Кристина видела его фотографии - в лучшем случае вполоборота: Джон Маунтджой избегал фотокамер и телеобъективов. На торжественных приемах в Бродвее по случаю премьеры новой пьесы на нем всегда был элегантный смокинг.
В джинсах и фланелевой рубашке, а тем более обнаженным, она его на снимках, разумеется, не видела.
А кроме того, Кристина была уверена, что он гораздо старше.
Она припомнила, как Джон Маунтджой торопливо, закрывая лицо руками, проходил в здание суда или выходил из него в ослепляющем свете софитов, нахальном блеске фотовспышек. Он ни разу не ответил ни на один вопрос многочисленных журналистов, чем выводил их из себя. В ответ на такое поведение последовал разнузданно-агрессивный тон прессы, освещавшей все запутанное дело прославленного драматурга.
Зато Майра Бреккенридж в их публикациях представала безукоризненным человеком, поразительной актрисой и редкой красавицей.
И она действительно была необычайно красива, не могла не согласиться Кристина.
- Если я не ошибаюсь, вы в недоумении, мисс Кеннеди? - с нескрываемой иронией спросил Джастин.
Одетый в одни джинсы, голый по пояс, босой, он сидел на диване, привычно поджав ноги, сложив руки между колен. Он казался спокойным и умиротворенным, но Кристина не могла отделаться от ощущения, что это безмятежное состояние было напускным. Он явно чувствовал себя в неловком положении и каждую секунду ждал любой неожиданной выходки с ее стороны.
- Вспомнили? - спросил он.
- Да. Еще бы. Я всегда любила твои пьесы, а больше всего "Силки для ночных птиц". К сожалению, я не успела посмотреть "Снежное пламя"…
Она вдруг испуганно замолчала: премьера "Снежного пламени" совпала со смертью Майры Бреккенридж, а поскольку актриса играла там главную женскую роль, пьесу сняли с репертуара сразу же после ее убийства.
Губы Джастина нервно дернулись, и Кристина глубоко пожалела о своей оплошности.
- Я не спрашивал, как ты относишься к моему творчеству, - сказал он равнодушно. - Не сомневаюсь, что если бы не скандал, ты бы едва ли вспомнила сейчас о драматурге Джоне Маунтджое.
Задетая за живое, Кристина оскорбилась.
- Только не надо обвинять меня в невежестве, - сказала она с обидой.
Джастин соскочил с дивана и нервно начал расхаживать по комнате. У камина он остановился, оперся локтем об его гранитную облицовку и, глядя на причудливо извивающиеся языки пламени, небрежно спросил:
- Ты любишь театр?
- Как можно не любить театр?
Наступила пауза, после чего Джастин раздраженно обратился к Кристине;
- Не очень-то ты испугалась. Почему? Меня ведь обвинили в том, что я задушил шарфом собственную жену.
Голос Кристины был таким же спокойным, как и ее взгляд.
- Тебя оправдали.
- За недостатком улик. Для подавляющего большинства людей это вовсе не оправдание.
- Это уже в далеком прошлом. Минуло целых четыре года…
- Пять, - поправил Джастин.
- Тем более, - заметила Кристина. - И вообще, все это не имеет значения, ведь ты сказал, что не убивал жены.
- Ты с такой легкостью готова поверить мне на слово? - тихо спросил он.
Да, именно так она и поступила, едва оказавшись здесь. Проснулась в чужой постели, на черных атласных простынях, голая, в полном смятении… И вопреки всему безоглядно поверила Джастину, почувствовав себя в полной безопасности. И вот сейчас он говорит о том, что, по убеждению многих, он своими руками задушил Майру. Своими руками… Сильными, крепкими руками (которые она теперь слишком хорошо знала) с длинными артистическими пальцами и широкой, мозолистой, доброй ладонью.
И обладатель этих честных, чистых рук - убийца? Кому только в голову могла прийти такая ересь!
- Ты не хочешь рассказать подробнее, что же произошло на самом деле?
- Если ты не собираешься ничего писать об этом, то хочу.
Боже мой! У нее и в мыслях не было ничего подобного! Но тут ее опять кольнуло чувство вины, но она едва сдерживалась от улыбки. Обязательно надо обо всем ему рассказать, и чем скорее, тем лучше… Но не сейчас. Она сделает это чуть попозже, думала Кристина.
- Я тебе уже рассказала о себе все, - с упреком заметила она.
Джастин помолчал.
- Развод - не убийство, - ответил он вызывающе.
- Да, совершенный пустячок! - обиделась Кристина, задетая его тоном, - Ты, однако, знаешь себе цену. Тебе никто не говорил, что ты законченный эгоист?
Она вдруг почувствовала, что нервы ее на пределе. Ей захотелось оказаться сейчас же как можно дальше от него. Эти неожиданные вспышки не оправданного ничем гнева начали пугать ее. Ведь только недавно они были исполнены такой нежности и доверчивости друг к другу.
Но как она могла осуществить свое желание, вызванное гнездившимся в ней страхом? Уйти в метель, в снежные сугробы и заносы? Отступать некуда, даже если случится самое неприятное, и он узнает, чем его гостья зарабатывает свой хлеб насущный. Поверит ли он тогда, что их встреча - чистая случайность?
- Не надо. Ничего не надо! - раздраженно, со слезами в голосе ответила Кристина. - Мне не интересны твои злосчастные тайны!
Кристина бросилась прочь от него… Но куда? Она и сама не знала.
- Кристина!
Она уже бежала наугад к лестнице, так что полы белого халата разлетались, точно крылья. Он поймал ее за рукав и заставил повернуться лицом к себе.
- Я все расскажу…
- Нет! - Она нервно смотрела на его руку, не пытаясь, однако, вырваться.
- Послушай, да какой бес в тебя вселился?
- Не хочу, чтобы ты был рядом! - заявила она. - Не хочу быть рядом с тобой, - вот и все!
Пальцы Джастина судорожно разжались, и Кристина, почувствовав, что она свободна, ринулась вверх по ступенькам, вбежала в спальню, села на кровать по-турецки, и без единой мысли стала смотреть на пламя в камине.
А потом без сил упала на черные простыни. Джон Маунтджой…
Кристина вздрогнула. Да, это была грандиозная сенсация месяца - если не года. Во многом потому, что она совпала с громким успехом "Снежного пламени". Закрыв глаза, Кристина попыталась восстановить в памяти хронологию событий. Премьера состоялась в канун Рождества - одна из новых телепрограмм усиленно рекламировала участие в ней Майры Бреккенридж, бесподобной Майры, красавицы Майры…
И в самом, деле - красавицы. Высокая, стройная, золотоволосая блондинка с огромными голубыми глазами. Она и Джастин были без памяти влюблены друг в друга…
Лицо Кристины помрачнело. Как раз в эти дни она официально оформила свой развод - перед самой премьерой "Снежного пламени".
Вздрогнув от нервного напряжения, она запахнула халат, встала и, приблизившись к огню, погрела ледяные руки. Затем подошла к зеркалу и пристально взглянула на свое отражение: серые глаза в обрамлении черных ресниц, правильный овал лица, черные волосы и - ни следа косметики. Идет ли все это "скромное великолепие" хоть в какое-то сравнение с блистательной Майрой Бреккенридж?
- О Господи! - воскликнула Кристина, осознав, что она ревнует к тени, пытается состязаться с призраком.
Чтобы как-то успокоиться, она стала расхаживать по комнате.
Почему она убежала сюда? Из страха? От того, что узнала, кто он? Что же должен почувствовать Джастин, когда узнает всю правду о ней? Но почему он не может довериться ей чисто по-человечески, не пытаясь узнать все подробности ее биографии?
- Кристина!
Двери спальни распахнулись, перед ней, стиснув руки, стоял Джастин. По его напряженной шее и опущенной голове видно было, как он расстроен.
- Кристина! - повторил он, на этот раз тише и мягче.
Она какое-то время молча глядела на него и внезапно, забыв обо всем на свете, кинулась к нему и замерла в его крепких, надежных мужских объятиях.
"Я люблю тебя…"
Эти слова чуть не слетели у нее с языка, когда она, счастливая, с облегчением прижалась к Джастину. Но разумно ли признаваться в любви человеку, которого, можно сказать, совсем не знаешь?
Джастин еще сильнее обнял ее, оторвал от пола, покачал на руках и медленно, необычайно бережно опустил на ковер.
- Если ты меня боишься - хотя бы чуть-чуть, я немедленно уйду и больше никогда тебя не потревожу.
- Я тебя не боюсь.
- Тогда почему ты убежала?!
- Я тебе как на духу поведала всю свою жизнь, - сказала Кристина. - А ты все воспринял так, будто это сущие пустяки…
- Я вовсе не говорил, будто твоя жизнь хотя бы на каплю представляется менее ценной, чем моя. Но признаться в неудачном браке и признаться в совершении убийства - не одно и то же.
- Не совершал ты никакого убийства, - сказала она.
- Ты полагаешь, что я его не совершал? Кристина улыбнулась.
- Не полагаю, а знаю.
- Откуда ты можешь знать?
- Я чувствую тебя, этого достаточно.
- Действительно, я не убивал. Тебе интересна эта история?
- Если тебе действительно важно рассказать о ней.
- Пожалуй, важно, - сказал он раздумчиво. - Кристина, извини меня, но когда я впервые увидел тебя, то не в силах был владеть собой. Я действительно ненавижу репортеров - всех без исключения. И пока ты не упомянула имени Роджера… Видишь ли, я не способен, по-видимому, доверяться кому-либо безраздельно, только лишь потому, что человек наделен обаянием. Я все это время продолжал считать тебя той настырной корреспонденткой, которая бестактно домогалась по телефону встречи со мной. Понимаешь, Кристина, когда против меня выдвинули такое страшное обвинение, пресса осаждала меня без всякого сожаления. Я бросил свою квартиру на крыше небоскреба в Манхэттене и прочно обосновался здесь. Но армада репортеров всех мастей ринулась за мной в эту глушь. И один расторопный репортеришка - из весьма уважаемой газеты - так спешил опередить других, что впопыхах задавил моего пса. После этого вся эта алчная стая газетчиков бесславно исчезла, но для бедняжки Джага все уже было кончено. - Глаза Джастина сделались стальными, но в глубине их Кристина видела затаенную боль. - Так что после всего этого мне трудно вести себя, как подобает здравомыслящему человеку, умеющему владеть собой, и ты это, к моему глубокому сожалению, испытала на себе.
Кристина была очень смущена. Ей надо было признаться ему всего лишь в одном - кто она по профессии, но теперь она боялась, что не осмелится назвать свою специальность.
- Давай спустимся вниз, вернемся туда, где сидели, - попросил Джастин.
А Кристина продолжала безмолвный диалог сама с собой: "Скажи ему все!" - "Ты что, совсем лишилась ума?! Уж, по крайней мере, не сейчас!" - "Но он должен, должен верить тебе!.."
Джастин взял ее руку, пальцы их сплелись, и она послушно, как маленькая девочка, сошла вместе с ним в гостиную, где огонь в камине пылал особенно ярко и жарко. Кристина села на диван, а Джастин ходил взад-вперед по комнате, собираясь с мыслями.
- Ты был в нее влюблен? И, наверное, беззаветно? - эхом прозвучал ее вопрос.
- Когда-то… я так думаю. Меня потрясла ее редкая красота при самой первой нашей встрече. Я был на несколько лет моложе ее, и это, как я теперь понимаю, льстило Майре. Ей тогда исполнилось тридцать, и, право, я не встречал в жизни человека, которого до такой степени преследовал бы страх подкрадывающегося увядания. Наверное, она слишком много ждала от своей внешности: странно, но Майра не умела радоваться тому богатству, которым наградила ее природа, зная, что однажды красота ее померкнет. И ей никогда здесь не нравилось. Когда дом еще только строился, она раза два приезжала и заявила, что не позволит заточить себя в сельской глуши, в этой дыре, как она изволила выразиться. Но я и не собирался посягать на ее свободу. Она могла жить, где хотела. Я же был влюблен в здешние леса, тишину и бесконечные просторы этой земли. И потом здесь так легко писалось!
Роджер говорил почти то же самое - слово в слово, когда вместе с Сью перебрался в эти благословенные места, да и Кристина прониклась красотой здешней природы за время тех немногих поездок, которые она совершала, нанося визиты двоюродному брату. Эти просторы, удаленные от города, были прекрасны в любое время года. Осенью - буйством красок, зимой - сверканием и белизной снега, летом - сочной зеленью лесов. Вечно меняющийся и вечно прекрасный край, который Кристина полюбила после первого же приезда к Роджеру.
Зато его не выносила Майра Бреккенридж, и по зловещей иронии судьбы обрела здесь свой конец.
- И все же вы были женаты.
- Но счастливы в браке не были. Не знаю, собиралась ли она всерьез создавать со мной семью, да и за себя, пожалуй, не поручусь. Мы встретились на премьере "Обещаний верности", и она через общего знакомого попросила себя представить. Майра только что вернулась из Голливуда, где последний фильм с ее участием с громким треском провалился.
У нас собралась большая компания, и мы все вместе отправились в ресторан Сарди и там основательно выпили. Она казалась такой живой, нарядной, яркой бабочкой. Я же тогда много и напряженно работал, чувствовал себя уставшим. Она была как глоток свежего воздуха. На следующей неделе мы отправились в Лас-Вегас - поиграть в рулетку, посмотреть местные шоу, в общем - хорошенько отдохнуть. И мы в самом деле прекрасно развлекались. Майра умела произвести впечатление, когда хотела.
Оставшись с глазу на глаз, мы начали рассуждать о соединивших нас обстоятельствах, в которых увидели веление судьбы, так возникла мысль о женитьбе. Эта мысль полностью овладела нами. В тот момент мы находились в Лас-Вегасе, где вступить в брак легче, чем выпить стакан воды. Не то чтобы я совсем не понимал, что совершаю поспешный шаг. Понимал. Но я имел несчастье на мгновение влюбиться в одну из красивейших женщин Америки, да и она, как мне кажется, тоже была по-своему в меня влюблена - насколько Майра вообще способна на какие-либо сильные, искренние чувства.
- И что потом? - тихо спросила Кристина.
- Время отдыха и развлечений заканчивалось. Я - писатель, и это для меня больше, чем просто работа - это часть меня самого. Мне ненавистен свет софитов - Майра его обожает. Он ей жизненно необходим, она без него существовать не может. И мы, едва сойдясь, расходимся, как корабли в море. Для Майры жизнь состоит прежде всего из вереницы модных вечеринок, развлечений: она вечно в разъездах, будто бы по делам, а до меня доходят слухи, от которых руки в ярости сжимаются, а глаза наливаются кровью.
Я вылетел в Голливуд, чтобы повидать ее - она якобы работала там на съемках. Мне вовсе и не нужно было заставать ее врасплох, чтобы знать, до чего она опустилась. У меня есть несколько хороших приятелей в Голливуде, знавших все о похождениях моей жены, но они не хотели расстраивать меня. Я же к тому времени не любил Майру, а потому расстроить меня было просто нельзя. Я, не делая для этого ни единой попытки, все узнал, потом встретился с Майрой и сказал, что между нами все кончено. Майра в отчаянии талантливо зарыдала - она же всегда и везде в первую очередь актриса. Но как бы то ни было, я вернулся в Нью-Йорк, а она осталась в Голливуде - и вскоре снялась в очередном шумно разрекламированном фильме.
- Припоминаю, - сказала Кристина. - Это была бездарная комедия.
- Менеджер Майры посоветовал ей вернуться на Бродвей. Но она уже постарела, на амплуа инженю не подходила, а выигрышной для возвращения на сцену партии в репертуаре не было.
Джастин замолк на минуту, и в молчании его Кристина почувствовала страдание. Он до сих пор переживал за несложившуюся артистическую карьеру своей бывшей жены, хотя Майры давно не было в живых, а любовь умерла еще раньше.
- Она обратилась ко мне. Жизнь у нее покатилась под откос. Я потребовал, чтобы она прекратила пить и принимать наркотики, хотя Майра убеждала, что в небольших дозах и то, и другое помогает поддерживать форму. Я пообещал, что если она уедет со мной в загородное поместье, я позабочусь о том, чтобы она перестала принимать наркотики. Но Майра отказалась. Ей нужна была от меня пьеса - настолько хорошая, чтобы возобновить карьеру в театре. Я решил, что должен ей помочь, ведь она все-таки моя жена, хотя нас уже давно ничего не связывало.
Так я написал "Снежное пламя". Премьера прошла с необычайной пышностью, а успех оказался просто феноменальным. Майра, возбужденная неожиданным триумфом, созвала всех в свободный от репетиций и постановок день на вечеринку - и не куда-нибудь, а в этот нелюбимый ею дом. Выглядела она отлично, чувствовала себя превосходно, и даже от вина и наркотиков нашла в себе силы на какое-то время отказаться. Зафрахтовав самолет, мы вылетели на нем сюда, захватили с собой уйму провизии… украсили дом гирляндами и флажками.
Незадолго до того была метель, и все вокруг было покрыто белым, искрящимся на солнце и под луной снегом. В этом ослепительном снегу Майра и нашла свою смерть.
- Но почему обвинение пало именно на тебя? Ты же не один был на вечеринке? - возмутилась Кристина.
- Мой адвокат, и тот не защищал меня с такой самоотверженностью, как ты. Спасибо, Кристина. Во-первых, полиция всегда склонна в первую очередь подозревать мужа, особенно, когда ни для кого не является секретом, что мы разошлись.
- Но ты же написал для нее пьесу.
- Да, и во многом благодаря этому, на суде никто не взялся обвинять меня в умышленном и заранее преднамеренном убийстве. Речь шла о преступлении, совершенном в приступе ревности. - Он поколебался, прежде чем продолжил: - А потом, в тот вечер, перед убийством у наспроизошла совершенно дикая и неприличная ссора. Я ей сообщил, что намереваюсь навсегда остаться в этом загородном доме. Она в ответ на глазах у всех гостей разыграла отвратительную сцену, заявив, что я угрожаю убить ее. А потом она больно пнула Джага, моего пса, и я, потеряв над собой всякий контроль, сгреб ее за воротник и пообещал, что если она не прекратит этот фарс, я ее действительно убью.
- О Боже! - ужаснулась Кристина, пытаясь разобраться во всем, что только что услышала. - Но если ты не убивал ее, Джастин, то кто-то должен был это сделать?
- Да. Я пытался обратить на это внимание властей после того, как был оправдан, но они хранили молчание.
- Почему?
- Понимаешь, Кристина, когда тебя оправдывают за недостатком улик, подозрение так или иначе продолжает существовать. Все остались при убеждении, что убил я, просто мне повезло уйти от наказания.
- И что же ты?
- А что я мог? Достоверных улик не было, и мне приходилось лишь гадать, кто же решился в эту роковую ночь убить мою жену.
- А кто был на вечеринке? - прервала его Кристина.