– Да-да. Элли сделала ее в Ла-Дефанс . Это Джош, и Сент-Клэр, и я, и Рашми. Познакомишься с ними завтра во время завтрака. В общем, все, кроме Элли. Она закончила учиться в прошлом году.
Мой желудок начинает потихоньку приходить в норму. Могу ли я считать это приглашением сесть вместе?
– Но я уверена, что скоро вы встретитесь, потому что она встречается с Сент-Клэром. И еще она учится фотографии в Школе искусств и дизайна Парсонс.
Я никогда не слышала о такой школе, но киваю так, будто однажды собираюсь туда поступать.
– Она по-настоящему талантлива. – Напряжение в голосе Мередит говорит об обратном, но я не собираюсь возражать. – Джош и Рашми тоже встречаются, – добавляет она.
Ах! У Мередит никого нет.
К несчастью, я могу ее поддержать. Дома мы встречались с моим другом Мэттом пять месяцев. Он был высокий, забавный и с красивой прической. Один из тех случаев, когда "поскольку на горизонте никого нет, а не повстречаться ли нам?". Единственное, на что нас хватило, это поцелуи, и то ничего особенно приятного в них не было. Только много слюны. Все время приходилось вытирать потом подбородок.
Мы порвали перед моим отъездом во Францию, но разрыв оказался очень спокойным. Я не рыдала, не посылала ему слезливые имейлы и ключи от маминого автомобиля. Теперь он встречается с Черри Миликен, которая поет в хоре, и волосы у нее как из рекламы шампуня. И даже не вспоминает обо мне.
Нет, правда.
Но наш разрыв предоставил мне прекрасную возможность переключиться на Тофа, моего коллегу по мультиплексу и фантастически привлекательного парня. Не то чтобы он был безразличен мне раньше, когда мы встречались с Мэттом, и тем не менее. Это заставляло меня испытывать чувство вины. Все, что у нас намечалось с Тофом, к концу лета окрепло. Однако Мэтт – единственный, с кем я встречалась по-настоящему. Однажды я сказала ему, что встречалась в летнем лагере с парнем по имени Стюарт Систлбэк. У Стюарта Систлбэка были темно-рыжие волосы, он играл на бас-гитаре, и мы по уши втюрились друг в друга, но он жил в Чаттануге , а у нас тогда еще не было водительских прав.
Мэтт догадывался, что я все это выдумала, но был слишком тактичен, чтобы озвучивать свои сомнения.
Я собираюсь спросить Мередит, какие предметы она посещает, когда ее телефон выдает первые ноты "Земляничных полян" . Глаза ее округляются, и она отвечает на звонок:
– Мама, здесь сейчас полдень. Шесть часов разницы, помнишь?
Я смотрю на будильник Мередит в форме желтой подводной лодки и с удивлением отмечаю, что она права. Я ставлю пустую кружку на комод.
– Мне пора идти, – шепчу я. – Прости, что задержала тебя.
– Подожди секунду. – Мередит прикрывает трубку рукой. – Я рада была познакомиться с тобой. Увидимся за завтраком?
– Да-да. Увидимся. – Я стараюсь произнести это равнодушно, но внутри меня так трясет, что, когда я выхожу, едва не врезаюсь в стену.
Уупс. Не в стену. В парня.
– Уф! – Он отшатывается назад.
– Прости! Мне так стыдно, я и не знала, что ты здесь.
Он растерянно качает головой. Первое, что бросается мне в глаза, – это его волосы. Впервые я обращаю внимание на что-то подобное. Они темно-коричневые, и непонятно, то ли длинные, то ли короткие. И то и другое одновременно. Это прическа свободного художника. Прическа музыканта. Прическа мне-будто-бы-все-равно-но-на-самом-деле-нет.
Красивая прическа.
– Все нормально. А я тебя раньше не видел. Ты сама-то в порядке?
О боже! Он англичанин.
– Ээ… Здесь ведь живет Мер? – Парень улыбается.
Серьезно, я не знаю ни одной американской девчонки, которая могла бы устоять перед английским акцентом.
– Мередит Шевалье? Такая высокая девушка? С пышными кудрявыми волосами? – в растерянности спрашиваю я.
Теперь парень смотрит на меня так, будто я сумасшедшая или полузомби, типа моей Нанны Олифант. Нанна всегда улыбается и качает головой, о чем бы я ни спросила, будь то: "Какую салатную заправку предпочитаешь?" или "Куда ты положила вставную дедушкину челюсть?"
– Прошу прощения. – Парень делает крохотный шажок назад. – Ты ведь шла спать.
– Да! Мередит живет здесь. Мы просто посидели вместе пару часов. – Я заявляю это с апломбом Шонни, заметившего на лужайке перед домом нечто отвратительное. – Я Анна! Я новенькая!
О боже. Что это. И с чего вдруг такой энтузиазм? Мои щеки краснеют, и это ужасно унизительно.
Симпатичный парень смущенно улыбается. У него прекрасные зубы – ровные наверху и слегка сужающиеся книзу. Похоже, ему исправляли прикус. Я ничего в этом не понимаю, ведь у меня полное отсутствие опыта в ортодонтических процедурах. Между передними зубами у меня дырка величиной с изюминку.
– Этьен, – говорит он. – Я живу этажом выше.
– А я здесь.
Я показываю на свою дверь, а в голове крутится: французское имя, английский акцент, американская школа – Анна в тупике.
Парень дважды стучит в комнату Мередит.
– Что ж. Увидимся, Анна.
Этьен произносит мое имя как "Ах-на".
Сердце колотится, колотится, колотится у меня в груди…
Мередит открывает дверь.
– Сент-Клэр! – вскрикивает она, продолжая висеть на телефоне.
Они смеются, обнимаются и пытаются переговорить друг друга.
– Заходи! Как прошел перелет? Когда ты приехал? Ты видел Джоша? Мам, мне нужно идти.
Мередит мгновенно отключает телефон и захлопывает дверь.
Я тереблю висящий на шее ключ. Две девочки в одинаковых розовых халатах плетутся за мной, перешептываясь и хихикая. В другом конце коридора стоит группка парней. Они смеются и свистят. Мередит и ее друг хохочут за стеной. Мое сердце уходит в пятки, желудок скручивает.
Я все еще новенькая. И я все еще одинока.
Глава третья
На следующее утро я решаю зайти к Мередит, но не осмеливаюсь и иду на завтрак одна. По крайней мере, где находится столовая, мне известно (день второй: семинары по выживанию). Я проверяю карточку на еду и открываю зонтик с "Хелло, Китти". Моросит. Погоде не важно, что сегодня у меня первый день в школе.
Я перехожу дорожку вместе с группой болтающих студентов. Они не замечают меня, но мы вместе обходим лужи. Мимо проносится автомобиль размером с одну из машинок моего брата и окатывает водой какую-то девочку в очках. Она ругается, а друзья пытаются ее успокоить.
Я плетусь следом.
Город в жемчужно-серой дымке. Небо затянуто облаками, каменные здания холодно-элегантны, впереди сияет Пантеон. Его массивный купол словно парит над окрестностями. И каждый раз, когда я вижу Пантеон, мне тяжело отвести от него взгляд. Его словно перенесли сюда из Древнего Рима, ну или, на худой конец, с Капитолийского холма. Из окна классной комнаты ничего подобного не видно.
Я еще не знаю, для чего предназначается это здание, но надеюсь, что скоро мне кто-нибудь об этом расскажет.
Я живу неподалеку от Латинского квартала или Пятого округа. Если верить моему карманному словарю, это такой район, и здания в моем округе тесно лепятся одно к другому в виде завитков, не уступающих по великолепию свадебному торту. Пешеходные дорожки заполнены студентами и туристами, обрамлены одинаковыми скамейками и ажурными фонарями. Деревья с пышными кронами, огороженные металлическими решетками. Готические соборы и тонкие блинчики, стойки с открытками и причудливо украшенные металлические решетки на балконах.
Будь у меня каникулы, я была бы очарована. Я бы купила брелок с Эйфелевой башней и заказала в кафе порцию улиток. Но я не на каникулах. Меня отправили сюда жить. И я чувствую себя потерянной.
Главное здание Американской школы всего в двух минутах ходьбы от дворца Ламберт, это общежитие студентов предпоследнего и последнего курсов. Вход туда оформлен в виде огромной арки, а за ней внутренний дворик с аккуратно подстриженными деревьями. Окна на каждом этаже обрамлены плющом и геранью в ящиках. А зеленые двери в три моих роста украшают величественные головы львов. На каждой створке вывешены флаги – один американский, другой французский.
Напоминает кадр из кинофильма. Что-то вроде "Маленькой принцессы", если бы действие разворачивалось в Париже. Разве может подобная школа существовать на самом деле? И как получилось, что меня сюда взяли? Отец просто с ума сходит от сознания того, что я здесь.
Я пытаюсь сложить зонт и одновременно открыть попой тяжелую деревянную дверь, когда в меня врезается какой-то заносчивый парень с тщательно уложенными волосами. Он впечатывается прямо в мой зонт и тут же награждает уничижительным взглядом, словно а) это я виновата в том, что у него грация годовалого ребенка, и б) он не был уже и так промокшим до нитки.
Вот они двойные стандарты Парижа. Ну и пошел ты, задавака.
Высота потолка на первом этаже просто невероятная, он украшен массивными люстрами и фресками с флиртующими нимфами и похотливыми сатирами. В воздухе все еще витает легкий апельсиновый запах чистящих средств. Толпа студентов ведет меня прямо в столовую. Под ногами мраморная мозаика, изображающая воробьев. В дальнем конце холла позолоченные часы отбивают час дня.
Эта школа настолько же пугает, насколько и завораживает. Похоже, она предназначена для тех учеников, кто ходит с персональной охраной и катается на шетландских пони, а не для тех, кто большую часть гардероба закупает в "Таргете".
И хотя я уже видела ее во время знакомства со школой, столовая буквально вгоняет меня в ступор. Я представляла, что мне придется есть ланч в переделанном спортзале, где все еще пахнет побелкой. Кругом длинные столы с приваренными скамейками, бумажные стаканчики и пластиковые подносы. Женщины в чепчиках за кассовыми аппаратами отпускают полуфабрикатную пиццу, полуфабрикатную картошку фри и полуфабрикатные наггетсы. Автоматы с газировкой дополняют картину так называемого полноценного питания.
Но это – это настоящий ресторан.
В противоположность изобилию исторических мотивов в убранстве холла, столовая отличается подчеркнутой современностью. Повсюду круглые деревянные столы и растения в подвесных горшках. Стены выкрашены в оранжевый и светло-зеленый. Аккуратный француз в белом поварском колпаке выставляет различные блюда, которые кажутся весьма аппетитными. Есть также несколько ящиков с напитками в бутылках, но вместо сладкой газировки и колы здесь соки и десятки видов минералки. И еще тут имеется столик с кофейным аппаратом. Кофе. Я знала несколько человек в Клермонте. которые готовы были бы пойти на что угодно ради старбакса в школе.
Большинство стульев уже заняты болтающими студентами. Шум голосов перекрывает даже звон столовых приборов и звяканье тарелок (из фарфора, а вовсе не из пластика). Я застываю как вкопанная в дверном проеме. Студенты ходят туда-сюда мимо меня. В груди ледяной ком. Что лучше сделать сначала – занять столик или взять завтрак? И как я вообще буду делать заказ, если меню окажется на французском?
Кто-то окликает меня по имени, и я вздрагиваю. О пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…
Я оглядываю толпу и вижу руку с кольцами на всех пяти пальцах. Эта рука машет мне из дальнего конца столовой. Мередит указывает на пустой стул рядом с собой, и я с облегчением и благодарностью устремляюсь к ней.
– Я хотела постучаться к тебе, чтобы пойти вместе, но подумала, что, возможно, ты любишь поспать подольше. – Мередит озабоченно хмурит брови. – Прости, мне все же следовало постучать. Ты выглядела такой потерянной.
– Спасибо, что заняла мне место. – Я кладу вещи на стол и сажусь.
За нашим столиком сидят еще два человека, и, как и обещала Мередит вчера вечером, это двое с фотографии. Я вновь начинаю нервничать и переставляю рюкзак на пол.
– Это Анна, девочка, про которую я вам рассказывала, – говорит Мередит.
Долговязый парень с короткими волосами и длинным носом салютует мне чашкой с кофе.
– Джош, – говорит он. – И Рашми. – Парень кивает на девочку, которая сидит рядом и держит под столом его за руку через карман толстовки.
У Рашми стильные фанковые очки в голубой оправе и длинные густые черные волосы до поясницы. Она едва обращает на меня внимание.
Все в порядке. Не больно-то и надо.
– Все на месте, кроме Сент-Клэра, – говорит Мередит. Она крутит головой по сторонам. – Он обычно опаздывает.
– Всегда, – поправляет ее Джош. – Всегда опаздывает.
Я прочищаю горло.
– Думаю, я видела его вчера вечером. В коридоре.
– Прекрасные волосы и английский акцент? – спрашивает Мередит.
– Эм… Да. Наверное. – Я стараюсь говорить как можно безразличнее.
Джош подмигивает мне:
– Все влюююблены в Сент-Клэра.
– О, заткнись, – улыбается Мередит.
– Я нет. – Рашми наконец обращает на меня внимание. Видимо, прикидывает, способна ли я увести у нее парня.
Джош выпускает ее руку и притворно-тяжело вздыхает:
– Ну, а я да. Попрошу его пойти со мной на бал. Это наш год, я знаю.
– Боже, нет, – говорит Рашми. – Что ты, Джош! Действительно мило вы с Сент-Клэром будете выглядеть, сдавая задолженности.
– Хвосты. – Английский акцент заставляет нас с Мередит подпрыгнуть на месте. Вчерашний мальчик. Красивый мальчик. Его волосы намокли и слиплись от дождя. – И не спорь, что задолженности имеют хвосты, иначе я отдам твой букетик на платье Стиву Карверу.
– Сент-Клэр!
Джош вскакивает со своего места, и они обнимаются так, как это обычно делают парни, хлопая друг друга по спине.
– И никакого поцелуя? Я разочарован, друг.
– Небольшая размолвка между супругами. Она про нас еще не знает.
– Да ладно вам, – с улыбкой говорит Рашми, и ей это невероятно идет. Рашми стоит улыбаться почаще.
Красивый парень (лучше звать его Этьен или Сент-Клэр?) бросает рюкзак и усаживается на свободный стул между мной и Рашми.
– Анна. – Он явно удивлен, как, впрочем, и я.
Он меня помнит!
– Хорошенький зонтик. Сегодня утром самое то.
Он проводит рукой по волосам, и капля попадает на мою голую руку. Я теряю дар речи. К несчастью, вместо меня вдруг подает голос мой желудок. Сент-Клэр стреляет глазами в мою сторону, и я понимаю, что глаза у него поразительно огромные и темно-карие. Лучшего оружия для покорения женского пола ему не найти.
Наверное, Джош прав. В него должны быть влюблены все девочки в школе.
– Ну и звук. Лучше бы тебе накормить этого монстра… – Сент-Клэр делает вид, будто изучает меня, а потом наклоняется поближе, чтобы прошептать: – Пока ты не превратилась в одну из тех девушек, которые никогда не едят. Не могу даже передать, как я их боюсь. Пожизненный запрет на еду – жуть!
Я наконец отваживаюсь произнести нечто членораздельное в присутствии этого потрясающего парня:
– Я не знаю, как сделать заказ.
– Элементарно, – усмехается Джош. – Встаешь в очередь. Говоришь, чего хочешь. Ну, вкусности лучше не упоминать. А потом отдаешь свою карточку на еду и две пинты крови.
– Я слышала, в этом году они подняли плату до трех пинт, – смеется Рашми.
– Можно добавить костный мозг, – добавляет красавчик Сент-Клэр. – Или левую мочку уха.
– Я имела в виду меню, но спасибо большое. – Я показываю на меловую доску, висящую над одним из поваров, где разноцветными мелками (розовым, желтым и белым) написано утреннее меню. Почерк, конечно, красивый, но все на французском. – Это не совсем мой родной язык.
– Ты не говоришь по-французски? – спрашивает Мередит.
– Я три года изучала испанский. И не предполагала, что меня отошлют в Париж.
– Все в порядке, – успокаивает меня Мередит. – Здесь куча народу не говорит по-французски.
– Но большинство все-таки говорит, – добавляет Джош.
– Зато не слишком хорошо. – Рашми бросает на него многозначительный взгляд.
– Сначала ты выучишь язык еды. Язык любви. – Джош наглаживает свой живот, словно тощий Будда. – Oeuf – яйцо. Pomme – яблоко. Lapin – кролик.
– Не смешно. – Рашми пихает его локтем. – Неудивительно, что Исида тебя кусает. Идиот!
Я снова смотрю на доску. Там по-прежнему все на французском.
– Эм… а до этого?
– Правильно. – Сент-Клэр отодвигает стул. – Пошли вместе. Я все равно еще не ел.
Пока мы прокладываем путь через толпу, я замечаю, что несколько девочек смотрят на моего спутника открыв рот. Как только мы встаем в очередь, блондинка в тоненькой маечке, с крючковатым носом, нежно воркует:
– Привет, Сент-Клэр. Как прошло лето?
– Привет, Аманда. Прекрасно.
– Ты оставался здесь или летал в Лондон? – Блондинка наклоняется к подруге – невысокой девушке с собранными в хвост волосами, – чтобы как можно лучше продемонстрировать декольте.
– Я был в Сан-Франциско с мамой. Хорошо провела каникулы? – вежливо отвечает он, но мне приятно слышать равнодушие в его голосе.
Аманда встряхивает волосами и внезапно становится похожа на Черри Миликен.
Черри любит демонстрировать свои волосы, трясти ими и накручивать пряди на палец. Бридж уверена, что уик-энды она проводит, прикидываясь супермоделью и общаясь с ликующими фанатами, но мне кажется, она чересчур занята масками для волос. Бесконечный квест с морскими водорослями и папайей, чтобы достичь эффекта совершенного сияния.
– Сказочно! – Еще один взмах волосами. – Я летала на месяц в Грецию, а остаток лета провела на Манхэттене. У моего отца великолепный пентхаус с видом на Центральный парк.
В каждой фразе блондинка обязательно делает акцент на каком-то слове. Я фыркаю, чтобы не рассмеяться, а Сент-Клэр странно закашливается.
– Но я скучала по тебе. Ты разве не получал мои имейлы?
– Эм… нет. Должно быть, там был указан неправильный адрес. Хей! – Сент-Клэр толкает меня локтем. – Почти наша очередь. Он поворачивается спиной к Аманде, и они с подружкой хмурятся. – Время первого урока. Завтрак здесь весьма незамысловат и состоит в основном из хлеба, особой популярностью конечно же пользуются круассаны. Никакого омлета и никаких сосисок.
– А бекон? – с надеждой спрашиваю я.
– Ничего подобного, – смеется парень. – Урок номер два – слова на доске. Слушай внимательно и повторяй за мной. Granola. – Я прищуриваюсь, а Этьен широко распахивает глаза, изображая невинность. – Это означает "гранола", понимаешь? И еще одно? Yaourt?
– Подожди, дай угадаю. Йогурт?