- Эй вы, хватит сачковать! - крикнула в приоткрытую дверь Тамара. - Серый, иди колоть орехи, а то я ноготь пришибла. Ларка, мне скучно без тебя, и вообще ты могла бы уделять мне больше времени. Я это оценю, а они… Если мужики и ценят в нас интеллект, то лишь в одном-единственном случае: это когда у нас хватает его, чтоб смотреть сквозь пальцы на их, пардон, блядки.
Я нехотя встала с дивана и вернулась в дом.
- Вы говорили обо мне? - спросила Тамара, перестав тереть свеклу.
- Нет. Мы говорили о Саломее и Иоанне Предтече.
- Надо же, как у вас далеко дело зашло. - Я обратила внимание, как вздрогнул Сергей. - А я-то думала, вы еще даже не поцеловались.
Я открыла было рот, чтоб ответить ей, как вдруг заметила, что по ее щекам текут слезы.
- Что это ты? - Сердце мое сжалось.
- Лук ужасно злой. Черт, тушь, кажется, потекла. - Она всхлипнула и утерла нос рукой. - И как это актрисы ухитряются плакать, не размазывая тушь?.. Мамочка, ты погладила мою шифоновую кофточку? С минуты на минуту гости придут, а я вся растрепанная, как гнилая капуста.
Гости Максимовых на самом деле оказались хорошими свойскими ребятами. Они не заводили цеховых разговоров, не травили пошлые прошлогодние анекдоты, а просто шутили, смеялись, умно острили. Я с ходу нашла с ними общий язык. Особенной симпатией я прониклась к Вере Ржановой - она училась в Москве, в Гнесинке, с удовольствием вспоминала свои походы на концерты и выставки.
Опустошив стол, мы задвинули его в угол. Тамара зажгла свечи, расставила их по разным углам комнаты, щелкнула выключателем и провозгласила:
- Танцы при свечах! Чур не образовывать семейных пар. Начинается оргия. Слабонервных прошу покинуть помещение.
Она заковыляла к радиоле, путаясь в длинной бархатной юбке.
Я отошла к окну. За ним стояла темная беззвездная ночь. Ветер теребил ветви старой акации, они царапали мокрое стекло. Днем я видела по телевизору одетую пушистым снегом Москву. "Наши, наверное, празднуют у Таськи, - подумала я. - Спорят о том, кто лучше из телеведущих, орут полублатные песни, образовывают пары на один вечер. Правда, на этот раз, возможно, и не собрались - теперь мы каждый сам по себе…"
Я вздохнула. Как выяснилось, я скучала по Москве.
В темном стекле отражалось все происходившее в комнате. Я видела, как Сергей, лавируя между танцующими парами, приближался ко мне.
"Не надо, - пронеслось в голове. - Пожалуйста, не надо…"
Я вздрогнула, почувствовав, как мне на плечо легла горячая ладонь.
- Испугал? - Антон смотрел с какой-то странной, больше похожей на гримасу улыбкой. - Ты думала, это… не я.
Я увидела, как Сергей схватил со стола бокал с вином и залпом выпил.
- Я не успела ничего подумать. Ты ведь сказал, что не придешь.
- Мне на самом деле не хотелось. Планировал заехать завтра с цветами и шампанским и посидеть семейно - ведь у Тамары завтра день рождения. Но я… Да что говорить! Сама все знаешь.
Он вздохнул и отвернулся.
- Пошли потанцуем, - предложила я.
- Не хочу. Мне надоело притворяться.
- Мне тоже.
- Объяснись.
Его брови удивленно поползли вверх.
- Думаешь, я не замечаю, что ты видишь во мне прежде всего женщину, с которой хочешь переспать?
- Ну и глупенькая ты у меня! - Антон неестественно рассмеялся. - Вот уж не ожидал подобного перла от тебя. Тебе печать в паспорте нужна, да? Я всегда пожалуйста, да вот моя первая жена пока не торопится с разводом. Ее устраивает статус замужней женщины и всякая такая ерунда. А я оформляюсь сейчас в загранку, и мне не до судов и прочих сутяжных дел. Неужели для тебя так важно…
Я расхохоталась. Все лица повернулись в нашу сторону.
- Прекрати, слышишь? - прошипел Антон. У него было не просто злое, а свирепое лицо.
- Господи, замуж… - Я чувствовала, что по моим щекам текут слезы. - Если б ты только знал, как я хочу замуж!.. И чтоб свадьба была еще богаче, чем у Лиз Тейлор… Ха-ха-ха!..
Антон больно схватил меня за руку. Я вырвалась и бросилась к столу. Кажется, в той бутылке было крепленое вино - минут через пять у меня перед глазами завертелась карусель.
Моя юбка вздымалась большим синим колоколом, ноги сами выделывали замысловатые па, руки извивались в горячем, пахнущем воском воздухе.
- Вот это танец! Такое можно за большие деньги показывать! - восхищенно воскликнула какая-то женщина.
- Ларка у нас жутко одаренная! - Тамара громче всех хлопала в ладоши. - Отдохни. - Она усадила меня на диван, пригладила растрепавшиеся волосы. - Вы бы видели, как у них красиво с Серым выходит. Я сейчас Штрауса сыграю. Эй, Серый, приглашай даму!
"Как легко, как мне хорошо!" - думала я, кружась с Сергеем по комнате.
- Я очень пьяная? - спросила его я.
- Ты замечательно трезвая, Саломея.
Он вдруг подхватил меня на руки. Музыка смолкла. Мы были в самом центре внимания.
- Браво! - послышалось из темноты.
- А я вам что говорила? А сейчас вернемся к реальности и будем танцевать старый добрый рок! - возбужденно крикнула Тамара.
Она кинулась к радиоле и врубила на полную катушку "Леди Мадонну" "Битлз".
- Ты ведешь себя неприлично, - сказал Антон, когда я расчесывала возле зеркала волосы. - Это тебе не вечеринка в общаге, где все свободны и жаждут лишь плотских удовольствий.
- А ты жаждешь духовных, да? - спросила я, не оборачиваясь.
- Сама знаешь: Тамара больной человек. А ты напилась и трясешь подолом перед Сергеем.
- Могу и перед тобой потрясти.
Я ухватила Антона за шею и повисла на нем.
- Серый, а ты так и не поблагодарил свою леди Мадонну за чудесный вальс, - услышала я срывающийся голос Тамары. - Быстро исправь ошибку, пока тебя кто-нибудь не опередил.
Антон грубо оттолкнул меня и отошел. Я закачалась, чувствуя, что теряю равновесие, но меня подхватил Сергей и крепко, по-настоящему поцеловал.
- Пускай теперь катится с плеч моя голова, - сказал он, нехотя отрывая губы.
- Настоящий Голливуд! - вопила Тамара. - Мишель, поцелуй меня так же страстно и красиво. Ну же, я жду.
- Какие же вы все… ущербные! - бросил Антон и изо всей силы хлопнул входной дверью.
Было за полдень. Оранжевое декабрьское солнце, оставив мою комнату, переместилось на другую половину дома, откуда давно доносились шаги и голоса. Я никак не могла заставить себя встать с постели. Повадившийся спать со мной серый кот Прошка уже несколько раз выпрыгивал в форточку и возвращался, оставляя на подоконнике бурые отпечатки.
Беда была не только в том, что у меня раскалывалась голова, а во рту стоял отвратительный горький привкус, - еще горше было на душе. Я ругала себя за то, что так вольно вела себя с Сергеем.
"Но ведь это были самые что ни на есть невинные шалости, да к тому же на глазах у всех и у Тамары тоже, - пыталась убедить себя я. - И секретов у нас с ним нет никаких…"
Я опять повернулась в своей всклокоченной постели, и Прошка недовольно поднял голову.
- Хорошо тебе, серый, - сказала я. - В твоем мире все просто, ясно, однозначно. Сыт - песню поешь, голодный - идешь к своей миске или в подпол за мышами. А нам, людям, еще душевная гармония нужна, согласие с окружающим миром. Тебе ведь на него наплевать, правда?..
Шаги в доме наконец стихли, и я решила встать. Кот тоже спрыгнул с кровати и теперь ждал, когда я облачусь в джинсы и свитер.
Зинаида Никитична перемывала посуду, которую мы вчера побросали на столе. Она ночевала у своей сестры, к которой ездила чуть ли не каждый выходной.
- Ну, и как вчерашний праздник? - спросила она, ставя передо мной тарелку с овсяной кашей.
- Одна ваша знакомая здорово перебрала. Все плясала и ноги задирала, - пробормотала я, уткнувшись в тарелку.
- Ничего страшного. Томочка говорит, очень весело было. Только Антошу ни с того ни с сего псих накрыл. Тамара с Сережей пошли погулять.
"Вообще-то Антона тоже можно понять, - думала я. - И зачем я так напилась?.."
Я вдруг вспомнила губы Сергея и покраснела. К счастью, Зинаида Никитична ничего не заметила.
- А я забрала от Маши Полю. Тебе Томочка рассказывала про нашу Полю, мою младшую сестру? - спросила Зинаида Никитична, расставляя в буфете рюмки. - Они у нас с Машей по очереди живут. Уж так повелось. Странная она немного, а в общем-то добрая. Ты ее, Ларочка, не бойся - она мухи не обидит.
У дальнего от стола окна сидела сухонькая маленькая женщина и смотрела в сад.
- Поля, поди сюда, познакомься с нашей Ларой, - окликнула ее Зинаида Никитична.
Женщина послушно встала и подошла к столу.
- Лара - невеста Антоши, - не без гордости сказала Зинаида Никитична. - Она приехала из Москвы работать в Антошиной газете.
Поля понимающе закивала маленькой птичьей головкой.
"У нее выражение лица, как у Тамары, когда она в хорошем настроении, - подумалось мне. - В молодости, наверное, была красивая. Вот только раскрытый рот придает лицу какое-то странное выражение".
- Американский президент войну новую готовит, но мы обязательно мир отстоим, - неожиданно низким и густым для ее тщедушного тела голосом сказала Поля.
- Отстоим, отстоим, - поспешила заверить ее Зинаида Никитична. - Иди, Поля, к окошку. - И пояснила мне, когда та отошла: - У нее жениха бандиты зарезали. Из-за пыжиковой шапки. Ей тогда семнадцать было. С тех пор она… немного не в себе.
Я собиралась в командировку по области. Укладывая сумку, обнаружила в ее боковом отделении толстые носки из желтоватой овечьей шерсти. На душе сделалось тепло и одновременно тревожно.
Антон давал мне наставления в присутствии главного редактора, который беззастенчиво разглядывал меня сквозь толстые линзы очков. Я чувствовала себя, как школьница у доски, Антон втолковывал мне самые что ни на есть прописные истины в присутствии постороннего человека, тем самым давая мне понять, что в редакции его власть надо мной безгранична Разумеется, он сводил со мной счеты Где-то в глубине души я его жалела - уж так я устроена.
Меня не было в городе три дня. Когда я сошла с пригородного поезда в субботу днем, первым делом купила в киоске на вокзале нашу газету. Мне бросился в глаза набранный жирным шрифтом на первой полосе заголовок: "ПРОКОПЕНКО ОЗАБОЧЕН ПОГОНЕЙ ЗА ДЛИННЫМ РУБЛЕМ". Это была фраза из моего интервью с Прокопенко. Выхваченная из контекста, она производила негативное впечатление. Дальше - хуже. Я внимательно прочла все до последней строчки. Кто-то прошелся по тексту с безжалостной правкой, вывернув все наизнанку. Создавалось впечатление, что Прокопенко был акулой угрожающего нашему будущему капитализма. К тому же беспринципным человеком.
Под этой мерзостью стояла моя фамилия.
Я глянула на часы. Половина пятого. Антон должен быть на месте - обычно он сидит в редакции до упора. Я решила добиваться опровержения. Как я теперь посмотрю в глаза Прокопенко? Сергею с Тамарой?..
У входа в редакцию я столкнулась с Сашей Березовским.
- Лариса Николаевна, счастлив приложиться к вашей ручке. - Он прикоснулся губами к моему запястью. - Вы у нас сегодня герой дня - висите на доске редакционного почета. Чудненько сработал ваш нюх. Или же полезные связи.
Он еще раз приложился к моей руке.
"Полезные связи? Похоже, Прокопенко погнали, - догадалась я. - Получается, что я пинаю ногами лежачего…"
От этой мысли мне стало нехорошо. Я вошла без стука в кабинет Антона и села в кресло возле стола, дожидаясь, когда он закончит говорить по телефону.
Наконец он положил трубку и протянул мне обе руки.
- Кто это сделал, Антон?
- А, ты об интервью? Ну конечно же, это целиком твоя работа. Я лишь внес кое-какие коррективы, которые были невозможны месяц с лишним назад. Позавчера состоялось решение облисполкома об отстранении Прокопенко от занимаемой должности.
- Мы должны дать опровержение. Это так мерзко! Что подумают обо мне Прокопенко, ребята из отдела?..
- Прокопенко теперь ноль с минусом, и его мнение никого не интересует. Что касается мнения редакции, то твой материал заслужил одобрение главного. Мы даже собираемся премировать тебя за оперативность. Почему ты такая бледная? - участливо спросил он. - Устала с дороги? - Он открыл дверцу стенного шкафа, налил нам по маленькой стопке коньяка. - За твой успех! Да простят нас генсек и наш главный за то, что мы употребляем алкоголь, да еще в служебное время!
Он протянул мне рюмку, и я машинально ее взяла. Сейчас передо мной был прежний Антон - спокойный, заботливый, самоуверенный. Тот Антон, который мне так нравился в Дюрсо.
- Значит, это сделал ты. Господи, но ведь Прокопенко твой друг. Вы с ним даже на "ты" были.
- Увы, я не мог знать всего. За голову схватился, когда всплыло, что он бросил жену и двоих детей и спутался с какой-то авантюристкой. Ты у меня умница, Лора, - умеешь предугадать на несколько ходов вперед.
- Мы будем давать опровержение или нет? - спросила я, чувствуя, что все мои усилия восстановить истину бесполезны.
Антон обошел вокруг стола и положил руки мне на плечи.
- Лариса, прошу тебя, не делай глупостей. Иначе навсегда закроешь себе дорогу в журналистику. Наша газета опровержений никогда не давала и не будет давать. Ясно? Здесь работают серьезные люди, привыкшие отвечать за каждое свое слово. Понимаю, ты вконец измоталась. Сейчас я скажу Феде, чтобы подбросил тебя домой.
Садясь в редакционную "Волгу", я ненавидела себя - слабую, малодушную, не умеющую постоять за правду.
Я тащилась от калитки до крыльца с минуту. Прежде чем открыть дверь, потопталась на пороге. Потом, собравшись с силами, шагнула в столовую.
- Наконец! Ларочка, дорогая!.. - бросилась мне на шею Тамара. - Как же я по тебе тосковала! Раздевайся, ты, наверное, устала. - Она резко, почти грубо отпихнула меня. - Только не смотри на меня так. Я вся зареванная и растрепанная.
Я повесила куртку на вешалку, стащила провонявший бензином свитер и пошла умываться. Тамара следовала за мной по пятам.
- Ненавижу! Господи, как же я ее ненавижу! - сказала она.
- Кого?
Я изумленно обернулась от раковины.
- Ее!
Она тыкала пальцем в сторону сидевшей возле окна Поли.
- Почему?
- Она молчит и изучает нас исподтишка. Бог ты мой, какая же я злая! Не слушай меня, Ларка. Это все из-за Серого. Пошли ко мне. - Она потянула меня за рукав. - Не могу их всех видеть, не могу!
В мансарде было жарко. Я сняла джинсы и с наслаждением растянулась на покрытой мягким ворсистым покрывалом широкой супружеской кровати. Тамара не стала зажигать света. Ее фигурка мельтешила на фоне большого окна, в которое заглядывало звездное небо.
- Серый уехал, представляешь? Я не переживу эти две ночи… Спи со мной, ладно? Я не буду тебя разговорами мучить. И плакать не буду. Только не уходи от меня.
Она рухнула на колени, уперлась лбом в подоконник и зарыдала. Я молчала, зная: в подобной ситуации слова утешения бессмысленны.
- Не буду, не буду… - Тамара высморкалась в платок. - Серый ко мне всю неделю по пустякам придирался. То вроде бы я играю неискренно, то с мамой грубо разговариваю. Позавчера ночью сказал, что от меня потом разит, и ушел спать к себе в кабинет. Скажи: от меня на самом деле потом воняет? Это от нервов - я несколько раз на дню мою под мышками и спреем брызгаю. - Она с усилием поднялась с колен. - А Полька следит за мной исподтишка и улыбается. Серый сказал вчера, что я лет через пять буду вылитая Поля и что у нас и сейчас с ней много общего. Нет, ты можешь себе представить? Сравнил меня с этой идиоткой. - Она снова забегала по комнате, обдавая меня тяжелым запахом "Черной магии". - Я так разозлилась, что потеряла над собой всякий контроль. Обозвала его кретином и дегенератом. А он смотрел на меня и улыбался. И так - словно в первый раз увидел. Потом он поднялся наверх. Я крикнула ему какую-то мерзость. Он словно не слышал. Спустился в костюме и с сумкой. Сказал матери, что едет на выходные к родителям.
- Он к своим поехал, что же тут особенного? - попыталась я хоть как-то успокоить Тамару.
- Раньше он никогда один не ездил - всегда меня с собой брал. Знал же, знал, что у меня эти дни тоже свободные… В Александровку мы только вместе ездили. Знаешь, там мы в первый раз стали близки… Что он мне тогда говорил! Будто я сошла с картины Боттичелли. Что у меня живот и грудь, как у той женщины, с которой Боттичелли написал свою Весну. Помнишь?.. И еще что любит в женщинах нежную, неброскую красоту… Ларка, а вдруг Серый влюбился?
- В кого?
Я спросила это неожиданно громко и испугалась звука собственного голоса.
- Да мало ли вокруг молодых! Все студентки обожают его - он таким красавцем делается, когда увлекается чем-то. А он всегда увлекается, когда лекции читает. Давай как-нибудь сходим к нему на лекцию. Скорей бы он вернулся!
Я лежала в темноте и думала о том, что во мне нет истинно христианского сострадания. Да, я жалела Тамару, но только разумом. В душе я считала неестественным и даже несправедливым, что этот сильный широкоплечий парень ласкает тщедушное тело Тамары и внушает себе, что испытывает при этом наслаждение. Впрочем, мне-то до этого какое дело?..
Моя жизнь в доме Максимовых временами становилась просто невыносимой. С Сергеем на самом деле творилось что-то странное. Иной день он старался предвосхитить каждое желание Тамары, что называется, на руках жену носил, а то вдруг делался с ней резок, даже груб, цеплялся к каждому слову, уединялся в кабинете, закрывал дверь на крючок. Тамара осунулась, постарела и, казалось, стала еще больше прихрамывать. У Зинаиды Никитичны постоянно тряслись руки, она перебила массу посуды. Разливая чай, она часто проливала на скатерть заварку, что ужасно раздражало Сергея. И только Поля как была, так и осталась безмятежно спокойной. Ее большие словно удивленные глаза то и дело останавливались на ком-нибудь из нас, словно прощупывая. Тамару это бесило, и однажды она чуть не швырнула в Полю хрустальную вазу.
Как-то утром, когда мы вдвоем пили кофе, Тамара вдруг замерла, не донеся до рта чашку, и сказала трагическим шепотом:
- Теперь я точно знаю: он влюблен.
Я от неожиданности поперхнулась.
- Да-да, потому и не хочет меня. И в глаза избегает смотреть, заметила? Говорит с тобой, а сам куда-то вбок смотрит или в пол. Я уже устала бороться. Пускай себе… - Тамара махнула рукой, вскочила, не допив кофе, и стала одеваться. - Все равно он вернется ко мне, - сказала она уже в автобусе. - Потому что жалость победит в нем все остальные чувства.
Она грустно усмехнулась и отвернулась к окну.
Теперь я старалась задерживаться в редакции как можно дольше и часто подменяла дежурных - только бы домой не идти. Мое рвение вызывало кое у кого удивление, тем более что после того злополучного материала я оказалась у главного в любимчиках.
Березовский наверняка считал меня прожженной карьеристкой - он же не видел оригинала моей статьи. Я никого не разуверяла. Я вообще избегала всяких скандалов, склок, которые, как предупредил Антон, могут навсегда закрыть мне дорогу в журналистику. Видимо, я на самом деле расчетливая карьеристка.