- Не хочешь - не надо. Чего ты не хочешь?
- Жить.
- Ну и дура, - искренне возмутилась я. - Тебя любят два мужика один другого лучше. Меня, между прочим, в настоящий момент никто не любит.
- Счастливая.
- Представь себе, что да. Хотя, честно, я бы не отказалась провести недельку на Гавайях. Да и против интрижки с этим шляхтичем не возражала бы.
- Он не мужик, а настоящий дьявол. Нет, я не в силах все это вынести.
- Какая же ты хлипкая! Ломаешься от первого порыва. Лучше прочитай письмо и выскажи свои соображения. Твой Вертер будет мне вечером звонить.
- Нет!
Вика схватила конверт и разорвала его на четыре части.
- Так и сказать?
- Да. Я… я больше не могу.
- Тогда слетай в Париж и привези мне платочек от Диора и туалетную воду "Капризы моей кузины".
- Мне сейчас не до шуток.
- А я и не собираюсь шутить. Кстати, можешь взять меня с собой. В качестве компаньонки или секретаря по любовной переписке. Конечно, я буду ломаться какое-то время - сама понимаешь, нужно набить себе цену. Но в конце концов соглашусь…
- Лариса, у тебя нет знакомого батюшки? - таинственным шепотом спросила Вика.
- Только отец Василий. Ты должна его помнить. Когда-то писал слова к песням и обожал смородиновую наливку нашей бабушки Тани. Я слыхала, ряса очень даже идет ему.
- Ты не могла бы пригласить его ко мне?
- Разумеется. Отец Василий обожает красивых женщин. Тем более если они в детстве ходили под стол, за которым он ел кулебяку с грибами.
- Лариса, прошу тебя, будь серьезной. Неужели ты не видишь, что я… умираю?
- Нет, - сказала я, хотя на самом деле встревожилась. - Ты не похожа на потенциальную покойницу. Но в случае чего прикажи Вадику, чтоб ни в коем случае не хоронил тебя рядом с… Витька, что с тобой? Ты чего-то нажралась?
У нее закатывались глаза и дрожали руки. Я схватила ее за плечи и сильно встряхнула.
- Оставь меня, - едва слышно прошептала она. - Я… я ничего не пила.
- Но что с тобой? Что-то болит? Где? Я сейчас вызову "скорую".
- Не надо. - Она улыбнулась мне ободряюще. - Там, возле телефона, визитка. Наш домашний доктор. Позвони ему.
Доктор приехал минут через пятнадцать. Я оставила их наедине. Я рассматривала развешанные по стенам фотографии в стильных рамках и думала о том, как непредсказуема судьба. Кто бы мог подумать, что пышущая физическим и духовным здоровьем настоящая русская красавица Вика окажется такой слабой перед лицом банальных жизненных неурядиц.
Мы с кузиной ходили в один класс и были, что называется, неразлучны. Вику мне всегда ставила в пример мама: собранная, организованная, все по часам и по правилам. Вика спасла меня от самоубийства - мне было шестнадцать, и я была безнадежно влюблена в мужа ее старшей сестры, моей другой кузины Жени. Потом наши дороги разошлись: разные институты, интересы, знакомые. Но мы никогда не теряли друг друга из виду. Мы любили друг друга - теперь я знала это точно. У меня было тревожно и муторно на душе.
Доктор бесшумно прикрыл за собой дверь и сел в кресло возле напольной вазы из темно-синего с розовыми прожилками стекла, которую Вика купила в прошлом году в Генуе.
- Я сделал ей инъекцию. Она заснула. Вы не могли бы объяснить, что случилось?
- Внезапная любовь. Острое чувство вины. Моя кузина очень цельный и чистый человек.
- Я это знаю. Но у нее замечательный муж. От добра добра не ищут.
- Она и не искала. Ее нашли. Скажите, у нее что-то опасное?
- Боюсь, что да. У Виктории Викторовны слабое сердце. То есть я хочу сказать, у нее врожденный порок.
- Первый раз слышу. Мы вместе выросли.
- Она очень скрытный человек. К тому же болезнь проявила себя уже после родов.
Доктор достал портсигар и закурил. Я подумала о том, как абсурдно выглядит эта вещь в конце двадцатого столетия. Мне почему-то сделалось грустно.
- Примерно полгода назад у Виктории Викторовны был сильный сердечный приступ, сопровождавшийся резкими болями и тошнотой. Она наотрез отказалась от госпитализации, хотя мы с Вадимом Александровичем очень настаивали. Боюсь, она переоценила свои силы. - Доктор посмотрел на меня внимательно через свои супермодные очки. Они здорово уродовали его отнюдь не старое лицо. - А вы не смогли бы поговорить… с тем человеком? - неожиданно спросил он.
- И что я ему скажу?
- Чтобы он оставил Викторию Викторовну в покое. Если, конечно, он не какой-то там… вертопрах.
- Он никогда не оставит ее в покое, - с уверенностью сказала я.
- Тогда все может закончиться трагически. - Доктор встал и провел расческой по своим жиденьким волосам. Я отметила, что он уж слишком соответствует моему представлению о том, каким должен быть семейный доктор. - Вдобавок ко всему у Виктории Викторовны плохие сосуды. Ей противопоказано любое, даже самое легкое волнение.
- Я вам не верю, доктор, - отважно заявила я, поняв вдруг каким-то чутьем, что он сказал правду. Но стоит мне в это поверить, и на самом деле случится беда.
Он пожал плечами.
- Дай Бог, чтоб я ошибался. Так или иначе, Викторию Викторовну нельзя оставлять одну. Вадим Александрович дома?
- С ним можно связаться по телефону.
- Прошу вас, уведомите его об этом.
- О чем?
- О том, что ситуация вышла из-под контроля.
- Но ведь можно что-то сделать. В конце концов ее можно положить в больницу, - растерянно бормотала я.
Доктор улыбнулся сочувствующе и даже с сожалением по поводу моей серости.
- В настоящий момент это может лишь ускорить конец.
- О чем вы говорите? - Я поняла, что кричу, и в испуге оглянулась на дверь спальни. - Конец? Это чушь! Моя сестра здорова. Все пройдет… Обязательно пройдет, - завершила я вовсе не так уверенно, как начала.
- Дай-то Бог. Так или иначе, но я обязан позвонить Вадиму Александровичу.
Он набрал номер, которым, судя по всему, пользовался часто, а потому знал на память. Я отправилась в ванную - мне сделалось нехорошо.
Пока я блевала, согнувшись над раковиной в похожей на выставочный зал импортной сантехники ванной комнате, доктор ушел, оставив после себя запах каких-то экзотических сигарет и сладковатой туалетной воды. Я на цыпочках приблизилась к спальне и приоткрыла дверь. Вика лежала на спине, сложив на груди руки. Кто-то, очевидно, доктор, прикрыл ее до пояса краем покрывала.
Напрасно я уговаривала себя, что особых оснований для паники нет, что все доктора на свете шарлатаны и их диагнозы напоминают открытую наугад страницу из "Медицинской энциклопедии". Я заглотнула валокордин и прошлась раза три взад-вперед по просторной, роскошной по самым высоким стандартам современной столичной жизни квартире, подвергшейся два года тому назад разорению евроремонтом. Я, можно сказать, выросла в ней - большой коммуналке в тихом переулке возле Старого Арбата. Когда-то здесь было столько уютных закоулочков и чуланчиков. Они исчезли бесследно, уступив место утилитарному комфорту и безликой стильности.
Когда я снова заглянула в спальню, Вика лежала все в той же позе. Правда, мне показалось, будто ее комнатные туфли стоят не так, как до этого. Увы, это был всего лишь обман зрения.
- Приезжайте, - сказала я, едва Войтецкий снял трубку. - Доктор считает положение очень серьезным.
- Она прочитала мое письмо?
- Порвала его вместе с конвертом. На четыре части.
На другом конце провода послышался горький вздох.
- У меня предчувствие, что она не захочет меня видеть.
- Скорее всего. Но…
Я вдруг покрылась холодным потом, словно за моей спиной прошелестели складки балахона этой безносой нахалки.
- В чем дело? Лора, скажите, что случилось?
- Думаю, пока всего лишь сдали мои нервы. Так вы приедете?
- Это поставит ее в двусмысленное положение.
- Я могу сказать, что вы мой приятель.
- Спасибо. - Войтецкий грустно усмехнулся. - Был бы очень польщен, если б не был расстроен. Простите, у меня дела. Звоните немедленно, если что.
"Черт бы тебя побрал! - подумала я, услышав в трубке короткие гудки. - Похоже, и ты принадлежишь к той породе крыс, которые бегут с тонущего корабля". Я была разочарована. Войтецкий оказался не таким уж и стопроцентным самцом, по крайней мере в моем понимании. Впрочем, я вообще предъявляю к мужчинам непомерно высокие требования.
Я услышала, как щелкнул замок в прихожей. Вадим едва держался на ногах и был белее своей сорочки.
- Витька… С ней все в порядке? - пролепетал он и в страхе перед моим ответом закрыл глаза. - Я… я не знаю, что буду делать, если она… она…
Он вдруг уселся на пол и заплакал.
Я услыхала стон и стремглав бросилась в спальню.
- Это ты, Лорик? - прошептала Вика.
- Да, да. Ну как ты?
- Он здесь?
- Кто?
- Вадик. Мне нужно поговорить с ним. Очень срочно.
Она терла рукой грудь. Ей словно не хватало воздуха.
Вадька опустился на колени перед кроватью, потом сел на пятки и положил голову на покрывало. Он произнес несколько раз "прости". Мне кажется, Вика его не слышала.
- Вадик, умоляю тебя, не позволяй им измываться над моим телом. Лора, - она испуганно и удивленно смотрела на меня своими прекрасными синими глазами, - подойди ко мне.
Я машинально сделала несколько шагов. Мне показалось на мгновение, что я участвую в каком-то странном спектакле. Всего на мгновение.
- Вот тебе уже и полегчало, Витька. Этот доктор настоящий шарлатан. Тебе скоро станет…
- Я умираю, Лора.
Она сказала это просто и как бы даже с облегчением.
- Не говори глупости.
Она медленно покачала головой.
- Лора, он в полной отключке, а у тебя ясная голова. Так вот, запомни: никаких вскрытий. Обещаешь?
- Да, - сказала я, чувствуя, как погружаюсь в беспросветный транс. - Никаких вскрытий.
- Умница. - Она слабо улыбнулась и прошептала: - Я тебя люблю. Прости.
Она закрыла глаза. Глубоко вздохнула.
Остальное я знаю с чужих слов.
Вадик рвал на себе волосы и долго не позволял увезти ее тело в морг. Он был невменяем. Ее мать, моя тетя Лена, только что вышла в очередной раз замуж и проводила медовую неделю в Турции в Белеке. Я лично вела переговоры с управляющим отеля, который отыскал ее на прогулке в открытом море. На мои плечи возложили также обязанность оповестить о скоропостижной кончине Вики родственников и знакомых. Войтецкий так и не появился. На какое-то время я забыла о его существовании.
Похороны были сказочно богатые. Их организовала чья-то очень щедрая рука. Только не Вадькина - он пребывал в полнейшей прострации. Что касается меня, то во всяких оргвопросах я круглый балбес.
Помню, как Вадька упал на гроб, не позволяя опустить его в могилу. Я рыдала дни напролет и выпрашивала у доктора, который всегда был рядом, успокоительные таблетки и капли. Казалось, запас медикаментов у него неиссякаем.
Войтецкий позвонил мне через восемнадцать дней. Я валялась в постели, пытаясь сосредоточить свое внимание на каком-то кино. У него был тусклый голос, но я узнала его с ходу.
- Наверное, ты меня проклинаешь.
- Много чести. Кстати, мы не пили на брудершафт.
- Прости. - Он и не подумал возвращаться к "вы". - Я не могу забыть ее. Это как наваждение. Вы так похожи.
- Ошибаетесь. Хотя, признаюсь, я поддалась на какое-то время вашим чарам. Правда, не настолько, чтоб сыграть в ящик.
- Я был на кладбище. С трудом удержался, чтоб не подойти к ней. У вас такая большая и дружная семья.
- Была. До вашего вторжения.
- Я не виноват. Это судьба. Она не рассказывала, как мы познакомились?
- Послушайте, уже далеко не детское время Я хочу спать.
- Неправда. Ты хочешь, чтоб я к тебе приехал. Я тоже этого хочу.
- Я не открою дверь.
- Я буду сидеть под ней и рассказывать о том, как мы познакомились, как любили друг друга, как я по ней тоскую. У тебя есть ее фотографии?
- Да. Очень много. Витька обожала сниматься.
- Витька… Знаешь, я никогда не смогу думать о ней в прошедшем времени. Я… - У него сорвался голос, и он прочистил горло. - Прости. Я… Но это уже никому не интересно. Лора, я приеду к тебе. В последний раз. О’кей?
- О’кей. - Мне было вовсе не жаль Войтецкого - мне было жаль себя накануне очередной бессонной ночи, полной безрадостных мыслей. Смерть Вики повергла меня в жуткую депрессию. Я даже не подозревала, что могу очутиться в подобной яме.
Я облачилась в драные джинсы и майку. Машинально побрызгала за ушами и на шею одним из последних творений божественного Келвина Кляйна - туалетной водой "Унисекс", примиряющей в своем названии два непримиримых пола. Поставила на плиту чайник.
Он появился, весь в мелких бисеринках дождя. Он осунулся и постарел за те дни, что я его не видела. Я сознавала, что этот человек был причиной смерти моей кузины, но не могла испытывать к нему ненависти. Я даже улыбнулась, когда Войтецкий поцеловал мне руку.
Мы разложили Викины фотографии на ковре под торшером. Оказалось, мы с ней на самом деле были похожи. Это меня удивило и взволновало.
- Вот и все. - Войтецкий сел в кресло и закурил. - Если бы я знал, что все закончится таким образом, я бы не подошел к ней в магазине. Хотя эти последние полгода были так ярки и насыщены впечатлениями, что мне грех о чем бы то ни было жалеть.
- Полгода? Вы так давно знакомы?
- Да. Но мы скрывали это ото всех. К тому же мы пытались сопротивляться нашей любви. Ведь я совсем недавно женился, и моя жена ждала ребенка, которого мы оба так хотели. Он родился мертвым.
- Дела… А я считала вас плейбоем.
- Я был им. - Он вздохнул и провел рукой по красиво тронутым сединой волосам. - Она выбирала туалетную воду для приятельницы. Она уронила кошелек и даже не заметила этого. Я поднял его. Банально, верно? Все остальное тоже может показаться банальным со стороны. Но только со стороны. Я уверен, мы открыли новую страницу в отношениях между мужчиной и женщиной.
- Вы вернетесь к жене. - Я презрительно скривила губы. - Хотя, вероятно, вы и не уходили от нее. Мужчины любят путешествовать из постели в постель.
- Я не живу с ней уже полгода. Мы разошлись по обоюдному согласию.
- Вы хотите сказать, у вас не было параллельной женщины, хотя, насколько мне известно, вы с Викой долго довольствовались исключительно духовной любовью.
- Это не так. Я не сразу сумел отказаться от старых привычек. Но мне пришлась по вкусу роль однолюба.
Я смотрела на Войтецкого и все больше проникалась к нему симпатией. И даже состраданием. Он был таким, каким был. Если он и желал понравиться мне, он пользовался нетрадиционными приемами. Против них у меня не было иммунитета. Я вдруг почувствовала, что вся расплываюсь, как кусок масла на раскаленной сковородке. Я уже представила, как сижу у него на коленях и… Я закрыла глаза и сжала пальцами виски. Я слышала, что он встал с кресла и шагнул в мою сторону. Я сжалась в комок и отдалась судьбе и собственному капризу.
- Спасибо. Мне пора. - Голос Войтецкого ласкал меня своими бархатными полутонами. Изысканность этой ласки мог оценить лишь человек с испорченным вкусом, вроде моего. Войтецкий был из тех неординарных мужчин, которые умеют управляться с женщиной не только в постели. - Очень жаль, что мы встретились для того, чтоб расстаться. Провожать меня не надо.
На короткое мгновение он прижался ко мне, уколов щетиной мое голое плечо. В следующее мгновение я осталась одна. Это повергло меня в еще большую депрессию.
Утром меня разбудила Вадькина мать. Я с трудом узнала ее по голосу, хоть мы с ней довольно часто общаемся при помощи услуг, предоставляемых городской телефонной связью.
- Лариса, ты не знаешь, Витуся не покупала себе в последнее время дорогие вещи или драгоценности? - с места в карьер понесло бывшую свекровь моей безвременно ушедшей из этого мира кузины.
- Понятия не имею. А в чем дело?
- Да так. У Вадьки пропало из сейфа двадцать пять тысяч долларов и что-то там в рублях.
- Когда? - тоном дотошного следователя поинтересовалась я.
- То-то и оно, что мой сын ничего не помнит: третью неделю из штопора не выходит. Но меня настораживает тот факт, что ключ от сейфа Вадик нашел в Витусиной сумке.
- В квартире последнее время проходной двор. До сейфа мог добраться кто угодно.
- Код знала только Витуся.
- Какое это теперь имеет значение! - не выдержала я. - Тем более там ей уже ничего не нужно.
- Это верно. Но Вадик говорит, что это были деньги его компаньона. Тот требует, чтоб их вернули.
Через полчаса позвонила мама. Она сообщила, что Вадик попросил взаймы у Игоря, ее мужа и моего отчима, десять тысяч долларов.
- Мне всегда казалось, у них денег куры не клюют, - рассуждала мама. - Или же это какая-то тонкая игра, рассчитанная на то, чтоб вызвать сострадание родственников и под это дело залезть к ним в карман.
- Что требуется от меня? - не слишком вежливо спросила я. Не выношу, когда мешают делать гимнастику.
- Ничего, кроме совета. Мне неловко брать с родственников расписку, хотя, с другой стороны, это большие деньги.
- Не советую советоваться со мной. Особенно по финансовым вопросам.
- Ты совсем одичала, Мурзик. - Мама сказала это с игривой укоризной. С той самой, с которой часто разговаривала с Игорем, который был моложе ее на пятнадцать лет. - У нас сегодня фуршет в стиле ностальжи. Только чур парой и в романтическом настроении.
- Тогда я пас. Если приглашу синьора А, обидится мистер Би, ну а мсье Си устроит скандал с битьем посуды.
- Мурзик, перестань хорохориться. Мы любим тебя такой, какая ты есть.
- Спасибо, муничка. Я заложу вашу любовь в ломбард и получу проценты. Не беспокойтесь: я дам вам расписку, что верну ее в целости и сохранности. О’кей?
Мама натужно рассмеялась и, пожелав мне удачного дня, первая прервала связь. Я жевала мюсли с орехами, обдумывая сказанное мамой, когда раздался следующий звонок.
- Последняя просьба, - услыхала я голос Войтецкого. - За твое "да" готов отдать то немногое, что у меня еще осталось.
Я почувствовала, как кровь прилила к моим щекам, и потянулась за сигаретой.
- Позвоню через пять минут в дверь, а ты ее откроешь. Дальше будем импровизировать.
Он положил трубку. Я поперхнулась дымом и кашляла до его прихода. По моим щекам текли слезы, когда я шла открывать ему дверь.
- Поехали к ней. Сегодня девятнадцатый день, как ее нет. Говорят, ее душа еще где-то поблизости. Правда, я не верю во всю эту ерунду, но все эти дни ощущаю ее близость и… - Он замолчал. Он смотрел на меня прищурившись и, как мне казалось, с насмешкой. Потом вздохнул и произнес эту фразу, которая сразила меня наповал: - Мне бы так хотелось верить в то, что любовь вечна.
Вика самодовольно улыбалась нам с большой черно-белой фотографии. На ней ей было двадцать один. Помню, ее отец, которого мы прозвали в детстве Старый Вик, сделал в день ее рождения несколько наших портретов. Мой валялся где-то на антресолях. Я не люблю это фото - девять лет назад я знала ответы на все без исключения вопросы.
Потом Войтецкий предложил пойти в ресторан и выпить за упокой Викиной души по рюмке водки. Я не смогла сказать "нет". Когда по моему телу разлилось приятное усыпляющее разум тепло, он накрыл ладонью мою руку и сказал: