- Просто мне стало так смешно, что я оказалась не в силах поделиться с тобой причиной своего смеха. Впрочем, ты бы все равно не понял.
Он сел за руль и включил зажигание.
- Что бы ты там ни думала, я имел в виду только то, что сказал. Меньше всего мне хотелось бы огорчить тебя.
- Я и не огорчилась, - устало отозвалась она, - да и вообще, мало ли что может рассмешить человека. Не принимай на свой счет.
Он сердито взглянул на нее и молчал до тех пор, пока они не въехали на территорию большого особняка в престижном районе города. Остановив машину, Сидни сказал:
- Добро пожаловать.
Шерил вышла из автомобиля, едва не валясь с ног от усталости, и, пока Сидни доставал из багажника ее дорожную сумку, равнодушно окинула взглядом увитый плющом фасад дома. Несколько огромных ваз, видневшихся под развесистыми бугенвиллеями, в изобилии расставленные повсюду горшки с геранями - все это прекрасно… Но она-то, ради всего святого, что здесь делает?
Почти безразлично взглянув на идущего к дому Сидни, она поплелась следом и, остановившись в нескольких шагах, молча наблюдала, как он возится с замком кованой решетки и отпирает двойные двери.
Они вошли в огромный холл с ослепительно белыми стенами, казавшимися подернутыми льдом по контрасту с темным деревом дверей и широкой центральной лестницы.
- Пойдем, я покажу тебе твою комнату, - сказал Сидни, направляясь к лестнице.
Поднимаясь следом за ним к площадке, ведущей на галерею, Шерил вдруг вспомнила, зачем она здесь. Наверняка ей понадобится какое-то время, чтобы собраться с силами и сказать Сидни правду. Поэтому хорошо, что он окажется рядом, когда она будет готова. А ведь рано или поздно этот момент настанет… Сидни в это время открыл одну из темных резных дверей, выходящих на галерею.
- Эта комната с ванной, - сообщил Сидни и, занеся багаж Шерил, тотчас вышел. - Здесь есть все, что может понадобиться, а если чего-то не окажется, дай мне знать. Ты сегодня устала, прими ванну или душ и спускайся вниз, я приготовлю тебе чашку шоколада. А потом, если хочешь, мы еще раз обсудим подробности предстоящей твоему сыну операции.
- Да, хорошо, так мы и сделаем.
Страшное напряжение понемногу отпускало Шерил, лучшего момента, чтобы открыть правду, и быть не может. Войдя в комнату, она неуверенно остановилась, затем повернулась к Сидни.
- И спасибо за гостеприимство, с твоей стороны это весьма великодушно.
- Чувствуй себя как дома и оставайся здесь столько, сколько будет нужно. Я рад, что могу хоть чем-то тебе помочь.
Дверь тотчас закрылась, и Шерил осталась одна.
Просторная комната, тяжелая мебель розового дерева с традиционно простой, но оттого не менее прекрасной узорной резьбой. Стены все той же ослепительной белизны, а на безукоризненно отполированном полу белые пушистые коврики.
Шерил села в кресло, закрыла глаза и вдруг страшно испугалась своего состояния. Да что это с ней? Будто зомби, чей рассудок способен сосредоточиться лишь на одном предмете… Думает лишь о том, как распакуется, примет душ, а потом спустится и произойдет этот ужас - она скажет Сидни правду. Ну что ж, зомби так зомби. Так даже легче.
Шерил распаковала вещи, аккуратно разложила их по ящикам комода, стоявшего у изножья высокой кровати с балдахином, потом приняла душ и вернулась в спальню. В дверь постучали. Быстро натянув халат, Шерил отворила.
На пороге стоял Сидни с небольшим подносом в руках.
- Боюсь, наши планы на вечер немного нарушились, меня вызывают в больницу. Вот, я тебе принес чашку шоколада.
Шерил приняла у него поднос и поблагодарила.
- Не стесняйся, осмотри дом, чтобы знать, где что. Я бы сам все показал, но мне надо ехать.
И опять, не успела она и слова вымолвить, дверь закрылась.
Поставив поднос на ночной столик, Шерил с чувством громадного облегчения присела на кровать. Мысль о предстоящем разговоре изнурила ее, хотелось одного - заснуть и спать, спать… И гори все огнем. Оставалось только натянуть ночную рубашку и выключить верхний свет.
Шерил скользнула в прохладные полотняные простыни и откинулась на пышно взбитые подушки. По всему видно, тоскливо подумалось ей, что, несмотря на все старание быть вежливым, у Сидни не хватило терпения и дальше выносить мое общество.
Она взяла чашку и отпила немного густого сладкого напитка. Беспросветность невыносимой боли переполнила душу, ведь барьеры, которыми она так старательно все эти годы отгораживалась от прошлого, теперь рухнули, воспоминания о том, как сильно она когда-то любила Сидни, нахлынули с новой силой. Предательство Сидни вспомнилось ужасающе ярко, и это совершенно выбило Шерил из колеи. Господи, мрачно подумала она, как нужны были эти барьеры! Хотя бы для того, чтобы защитить мой бедный рассудок от безумия.
Но воспоминания неумолимо вернулись.
В первые недели беспробудного отчаяния, без конца перебирая все подробности отношений с Сидни, Шерил не могла подавить любовь, испепелявшую душу, пока не доходила в своих воспоминаниях до его чудовищно безжалостного предательства. Так и метался ее разум от любви к ненависти, пока она не нашла в себе силы вспоминать Сидни лишь в роковой день их последней встречи, в тот день, когда его красивое лицо, скрывшись под холодной маской презрения, стало вдруг чужим, незнакомым.
Наивная и неопытная, всего девятнадцати лет от роду, Шерил не имела тогда возможности противостоять Сидни, его же представление было разыграно как по нотам.
Вероятно, она вообще уязвимее многих, ведь ей пришлось так долго жить без любви. Ох эти годы детства и юности!
И месяца не прошло после ее одиннадцатилетия, когда судьба грубо отняла у Шерил родителей: самолет, в котором они летели, упал в океан. Девочка осталась с дедом, но и он год спустя умер. А ведь Шерил успела привязаться к нему за ту любовь, которая начала было по кусочкам собирать ее вдребезги разбитую жизнь.
Потом дни Шерил протекали тускло, без любви, под присмотром молодой дедушкиной вдовы. Дед, похоронив первую жену, женился на Дайане, которой был намного старше, и Дайана даже не пыталась скрыть свою неприязнь к ребенку, доставшемуся ей в наследство от внезапно умершего супруга.
Холодная терпимость Дайаны помешала возникновению между ней и Шерил хоть какого-то подобия дружелюбия, и единственной отрадой в этом беспросветном одиночестве стала для Шерил школа. Лишенная судьбой обычных вещей, которые имеет ребенок в нормальной семье, девочка целиком погрузилась в процесс обучения, впитывая знания с жадностью, схожей с обжорством.
В четырнадцать лет Шерил узнала о международной программе социально-образовательной помощи странам Африки, и ее воображением завладела мечта посвятить жизнь тем, кто гораздо несчастнее, чем она сама… Эта мечта годами скрашивала ее серое существование, позволяя забывать о нестерпимом одиночестве.
После школы она поступила в университет, что открывало для нее возможность воплотить свою мечту в реальность. Университет был совсем другим миром, миром волнующим, сулящим в будущем исполнение всех желаний и замыслов. Шерил жила в кампусе, поскольку не собиралась оставаться под одной крышей с Дайаной, но очень скучала по домашнему уюту. А потому, когда Сью - одна из ее сокурсниц сказала, что собирается на летние каникулы к подруге в Новую Зеландию, Шерил не скрывала, что завидует ей. И Сью принялась звать ее с собой.
- Говоря по правде, ты сделаешь мне большое одолжение, - уговаривала ее Сью. - Элис девица легкомысленная, только вечеринки и танцульки на уме. А если ты поедешь, мне будет с кем поговорить.
Шерил подумала и согласилась, и с тех пор три свободных вечера в неделю и все уик-энды тратила на подработку в местном ресторане, откладывая каждый заработанный пенни на поездку.
Бедняжка Сью, каникулы ее не задались… Бессонные ночи следовали одна за другой, спать было невозможно из-за хмельного шума бесконечных вечеринок, которые устраивала Элис с подружками, так что Сью в конце концов сочла все это просто невыносимым и, не прожив в гостях и недели, упаковала вещички и вернулась в Австралию. Но в жизнь Шерил к тому времени уже вошел Сидни, и, пока они были вместе, встречаясь в отеле "Лунный цветок", другого места на земле, кроме Новой Зеландии, для нее не существовало.
Воспоминания разворошили прежнюю боль, и Шерил, с досадой тряхнув головой, выключила ночную лампу. Но стало еще хуже. Теперь она, будто забыв о прошедших годах, затосковало о возлюбленном с тем же самым ненасытным голодом, с каким ожидала и принимала его в прошлом.
Шерил зарылась лицом в подушки, будто надеялась утопить свое отчаяние в их мягкой упругости. Память была как болезнь, которая незаметно овладевает человеком и спустя какое-то время потихоньку начинает оказывать свое ужасающее действие. Шерил "переболела" Сидни, но полностью исцелиться так и не смогла, что подтверждалось ее неспособностью вступать в отношения с другими мужчинами. Теперь даже мысль о других мужчинах - пусть серьезных, умных и не лишенных приятности - возбуждала в ней сердечную боль и полное неприятие. Всегда повторялось одно и то же: стоило кому-то возбудить в Шерил физическое влечение, как нечто, совершенно не подвластное разуму, отбрасывало ее от поклонника, и она опять оставалась одна, ненавидя себя за то, что всех мужчин обвиняет в грехах Сидни Спенсера.
4
Солнечный свет проник в комнату сквозь жалюзи, ласково и нежно разбудив Шерил.
Проснувшись, она какое-то время неподвижно лежала, переводя взгляд с одной детали искусной дубовой резьбы на другую, пока сознание не завершило неторопливый переход от сна к полному пробуждению. Вот тут-то все и вспомнилось, и паническая тревога вновь овладела душой Шерил. Но, рассердясь на себя за глупый переполох чувств, она решительно спустила ноги с кровати и, ступая босиком по безукоризненно отполированному паркету, местами устланному пушистыми ковриками, направилась к ванной комнате.
Вчерашний день был полон страхов и потрясений, потому и ночь прошла беспокойно. Но все это позади, позади, твердила она себе, становясь под душ. И еще это идиотское занятие - поиски нужных слов… Ведь слова приходят сами, стоит только заговорить.
Включив душ на полную мощность, Шерил долго стояла под тугими прохладными струями, чувствуя, как душевное равновесие очень медленно, но все же восстанавливается.
Но, когда Шерил вернулась в спальню, начала сушить волосы и увидела в зеркале свое бледное, изможденное лицо, она снова расстроилась. Тряхнув головой, Шерил попыталась сбросить с себя остатки дурной ночи, тревожных мыслей, беспокойного сна урывками, но это, увы, не помогло.
С давно продуманной эффектной небрежностью Шерил заколола волосы на затылке, надела легкое хлопчатое платье с ярким узором, которое очень нравилось Сидди, и спустилась в холл. Дом был огромен, а Шерил понятия не имела, как он устроен. К тому же здесь, насколько она помнила, должен жить отец Сидни, если, конечно, он не проводит, как прежде, большую часть времени в Крайстчерче. Подумать только, дедушка Сидди!..
Она испытала облегчение, когда у подножия лестницы появилась горничная и предложила проводить ее в столовую.
- Доброе утро, Шерил. Надеюсь, ты хорошо спала? - спросил Сидни, встав при ее появлении.
- Да, хорошо. Спасибо.
У Шерил вновь появилось навязчивое ощущение нереальности происходящего. Она осмотрелась. Комната большая, красивая, даже, можно сказать, импозантная, а главное место в ней занимал длинный, прекрасно отполированный обеденный стол, сервированный серебром и великолепным фарфором. Все это весьма красноречиво говорило о том мире, к которому принадлежал Сидни.
- Я бы хотела сразу поехать в больницу. Так что если тебе по пути, то…
- Конечно, о чем разговор. - Он отодвинул для нее стул слева от себя. - Но сначала позавтракай.
- Спасибо, кофе я, пожалуй, выпила бы.
- Может, заказать тебе яичницу или…
- Нет, благодарю, ничего не надо. Достаточно этого, - отказалась она, беря из корзинки сдобную булочку.
Сидни, передавая ей чашку кофе, довольно сдержанно заметил:
- Ну да, помню, ты ведь и раньше никогда плотно не завтракала…
Шерил сухо поблагодарила за кофе. Ей и без того не по себе, а тут еще эти экскурсы в прошлое!
- Имей в виду, что, когда я не смогу отвозить тебя в больницу, в твоем распоряжении будет машина с шофером.
- Весьма любезно с твоей стороны, - вяло обронила Шерил, бездумно разламывая булочку на несколько частей. - Сидни, я… Вчера я…
- Что?
- Я забыла спросить. Твой отец… - Говорить Шерил собиралась совсем о другом, но с языка слетели именно эти слова. - Надеюсь, мое присутствие не обеспокоит мистера Спенсера?
- Отец умер два года назад.
- О, Сидни, прости…
Шерил поднесла к губам чашку и принялась пить, чтобы скрыть смущение. Она не собиралась задавать этот вопрос и теперь чувствовала себя виноватой, вспомнив, как близки были отец и сын.
- За что тебе извиняться? Ты же не знала.
- Но он ведь был не таким уж старым.
- Да, ты права, старым он не был. Всего пятьдесят два…
Настроение Сидни явно переменилось, он погрустнел и замолчал. Сидни не произнес ни слова до конца завтрака, да и потом, когда они садились в машину.
По всему видно, смерть отца сильно потрясла его, он скорбит до сих пор, подумала Шерил и сочла просто бестактным лезть со своим признанием. Но как все же грустно: умер человек, так и не узнав, что у него есть внук…
Шерил мельком посмотрела Сидни и только сейчас заметила, во что он одет. Поверх белой рубашки с короткими рукавами накинут итальянский кремовый полотняный пиджак. Хоть чему-то научила меня работа в модельном бизнесе, с усмешкой подумала Шерил, хотя бы умению отличить хорошее качество от очень хорошего, а очень хорошее - от безупречного. Несколько лет назад, впервые встретившись с Сидни, она думать не думала о таких вещах, равно как и о тех трудностях, которые могут возникнуть из-за различия в их социальном положении… Господи, как же неопытна и наивна была она в те времена!
Когда они въезжали на территорию больницы, Сидни заговорил:
- Ты не возражаешь, что оперировать твоего сына буду я?
- Возражаю. Знаешь, я хотела бы объяснить…
- Сказанного достаточно, - прервал он ее, выходя из машины.
Шерил тоже покинула салон и пыталась продолжить:
- Сидни, пожалуйста, я должна тебе сказать…
- Нет никакой необходимости что-то еще объяснять, - заверил он, без выражения взглянув на нее. - У нас в больнице отличные хирурги.
- Рада слышать, - пробормотала Шерил, растерявшись под взглядом Сидни. - Но должна же я объяснить тебе, почему я против!
- Прости, но это меня не интересует, - отчеканил Сидни, и в глазах его возник холодок отчуждения.
Шерил охватила ярость, она молча развернулась и направилась к подъезду больницы.
- Да, Шерил! - окликнул он ее в вестибюле. - У меня сейчас обход, а потом я зайду осмотреть твоего малыша.
Возле палаты сына Шерил замедлила шаг, чтобы немного успокоиться, и вдруг с ужасающей ясностью осознала, почему ей трудно поговорить с Сидни. Да это просто страх, что он, узнав правду о Сидди, вот так же бросит ей в лицо, что ребенок - который для нее смысл жизни - его не интересует. Что же в самом деле будет, если он именно так и скажет? Ему нет никакого дела ни до нее, ни до Сидди - так было раньше, так будет и теперь.
Дверь палаты открылась, и оттуда вышла медсестра.
- Мисс Джонс? Я Габи Тернер. Хорошо, что я вас встретила.
- Что случилось?! - тревожно воскликнула Шерил, мгновенно объятая страхом.
- Не волнуйтесь, с Сидди все в порядке. Он прекрасно спал и спит до сих пор.
- Спит? - недоверчиво переспросила Шерил.
- Его животик утром дал о себе знать, но это в порядке вещей, и я ввела ему успокоительное. - Медсестра усмехнулась. - Так вот, мисс Джонс, я обещала малышу, что обязательно сообщу вам, как мужественно он перенес укол.
- Ох, дорогой мой… укол… - выдохнула Шерил, улыбнувшись. - А я боялась, что это окажется для него большим испытанием.
- Ну, я ведь пообещала отметить его мужество, - заметила медсестра, - что и выполнила. Могу я предложить вам чашечку кофе?
- Спасибо. Очень любезно с вашей стороны, но я только что позавтракала.
- Тогда, возможно, позже…
Шерил благодарно улыбнулась девушке, затем вошла в палату и направилась к кровати сына.
- Доброе утро, малыш, - прошептала она, и сердце ее переполнилось нежностью. Увидев, что глаза мальчика открыты, она удивилась. - А мне сказали, что ты спишь!
- Габи сказала? - уточнил мальчик, погладив мать по лицу, когда она наклонилась его поцеловать.
- Да, Габи. А еще она сказала, что ты мужественно перенес укол.
- Ох, мама, это был такой ужасный укол, - пожаловался малыш, - но зато животик у меня теперь не болит. А где бабушка?
- Она придет позже, - ответила Шерил, и любовь к ребенку острой иглой кольнула ее в самое сердце. - Вчера вечером ей пришлось поехать домой и…
- А разве ты, мамочка, не поехала с ней? - спросил явно озадаченный Сидди.
Шерил покачала головой.
- Пусть бабушка думает, что я веду себя как глупая наседка, но мне хотелось остаться здесь, в Веллингтоне, и быть рядом с тобой.
- Но ты же ни чуточки не глупая наседка, - сонно проворчал малыш, и глаза его начали слипаться. - Бабушка и сама бы с нами осталась, но у нее дела в галерее… Зато когда я вырасту большой и нарисую красивые картины, бабушка повесит их у себя. Ведь правда?
- Конечно, сынок, - нежно прошептала Шерил. Видя, что малыш с трудом держит глаза открытыми, она подставила к кровати стул и тихо сказала: - Не возражаешь, если я у тебя немного вздремну?
Мальчик кивнул, Шерил положила голову на подушку, и он, обняв мать за шею, почти мгновенно заснул. Убедившись, что Сидди крепко спит, она потихоньку освободилась, встала и покинула палату. В голове у нее не было ни одной мысли, только уверенность, что необходимо сейчас же поговорить с Сидни.
Она подошла к сестринскому посту, где одна из сестер заполняла карту.
- Мне необходимо поговорить с доктором Спенсером. Хотелось бы знать, свободен ли он сейчас.
- Вам повезло, - приветливо ответила девушка. - Вон он идет.
Обернувшись, Шерил увидела Сидни и бросилась к нему.
- Сидни, нам надо поговорить!
- Потом, Шерил, потом. Все разговоры потом. Я до сих пор не осмотрел твоего сына.
Направляясь к палате Сидди, он на ходу открыл историю болезни, захваченную с сестринского поста, а потом, немного не доходя до дверей палаты, посмотрел на обложку папки и остановился.
- Сидни? - растерянно проговорил он. - Так ты назвала его моим именем?
- Постой, Сидни! - в отчаянии воскликнула Шерил, видя, что он взялся за ручку двери.
- Да в чем дело? - Он обернулся и удивленно уставился на нее.