Здание выглядело совершенно заброшенным. Казалось, еще немного, и болота и заросли окончательно поглотят его. Здесь люди могли кричать сколько угодно, никто бы их не услышал. О нем могли знать только болотные крысы. Впрочем, Боб – одна из тех тварей, которых рождало болото.
Когда они, разбившись на пары, пошли вперед, сердце Джоржины впервые с начала расследования наполнилось надеждой. Грудь распирало от эмоций, голова едва ли не кружилась от предвкушения.
Они крались сквозь заросли в сторону здания, огибая его справа. Хорошо, если бы удалось найти окно и заглянуть в него, прежде чем вламываться.
Только бы они были здесь! Насекомые кусались, ветки хватали за руки и за ноги, но они упорно шли вперед, стараясь быть незаметными.
Когда они приблизились к зданию и увидели дверь с окном, ее сердце застучало еще быстрее. Она обменялась взглядом с Алексом и заметила в его глазах вспышку той же надежды, что наполняла ее душу.
Не обнаружив никого вокруг, они двинулись вперед, используя как прикрытие деревья и кусты. Джоржина первой подошла к двери и, подняв голову, заглянула внутрь.
Никого. Пусто. Спасать некого. Здание выглядело так, словно в нем никто не появлялся уже много лет.
Она обернулась к Алексу, тот пробормотал проклятие. С самого первого дня они ни на шаг не приблизились к поимке Боба.
Устало выпрямившись, Джоржина двинулась назад. Провал. На нее навалилась знакомая тяжесть, напоминание о собственной несостоятельности. В очередной раз она оказалась не у дел. Ни на что не годной. И никогда не станет другой.
Провал. Это было первое ощущение, которое она испытала, когда повзрослела настолько, чтобы понять, что не нужна своей семье. И вот теперь снова чувствовала на губах его ненавистный привкус.
Когда Александр с Джоржиной вышли из офиса, было уже больше семи. Разочарование команды после возвращения буквально висело в воздухе.
Он был так уверен, твердо настроен на то, что они нашли место, где похищенные, сидя в своих клетках, ждали освобождения.
Он слышал лишь тиканье часов в собственной голове, означавшее, что время, отпущенное пленникам, стремительно уходит.
Посмотрев на старую тюрьму, Александр представил, сколько еще таких мест может обнаружиться на болотах, и его охватило уныние, от которого он никак не мог избавиться.
Подъехав к дому, они вышли из машины.
– Пообедаем? – Вопросительно взглянув на него, Джоржина уловила его подавленность.
– Честно говоря, я не голоден. Хочется надраться.
– Пожалуй, я к тебе присоединюсь.
Александр открыл шкаф, где хранил небольшую коллекцию алкоголя.
– У меня есть виски, скотч. Может, даже бутылка вина найдется.
– К черту вино. Я буду скотч со льдом.
Он посмотрел на нее и поднял бровь. Она не особенно любила выпивать, разве что бокал вина, да и то изредка. Ты не знаешь, как она жила эти два года.
Налив скотч, Алекс вернулся за стол. Под глазами Джоржины залегли темные тени. Казалось, она вся как-то уменьшилась. В лице и самой позе печать неудачи.
Глотнув скотча, она скорчила гримасу.
– Никогда не могла понять, как люди это пьют. Просто гадость какая-то.
– Хочешь что-нибудь другое?
– Нет, сегодня мне нужно что-то убойное. – Она устало вздохнула. – Я была так уверена, что мы на правильном пути, Алекс. Вот-вот раскроем это дело, и все будет хорошо. Мы всех спасем и отправим этого гада за решетку.
– Знаю. Я тоже. Когда я увидел, что там пусто, меня словно ударили под дых. – Александр двумя глотками прикончил скотч, вышел из-за стола и вернулся с бутылкой. Налил себе янтарной жидкости.
Джоржина, допив виски, жестом попросила налить и ей тоже. Сделав это, Александр откинулся на спинку стула. Усталость тяжким грузом легла на плечи и сердце.
– Ты должен кое-что пообещать мне, Алекс.
– Что именно?
– Обещай: если все пойдет плохо, ты не впадешь в депрессию, как после дела Гилмер.
Он повертел стакан в руке, не отрывая от него глаз.
– Есть одна вещь, которая подталкивает меня к этому, и это то, что ты меня бросаешь.
Александр смотрел на нее, чувствуя, как его сердце переполнено любовью, и, очевидно, навсегда.
– Я считал, что после дела Гилмер мне было очень плохо, но, когда ты ушла, стало гораздо хуже.
Джоржина отвела глаза и тяжело вздохнула.
– Мне казалось, это лучшее, что я могла для тебя сделать.
Она сделала еще глоток, Алекс не мог не заметить, как у нее по щекам пошли красные пятна, говорившие о том, что алкоголь подействовал.
Когда они были женаты, он всегда определял, что она выпила, по этим пятнам. Видимо, алкоголь по-прежнему сильно действовал на нее.
Может быть, сейчас самое время поговорить о том, о чем они никогда не говорили, и Джоржина, наконец, расскажет, почему ушла от него.
– Знаешь, за что я больше всего ненавижу Боба? Он заставил тебя рассказать о прошлом, плакать, чего никогда не удавалось мне.
– Я уже говорила тебе: есть вещи, которые мне не хотелось тащить в нашу семейную жизнь. – Джоржина сделала еще глоток скотча, не обращая внимания на то, что язык уже начинал заплетаться. – Не хотелось, чтобы ты знал о моем отвратительном прошлом. Я рассказала о нем Бобу, только чтобы помочь расследованию.
– Сегодня утром я провел небольшое исследование на тему синдрома "маленького козла отпущения", – признался Алекс.
Она сделала очередной глоток и оттолкнула стакан.
– Ну, теперь ты знаешь, каким было мое детство. Дерьмовым. – Джоржина провела рукой по волосам и улыбнулась ему печальной, горькой улыбкой. – В четырнадцать лет у меня были длинные волосы. В последней попытке понравиться отцу я их отрезала. – Она засмеялась, но смех отдавал болью, которой она никогда раньше не делилась с ним. Он сделал бы что угодно, чтобы залечить эту боль, если бы она ему позволила. – Конечно, это не сработало. Я не должна была появляться на свет, и мое семейство делало все, чтобы я никогда об этом не забывала.
Александру хотелось обнять ее, прижать к себе, сказать, что она прекрасная женщина и потрясающий человек. Но Джоржина сидела напрягшись и вздернув подбородок; глядя в ее настороженное лицо, он не сдвинулся с места.
– Неужели не понимаешь, это не ты, а твои родители ненормальные?
– Спасибо, доктор Харкинс, – не без сарказма ответила она. – Умом понимаю. Когда меня взяли под опеку, мне постоянно твердили об этом. Мои раны глубоки, но они старые.
– Не думаю, что твои раны зажили так хорошо, как ты утверждаешь. – Александр отставил стакан в сторону. Не хотелось разговаривать об этом в нетрезвом состоянии. Надо быть во всеоружии, спрашивая ее о том, что грызло его в течение двух лет. – Почему ты ушла от меня, Джоржина? Чем я тебя не устраивал? Что я сделал не так? Что заставило тебя сомневаться в моей любви и не позволило по-настоящему меня полюбить? Чего ты боялась?
– О, Алекс, проблема не в тебе. Она всегда была во мне. – Ее глаза затуманились. – Ты прав. Некоторые раны зажили не так хорошо, как бы мне хотелось. Я думала, что смогу стать нормальной. Когда я влюбилась в тебя, думала, выйду замуж, рожу детей и навсегда забуду о своем детстве. Однако я подпорченный товар, Алекс. Я никогда не смогла бы дать тебе то, чего ты заслуживаешь.
– Ты ошибаешься. Мне не нужен никто, кроме тебя. Если ты считаешь, что я не смогу принять тебя такой, какая ты есть, значит, ты просто не доверяешь мне. – Александр наклонился вперед, сердце болело от чувств, которые преследовали его с той минуты, когда она ушла.
Джоржина закрыла глаза, будто хотела отгородиться от всего, что он мог сказать.
– Я сделала то, что считала правильным, хотела для тебя самого лучшего. Это не я и никогда не буду я.
– Ты любила меня, когда уходила? – Боль в сердце делалась невыносимой. – Джоржина, открой глаза и посмотри на меня. Я хочу видеть твои глаза, когда ты будешь отвечать.
Она открыла глаза, и их зеленая глубина наполнилась болью.
– Да, любила тебя, когда уходила. Я и ушла потому, что сильно любила тебя. – Она снова запустила руку в волосы.
– Когда ты столкнулся с последствиями дела Гилмер, стал мучиться от кошмаров, я видела, как ты страдаешь, но не знала, что сказать. Не нашлось слов, чтобы тебя утешить. Тогда я поняла, что не гожусь для тебя. И никогда не буду годиться.
Александр больше не мог этого вынести. Он должен прикоснуться к ней, обнять ее. Вскочив со стула, он подошел к ней и положил руку ей на плечо. Джоржина съежилась, будто хотела защититься от нападения, которое могло причинить боль.
– Джоржина, – нежно прошептал он. Слезы по ее щекам потекли быстрее. – Милая, я хочу только одного: чтобы ты просто была здесь. Когда меня мучили кошмары, я поворачивался в постели, и ты всегда обнимала меня. Мне были не нужны слова. Я просто должен был знать, что ты рядом. Вот и все.
Он взял ее за руку и с облегчением вздохнул, когда она упала в его объятия. Заплакала. Каждую ее слезинку он ценил, как драгоценность, зная, как редко она позволяла себе подобную слабость. И еще он понимал, это продлится недолго. Скоро Джоржина возьмет себя в руки и снова станет сильной, упрямой и независимой. А пока ему просто хотелось обнимать ее, давая возможность справиться со своей болью.
– Я никогда не переставал любить тебя, Джоржина. Я пытался, не хотел любить тебя, но ничего не мог с этим поделать. Не было ни дня после развода, чтобы я не хотел вернуть тебя.
Джоржина перестала плакать, но не отстранилась. Алекс чувствовал, как ее сердце бьется ему в грудь. Как и должно быть. Всегда.
– Вернись ко мне, Джоржина. Стань снова моей женой, моей любовницей, моим другом. С тех пор, как ты ушла, у меня все плохо. – Никогда в жизни он не обнажал душу до такой степени, не был столь уязвим.
Она подняла голову и посмотрела на него:
– Алекс, я…
И не договорила. В дверь громко постучали. Они замерли и разжали руки.
Александр посмотрел на часы. Почти десять. Кто это в такой час?
– Сейчас вернусь. Мы не закончили.
Она выдохнула и кивнула.
Не зная, кого и чего ожидать, он достал пистолет.
Однако, посмотрев в глазок и увидев, кто там, искренне удивился, убрал пистолет и распахнул дверь.
– Что случилось?
Прежде чем он успел произнести следующее слово, в верхнюю часть спины впилось острое жало. Александр поднял руку и нащупал дротик.
И в тот же миг мышцы сковала слабость. Он попытался удержать равновесие, но ноги превратились в желе, а голову окутала густая ватная пелена.
Джоржина в опасности.
С этой мыслью Алекс рухнул на землю и потерял сознание.
Глава 12
– Алекс? – крикнула из кухни Джоржина, видя, что он не возвращается. С кем он мог так долго разговаривать, почему они не заходят в дом? – Алекс, все в порядке?
Она замерла, увидев в гостиной человека в маске, и, прежде чем успела достать пистолет, в грудь вонзился дротик.
Джоржина удивленно посмотрела на него, пытаясь вынуть пистолет из кобуры, но не хватало сил. Она хотела заговорить, но не могла. Человек стоял и смотрел на нее, в прорезях маски поблескивали голубые глаза.
– Не надо сопротивляться, Джоржина. Это наркотик, ты ничего не сможешь сделать.
Голос показался ей смутно знакомым, но мозг отказывался опознать его. Она быстро погружалась в темноту и в конце концов впала в забытье.
Ей снилось, что она маленькая, отец снова запер ее в туалете, потому что она плохая девочка. Джоржина не понимала, что она сделала не так, за что ее наказывают. Он просто посмотрел на нее и рассердился.
Она никогда не знала, сколько ее продержат взаперти, и терпеть не могла выходные, когда случалось всю субботу и воскресенье провести в этой маленькой темной каморке. Сестры стучали в дверь, звали ее по имени и смеялись, только усугубляя страдания.
"Ничтожество, кусок дерьма, лишний рот!" – снова и снова выкрикивали они, показывая ей, какая она плохая.
Потом Джоржина увидела себя взрослой рядом с Алексом. Из темной глубины наркотического сна ее сердце с криком рвалось к нему.
Он жив или мертв? Вопрос неверным туманом кружился в голове, но она не могла сосредоточиться, потому что сознание снова наполнили жуткие видения.
Она не знала, сколько времени провела в беспамятстве. Постепенно приходя в себя, Джоржина почувствовала, что лежит на тонком матрасе. Она еще несколько минут не открывала глаза, прислушиваясь к звукам.
Шепот.
Кто она, ребенок? Это сестры шепчутся, снова издеваясь над ней? Нет, не то. Наконец она вспомнила гостиную в доме Алекса и человека в маске.
Боб утащил ее в свое логово.
Она открыла глаза и увидела, что лежит на нижней полке камеры, похожей на тюремную. Не двигаясь, попыталась осмотреться.
Раковина, туалет, лейка душа. Вокруг туалета шторка, которую можно задернуть, обеспечив себе некое подобие благопристойного уединения.
Джоржина снова закрыла глаза, сердце колотилось от страха, голова болела от остаточного действия наркотика.
Почему Алекс открыл дверь человеку в лыжной маске? Что с ним? Он тоже получил дозу наркотика или Боб его убил?
Нет, не может быть, чтобы Алекс умер. Она наотрез отказывалась верить в это. Он должен жить, должен найти ее. Но как? Как опергруппе отыскать ее, если у них нет ни одной зацепки?
Голубые глаза. Она помнила только это. Какие глаза у Джэкса? У Роджера? Господи, помоги. Она ничего не могла вспомнить.
– Джоржина, ты очнулась?
Это был тихий певучий голос Джексона. Джоржина повернулась на бок и, открыв глаза, увидела его и симпатичную блондинку рядом с ним в соседней камере. Потом она увидела остальных.
– Я очнулась, но у меня адски болит голова, – пояснила она.
– Это от наркотика. Скоро пройдет, – заметил Джексон. – Сначала у тебя будет амнезия. Некоторые из нас по два дня не могли ничего вспомнить. Видимо, побочный эффект.
Джоржина кивнула, хотя не заметила у себя признаков амнезии.
– Ты Маджори? – предположила Джоржина, глядя на женщину. – Алекс говорил мне о тебе.
– Значит, этим делом занимается Алекс? – В голосе Джексона послышалось воодушевление.
Джоржина осторожно села, стараясь не удариться головой о верхнюю полку.
– Поисками занимается оперативная группа. – Она чувствовала, что все слушают ее с замиранием сердца. – Вы знаете, кто вас похитил?
– Нет, на нем всегда лыжная маска, – ответил Джексон. – Опергруппа. У них есть какие-нибудь зацепки? Насколько они продвинулись?
Джоржина не могла убить надежду, звучавшую в его голосе.
– У нас есть несколько подозреваемых. Я уверена, теперь им не понадобится много времени, чтобы сузить круг поисков. Нам помогает департамент полиции. Они проверяют старые заброшенные здания, чтобы найти, где он вас держит.
– Однако ему удалось захватить тебя, – раздался издалека голос Сэма Коннели. Его "камера" находилась слишком далеко, и Джоржина не могла его разглядеть.
– Джоржина, я Мейси. Помнишь, ты говорила со мной по телефону? – Детский голосок полоснул по сердцу.
– Конечно, помню, милая. Скоро мы все отсюда выйдем.
Джексон подошел вплотную к разделявшим их прутьям. Джоржина с трудом поднялась с полки и придвинулась к нему. Просунув руку сквозь решетку, он прикоснулся к ее руке.
– Скажи честно, как далеко они продвинулись?
Она замешкалась с ответом, но быстро поняла, ему нужна правда, а не сказка, вселяющая ложную надежду.
– Совсем недалеко. Но опергруппа работает упорно, и они настроены на результат.
– Как он тебя поймал?
– Я говорила с Алексом, когда кто-то постучал в дверь. Алекс пошел посмотреть, а когда он не вернулся, я вышла в гостиную и столкнулась с ним.
– Понятно, воспользовался дротиком, так же как с нами, – констатировал он. – Что вам удалось узнать?
Джоржина рассказала о ходе расследования, о книге Мишель Дейвисон, о том, что Роджер побывал на всех местах преступлений.
– Нам известно, что преступник вырос где-то на болотах и, по его утверждению, убил своих родителей. Мы считаем, что он достаточно хорошо образован и одержим идеей стать непревзойденным серийным убийцей.
– Думаю, то, что он не показывает нам свое лицо, это хороший знак, – сказал Джексон. – Стоит нам увидеть его, и он уже не сможет нас отпустить. Он вооружен и в конце концов убьет нас. Честно говоря, мне кажется, это время уже близко. За последние два дня он, видимо, потерял интерес к тому, что может от нас узнать. Приносит еду и сразу уходит. Я замечаю в нем какое-то опасное беспокойство.
Джексон отошел от прутьев и, обняв Маджори, сел с ней на нижнюю полку. Джоржина вернулась на свою, легла на спину и уставилась в нависавшую над ней верхнюю полку. Жив ли Алекс? Скорее всего, его тоже сразил отравленный дротик. Но не была ли доза наркотика смертельной? Где он теперь и что делает опергруппа?
Одно она знала точно: Боб никого не убьет, пока не поговорит с ней, пока не похвалится, что в очередной раз сумел захватить агента ФБР и ему удалось забрать ее прямо из-под носа у Алекса, взявшегося ее защищать.
Джоржина снова закрыла глаза и услышала, как другие пленники тихо переговариваются между собой. Ей вспомнился последний разговор с Алексом, который они так и не закончили.
Но она не могла ни о чем думать. Оставалось только молиться, чтобы он остался жив, а опергруппа, обшарив весь город, нашла их.
Он приносит нам еду и уходит. С этими словами в голове мелькнула жуткая мысль. Боб не воспользуется пистолетом или дротиками, а просто перестанет их кормить, и они будут умирать долгой, мучительной смертью.
Алекс очнулся. Запах травы и жуткая головная боль вызвали приступ тошноты. Несколько минут он лежал неподвижно, затуманенный мозг ничего не соображал.
Наконец он перевернулся и понял, что лежит на газоне перед собственным домом. Дверь широко распахнута, будто приглашает в дом ночных тварей. Туда могли заползти змеи или любознательный аллигатор. А мог зайти Боб.
Боб!
Голова лихорадочно заработала. Джоржина! Он заставил себя встать. Вбежав в дом, Алекс уже знал, ее там нет.
Однако он пробежал по всем комнатам, в отчаянии выкрикивая ее имя и надеясь, что каким-то чудом ей удалось спрятаться, хотя нутром чувствовал: ее похитили.
Боб забрал ее себе, и теперь Александр понятия не имел, где она и что с ней. Снова вернувшись к входной двери, он уставился в ночь, чувствуя, что от волнения почти не может дышать.
Взглянув на часы, понял, что больше часа провалялся без сознания. За это время Боб мог увезти Джоржину куда угодно.
От отчаяния к горлу подступил ком, но Алекс заставил себя проглотить его. Сейчас не время. Надо собрать команду. Они обязаны узнать, где Боб держит пленников. Теперь это нужно, как никогда, ведь там его Джоржина.
Надо взять себя в руки, отбросить эмоции. Надо работать, надо понять, что они упустили.
Потребовалось всего несколько минут, чтобы сделать нужные звонки. Когда Александр сел в машину, чтобы ехать в офис, он увидел папку, которую дал ему директор Миллер. Папку с личным делом Николаса.
Включив свет в салоне, он быстро пролистал страницы и, бросив бумаги на пассажирское сиденье, рванул вперед.