же, оперов в ментовке в заложники взять - это тебе самое малое десятерик корячиться… Знаешь?
- Знаю… - негромко отозвалась Полина.
- Адвокат-то есть?
- Денег нет на адвоката.
- Казенного назначат… - Женщина громко икнула, затянулась сигаретой. - Какого-нибудь раздолбая. Не помогать будет, а вредить… Ищи бабки - без них тебе хана.
- Денег у меня нет, - повторила Полина.
- Когда я села впервой, у меня не было ни хорошего адвоката, ни хорошего советчика. Малявы подруги в изолятор присылали - про то не говори, от этого отказывайся…
- И что же? - спросила Полина.
- Впаяли мне по самое не балуй - пятерик строгого вместо трояка условно. Так что слушай, что тебе говорит старая мамочка… А, видать, сильно тебе менты насолили, что ты на такое решилась… - она посмотрела на Полину длинным взглядом. - А что ж слабину дала?
- В каком смысле? - не поняла Полина.
- Замахнулась - так бей, курочка ты Ряба, - она усмехнулась. - Пришла взрывать - значит, взрывай. А ты размякла… небось, пожалела? Не-ет, если бы я так-то пришла к ним, я бы их всех к едрене фене отправила. Тут главное дело - решиться. Чтоб потом не жалеть - когда пожизненное дадут. Уж лучше вышку…
- Сын у меня… десять лет всего…
- Сын? А когда в ментовку шла, разве про сына не думала? Думала, конечно, но пошла. Значит, там рука дрогнула… Но все равно уважаю… Ну, ладно, наговорились, пора и клопа придавить мало-мало… - вздохнула Анжела Петровна, погасила окурок в консервной банке и стала укладываться, кряхтя и вздыхая. Доски скрипели под ее тяжелым телом.
А Полина не могла уснуть. Светила тусклая пыльная лампочка под потолком, и воспоминания теснились в памяти…
…Он ждал ее недалеко от входа в химчистку. Рядом, в том же здании, находился магазин "Все для уюта" и "Дом кофе". Когда Полина вышла, Валера направился к ней, жестом предложил сесть в джип, стоявший неподалеку, но Полина отрицательно покачала головой. Тогда Валера, повертев головой, увидел "Дом кофе" и предложил зайти туда.
В маленьком зальчике было не больше десятка кресел с круглыми, низкими столиками. Тут же подошла миленькая девушка в джинсах и белой маечке, указала на столик у окна. Полина и Валера сели, и через минуту девушка принесла две чашки кофе и вазочки с мороженым.
- Наверное, интересно знать, кто я и с чем меня едят? - улыбнулся Валера.
- Гораздо интереснее, чем вы мне можете помочь.
- Вы хотите своего ненавистного обидчика застрелить или взорвать? - Валера вновь улыбнулся. - Или и то и другое одновременно?
- И то и другое. Есть из чего стрелять, нечем взорвать.
- Разыгрываете меня, Полина?
- Так поздно это поняли? Неужели такой тупой?
- Да нет, милая Полина, на розыгрыш это не похоже, - покачал головой Валера. - Я не вчера родился и кое-что повидал…
- Где же повидали? - усмехнулась Полина.
- В Сербии был, в Чечне служил… в первую кампанию, во вторую… - он отпил глоток кофе. - Навоевался по ноздри…
- И жены не было? Извините, что второй раз спросила. Вы в химчистке сказали, а я не поверила.
- Да не случилось как-то… - он пожал плечами.
- И не влюблялись?
- Всякое бывало, но… ненадолго… судьба разводила.
- Значит, и теперь воюете?
- Тогда - за Родину, теперь - исключительно за себя, - улыбнулся Валера. - Да и не воюю вовсе - шутихи делаю… ракеты разные, фейерверки, прочую пиротехнику для праздников… вернее, делаю не я - я только порох и взрывчатку добываю… бизнес у меня такой.
- Наверное, и бандюганам разным продаете?
- Бывает… жизнь наша российская, знаете ли, всегда полна неожиданностей, - он смотрел на нее открыто и весело.
- А почему вы мне все это рассказываете? - вдруг резко спросила Полина. - Вы меня первый раз видите, совсем не знаете…
- А чего бояться? В ментовку докладывать побежите? Думаю, нет… непохожи вы на стукачку.
- Первое впечатление о человеке часто обманчиво.
- Да вы жена офицера. Рупь за сто ставлю, он тоже в Чечне побывал… или в местах похожих? И сейчас где-нибудь на Кавказе служит, - после паузы ответил Валера. - Угадал?
Полина оторопело смотрела на него. Она вдруг ясно увидела лицо мужа - белое лицо на фоне темной стены тюремной камеры. Александр смотрел на нее спокойными, горячими глазами и говорил твердо, без колебаний:
- Я ни о чем не жалею, Полина. Я нормально жил и служил нормально, не подличал и не шкурничал. И солдаты меня уважали… даже самые отморозки и те уважали. Об одном сейчас жалею, Полина, - недострелил я этого мерзавца… выживет, сволочь, и опять людям гадить будет… Может, поэтому и сердце болит, что так жалею… И еще, Полина, расставаться с тобой не хочу… Знаю, что придется, а сердце не хочет…
- …Умер муж… - ответила Полина. - Два месяца назад. В тюрьме умер…
- О как! - качнул головой Валера. - Не слабо… Девушка, будьте любезны, еще две чашки кофе! Сына вам оставил, дочь?
- Сын. Одиннадцатый год идет.
- За что же муж в тюрьме оказался, если не секрет?
- Хотел одного гада застрелить, да недострелил… - она отпила глоток кофе, посмотрела ему в глаза: - Поняли теперь, зачем мне взрывчатка нужна?
Валера Чистов молча кивнул, глядя ей в глаза, выпустил дым, пробормотал, посмотрев в окно:
- Есть еще женщины в русских селеньях…
Полина услышала, как заворочалась на своей лежанке Анжела - поднялась, свесив толстые голые ноги, громко завздыхала, засопела, достала из-под подушки фляжку.
- Не спишь? - сиплым голосом спросила Анжела.
- Не сплю… - отозвалась Полина.
- Ты спи, а то крыша поедет. Когда спишь - душа лечится… - Анжела повалилась на засаленную подушку и через секунду захрапела.
- Ты опять ко мне без приглашения? - нахмурился генерал, увидев вошедшего в кабинет Пилюгина.
- Форс-мажор у меня, товарищ генерал, - лицо у Пилюгина было помятое и мрачное.
- Какой еще форс-мажор? У меня такое ощущение создается, майор, что ты последнее время "на грубость нарываешься".