Я растянулась на диване и прикрылась полой ее жакета. На меня пахнуло "Эскейп".
- И Вадика, как назло, нет дома. Все против меня. Ты веришь в роковое стечение обстоятельств?
- Почему бы и нет?
- Умница. Знаешь, а плыть по течению так здорово. Тем более что в определенных случаях сопротивление бывает бесполезно.
Все мои родственники уверены, что я плыву по течению. И в мыслях не имею убеждать их в обратном.
- Вадька за бугром? - спросила я не из любопытства, а лишь для поддержания видимости диалога.
- В Буэнос-Айресе. Знаешь, на этот раз он так настаивал, чтоб я поехала с ним. Словно чувствовал… - Вика скрипнула пружинами моего продавленного кресла. - Слушай, как у тебя уютно и стильно! Сразу видно, что это обиталище свободного художника.
- Спасибо.
Я невольно подняла глаза на стену, с которой на меня смотрели Кевин Костнер и Джеймс Белуши. Мне давно пора сменить обои, но я упорно продолжаю делать вид, что эту проблему можно решить не только безболезненно, а даже красиво. Оказывается, я не столь уж далека от истины.
- Вадька только что звонил. Я уже была в дверях. Мне кажется, он что-то чувствует. Бедняжка…
Я придерживалась мнения, что муж Вики скорей Казанова, нежели Франциск Ассизский, но Вика, я знаю, незыблемо верила в его святость. Каждому, как говорится, свое.
- Послушай, у тебя сейчас есть кто-нибудь? - вдруг спросила она.
- В смысле?
- В смысле мужского пола.
- Сама не знаю. Сперва нужно сдать перевод.
- Брось притворяться. Одно другому не мешает, - сказала Вика безапелляционным тоном человека, незыблемо верующего в то, что деньги, как и дети, появляются на свет без заметных усилий с нашей стороны.
- Меня недавно бросил любовник. Забрал последние сто баксов и…
- Я серьезно, а ты меня за дуру держишь. - Вика обиделась. Я и не думала убеждать ее в том, что сказала чистую правду. - Ладно, мне не нужно чужих секретов - от своих голова кругом идет. Представляешь, Лорик, я, кажется, влюбилась.
Она ждала от меня реакции на свое признание. Я подняла ноги и завела их за голову. В этой позе мои мозги обычно работали в высшей степени образно и ярко.
- Счастливая. - Вика вздохнула. - Все тебе по фигу, если не сказать больше. Хотя ты, наверное, права. До недавних пор мне тоже окружающая жизнь казалась сплошным телесериалом. Слушай, он так похож на Джеффа Колби.
- Кто?
- Ну… Его фамилия Войтецкий. Станислав Войтецкий. В нем есть польская кровь. Представляешь? Я еще в юности мечтала влюбиться в человека своей крови.
Вика считает себя полькой. Почему-то тетя Лена, ее мать, родная сестра моей матери, так не считает.
- Ты не удивлена? Только честно.
Я уловила в тоне Вики нотки обиды.
- Рада за тебя. От души.
- Серьезно? Я так и знала. Только ты способна понять меня как нужно. Представляешь, он художник по интерьеру. Ужасно образованный и начитанный. За последнее время я так опустилась среди этих "новых русских". Все-таки существуют вещи, которые невозможно приобрести за деньги.
- Например?
- Врожденный аристократизм и интеллект. Обаяние. Тактичность. Особое отношение к женщине. Чуткость, предупредительность, способность угадать…
- Ты с ним уже переспала? - нарочито грубо спросила я, желая спустить ее на землю.
- Еще нет. Понимаешь, мне так трудно переступить через себя. Ты ведь знаешь: у меня не было никого, кроме Вадика. Я такая старомодная, такая… - Вика снова щелкнула зажигалкой. - Но это неизбежно. Без этого любовь неполноценна. Я понимаю это разумом. Господи, неужели все это случилось со мной?
В ее голосе я уловила восхищение. Похоже, она была не на шутку увлечена этим Станиславом Войтецким.
Я опустила ноги и закрыла глаза. Я вдруг вспомнила: "Эскейпом" пахло от меня в тот вечер, когда я познакомилась с Денисом.
- Он совсем не такой, как остальные. Ему достаточно того, что он со мной, держит меня за руку, смотрит мне в глаза, - говорила Вика. - Но я-то понимаю: так не может продолжаться до бесконечности. Мужчине нужна женщина. Это неоспоримо. Я не хочу, чтоб ею стала другая. Ты ведь знаешь, я вовсе не придерживаюсь мнения, что секс способен заменить все остальные ощущения, но то, что он занимает…
Я уже не слушала Вику. Я больше не могла терпеть пытку "Эскейпом". Я вскочила с дивана и уселась на ковре в позе лотоса. О, это обманчивое чувство самообладания…
- Я не могу пригласить Станислава к себе - это некрасиво и, честно говоря, небезопасно, - продолжала Вика. - Он может Бог знает что обо мне подумать. Он и так не поверил, когда я сказала, что ни разу не изменила мужу. Но ведь это так и есть, Лорик, и ты тому свидетель. Слушай, а что, если нам устроить ужин втроем? - внезапно осенило мою кузину. - Само собой, все хлопоты и расходы беру на себя. Лорик, солнышко, это было бы так здорово! А то Станислав наверняка думает, что я из самой что ни на есть кондовой среды. А ведь я и музыке училась, и даже, как ты помнишь, ходила в балетный кружок. Лорик, ну что же ты молчишь? Ты ведь не возражаешь, да?
Вика присела на корточки и попыталась заглянуть мне в глаза. Я их тут же закрыла.
- Я позвоню ему сию минуту. Он, как и ты, ночная птица. Вчера он позвонил мне в половине второго, можешь себе представить? У меня потом так колотилось сердце, что пришлось принять тазепам. У него потрясающий голос. Лорик, лапочка моя, вот увидишь: ты будешь в восторге от Станислава. У вас с ним найдется столько общих тем.
Вика сняла телефонную трубку.
- Но ведь ты собиралась поехать на дачу, - попыталась возразить я: не люблю заводить новые знакомства.
- Что ты! Это так пошло - принимать любовника на собственной даче. Да и соседи у нас ужасно любопытные. Эти Кулешовы даже в окна подглядывают. - Вика уже набирала номер.
Я легла на спину и попыталась расслабиться. Но мне ужасно мешал запах, исходящий от Викиного жакета. Я зажала нос пальцами. От них тоже пахло "Эскейпом".
"От себя не убежишь, - пронеслось в голове. - Да и зачем?.."
Этот Станислав на самом деле оказался великолепным мужчиной - я поняла это, едва он переступил порог моей квартиры. Его глаза ощупали меня со всех сторон, но сделали это очень бережно, даже, можно сказать, нежно. Я понимающе улыбнулась, и между нами мгновенно установилось доверие. По крайней мере мне так в тот момент показалось.
Мы болтали, как давние приятели, и пили сухое вино, которое принес Войтецкий. Вика вырядилась, как на светский раут, и выставила на наше обозрение чуть ли не половину своих бриллиантов, я неплохо смотрелась в трикотажном платье в обтяжку, которое привезла мне из Италии Вика. Я давно убедила себя, что мне не идет грим - я ленива, что касается забот о собственной внешности, - и лишь слегка подкрасила губы и провела серебристо-сиреневым карандашом по краю век. Вика выглядела слишком роскошно для моей кухни. Правда, свечи здорово все ретушировали, заполняя пространство пугливо вздрагивающими тенями. Я не хотела признаваться себе в том, что мне было хорошо. Я давно не чувствовала себя таким образом.
- Он говорит, ты замечательная, - шепнула мне Вика, когда Войтецкий отлучился на минутку в ванную. - Ну, а ты что скажешь? - потребовала она взамен.
- Неплохо. Очень даже неплохо, - задумчиво сказала я и потянулась за своим бокалом. - По крайней мере вкус и такт у этого человека есть. А это в наше время уже немало.
Вика, довольная, рассмеялась, приняв комплимент на свой счет. Она тоже была сегодня на высоте. Она наклонилась к моему уху, явно намереваясь что-то сказать, но в этот момент Войтецкий появился в дверях, и она сделала вид, что поправляет прическу. О, это был изящный, хорошо продуманный жест врожденной соблазнительницы. А я и не подозревала, что за моей кузиной водились такие таланты.
Он ушел на рассвете, и Вика сказала, заваливаясь в постель во всем своем великолепии:
- Получилось очень даже аристократично, хоть мне ужасно хотелось секса. Лорик, ты представить себе не можешь, как меня возбуждает этот мужчина. Хорошо, что ты была рядом, иначе бы я натворила глупостей и наверняка бы потеряла его. Господи, как мне хочется, чтобы наш роман длился вечно!
Через два дня у них было свидание в моей квартире. Я притворилась, что приглашена в ресторан, а сама болталась по улицам и даже сходила в кино. Честно говоря, мне было неприятно отдавать свою квартиру на растерзание бульварным страстям (так мой отец называет внесемейные связи), но я не видела возможности сказать Вике, а уж тем более Войтецкому "нет". Это так не вязалось с моим имиджем свободного художника и раскованно мыслящей женщины, который сама не знаю кто мне навязал.
- Он был ужасно чуткий и внимательный, - доложила мне по телефону Вика. - Каждую секунду спрашивал, что я чувствую, и старался делать мне приятное. Вадьке и в голову не приходит, что я тоже могу что-то чувствовать в постели, хоть он и здорово меня заводит. Представляешь, у Стасика совсем не большой член, но он так умело ведет себя…
- Нас могут подслушать. - Я не выносила откровения подобного рода.
- Да брось ты! Кому это нужно?
- Может позвонить Вадик. Иногда междугородные звонки вклиниваются в местную линию.
- Ой, ты права! Какая же ты все-таки умница! У меня было так один раз, когда я разговаривала с мамой. Вадька как раз позвонил из Самары и услышал, что я подарила маме моющий пылесос. Закатил такой скандал… Все-таки он жмот, как ни верти. Послушай, Лорик, у тебя завтра свободный вечер? - Разумеется, я и рта раскрыть не успела. - Вот и чудненько. Идем в "Савой". Заметано? Поняла, от кого инициатива исходит? - Она залилась счастливым смехом. - Кажется, он наконец прочувствовал, что во мне тоже не плебейская кровь течет. До завтра. Целую.
Когда Вадька вернулся из-за бугра, у них начались скандалы. Дело в том, что кузина отказалась выполнять супружеские обязанности (а я и не подозревала, что в этой дурехе дремала романтическая героиня). Она ссылалась на какие-то таинственные женские болезни и, как я поняла, сыпала терминами из медицинской энциклопедии. Вадька в это не поверил: он что-то просек. Вика отправила Светку к матери и заперлась в спальне. Она проревела два дня, не поддаваясь на уговоры успокоиться. Вадька и Стасик попеременно обрывали мой телефон.
- Я готов ей все простить. Я тоже не святой, как ты догадываешься, но для меня семья превыше всего, - баритонила возле моего уха трубка с голосом Вадика. - Сам виноват: жена не вещь, на антресоль не засунешь. Ты не знаешь случайно, что Витька натворила в мое отсутствие?
- Понятия не имею. По-моему, кто-то доложил ей про твои развлечения, - блефанула я не без злорадства убежденной феминистки.
- Брось. Это тайна за семью печатями. Как чемодан с ядерной кнопкой. Да и последнее время я по уши погряз в делах, так что все это, можно сказать, принадлежит истории. Ты бы поговорила с ней, что ли.
- О чем?
- Ну, скажи, к примеру, что я люблю ее больше всех. Это, как тебе известно, так и есть. Представить себе не могу, что мы с Витькой можем когда-нибудь стать чужими друг другу.
- Сам скажи.
- Она не желает меня слушать. Как ты думаешь, она ничего не натворит?
Я поняла, что Вадька встревожен не на шутку.
"Какие же вы все самоуверенные! Так и думаете, что весь мир вокруг вас вертится, - размышляла я. - Хотя, может, это так и есть…"
- Не думаю. Оставь ее на какое-то время в покое. - Я постаралась придать своему голосу рассудительно-убедительную окраску. - Все образуется.
- Я бы всадил этой сволочи в затылок обойму. - Мне показалось, эту фразу произнес не Вадька, а совсем чужой жесткий человек. - Думаешь, она меня простит? - прозвучало уже на тех же баритонально-бархатных тонах.
- Не исключено. Хотя я бы ни за что не простила.
Я бросила трубку. Я знала: вот-вот позвонит Войтецкий и будет просить у меня аудиенции. Еще я знала, что не смогу ему отказать.
Я сунула ноги в туфли, выскочила на лестницу и вызвала лифт. Податливость не самая привлекательная черта в женщине, хоть мужчины и утверждают обратное. Я предпочитаю жить своим умом.
- Она отказывается встречаться со мной, не хочет говорить по телефону. Признаться, я в полной растерянности, если не сказать - в панике.
Войтецкий положил на стол свои красивые руки. Концы его пальцев едва заметно подрагивали.
Солнце освещало мраморную поверхность разделявшего нас столика, игриво золотилось в высоких стаканах с "Хольстеном". Я поймала себя на том, что далека от мыслей и беспокойства о душевном и физическом состоянии моей кузины. За окнами вовсю проявляла себя весна, напротив меня сидел красивый, весьма неглупый мужчина. Я заставила себя встряхнуться и вести подобающим ситуации образом, то есть проникнуться волнением и тревогой Войтецкого.
- Я тоже. - Я улыбнулась ему если не с состраданием, то по крайней мере с пониманием. Он коснулся моего плеча. У него оказались горячие руки. Я ощутила это сквозь трикотаж свитера.
- Вы похожи. Очень. Но я не сразу уловил это сходство. - Он с явной неохотой убрал свою руку и виновато опустил глаза. - Прошу прощения. Я плохо спал эту ночь. Да и предыдущую тоже. Мне кажется, во всем виноват я.
- Это так и есть. Вика из тех, кто создан для семейных радостей. Она от природы склонна к моногамии.
- Я, как выяснилось, тоже. По крайней мере стал таким в последнее время. Но ведь я как раз и хочу предложить ей эти семейные радости. Мне казалось, мы оба сильно увлечены друг другом, если не сказать больше. - Он вздохнул и сделал большой глоток из стакана. - Как вы думаете, мы были бы счастливы вместе?
- Думаю, что нет.
- Почему? - недоуменно спросил он.
Я не сразу решилась сказать то, что в конце концов сказала. Этот красивый и гордый самец, сидевший на расстоянии вытянутой руки от меня в залитом весенним солнцем зале бара, был абсолютно чужим человеком, а Вика - моей кузиной. Сама не знаю почему, я все-таки сказала это ему:
- Она слишком примитивна и простодушна для вас. Вы очень скоро в ней разочаруетесь. Для Вики это будет настоящей трагедией.
- Вот как. - Войтецкий растерялся на какое-то мгновение. - Но я с юности мечтал о такой женщине, как Вика. Она не примитивна - она органична. И очень современна. Гораздо больше, чем мы с вами.
Он оказался проницательным мужчиной, но я не собиралась говорить ему об этом.
- Помимо прочего, она чиста и наивна, и мне до сих пор не верится, что вы смогли уговорить ее изменить мужу, - сказала я, почувствовав себя предательницей. - Мне кажется, она еще пожалеет об этом.
- Нет! Она никогда об этом не пожалеет! - Бледные щеки Войтецкого вспыхнули румянцем. - Прошу вас, передайте ей вот это.
Передо мной на столе лежал белый конверт.
- Она лишила меня возможности поговорить с ней. Но она должна все знать. Вы сможете передать ей это сегодня?
- Думаю, да, - сказала я, засовывая конверт в сумку. - Правда, если ее муж догадается, что я выполняю роль почтового голубя, он спустит меня с лестницы.
- А, пошел бы он к… - Войтецкий грубо выругался. Это было неожиданно. - Извините, - спохватился он и больно стиснул мои пальцы. - Мне нужно идти. Позвоню вам вечером.
Я допивала в одиночестве свое пиво и размышляла о том, что моей кузине, этой красивой фарфоровой кукле с телячьими мозгами, кажется, здорово повезло. До меня вдруг дошло, что я завидую ей. И это уже не лезло ни в какие ворота.
Дверь открыл Вадик.
- Наконец, - произнес он так, словно я была по меньшей мере Иоанном Предтечей. - Тебя она наверняка пустит. Ну что я должен сделать для того, чтобы Витька меня простила?
Его страдания меня не трогали - я поклонница формулировки "в человеке должно быть все прекрасно". Вадим не умел красиво страдать - он был выскочкой и плебеем. Да, за деньги можно купить девяносто девять и девять десятых удовольствий мира. Неужели та, одна десятая, дается за просто так?..
- Временно исчезни из ее поля зрения. Напейся со своим коммерческим директором. Сходите в баню либо к бабам. Можно и то, и другое.
Он смотрел на меня так, будто я только что вышла из мужского туалета. Я с трудом удержалась от улыбки. Войтецкий по крайней мере не играл в прятки с самим собой.
- Я купил ей аметистовый кулон и букет роз. Она даже не посмотрела в мою сторону. Я знаю, кто это сделал. - Глаза Вадима грозно блеснули. - Мои люди превратят этого урода в кровавый бифштекс.
- Не горячись. И пообещай мне ничего подобного не предпринимать.
- Ты поговоришь с ней, да? Лоренция, за мной ведь не завянет и не засохнет, будь спок. - Он полез в карман и вытащил несколько стодолларовых бумажек. - Купи себе что-нибудь на день рождения. От меня.
Я оттолкнула его руку и направилась в сторону спальни. Краем глаза я видела, как он рассеянно засунул свои доллары обратно в карман.
- Если что, звони мне по сотовому. Немедленно.
Он стал надевать туфли.
Я удивилась, что дверь в спальню оказалась не запертой. Вика лежала поперек широкой супружеской кровати. Она подняла на секунду голову и, увидев меня, всхлипнула.
Я присела на край кровати и сказала:
- Жизнь на этом не заканчивается. Тем более что Вадька комплексует и готов выполнить любое твое самое несбыточное желание.
Она что-то пробормотала.
- Если хочешь, чтоб я услышала, прибавь немного децибел.
- Я больше так не могу. Я не знаю, что мне делать.
- У тебя есть два выхода. Я буду в любом случае на твоей стороне.
- Спасибо - Вика улыбнулась, жалко сморщив свое распухшее от слез лицо. - Я не могу без него.
Я раскрыла сумку и, оглянувшись на дверь, протянула Викс конверт. Она взяла его нерешительно, с опаской, потом прижала к груди и замерла. Я встала, чтобы уйти, но она схватила меня за руку.
- Пожалуйста, останься. Я так благодарна тебе за все. Прости, прости меня.
Это прозвучало несколько театрально, тем не менее мне было жаль Вику.
- За что я должна тебя простить?
- Я осуждала тебя когда-то. Я считала тебя легкомысленной и поверхностной. Я очень раскаиваюсь.
- Но я такая и есть.
- Ты хорошая. Ты очень хорошая.
- Допустим. В таком случае послушайся меня и кончай со сплином. Вадька говорит, что подарил тебе аметистовый кулон. И розы. Если ты захочешь, я думаю, он свозит тебя на Гавайи…
Вика резким движением села в кровати и обхватила руками колени. Она смотрела в одну точку - на их с Вадькой свадебную фотографию в рамке из настоящего красного дерева. Потом замотала головой и замычала. Мне показалось, у нее поехала крыша.
- Прекрати. Если не хочешь на Гавайи с Вадькой, поезжай на Сейшелы со своим польским Казановой. Только не превращай обыкновенную мелодраму в шекспировскую трагедию.
- Не хочу. Не хочу, - прошептала Вика и закрыла лицо руками.