- В отличие от Хэмиша Мелвилла, хочешь ты сказать? Руки прочь от женатых мужчин?
- Кэт, просто ты совсем не подходишь для того, чтобы водиться с женатыми мужчинами. И потом, Хэмиш такой… безжалостный.
Катриона поразмышляла над этим определением и отрицательно покачала головой.
- Нет, я не думаю, что он безжалостный. Сильный, жесткий, может быть, хитрый, но безжалостный - нет. Так или иначе, почему мы его обсуждаем? Ведь это не более чем несколько цветов, посланных, возможно, в тот момент, когда он смотрел, как его жена примеряет новые парижские туалеты, и прикидывал, во что они ему обошлись!
Элисон рассмеялась, представив себе эту картину.
- Да, может быть, ты права.
- Конечно, права, - жизнерадостно откликнулась Катриона, застегивая сумку. - Давай пойдем и чего-нибудь выпьем.
Часом позже, выйдя из клуба, они оказались почти в полной темноте. Лишь висящий над входом фонарь освещал ступеньки. Машина Элисон стояла совсем близко, в освещенном круге, и Катриона еще на несколько минут задержалась возле нее, чтобы поболтать с подругой и помахать ей на прощание. Ее собственный серебристый "фольксваген-гольф" стоял в стороне, в тени платановой аллеи. Не успела Катриона отпереть замок, как распахнулась дверца стоящего рядом приземистого черного "ягуара" и оттуда вынырнула какая-то темная фигура.
- Добрый вечер, Катриона.
Катриона едва не подпрыгнула.
- Хэмиш! Господи, как вы меня напугали! Я подумала, что вы грабитель или что-нибудь в этом роде. - Учащенно дыша, она прислонилась к автомобилю.
- С каких это пор грабители разъезжают на "ягуарах"? - засмеялся Хэмиш и, подойдя поближе, успокаивающе дотронулся до ее руки. - Прошу прощения. У меня не было ни малейшего намерения пугать вас. Я ожидал вас здесь, чтобы поговорить.
- Почему же вы не вошли в клуб? - Отперев багажник, Катриона закинула туда спортивную сумку.
- Хотел поговорить наедине. Я вспомнил, что вы должны играть здесь в сквош с Элисон. Вы получили мои цветы?
- Да, большое спасибо. Хотя, наверно, вы не должны были этого делать.
- Почему нет? - Она увидела, как в темноте сверкнули его зубы. - Красивые девушки должны получать цветы.
- Почему-то мне кажется, что ваша жена не согласилась бы с вами.
На его лице появилась лукавая обезоруживающая улыбка.
- Может быть, и нет, хотя в свое время я частенько посылал цветы и ей. Вы пообедаете со мной?
Катриона была застигнута врасплох.
- Не знаю, - растерянно пробормотала она.
- Что значит - не знаю? - В его голосе все еще чувствовалась усмешка. - Разве вы не хотите есть?
Катриона была голодна как волк и как раз собиралась заехать пообедать в ближайший китайский ресторанчик.
- Хочу, - честно призналась она.
- Тогда все в порядке. - Он приоткрыл дверцу своего "ягуара", и оттуда донесся запах натуральной кожи. - Вы любите рыбу? - спросил Мелвилл.
Теперь засмеялась Катриона.
- Разве вы не знаете, что если бы люди на островах не любили рыбу, то им вообще пришлось бы голодать? - почти что возмущенно поинтересовалась она.
- Зато я знаю место, где так готовят морской язык по-дуврски, что он тает во рту. И подают его с ледяным французским "Полли Фюме". - Хэмиш еще шире распахнул дверцу, и в салоне загорелся манящий огонек.
Не раздумывая, Катриона грациозно скользнула на сиденье.
- Вы поймали меня на крючок, - отважно заявила она. - Но Элисон этого не одобрит.
- А мы ей не скажем, - заговорщически подмигнул он, захлопывая дверцу.
Кафе "Маринетти", небольшое и незаметное, скромно пряталось на одной из боковых улочек Лейта - когда-то независимого города и порта на берегу залива Ферт-оф-Форт, ныне ставшего одним из районов Эдинбурга. Тем не менее ему удалось сохранить индивидуальность и остаться своеобразным богемным островком, заполненным ресторанами, картинными галереями и необычными жилыми домами, перестроенными из пакгаузов. Если Эдинбург порой подавлял своей буржуазной солидностью, то в Лейте царил гораздо более свободный дух.
Хэмиша и Катриону усадили за угловой, освещенный свечой столик, стоявший у наполовину зашторенного выходящего на улицу окна. Сосновый паркет, столы и стулья - все было красиво и удобно. В ресторане основной акцент делали на вкусной еде, а не на сопутствующих эффектах. Почти все столики были заняты, но ощущения тесноты не возникало.
- Я был здесь всего один раз, - сказал Хэмиш. - Этот ресторанчик открылся сравнительно недавно.
- И я думаю, вы не приводили сюда жену, - заметила Катриона, внимательно рассматривая столовые приборы.
- Что заставляет вас сделать такое предположение? - мягко спросил он, отодвигая свечу, чтобы лучше видеть ее лицо.
- Потому что, как мне представляется, вы очень тщательно организовали свою жизнь, - ответила Катриона, подняв голову и смело глядя ему в глаза. - Есть места, куда вы водите только жену, а есть и другие - для приятельниц, для девушек.
- Стало быть, вы уверены, что у меня есть подружки?
- Наверно, по одной в каждом порту, - пошутила Катриона, показывая ровные белые зубы. - Но я рада тому, что мне достался Лейт. Мне здесь нравится.
- Прекрасно. Потому что, по странному совпадению, это мой любимый… порт, - уверенно заявил Хэмиш.
Мерцающая свеча создавала иллюзию уединенности. Отблески пламени плясали в их глазах, серых и голубых, как будто скрепляя печатью незримый договор.
Хэмиш раскрыл меню.
- Хотите взглянуть или сразу заказываем морской язык?
- О, безусловно, язык, - сказала Катриона. - И еще это, ледяное, как там вы его назвали? Иначе я решу, что вы не держите слова.
- Этого я никак не могу позволить. Значит, как и договаривались, "Полли Фюме" и рыба по-дуврски.
Принесли рыбу, свежую, сочную, посыпанную петрушкой и смазанную маслом. К ней подали хрустящий картофель фри в корзиночках. Хэмиш и Катриона ели неторопливо, наслаждаясь каждым кусочком и смакуя живительное прохладное вино.
- Да, вы знаете, как доставить девушке удовольствие, - очередной колкостью прервала молчание Катриона. - Рыба и чипсы в портовом кабачке.
- В этом и заключается секрет моего успеха, - принял шутливый тон Мелвилл. - А вот в чем секрет вашего? Еще почти дитя - и уже банковский управляющий.
Катриону рассмешила его угодливость.
- Не знаю. К тому же быть управляющим, пусть даже у "Стьюартса", не бог весть какой размах.
- Вот как? - Он удивленно приподнял бровь. - А что же тогда, по-вашему, размах?
- Заниматься бизнесом, контролировать миллионы, идти на риск. Это, должно быть, захватывающе. - Она наклонилась к нему. - Разве не так?
Мелвилл пожал плечами.
- Как сказал гном мальчику в одной детской сказке: "Я кажусь себе таким же большим, как ты кажешься себе".
- Вот уж не думала, что вы знаток детских сказок! - воскликнула Катриона, смущенно покачивая головой.
- Что только доказывает, что и вы можете ошибаться, - отозвался он. - Приятно узнать, что вы тоже не являетесь совершенством.
- Я ни на минуту не поверю, будто вы считали меня совершенством.
Загадочно улыбаясь, Хэмиш приподнял свой бокал.
- Почти совершенством, - проговорил он. Его голос был сладким, как мед, а глаза - мягкими и ласкающими, как голубой бархат. - Особенно здесь, сейчас, при этом освещении.
Его взгляд, тон и слова, весь его облик подействовали на Катриону завораживающе и лишили дара речи. Она почувствовала, как под его взглядом ее захлестнула обжигающая волна. Ни один из знакомых мужчин, начиная от парней с острова, с которыми Катриона дружила в юности, и кончая обходительными, вкрадчивыми, опытными светскими львами, встречавшимися ей в последнее время, никогда не вызывал в ней такой мгновенной и острой вспышки. Это было невозможно, невероятно, невыносимо! Ее дыхание участилось, сердце готово было выпрыгнуть из груди, Катриона едва не вскрикнула, таким глубоким и пронзительным было это ощущение. Дрожащая, растерянная, беспомощная, она молча сидела, ожидая, пока оно пройдет.
Катрионе казалось, что ее спутник не мог не заметить, какую бурю он вызвал, однако Мелвилл никак этого не показал. Наконец она овладела собой и, положив нож и вилку поперек тарелки, отодвинула ее от себя. Хэмиш с удивленным видом опустил бокал.
- А я-то думал, что вы голодны, - заметил он, окинув взглядом остатки ее ужина.
- Была голодна, - поспешно подтвердила Катриона. - Но теперь уже нет. Это было великолепно.
Мелвилл вытащил из ведерка со льдом запотевшую темно-зеленую бутылку.
- Во всяком случае, вы не можете отказаться помочь мне покончить с этим. Особенно если учесть, что именно я повезу вас домой.
Катриона молча наблюдала, как он наполнил ее бокал. Она уже совершенно успокоилась, и от бешеного внутреннего огня, пожиравшего ее минуту назад, остались лишь тлеющие угольки.
- Здесь очень уютно, - заметила она, оглядывая расположившихся за другими столиками посетителей. - Гораздо тише, чем у "Кастелло".
- Конечно. Я так и подумал, что это более подходящее место для беседы. Джузеппе, разумеется, яркая личность, но его ресторан не располагает к интимному общению. А сегодня я не расположен делить вас ни с кем, даже с этим общительным и обаятельным итальянцем.
- Не только он обладает монополией на обаяние, - пробормотала себе под нос Катриона, отпивая из запотевшего бокала. Затем она спросила уже нормальным голосом: - Между прочим, вы сегодня были на аукционе?
Легкое движение губ Хэмиша показало, что комплимент не остался нерасслышанным.
- Да, я там был. Вот уж потеха! Элисон осталась довольной.
- По-моему, так и есть. Вы купили Эрдли?
Мелвилл покачал головой.
- Кто-то хотел его гораздо сильнее, чем я, и заплатил цену, которую я счел чрезмерной.
- Вы часто покупаете на аукционах?
- Нет. В основном через дилеров. Они дают мне знать, когда у них появляется нечто, что может меня заинтересовать.
- Именно так вы приобрели Пикассо?
- A-а, Пикассо… Нет, не так. - В мерцающем свете свечи Хэмиш выглядел немного таинственно. - Эта картина, можно сказать, сама свалилась мне в руки.
- Вот так просто? Пикассо - и вдруг падает прямо в руки? - недоверчиво спросила Катриона. - Это звучит довольно загадочно.
Он как-то странно усмехнулся.
- Ничего загадочного, скорее, обычная случайность. Она принадлежала одному американскому дилеру, который хотел кое-что, что было у меня. Мы обменялись.
- Что же такого он мог хотеть, что по стоимости равнялось Пикассо? - изумилась Катриона.
- Мою жену, - лаконично ответил Хэмиш. - Он хотел жениться на моей первой жене. Почему-то он считал, что она стоит Пикассо. Бедняга не догадывался, что я отдал бы ее за кусок картона.
- Вы шутите! - возмущенно воскликнула Катриона. - Вы шутите, правда?
Хэмиш пожал плечами.
- Не совсем. Он увез ее и таким образом хотел загладить свою вину. Неужели я должен был отказаться?
- Да! - убежденно воскликнула она. - Нельзя превращать людей в предмет для бартера.
- Вот как. - Хэмиш казался пристыженным. - Что ж, а я это сделал.
Несколько секунд она молча смотрела на него.
- Это очень хорошая картина Пикассо, - добавил Мелвилл, как бы умоляя понять его.
Катриона пребывала в смятении, не зная, верить ему или нет, а если верить, то можно ли простить такой поступок? Она растерянно покачала головой и вздохнула:
- Даже не знаю, как вас воспринимать.
Прищурившись, Хэмиш взглянул на нее.
- А не надо никак меня воспринимать, - сказал он, взяв ее за руку. - Просто давайте поедем и посмотрим на нее.
ГЛАВА 3
Штаб-квартира компании Хэмиша Мелвилла располагалась на верхнем этаже одного из деловых небоскребов эдинбургского Нью-Тауна, современного здания, вторгшегося в изящные кварталы построек в стиле короля Георга, типичных для этой части города. Отсюда Хэмиш управлял своей финансовой империей, покупая и продавая контрольные пакеты акций самых разнообразных предприятий. Ему нравилось оставаться постоянной загадкой для финансовых кругов; он забавлялся, заставляя деловой мир гадать, где, в какой новой, неожиданной сфере в следующий раз проявятся его интересы. У одних он слыл ангелом милосердия, спасающим казавшиеся обреченными предприятия, другие, наоборот, считали его предвестником скорого краха, порождением дьявола, чье появление на сцене означало гибель и разорение. Однако и поклонники и хулители единодушно признавали в нем недюжинный предпринимательский талант.
Ночной швейцар, казалось, ничуть не удивился тому, что глава фирмы вдруг появился в столь поздний час, и пропустил Мелвилла и его спутницу через главный вход с вежливым: "Добрый вечер, сэр, добрый вечер, мадам". Однако, когда Катриона шла за Хэмишем по пустынному гулкому холлу к лифту, она спиной почувствовала похотливо-любопытный взгляд дежурного, и ей стало не по себе. У нее даже возникло желание обернуться и объяснить ему, что они идут всего лишь взглянуть на картину Пикассо…
В коридоре на нужном им этаже горела только одна аварийная лампочка. Не успела Катриона удивиться, почему Хэмиш не включает освещение, как они вошли в просторную комнату, казавшуюся огромной из-за широких окон, сквозь которые были видны несущиеся по залитому лунным светом небу рассеянные облака. Катриона подумала о том, что в дневное время отсюда, наверно, открывается панорама залива Ферт-оф-Форт и лежащих за ним холмов, но сейчас они превратились в далекие, смутно различимые темные горбы позади сияющего водоворота уличных огней, подобно кулисам ярко освещенной сцены… Пол комнаты украшал толстый и мягкий ковер.
- Обернитесь, - тихо сказал Хэмиш и нажал на выключатель.
Катриона послушно повернулась и тут же задохнулась от удивления и восторга. Вспыхнувшие лампы сфокусировались на обшитой деревянными панелями стене, оставив в полумраке большую часть комнаты, и под их лучами проявилась и ожила висящая на стене картина. Это был ранний, романтический Пикассо, Пикассо периода увлечения Арлекинадой. На картине была изображена Коломбина в серо-голубом, расшитом бриллиантами платье, с обнаженными покатыми белыми плечами, зачесанными назад рыжими кудрями и огромными черными, источавшими ненасытную чувственность глазищами. Может быть, искусствовед мог разглядеть в этой работе будущее увлечение художника кубизмом и абстракционизмом, но, за исключением некоторой асимметрии форм, фигура была вполне женственной, и женщина эта определенно была возбуждена, о чем свидетельствовал полуоткрытый яркий рот и руки, жадно тянущиеся к невидимому объекту ее желания.
Выросшая на острове Катриона была лишена возможности изучать великие произведения искусства по оригиналам, да и в общем-то никогда не испытывала такой потребности, поэтому она оказалась совершенно не подготовлена к тому эмоциональному шоку, который вызывает созерцание шедевра. Девушка была ошеломлена собственной реакцией, тем, насколько мгновенно она распознала чувственность Коломбины, как будто пылкое желание последней в один миг передалось ей самой.
- О Господи, это потрясающе! - выдохнула Катриона дрожащим от благоговения голосом. - Я никогда не представляла себе…
- Никогда не представляли чего? - спросил Хэмиш, становясь позади нее и осторожно кладя руки ей на плечи. - Что только с помощью краски и кисти можно выразить такую степень чувственности? Или что вы, в свою очередь, можете ощутить то же самое, что испытывали до этого тысячи людей, когда сталкивались с гением?
Захваченная картиной Катриона вначале не обратила внимания на его руки, но когда они крепче сжали ее плечи, она почувствовала в его объятии неистовую гордость собственника, проявление сдерживаемых, скрытых эмоций и что-то еще - что-то более настойчивое, требовательное, интимное, что росло и крепло с ошеломившей ее скоростью. Его пожирала страсть к обладанию красивыми вещами. Пикассо был одной, а она, Катриона, - другой. Хэмиш наклонил голову и прижался губами к ее шее.
Катриона, и без того взбудораженная картиной, почувствовала, что окончательно теряет голову. Как и в ресторане, ее тело захлестнула волна огня, поглотившая и волю ее, и разум. Она никогда раньше не сталкивалась с человеком, подобным Хэмишу Мелвиллу, человеком, от которого исходила бы такая властная мужская сила. Вокруг него витал ореол власти, денег, желания и чего-то еще - острый, мускусный, влекущий аромат, которому она не в силах была сопротивляться. Это было наваждение, но не только его - теперь это было уже и ее желание. Оно налетело и поглотило Катриону, и пока его губы блуждали по ее шее, сопротивление стало невозможным. Она беспомощно повернулась к нему.
- Как ты прекрасна, - прошептал он, щекоча губами ее ухо и погрузив руки в благоухающую массу ее волос. - Гораздо красивее, чем Коломбина, красивее любой картины в мире!
Катриона не сознавала уже почти ничего, ощущая только мощное, глубокое пульсирование крови. Их губы встретились, и от этого соединения по ее телу прокатилась волна блаженства. Ни о чем не думая, она отдалась своему влечению, с равным пылом возвращая Хэмишу его ласки и торопливо помогая ему справиться с пуговицами и молниями. Их одежда упала на пол. Ковер был глубоким, мягким и манил к себе. Осыпая поцелуями ее трепещущий обнаженный живот, Хэмиш издал ликующий крик, прежде чем зарыться лицом в темно-рыжие завитки, пламенеющие между ее бедер.
Стремительно возносясь к вершине блаженства, Катриона забыла обо всем на свете, но в решающий момент он с ловкостью опытного любовника вдруг остановился.
- Красота не должна совершать ошибки, - проговорил Хэмиш, быстро принимая меры предосторожности, в то время как она лежала, едва сознавая, что он делает.
Затем он одним движением поднял ее и усадил поперек своих бедер. Его голубые глаза впились в ее серебристо-серые, и его стремительное, неистовое вторжение заставило ее вновь задохнуться.
- Но я должен видеть твое лицо, особенно когда на нем написано наслаждение!
На обочине дороги, ведущей в Лагган-Глен, остановился видавший виды "лендровер", и из него медленно вылез очень старый человек. Его твидовая кепка и мешковатая плотная куртка были старомодными и поношенными, а суковатая палка, которую он держал в руках, казалась скорее аксессуаром, чем предметом первой необходимости. Он бродил среди оскверненных, обожженных домиков, время от времени отдыхал, оперевшись о забор, заглядывал в разбитые окна и всматривался в грубо намалеванные на светлых оштукатуренных стенах буквы. Если не считать последствий террористического акта, домики выглядели очень мило: каждый с мощеным внутренним двориком, оборудованным площадкой для барбекю, мусорными баками и приспособлениями для сушки белья. Все они были выстроены по одному проекту: три спальни, две ванные комнаты, открытая веранда-гостиная, прекрасная кухня, небольшая прачечная. Оставалось привезти мебель - и они полностью готовы к предстоящему туристскому сезону.
- Англичане, убирайтесь прочь, - повторил старик, грустно покачивая головой. - Что ж, вряд ли какая-то английская семья теперь захочет провести здесь пасхальные каникулы, - заключил он, глядя на простиравшуюся перед ним долину, скалы, траву и с шумом ниспадающий с гребня скалы ручей.
Низко нависшие тучи поливали землю мелким моросящим дождиком, затуманившим очки старика. Тревожно поцокав языком, он развернулся и направился назад к автомобилю.