Я покорно плелась за ним. Никиту всю ночь выворачивало наизнанку. Потом он пытался разбить об стенку голову, и нам втроем пришлось его держать. Мать боялась вызвать неотложку - парня могли упечь в психушку. Заснуть удалось только под утро. Никите сумели засунуть пару таблеток ноксирона, и он еще спал.
Я села в свое любимое старое кресло возле книжного шкафа, где когда-то мне было так уютно от близости всех этих Дон Кихотов, Жюльенов Сорелей, Печориных и прочих литературных персонажей, которые не посягали на вмешательство в судьбу, жизнь. Я мысленно пробежала отрезок собственной жизни длиной в последние полтора года.
"Леня, - пронеслось в голове. - Во всем виноват он".
- Мне трудно начать этот разговор, но я чувствую всем своим существом, что мой сын находится на краю пропасти, - услышала я голос Максима Кирилловича. - По всей вероятности, он свалится туда. Вряд ли мы сумеем ему помочь. Аня, скажите, как давно это началось?
Я посмотрела на него круглыми от страха глазами. Отпираться было бессмысленно. Отец Никиты знал о наших отношениях.
- Вскоре после зимних каникул. Когда я переехала к вам. Но сначала… сначала я думала, ему просто не хватает материнской ласки.
- Это так и есть. - Максим Кириллович закурил трубку и опустил на грудь свою красивую седую голову. Эта поза показалась мне ненатуральной. Похоже, он хотел, чтоб я почувствовала глубину его скорби. Благородной скорби. - Продолжайте, Анечка, прошу вас.
- Он меня повсюду преследовал. Грозился повеситься на крюке от люстры в своей комнате, если я… не позволю себя ласкать.
- Мать избаловала его с пеленок. А потом вдруг взяла и отдалила от себя. Я понимаю, она еще молодая женщина, но…
Мне почудилась в его голосе фальшь. А ведь разговор шел о родном сыне.
"Берегись, - сказала я себе. - И думай в первую очередь о том, как выйти сухой из воды".
- Я все время порывалась поговорить с вами или с Вероникой Сергеевной.
- С ней бесполезно говорить на подобные темы, - неожиданно резко перебил меня Максим Кириллович и принялся нервно выбивать трубку. - Она остепенится только на его могиле. Да, вы не ослышались, я сказал - на могиле. Мы с вами легче найдем общий язык.
Он посмотрел на меня слишком внимательно. В глазах его мелькнул странный огонек.
- Мне пришлось скрываться у родителей, - продолжала я, глядя Кудимову в глаза. - У меня есть жених. Можете себе представить, что он теперь обо мне думает. Он был у меня, когда…
- Аня, прошу вас, будьте со мной откровенны. Я - ваш друг. Настоящий старший друг, - мягко, но властно перебил меня Кудимов.
- А мне от вас нечего скрывать. Ваш сын ведет себя непристойно. Я пожалела его, и эта жалость вышла мне боком. Уверена, вы считаете меня виновницей его… психического расстройства.
Кудимов бросил на меня удивленный взгляд и нервно облизнул губы.
- Но ведь вы, Аня, не станете отрицать, что между вами и моим сыном были интимные отношения? - спросил он, глядя куда-то в сторону.
- Я не дурочка и не пятидесятилетняя бабка, чтобы затаскивать к себе силой в постель всяких сопляков, когда вокруг полным-полно нормальных мужчин. - Я решительно встала с кресла, намереваясь как можно скорей уехать в Москву, где меня, как я подозревала, с нетерпением ждал Чезаре. - Если ваш сын посмеет еще раз появиться у меня, я вызову милицию или санитаров из Кащенко.
Я уже была возле двери.
- Постойте. - Максим Кириллович вскочил и схватил меня за руку. - Этот разговор должен остаться между нами. Вы правы: Никите нужно лечиться. Завтра же положу его в больницу.
- И правильно сделаете. - Я облегченно вздохнула. - Он может такое отмочить.
Я высвободила свою руку и толкнула ногой дверь.
- Смазливая шлюшка, - услышала я за своей спиной. - Ты далеко пойдешь, маленькая Манон.
Мы с Чезаре замечательно провели время - рестораны, театры и все прочее. Я опасалась приглашать его к себе: Никита все еще гулял на свободе и два раза мне звонил, умоляя приехать к нему на квартиру, где, как он выразился, его держат под домашним арестом.
Оба раза я первая бросала трубку.
Мы занимались сексом в роскошном номере Чезаре. Он оказался примитивным любовником, к тому же слабаком, но умел красиво обставлять наши свидания: столик с шампанским во льду возле кровати, каждый раз мне в подарок дорогое белье, которое я должна была тут же примерить, а он потом медленно с меня его стягивал, лепестки роз в постели и в ванной, где он меня купал.
- В первый раз занимаюсь любовью с русской девушкой, - говорил он после очередной не слишком удачной попытки совершить подвиг в постели. - Мы - люди разного темперамента и менталитета.
Не знаю насчет менталитета, но мне всегда казалось, что итальянцы одна из самых темпераментных наций. Похоже, я заблуждалась.
- Ты меня очень возбуждаешь, но я побаиваюсь тебя, - признался он в нашу с ним последнюю ночь.
- Почему? - изумилась я.
- Мне кажется, я не удовлетворяю тебя.
Неужели я так плохо притворялась? Ведь однажды я даже поцарапала ему ягодицу.
- Откуда ты это взял? У меня еще никогда не было такого чудесного… возлюбленного.
- А у тебя их много было?
Чезаре лукаво улыбнулся.
- Два, не считая мужа, - честно ответила я.
- Так мало? - Он был явно разочарован. - В таком случае тебе трудно оценить мои достоинства. Я думал, у тебя было по крайней мере с дюжину любовников.
- Интересно, за кого ты меня принимаешь?
Я обиделась всерьез, и он это почувствовал.
- Прости. Я такой эгоист. Мне хотелось, чтоб у тебя было их двадцать, а я оказался самым лучшим среди них. - Он поцеловал меня в пупок и стал медленно стягивать трусики, целуя каждый сантиметр освободившейся кожи. - Моя жена говорит, что я… что я… - Чезаре крепко стиснул мою талию, зарылся лицом в мои волосы, нащупал языком клитор и стал его тихонько покусывать. Так делал когда-то Леня, но у него это получалось гораздо лучше. И тем не менее по моему телу прокатилась дрожь наслаждения. Мне кажется, всему виной были воспоминания.
- Ты замечательный любовник, - прошептала я и вздохнула. Оказывается, у Чезаре есть жена…
И тут с ним началось что-то вроде истерики. Он покрывал мое тело поцелуями, при этом усиленно массируя свой член. В этот раз у него получилось почти здорово, и я даже испытала настоящий оргазм. Правда, я все время видела перед глазами Леню.
- Я с ней разведусь, - бормотал Чезаре, уткнувшись носом мне под мышку. - Она фригидная женщина. Она пользуется кремами, чтоб увлажнить свою вагину. У нее там всегда сухо, понимаешь?
Я знала, что в Италии очень трудно получить развод. Чезаре словно прочитал мои мысли.
- Мне нужно застать ее с любовником, и тогда все будет очень просто. - Он вдруг подскочил на кровати и хлопнул себя ладонью по голове. - И как мне это раньше в голову не пришло? Ведь она лесбиянка! О, мамма миа, я пять лет прожил с лесбиянкой. Какой позор!
- У тебя есть дети? - осторожно поинтересовалась я.
- От первого брака. Пино. Ему уже восемнадцать. Элина никогда не хотела иметь детей. Я так люблю маленьких детей.
Воодушевленный открывшейся вдруг перед ним перспективой развода и моей ложью по поводу его сексуальной виртуозности, Чезаре несколько раз пытался заняться со мной любовью, но практически безуспешно.
Я решила ему помочь. Я еще никогда в жизни этого не делала, но читала в соответствующих изданиях, что мужчины обожают, когда ласкают их гениталии. Особенно если их берут в рот.
- Фантастика, фантастика, - шептал Чезаре, откинувшись в изнеможении на подушке. - Русские девушки - суперкласс…
Когда мы ехали в такси в Шереметьево, Чезаре сказал, что женится на мне.
- Мне пока не хочется замуж. - Я отвернулась к окну, чтоб он не увидел моей торжествующей улыбки. - Мне и так хорошо.
- Но ты обещаешь сохранить мне верность?
Я видела, как он пытается поймать мой взгляд в зеркальце возле водителя.
- А как насчет сравнения с другими мужчинами? - Я игриво потрепала его по щеке. - Ты ведь вроде не боишься конкуренции, а?
Он оценил мой юмор. И тем не менее, прощаясь возле стойки таможенника, шепнул на ухо:
- Я скоро приеду. Потерпи. Прошу тебя.
Дома меня ждала Наташка.
- Умоляю, поехали к нам. - Она загасила сигарету в пепельнице, полной окурков. Я не знала, что Наташка курит.
- Что случилось? Я устала и хочу спать.
Это было сущей правдой.
- Папа хочет поговорить с тобой. Он в Москве. Анька, прошу тебя, это очень важно.
- Он мог сам ко мне приехать.
Я начала раздеваться.
- Мы несколько раз звонили тебе. Он не знает, что у меня есть ключи. Ой, какой на тебе шикарный костюм! А сапоги… - Наташка окинула меня завистливо восхищенным взглядом. - Анька, я пообещала ему, что привезу тебя. Ну пожалуйста, ради нашей дружбы. Я сделаю для тебя все, что попросишь.
Вряд ли Наташка могла когда-нибудь оказаться мне полезной, хотя кто знает. К тому же я почувствовала к ней жалость.
В роскошной московской квартире Кудимовых царил бардак. Осколки фарфорового сервиза под ногами, залитый чем-то, судя по запаху, виски, финский плюшевый диван, в гостиной оборваны портьеры. Максим Кириллович полулежал в кресле-качалке в своем кабинете. Здесь, как и всегда, был порядок.
- Увезли, - сказал он, обращаясь к дочери. - Он так страшно кричал.
Я поняла, речь идет о Никите.
- Папочка, не волнуйся. Все будет в порядке.
Наташка поцеловала отца в щеку.
- Садитесь, Аня. - Он кивнул на кресло напротив. - Дело очень серьезное и, как мне кажется, безотлагательное. Натуля, оставь нас на двадцать минут. Мы позовем тебя.
Наташка неохотно вышла.
- У него начались галлюцинации на сексуальной почве, - говорил Кудимов, глядя сквозь меня. - Мальчик, по словам врачей, очень быстро созрел. Ему нужна женщина. Лекарства помогут ненадолго, да и они разрушают печень и другие органы. Это не выход. Врач говорит, Никита по своему физическому развитию значительно опережает возраст. Что касается его душевного состояния… Вы, очевидно, догадались, у него такая ранимая и совсем еще детская душа.
- Вы предлагаете мне стать подстилкой для вашего сына, - сказала я, с трудом сдерживая ярость.
- Ну, зачем так грубо, Анечка. Он вас любит. Очень любит. Он просто зациклился на этой любви. Это пройдет. И очень скоро. Вы женщина, на которую упал его взгляд в ту самую роковую минуту, когда он ощутил в себе потребность…
Господи, как же трудно следить за человеческой мыслью, облаченной в такое количество никому не нужных слов.
- Да, вы очень красивая и сексуальная девушка, - снова услышала я голос Кудимова. - К тому же у вас доброе сердечко. Думаю, вы согласитесь. Разумеется, я вас отблагодарю. Щедро отблагодарю. Я заплачу вам столько, сколько вы попросите.
- Я ничего у вас не прошу. - Меня словно из помойного ведра окатили. - Оставьте меня в покое. Я выхожу замуж.
- Этого не может быть, - сказал Кудимов и гадко усмехнулся. Но тут же взял себя в руки. - Очень рад за вас. Но вы должны спасти моего мальчика. Это вопль о помощи. Отчаянный вопль. Он погибнет на наших глазах. Неужели вы не почувствуете укоров совести, если в один прекрасный момент мы найдем его болтающимся в петле или со вскрытыми венами?
Тут в комнату влетела Вероника Сергеевна, мать Никиты, упала передо мной на колени и зарыдала, капая слезами на юбку от моего нового костюма. Это было так искренне. Это меня очень растрогало.
Никита вышел из больницы и поселился у меня. Он стал послушным, как собачка, - каждое мое желание исполнял. В постели тоже. Ночами мы с ним устраивали пир плоти. Днем обычно спали - у меня начались каникулы.
Чезаре не звонил, и я, можно сказать, поставила на нем крест. Мы жили на деньги Кудимовых - их приносил Никита и все до копеечки отдавал мне.
Мои родители пока ни о чем не догадывались. Отец должен был вот-вот приехать в Москву за оборудованием для своей больницы. Я просила его предупредить меня заранее по телефону.
Хотя Никите вполне можно было дать двадцать - он возмужал и окреп физически за последнее время, - и присутствие в квартире незамужней дочери молодого красивого парня вроде бы не должно было пугать родителей, я все же испытывала смертельный страх. Сама не знаю почему.
Отец позвонил, и я тут же попросила Никиту уехать на несколько дней на дачу. Как ни странно, он с ходу согласился, даже не пришлось объяснять в чем дело. Когда за ним захлопнулась дверь, у меня на долю секунды сжалось сердце, и я отчитала себя за сентиментальность.
- Вчера Леня к нам приехал, - сообщил отец чуть ли не с порога. - Мы все ждем тебя. У тебя что, еще экзамены не закончились?
- У меня кое-какие дела в Москве. - Я почувствовала, как в лицо бросилась кровь. - Но я обязательно приеду.
- Может, вместе поедем? Если все будет в порядке, хочу уехать завтра вечером. С этими коробками все равно придется брать целое купе.
- Я думала, ты приедешь на машине.
- Леня отсоветовал. Я хотел взять его в качестве шофера, но он забыл права. Наш шофер в отпуске.
Леня отсоветовал… Я, кажется, догадалась почему - ему не хотелось в Москву. Шут опасался застать свою королеву врасплох. Надо же, какая деликатность.
Я разозлилась на него, но совсем ненадолго. Мне страшно захотелось его увидеть.
Когда отец парился в ванне, я позвонила Веронике Сергеевне и объяснила, что должна срочно уехать к сыну.
- На две недели. Я так по нему соскучилась.
- Понимаю. Я все объясню Нику. Думаю, он поймет. Ник стал таким спокойным и покладистым. Спасибо вам.
В этой женщине не было даже намека на притворство, и я ценила это.
- Он уже был там, понимаете? Но в тот раз все обошлось и мои родители ничего не узнали. Я боюсь, если вы скажете ему, где я, он может рвануть…
- Скажу ему, что вы с сыном уехали отдыхать в Крым, верно? Я предложу ему поехать в Дом творчества в Пицунду. Вдвоем. Думаю, он согласится. Ник очень любит море.
- И вас, - добавила я. - Передайте ему от меня привет.
С меня словно сто пудов свалилось, когда я поняла, что буду свободна целых две недели, а то и больше. Любовь Никиты, как видно, меня тяготила. Или, может, дело в том, что все на свете приедается?
Все ли?
Я выболтала про все Лене в первую же нашу ночь в мансарде. Мы сидели друг против друга возле звездного окна и держались за руки. Я не смогла утаить от Лени ничего.
- Шута возвели в ранг исповедника. Или понизили, а? Ведь дворцовые перевороты, как мне кажется, совершались не без прямого участия шутов, - сказал Леня, освободив на мгновение правую руку, чтоб налить нам вина.
- Но их, как правило, организовывали кардиналы.
Я рассмеялась собственной остроте.
- Ого, какая милость. Значит, ты хочешь, чтоб я принял сан?
Мы вдруг потянулись друг к другу, и я пересела к Лене на колени. У него на коленях я всегда чувствовала себя маленькой девочкой. Это было так здорово.
- Тебе рано участвовать в дворцовых переворотах, да и я еще не дорос до кардинальского сана. - Он нежно потерся щекой о мою щеку. - Ты родила чудесного сына, инфанта. Я так тебе завидую.
Мне хотелось сообщить ему свою версию относительно Ленькиного зачатия, но что-то в последний момент меня удержало.
- Если этот Чезаре на самом деле предложит тебе выйти за него замуж, согласишься? - внезапно спросил Леня.
- А что мне остается делать? Прозябать здесь? Знал бы ты, как было мерзко ложиться в постель с Баруздиным, царство ему небесное. Все мало-мальски перспективные совки импотенты. Их организм не выдержал схватки с собственной карьерой. Печально, но факт. Этот итальяшка тоже не Казанова, но с ним по крайней мере не противно.
Я не рассказала Лене, чем мы занимались в последнюю ночь с Чезаре. Мне самой было противно об этом вспоминать. Наверное, подобные вещи можно позволять себе лишь безрассудно любя. Но разве в наше время можно испытывать к кому-то безрассудную любовь?..
- Ты так и осталась для меня загадкой, инфанта, - сказал Леня, глядя на мои губы. - Но самое странное то, что я не собираюсь ее разгадывать.
Две недели пролетели как один день. То, чем мы занимались с Леней, сексом можно было назвать с большой натяжкой. Последнее время мы вообще просто лежали в постели голые, прижимаясь друг к другу всем, чем можно прижаться. Дремали. Разговаривали. Пили вино.
Мы словно отдыхали от каких-то бурь в нас самих.
Еще мы ходили в лес и купались в озере.
Однажды, когда мы лежали рядом в сооруженном им за каких-нибудь полчаса шалаше голые, лишь прикрытые от комаров длинными стеблями дикой мяты, я вдруг сказала:
- Всегда хотела бы так жить. Вроде бы больше ничего и не надо.
Мне показалось, будто Леня вздрогнул. Правда, вероятно, он прихлопнул на себе комара.
- Соскучишься, инфанта. К тому же бывает осень и зима.
- Есть страны, где не бывает.
- На юге Италии всегда тепло. Твой Чезаре умеет строить шалаши?
Я рассмеялась, шлепнула Леню по груди и попыталась растормошить, чтобы заняться любовью. Но он продолжал лежать не шелохнувшись и смотрел на меня темными серьезными глазами.
- Все так же хорошо владеешь каждым мускулом. Пойду-ка искупаюсь. - Я вскочила на ноги. - Быть может, меня приласкает водяной.
Он догнал меня на середине лесного озера. Вода в нем была очень чистой, и я видела под собой рыбешек и замшелые сучья на дне. Он обнял меня сзади за грудь. Я повернула голову, и наши губы встретились. Наверное, это был самый волнующий поцелуй в моей жизни, хоть потом мы от души нахлебались воды.
- Тебе пора домой, - сказал Леня на обратном пути. - Ты обещала этому мальчишке вернуться через две недели.
- Подождет. Мне так хорошо. Странно, почему это ты думаешь о нем, а не обо мне?
- Я думаю о тебе, инфанта. - Леня грустно усмехнулся. - Я боюсь за тебя.
- Глупости. Вряд ли ему захочется задушить меня спящую.
- Я о другом. Впрочем, поступай как знаешь. - Он по-дружески обнял меня за плечи и привлек к себе. - Мне тоже пора.
Я так боялась этого момента. Он наступил, и я почувствовала внутри себя пустоту. Я не могу жить с пустотой внутри. Такая уж я от рождения. Но я к тому же еще и гордая. Тоже от рождения.
- Пора значит пора. По коням, как говорится.
- Я посажу тебя на поезд, инфанта.
Едва я вошла в дверь моей квартиры, как раздался телефонный звонок.
"Взять трубку или нет?" - раздумывала я, снимая туфли.
Это был Чезаре. Два часа назад он прилетел в Москву. Он жаждал меня увидеть.
- Как ты похорошела. Мамма миа, ну как же ты похорошела! - Он смотрел на меня, как Иванушка-дурачок на Жар-птицу. - Отдыхала?
- Навещала сына. - Я показала ему фотографию Леньки - ее сделал Леня-большой, неожиданно увлекшийся фотографией.
- Настоящий итальянец. Я тут кое-что ему привез.
Чезаре раскрыл чемодан. Он был набит игрушками в сверкающей упаковке.
Потом он стал доставать подарки для меня. Я чуть не упала от счастья.