Каток располагался под открытым небом, в маленьком парке. Было холодно, и дыхание вздымалось в воздух белыми облачками.
- Женщины созданы не для того, чтобы ходить на шпильках, - ответила я. - Ты хоть раз слышал от меня жалобы?
- Это совсем другое. Твои ножки на них - просто загляденье. А мои на коньках? Выгляжу как дурак.
- Так учись давай. Пора убрать подпорки, - сказала я и выпустила его руку.
- Эй! Куда?..
Сет попытался схватиться за меня снова, но я уклонилась со смехом и покатила прочь. Он застыл на месте, а я принялась выписывать на льду изящные круги и восьмерки. Потом завершила их грациозным пируэтом и подъехала к нему. Он так и стоял, боясь шелохнуться, но на меня, кажется, не злился.
- Видела бы ты себя, - сказал он, коснувшись моего лица. - Щеки розовые. В волосах снежинки. Настоящая Снежная Королева.
- Боже, только не это. Жутковатая история. У Ганса Христиана Андерсена были проблемы.
- Они у всех писателей есть, - заверил меня Сет.
Я засмеялась, взяла его за руку, и мы медленно поковыляли дальше. Ноги просили скорости, но в остальном я чувствовала себя совершенно счастливой оттого, что Сет со мной.
- Кстати, о писателях с проблемами, - сказала я. - Мне, значит, нельзя раздеваться перед посторонними мужчинами, а тебе можно встречаться с посторонней женщиной?
Судя по его лицу, Сет дал бы мне пинка, если бы не боялся упасть.
- Сама виновата. Заставила меня, вот и не ревнуй теперь.
- Я и не ревную… просто опасаюсь, как бы Мэдди тобой не увлеклась.
- Ну, это вряд ли. Разве что как писателем. - Он насмешливо глянул на меня. - А вот тобой она точно увлеклась.
- Ой, хватит уже этих лесбийских фантазий.
- Да я о другом. Ты для нее - кумир, только и всего. А теперь еще занялась ее внешностью, и она, кажется, начинает понимать, что способна на большее. Ты - образец для подражания.
Мне это и в голову не приходило.
- Правда?
- Да. - Сет усмехнулся. - Еще немного пошлифуешь ее, и мы получим вторую Джорджину. Мэдди, суккуб-новичок, мои племянницы… тебе пора открывать пансион для благородных девиц. Ты хорошо влияешь на людей. И почему у тебя занятие такое…
- Низменное? - подсказала я.
- Вроде того. Хотя, думается мне, могло быть и хуже.
Я покосилась на него.
- Хуже?
- Да. Вдруг ты торговала бы, например, продукцией "Амвей". Или скачивала мошенническим путем деньги с моего счета.
- Это решительно невозможно, - сказала я сурово.
Он отважно перевел взгляд со своих непослушных ног на меня. На губах появилась нежная улыбка, глаза засветились любовью, и коленки у меня подогнулись. Может, этого он и хотел - чтобы я тоже начала спотыкаться. Почти добился…
- Для тебя? - Он остановился. - А может, и стоило бы.
- Вычистить твой счет?
- Да.
- Принять участие в пирамиде?
- Говорят, их больше не организуют.
- А если врут?
- Фетида, - вздохнул он, - я скажу сейчас то, чего никогда еще не говорил.
- И что же это?
- Помолчи.
Тут он наклонился и горячим поцелуем согрел мои холодные губы. Какие-то дети поблизости захихикали, но мне было все равно. Поцелуй прожег меня, казалось, до пят. Длился он недолго, как обычно, но, когда Сет отстранился, я вся пылала. Каждый нерв во мне сладостно трепетал, и холод стал нипочем. Сет поднес к губам мою руку. Не снимая перчатки, поцеловал в то место, где было подаренное им кольцо.
- И почему ты такой хороший? - тихо спросила я.
Сердце у меня колотилось; звезды, проглядывавшие сквозь облака, светили, казалось, лишь мне одной во всем мире.
- Какой же я хороший? Я только что велел тебе помолчать. Один шаг до требования делать бутерброды на завтрак и стирать носки.
- Ты знаешь, о чем я.
Сет поцеловал меня снова - в лоб на этот раз.
- Я хороший, потому что с тобой легко быть хорошим.
И мы опять взялись за руки и покатили дальше. Я хотела было положить голову ему на плечо, но вовремя сообразила, чем это может кончиться при его устойчивости.
- Что ты хочешь на Рождество? - спросила я.
- Не знаю. Мне ничего не нужно.
- О нет, - сказала я шутливо, - ты же не из таких. Не говори только, что терпеть не можешь…
И тут он поскользнулся. Одна нога поехала куда-то вбок. Я устояла, а он упал - на подвернувшуюся вторую ногу.
- О господи. - Я опустилась рядом на колени. - Ты цел?
- Как будто да, - ответил он.
Но стиснул зубы, и я поняла, что ушибся он сильнее, чем хочет показать. Помогла ему подняться. Ноги у него снова начали разъезжаться, но в конце концов он все же сумел встать ровно.
- Хватит, - сказала я, направляя его к воротам. - Уходим.
- Мы же только пришли.
- О, ты стал вдруг фанатом, Скотт Гамильтон?
- Сама такая. Подумаешь, упал… ничего страшного.
Может, ничего страшного и вправду не было, но при мысли о том, что он мог сломать ногу, в груди у меня похолодело.
- Все равно пошли. Я проголодалась.
В мой внезапный голод он не поверил, но спорить не стал. Когда мы сменили коньки на обычную обувь и я увидела, что он не хромает, на душе полегчало. Не хватало еще, чтобы он и впрямь серьезно ушибся - по моей вине…
- Я не стеклянный, - сказал он в машине. - Нечего со мной так носиться.
- Инстинкт, - сказала я небрежно.
На самом деле я вспомнила о грустном разговоре, который вели они тогда с Эриком. Оба были смертными. Оба могли покалечиться. И умереть.
На протяжении веков я теряла тех, кого любила. Всякий раз, сближаясь с кем-то, усердно делала вид, что с ними этого случиться не может. И, когда все-таки случалось, я снова и снова сталкивалась с жестокой реальностью, от которой так старалась убежать.
Весь вечер и почти всю ночь я не могла перестать об этом думать. Глупо, конечно, было придавать столько значения какому-то падению, но слишком много несчастий в моей жизни начиналось с таких же мелочей. Об одном из них я и вспоминала, уже лежа с Сетом в постели.
Тогда, несколько веков назад, я жила в маленьком городке на юге Англии. Меня звали Сесили, у меня были огненно-рыжие волосы и огромные, сапфирового цвета глаза.
У современных людей довольно забавные представления о тех временах. Они думают, что все тогда были благочестивы и богобоязненны и подчинялись закону Божьему. Да, были благочестивы, конечно, и подчинялись, но и плотским желаниям оставалось место - даже у священников. Нет, не так. Особенно у священников. Церковные служители высокого ранга жили очень хорошо, в то время как простолюдины отчаянно боролись за существование. По иронии судьбы, их отчаяние и способствовало благосостоянию церкви, ибо деньги ей давали бедняки, надеясь, что в ином мире их будет ждать лучшая участь. Власть и богатство развращают, как известно, и епископ города, в котором я жила, был из самых развращенных.
А я была его любовницей.
Считалась в доме епископа служанкой, но обслуживала его в основном в постели. Он с ума по мне сходил, дарил красивую одежду, всякие безделушки, и о наших отношениях знали все. Хотя и понимали, что это грех, но смирялись. Ведь любовниц содержали и другие епископы - и даже папы, - и никто, как я уже сказала, не был так благочестив, как нравится думать современным романтикам.
Однако жизнь во грехе с престарелым епископом меня не удовлетворяла. Я была уже в полной силе в те дни, сбить его с пути истинного никакого труда мне не составило. Не сделай этого я, нашлась бы другая женщина. Поэтому я спала с ним, получая регулярные дозы, да еще и на стороне развлекалась.
Упомянутое развлечение в один прекрасный день приняло облик двух монахов, которые, обнаружив, что я переспала с обоими, кинулись друг на друга с ножами. Не знаю, чего они этим думали добиться. Вряд ли я увидела бы их еще когда-нибудь, поскольку монастырь находился довольно далеко от города. К тому же оба как любовники были настолько заурядны, что второй раз иметь с ними дело не хотелось.
Тем не менее бились они свирепо и пролили много крови, пока их не разнял местный священник.
Я, спрятавшись в толпе, наблюдала за дракой с самым невинным видом. Что дерутся из-за меня, не знал никто, кроме этого священника.
Его звали Эндрю, и мне он очень нравился. У епископов помимо служения мессы и отправления прочих церковных таинств имелись еще и административные обязанности. Поэтому за нашего большую часть треб ежедневно совершал Эндрю. К нам в дом он приходил часто и в свободные минуты охотно беседовал со мной - как друг и как пастырь.
- Вы меня ненавидите? - спросила я его после драки.
Мы сидели в саду возле дома, в стороне от тропинки, по которой ходили слуги, и разговора нашего никто не слышал. Епископу Эндрю о моей причастности к драке ничего не сказал, посетовал только, какой это стыд, что братья дошли до подобной крайности.
Он закрыл глаза, запрокинул голову, подставив лицо солнцу. На груди его сверкал тяжелый золотой крест - подарок моего епископа, который Эндрю подумывал продать.
- Ну разумеется нет.
Любуясь его молодым, красивым лицом, я подумала, что истинный стыд - это его обет целомудрия. Шелковистые темные волосы Эндрю ерошил ветер, и так сладко было представлять, что это я провожу по ним рукой.
- Но осуждаете.
- Я осуждаю грех, а не тебя. - Он открыл глаза, выпрямился. - За тебя я молюсь.
Я смущенно заерзала. Мысль о том, что за меня молятся, мне не нравилась.
- Что вы имеете в виду?
Он улыбнулся, и у меня зашлось сердце от его красоты. Я так хотела его завоевать, но он успешно сопротивлялся. И потому, конечно, притягивал еще сильнее. Мне казалось порой, что сила его души, ощути я когда-нибудь ее, напитала бы меня на всю оставшуюся жизнь.
- Я молюсь за твое здоровье - телесное и духовное. Молюсь, чтобы ты не грешила больше. Чтобы нашла подходящего мужчину, вышла замуж и родила детей. - Он немного помедлил. - Но больше всего мне хотелось бы, чтобы ты принесла обет.
Я удивленно подняла бровь.
- Почему?
- А почему бы и нет? Ты умеешь читать и писать. Образованней половины монастырской братии. И могла бы стать ценным приобретением для аббатства.
Неотрывно глядя ему в глаза, я слегка наклонила голову. На лицо мне упала прядь волос и запылала в солнечном свете.
- Это единственная причина? Или вам было бы приятно знать, что я никогда не буду с другим мужчиной?
Эндрю отвел взгляд. И долго молчал, прежде чем ответить.
- Мне было бы приятно знать, что ты - моя сестра во Христе, - сказал он. - Все мы боремся с искушением. И я бы радовался за тебя, удались ты от него.
Потом он встал, слегка потянулся.
- Мне пора. Уже поздно.
Я осталась сидеть. И, когда он двинулся прочь, спросила вслед:
- А вы… вы тоже боретесь с искушением?
Он остановился, посмотрел на меня через плечо. С едва заметной грустной улыбкой на губах ответил:
- Конечно. Ты - мое великое искушение, и знаешь это прекрасно. Я бы радовался еще и за себя, если б освободился.
- Вы уверены? - тихо спросила я.
Он покачал головой и, все так же улыбаясь, вышел из сада.
То был наш последний по-настоящему счастливый день…
Сон начал меня одолевать, и я вернулась к реальности. Не хотелось расставаться с воспоминаниями об Эндрю и временах, когда жизнь еще казалась светлой и прекрасной. Изменить конец той истории я была не в состоянии. Но, посмотрев сейчас на спящего Сета, поклялась, что она, во всяком случае, не повторится.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Когда на следующий день я вернулась домой, в двери торчала еще одна записка - уведомление о посылке. Прихватив ее, я вошла в квартиру и удивилась, обнаружив Винсента. Думала, бегает где-нибудь по ангельским делам.
- Как успехи? - спросила я, заглядывая в буфет в поисках еды.
У Сета я не позавтракала.
- Если, конечно, мне можно узнать об этом и не умереть.
Винсент сидел за столом и просматривал газеты.
- Ну… подробностей не могу поведать, но скажу, что дело… э-э-э… движется не так быстро, как хотелось бы. В холодильнике есть остатки лазаньи.
Я открыла дверцу. И правда…
- Ого. Наколдовал кто-то из ангелов?
- Да, если считать колдовством стряпню Ясмин.
Я приподняла крышку. Выглядела лазанья чудесно. Может быть, даже и колдовски. Положив кусочек в микроволновку, я включила таймер. Села напротив Винсента, посмотрела на ворох газет и вспомнила, что уже видела их разбросанными на днях.
- Какие новости?
Он поморщился.
- Кошмарные в основном.
Глядя на заголовки, не согласиться было трудно. Убийства. Взяточничество. Воровство.
- А про недавнее убийство полицейского слышал? - спросила я. - Вот уж действительно кошмар.
Винсент оторвался от статьи о насилии в семье.
- Нет, а что там было?
- Коп стоял перед магазином. Услышал, по его словам, что внутри стреляют в напарника, забежал, выхватил пистолет и открыл огонь. Кончилось тем, что убил напарника сам.
Винсент нахмурился. Пробормотал:
- Хм. Нет, этого я не слышал. - И задумался, судя по выражению глаз, о чем-то таком, чего мне знать не полагалось.
Я прищурилась.
- Для тебя это что-то значит? Касается твоей божественной миссии?
Он улыбнулся.
- Перестань. Ты же знаешь, сказать я не могу. Звякнула микроволновка, я вынула лазанью.
Впившись в нее зубами, вспомнила его слова о стряпне Ясмин. И меня одолело любопытство. Как случалось частенько.
- Винс… - начала я, глядя не на него, а на лазанью. - Это, конечно, не мое дело…
Он засмеялся.
- Меня всегда забавляли подобные вступления. За которыми в любом случае следует вопрос.
Я вспыхнула и заткнулась.
- Нет-нет, - сказал он весело. - Давай свой вопрос. Что тебя интересует?
- Да ничего особенного на самом деле… мне, в общем-то, все равно… только я заметила, что вы с Ясмин вроде бы… не просто друзья.
Он сразу посерьезнел. Я смущенно покосилась на него.
- Извини, - сказала торопливо. - Забудь.
- Нет… - Он отложил газету и уставился на нее невидящим взглядом. - Так и есть. Мы с ней давно знакомы, и… понимаешь, она не может не нравиться.
- Понимаю.
Он немного помолчал. И, когда заговорил снова, в голосе его слышалась нежность.
- Впервые я встретил ее на ярмарке в Акроне… лет пятнадцать назад. Не знаю, что она там делала - про ангелов никогда этого не знаешь, - но в тот миг, когда я ее увидел, она отходила от кондитерского киоска, держа в руках сладкую вату - целую башню. Выше ее самой, честное слово. Это было особенно забавно, потому что я сразу понял, что она ангел.
У меня его рассказ вызвал улыбку. А заодно объяснил, почему Винсент - здесь, с ангельской командой. "Я сразу понял, что она ангел". У него был дар, как у Эрика и Данте, воспринимать мир бессмертных.
- И ты подошел и заговорил с ней?
- Не собирался сперва. Но ватная башня начала заваливаться, и я поспешил на помощь. Кончилось тем, что съел половину сам.
- Прелесть какая, - сказала я, ничуть не иронизируя.
То, что в последние несколько месяцев я трахалась с одним парнем прямо у него в кабинете, с другим использовала хлыст, а третьего ублажала орально в некоем злачном местечке, не значило ровным счетом ничего. Романтические истории нравились мне по-прежнему.
- Потом, узнав о моих способностях, она просила меня иногда о помощи. Исключительно в делах… и никто не думал, что это может перерасти в нечто большее. Но вышло так, что мы не смогли удержаться. И теперь не расстаемся.
Я проглотила еще кусочек лазаньи. Вкус был божественный. Без преувеличения.
- А другие ангелы знают?
- Догадываются, думаю. Джоэль меня, во всяком случае, на дух не выносит.
- Но вы же… вы не можете…
- Не можем, но это и неважно. Физическая сторона - вещь необязательная. На самом деле это парадокс. Ангелы - носители любви. Они созданы для того, чтобы любить всех. И не могут любить одного человека больше, чем других.
- Глупо, - убежденно сказала я.
- Для тебя - да, наверное. И для меня тоже. Но для нее… существование Ясмин посвящено служению силе куда более значимой, чем все мы, вместе взятые. И любовь к кому-то - или к чему-то - еще ее отвлекает. Никто не может служить двум господам… обязательно предаст одного в конечном счете.
Я опустила взгляд, задумавшись над его словами.
- И тем не менее вы вместе.
Он пожал плечами.
- Насколько это возможно. Наверное, мне следовало бы расстаться с ней и жить своей жизнью. Но, по правде говоря, мне больше никто не нужен. Я принимаю ее такой, какая она есть. И люблю ее такой. Пусть наша любовь и не полна, но это лучше, чем ничего.
Меня пробил озноб. Он сказал то же, что говорил Сет, когда я убеждала его в свое время оставить меня и найти другую женщину. Теперь-то я приняла его выбор и представить себе не могла жизни без него. И все же… я не вполне верила порой, что наши отношения его и впрямь устраивают. Слышать, что на подобный выбор пошел и другой человек, было отрадно.
Винсент, словно читая мои мысли, спросил мягко:
- Я не задеваю за живое? Картер упоминал о твоем друге…
- Да. Нет. Не знаю. Сет… мой друг… говорит то же самое. Раз нельзя иначе… что ж, тогда он принимает то, что есть.
- Именно. И стало быть, жизнь продолжается. - Винсент принялся складывать газеты. - Но, скажу я тебе, обе стороны - и ее, и твоя - такие косные, что это даже не смешно. Что за жесткие правила? Почему ты всегда должна отбирать жизнь у мужчины, с которым спишь? Почему у тебя нет выбора? И почему Ясмин нельзя заниматься любовью? Почему ей нельзя влюбиться?
Хороший вопрос. Возможно, Винсент и не ждал ответа, но я должна была его дать в любом случае.
- Потому что так заведено. Мир так устроен. Он всегда был устроен так.
- Долбаный мир, - сказал он.
Я подумала и кивнула.
- Согласна.
Он улыбнулся, снял с вешалки пальто, накинув.
- Для суккуба ты молодец.
И отправился по своим совместным с ангелами делам, какими бы они ни были.
Я ему почти завидовала. Потому что меня поджидало дело, которое в мои планы вовсе не входило. Еще одно неизбежное зло.
Нужно было устроить Тауни на работу.
Я обещала ей помощь после провального урока танцев. Ангельские любовные связи меня, в общем-то, не касались, с загадочной потерей энергии я пока ничего не могла поделать. Но попытаться ускорить отъезд Нифона - могла.
И я поехала в Ситак, город-призрак, обязанный своим существованием международному аэропорту Сиэтл-Такома, состоящий в основном из долгосрочных парковок вокруг аэропорта и дешевых отелей. Еще в нем имеется парочка стриптиз-клубов, поскольку надо же бизнесменам чем-то заниматься, пока они дожидаются рейса…