– Ты хочешь добиться правды?
– Но ведь ты добивалась правды вчера вечером, когда расспрашивала меня о моей жене.
Туше! Она облизала вмиг пересохшие губы.
– То, что сделала Белинда, – это ужасно. Я очень сожалею.
Лайаму хотелось закрыть глаза и забыть ее слова. Но сочувствие Софи было искренним, он в этом не сомневался.
Ему нужно было выяснить, почему она так изменилась в лице, когда он взял Гарри на руки.
– Спасибо, – пробормотал он.
– Я видела, через какой ад прошли моя сестра и ее муж, когда пытались зачать ребенка "в пробирке". Все попытки заканчивались плачевно. Это чуть не убило их. Конечно, это вряд ли утешит тебя, но, наверное, Белинда была в отчаянии. Не думаю, что она сделала это со зла.
Сердце Лайама замерло.
– Ты не можешь об этом знать.
Софи обхватила колени руками. Внезапно он заметил, что рукава ее рубашки засучены, а кожа на руках – бледная и… шелковистая.
Гарри, улучив момент, плеснул в дядю водой. Лайам про себя поблагодарил его. Он не хочет видеть эту бледную притягательную кожу, молочную белизну шеи. Он не желает выяснять, черт возьми, нежна ли ее кожа на ощупь.
– Отчаяние способно заставить людей совершать ужасные поступки, – пробормотала Софи. – Ты считаешь, что ошибался в ней, но я никогда не поверю, что Лайам Степлтон мог жениться на женщине, совершенно лишенной сострадания, доброты и… – Софи помолчала, подыскивая нужное слово. – И любви. Ты не производишь впечатление абсолютного идиота.
Он почувствовал, как уголок его рта приподнялся в улыбке.
– И что?
– Должно быть, у вас были и счастливые времена.
Вам было хорошо друг с другом.
– Да, наверное. Но после того, что произошло, счастливые времена утратили свою ценность.
Его брак был ложью от начала до конца.
А может, не был?
Лайам задумался. В самом начале, пока они еще надеялись иметь детей, семейная жизнь казалась им почти совершенной. Но потом Белинду стала охватывать паника, и началось бесконечное посещение врачей. Ее депрессия усугублялась. Лайам пытался успокоить жену, однако порой проявлял вспыльчивость, не в силах сдержать эмоции. Но он не заслужил, чтобы Белинда родила ребенка от другого. Он никогда не простит ей этого… Однако после слов Софи слабый проблеск понимания возник в его душе.
– Я прежде никогда не думал об этом, – медленно произнес Лайам. И умолк. Он не любил затрагивать больную тему.
Софи откинулась назад, опершись на локти:
– Ты действительно хочешь узнать, почему я так помрачнела в тот момент?
Он оторвал взгляд от стройных изгибов ее фигуры и плеснул водой на Гарри. Малыш никак не отреагировал: он упорно пытался достать цветные гладкие камушки со дна заводи.
– Да, хочу.
– Почему?
– Потому что я хочу знать, повлияет ли это на меня и Гарри.
Она склонила голову, спрятав лицо под шляпой.
– Софи!
Подняв голову, молодая женщина улыбнулась. На лице ее не было следов печали, но Лайам чувствовал, что она кроется глубоко внутри.
– Когда Гарри протянул к тебе ручки, – начала Софи, – это был первый реальный признак того, что ему с тобой будет хорошо.
Лайам нахмурился:
– И ты поэтому опечалилась?
– Нет.
Она вновь облизала губы. "Какие же они блестящие и сочные!"
– Я опечалилась оттого, что поняла: я скоро буду не нужна Гарри.
Господи, да она убита горем! У Лайама разрывалось сердце. Зачерпнув рукой воду, он плеснул себе в лицо.
Софи любит Гарри, но почему-то считает, что не сможет воспитать его.
Из-за судьбы Эмми?
– Даже если я возьму Гарри, Лайам, я не смогу дать ему то, что сможешь дать ты. – Поднявшись на ноги, Софи раскинула руки.
– Ребенку требуется гораздо больше, чем деньги, – бросил он.
– Согласна. Ты веришь, что сможешь полюбить Гарри, как своего собственного ребенка?
– Да!
А потом он вспомнил ее слова: "Гарри не заменит тебе Лукаса".
Заменить? Лайам нахмурился. Теперь он понял опасения Софи. Гарри не должен никого заменять: ни Лукаса, ни детей, которых у Лайама не было. Он не должен лечить чьи-либо раны. Гарри – это Гарри. И Лайам полюбил его именно за это.
Он встретил взгляд Софи и повторил:
– Я буду любить его, как собственного сына.
Она вздохнула с облегчением:
– Я очень рада этому.
Лайам готов был сделать все, чтобы Гарри остался у него. Гарри стал его частью, подарил ему второй шанс создать семью.
Будто прочитав его мысли, Софи сказала:
– Ты можешь дать ему гораздо больше, чем финансовое обеспечение.
– Что же?
– Семью. Большую дружную семью, которая примет, поддержит и полюбит его. Это несравнимо с золотом.
Именно такую семью Лайам отверг после смерти брата. Он погрузился с головой в работу, спрятав от всех свое ощущение вины и свои сожаления. Его родители потеряли не одного сына, а двух…
– Я не знаю, как помочь тебе пережить все это, – неожиданно признался он.
Софи вздрогнула, словно от удара:
– Не беспокойся обо мне. Я большая девочка. Я выживу. Сейчас мы должны думать о Гарри.
Лайам вытащил малыша из воды и прижал его к себе, а другой рукой обхватил Софи. На одну короткую секунду она прильнула к нему, и в эту короткую секунду мир показался ей целостным и совершенным. Но тут же, напрягшись, она отпрянула:
– Зачем это?
– Ты – самая мужественная женщина на свете.
– Не смеши меня! – Она смерила его взглядом с головы до ног. – Мне кажется, ты перегрелся на солнце. Поедем назад. Если ты и твои рабочие надеетесь получить сегодня ланч, нам надо поторопиться.
Глава 8
Лайам, отодвинув тарелку, похлопал себя по животу:
– Очень вкусно, Софи, спасибо.
Она приготовила на ланч сэндвичи – на больших ломтях хлеба лежали толстые куски говядины, щедро сдобренные соусом с мелко нарезанными солеными огурцами. Теперь, поставив перед ним пышный кекс с изюмом, Софи принялась заваривать чай.
Лайам откусил кусок:
– Ребятам это понравится. Ты знаешь, как следует кормить работяг… Расскажи мне о другой твоей сестре. О той, которая пыталась забеременеть с помощью "пробирки".
Софи побледнела так, что Лайам вскочил на ноги и кинулся к ней. Поддержав молодую женщину за плечи, он посадил ее на стул.
– Прости, – пробормотала она. – Наверное, я перегрелась сегодня на солнце.
– Ты не умеешь врать. – Лайам дал ей стакан воды. – Пей. – Неужели она никогда не будет доверять ему?
Софи измученно взглянула на него. Он присел перед ней на корточки:
– Ты вытянула из меня мою историю, но ничего не рассказываешь о себе.
Софи могла бы стать прекрасной матерью. Самой лучшей. Она молода, красива. В конце концов она встретит своего избранника, и у них появятся дети. Эта мысль обожгла его. Идиот! Ведь он не желает снова вступать на этот путь.
Лайам заставил себя сесть на стул. Их разделяло небольшое расстояние, но Софи казалась такой потерянной, такой одинокой!
Он снова попытался заговорить. Очень мягко:
– Я думал, что Эмми – твоя единственная сестра.
Софи судорожно вздохнула:
– Я тоже так думала. – Она молча смотрела на него. – У тебя бывали дни, когда изменялась вся твоя жизнь? – прошептала женщина.
– Да, была парочка таких деньков. Например, когда одна очень решительная дамочка, спрыгнув с почтового самолета, представила мне моего племянника.
Это заставило ее улыбнуться.
– А у меня это произошло на пару дней раньше: когда мне исполнилось двадцать пять лет. В тот день я получила письмо от матери.
– Но ведь она…
– Да. Она попросила нотариуса передать мне письмо в день двадцатипятилетия.
– И что в нем было написано?
Пожав плечами, Софи растерянно улыбнулась, и у него защемило сердце.
– Мама сообщала, что мой биологический отец – Брайс Каррен.
Лайам открыл рот. Затем изумленно присвистнул:
– Значит, Ли и Анна Каррен – они…
– Мои единокровные сестры, – подхватила Софи.
– Почему же это так долго хранилось в секрете? – поинтересовался он.
– Я была зачата в то время, когда жена Брайса была еще жива.
Лайам слышал о долгой и тяжелой болезни миссис Каррен. Он также слышал от всех, что Брайс очень любил свою жену.
– Но почему он не признался тебе позже?
– Я даже не знаю. – Руки ее сжались. – Наверное, он считал, что это будет ударом для Анны и Ли.
А как же Софи? Кто думал о Софи? Заботился о ее нуждах? Выполнял ее желания?
– Как ты поступила? – требовательно спросил он.
Она вскинула голову:
– Я не хотела причинить боль Анне и Ли.
Причинить им боль? Если бы Анна и Ли хотя бы частично имели такое же сердце, как у нее, они несказанно обрадовались бы, узнав, что Софи – их сестра.
– Софи, ты должна сказать им правду. Ведь они – твои лучшие подруги. Они любят тебя.
– Быть лучшей подругой – это одно. Но обнаружить, что у тебя есть еще одна сестра, – это совершенно другое.
Она боялась, что сестры сочтут ее недостойной. Но это чепуха! Лайам видел сестер Каррен лишь пару раз, но был уверен, что Софи не права.
– Разве для Анны и Ли главное – деньги и положение в обществе? – настаивал он. Джарндирри было огромным поместьем, стоившим миллионы.
Софи неотрывно смотрела на него:
– Конечно нет!
– Разве они мелки и поверхностны, как многие люди? Разве в них есть злоба и зависть? Разве могут они быть мстительными? Разве они…
– Достаточно, Лайам! Они – мои подруги! – Софи вскочила на ноги, сжав кулаки. – Всего, что у них есть в жизни, они добились тяжелым трудом. Они терпеливы и добры. Они никому не причинили зла, они всегда готовы прийти на помощь. Они красивы, веселы, и там, где они появляются, становится светло и радостно!
– Да, именно так.
Лайам видел, как в ее сияющих зеленых глазах блеснуло понимание.
– О… – Женщина медленно опустилась на стул.
– Софи, ты получила бесценный дар. У меня был брат. Потеря его была ужасна. Но я провел рядом с ним двадцать три года. И не променяю их ни на что.
– Лукас? – прошептала она.
– Лукас, – подтвердил он. – Обещай мне, что ты встретишься с Анной и Ли и расскажешь им правду. Они достойны того, чтобы узнать ее. И не сомневаюсь, они полюбят тебя, как сестру.
Глаза Софи наполнились слезами. Потом она улыбнулась, и Лайам мог поклясться, что никогда не видел более обворожительной женщины.
– Я пообещаю тебе это, если ты тоже кое-что пообещаешь.
– Что? – Он готов был сказать: "Все, что угодно", – но вовремя опомнился.
– Я поговорю с Анной и Ли, если ты пообещаешь пригласить всю свою семью в Неварру на Рождество.
Лайам откинулся на спинку стула:
– Я… – Прошлое Рождество было ужасным. Ужасным потому, что не стало Лукаса… ужасным потому, что семье не хватило духу собраться вместе.
Или потому, что он сам был не в состоянии поддержать семейную традицию?
Лайам медленно кивнул:
– Хорошо. Договорились.
Вечером Лайам скормил Гарри баночку с шоколадным кремом. Софи, готовя молочную смесь, искоса поглядывала на них. Закончив кормление, Лайам встал, бросил пустую банку в мусорную корзину и вышел из кухни.
Без единого слова. Как делал это каждый вечер уже целую неделю.
Софи сдержала вздох. Он до сих пор не изъявил желания уложить Гарри в постель. Он по-прежнему не заходил в детскую комнату.
Она не могла давить на него. Окончательное решение было за ним. Но если он не способен преодолеть этот барьер… Софи взглянула на Гарри, и сердце ее сжалось.
– Я… э…
Резко обернувшись, Софи увидела Лайама, стоявшего в дверях. В руке он держал гитару! Она на секунду перестала дышать.
– Я… э… думал… – начал он снова. – Если не возражаешь, я поиграю на гитаре для Гарри, когда ты будешь укладывать его в постель.
Она нисколько не возражала! Софи с трудом сдержала волнение. Лайаму не понравилось бы чрезмерное проявление чувств.
– Конечно. – Софи старалась говорить невозмутимо, будто Лайам предлагал сыграть на гитаре каждый день. Но она подозревала, что улыбка растянула ее рот до ушей. – Что ты скажешь, Гарри?
Малыш загугукал, взмахнув ручонками.
Софи направилась в детскую, ощущая присутствие мужчины за своей спиной: его тепло, его сильное тело. Кровь в венах сгустилась, заставив ее шагать медленно и неуклюже, будто она продвигалась сквозь теплый мед.
Они вошли в детскую. Ей захотелось обернуться, взглянуть на Лайама, но она заставила себя идти вперед, сделав вид, что все происходит как обычно.
Она уложила Гарри в кровать, дав ему бутылочку. И только тогда взглянула на Лайама. Он стоял в дверях – потрясающий мужчина, во всей своей мужской красоте. При виде двуспальной кровати в смежной комнате Софи невольно вздрогнула. Интересно, каков Лайам в постели? Как он занимается любовью? Возбуждение охватило ее при этой мысли.
Сглотнув, Софи махнула рукой, указав ему на диван. Склонившись над Гарри, она стала с ним ворковать:
– Дядя Лайам сейчас споет нам песенку. Тихую и спокойную, – быстро добавила она.
– "Фернандо"? – предложил он.
– У тебя есть любимая песня, Лайам? Может быть, ты создашь особую традицию для Гарри?
Он помедлил.
– Вот одна из любимых песен Лукаса, – наконец сказал он.
И он исполнил песню – тихую, задушевную. В груди Софи возникла боль, такая же огромная, как земли Кимберли. Она сидела возле кроватки Гарри, и сердце ее отзывалось на каждую ноту мелодии.
– Это было прекрасно, – прошептала Софи, когда он закончил.
Комната освещалась лишь единственной лампой, которая находилась возле двери, и на лице Лайама играли тени, отчего оно выглядело каким-то потусторонним. Казалось, он был демоном… или ангелом.
Прекрати воображать, приказала она себе. Он человек, из плоти и крови.
И кровь его была горячей, а плоть – твердой.
Боже мой, необходимо прекратить думать об этом!
– Иди ко мне, сядь со мною рядом, – попросил Лайам.
– Но Гарри все еще не спит, – возразила молодая женщина.
– Софи! – Он протянул к ней руку. Демон или ангел соблазнял ее.
Она сделала так, как он просил. Она сказала себе, что на самом деле не хочет этого, но то была ложь.
Она хотела гораздо большего, чем просто посидеть возле Лайама. Но не позволяла себе признаться в этом.
Она еще не готова.
Он взял ее руку, мягко сжал.
Софи вздрогнула всем телом.
– Спой еще, – прошептала она.
И он спел. Софи не знала эту песню, но она успокоила ее.
Закончив петь, Лайам встал и подошел к детской кроватке. Софи, сжав руки, поборола в себе желание присоединиться к нему. Лайам повернулся к ней, прижав палец к губам, а затем указал на дверь. Кивнув, Софи направилась за ним.
И никто из них не взглянул на огромную двуспальную кровать, когда они проходили мимо нее.
Когда они пришли на кухню, Лайам взял Софи за руку и повернул к себе лицом:
– Спасибо, Софи.
Он испытывал облегчение. Оттого, что смог войти в детскую. Оттого, что несчастье все-таки не одолело его. Оттого, что он понял: он может стать хорошим отцом для Гарри.
Глаза ее расширились.
– За что?
– За то, что ты не подталкивала меня. За то, что дала мне возможность разобраться в себе.
Чувство благодарности наполнило его, и Лайам, неожиданно для самого себя, наклонился и поцеловал Софи.
Если честно, он собирался поблагодарить женщину чисто символически, слегка прикоснувшись губами к ее губам. Но в тот момент, когда их губы встретились, все эти мысли исчезли из его головы. Его душа начала оттаивать, а тело наполнилось теплом.
Софи вскрикнула, приоткрыв от изумления рот, и Лайам, не в силах отказаться от такого соблазна, исследовал языком ее нежные губы изнутри. Она изогнулась, и он обнял ее за талию.
А потом она замерла.
И он тоже.
Еле слышно вздохнув, Софи прижалась к нему, откинув голову назад. Он ласкал ее медленно, осторожно, нежно, ожидая реакции. Он прикасался к ее подбородку, гладил шею. А потом принялся ласкать ее талию, бедра, ягодицы – упругие, соблазнительные, – наслаждаясь новыми ощущениями. Софи, запустив руки в его волосы, всем телом прильнула к нему, а вздохи ее сводили его с ума.
Он никогда так сильно не хотел ни одну женщину.
Лайам желал слиться с ней – душой и телом. И прямо сейчас! Страсть забурлила в нем со стихийной, первобытной силой. Основной инстинкт захлестнул его с головой, он не испытывал ничего подобного даже с Белиндой…
Белинда!
Прокляв все на свете, Лайам отпрянул от Софи. Кровь стучала в его висках, в такт тяжелому дыханию.
– Прости. – Он еле выговорил это слово. – Я хотел всего лишь поблагодарить тебя, но утратил контроль над собой.
Софи прижала палец к губам. Полные и сочные, они манили Лайама и сейчас, и он не смог сдержать громкий стон.
– Подобное больше не произойдет. – Он не тот мужчина, который способен осуществить ее мечты. – Это не должно произойти!
Софи заморгала при виде его ярости. И не сказала ни слова.
– Я не собираюсь соблазнять тебя, чтобы заполучить своего племянника.
Софи выпрямилась:
– Ты слишком много думаешь о себе, Лайам Степлтон. Поцелуй был хорош, но дело совершенно не в этом.
Она побледнела, прижала руки к лицу, а затем бросилась бежать.
Что происходит?!
Неужели она собирается уехать вместе с Гарри из Неварры? Неужели он все испортил одним-единственным поцелуем?
Но Лайам чувствовал, что она отдалась поцелую так же страстно, как и он. Да что с ней происходит?
Лайам нашел Софи в саду, на скамейке. Он откашлялся, давая ей знать о своем присутствии.
– Я думаю, нам надо поговорить, – сказал он.
– Нам не о чем разговаривать. Это не должно снова произойти!
Взглянув на женщину, Лайам ощутил, что снова хочет поцеловать ее. Он заставил себя перевести взгляд на перечные деревья.
На землю ложились вечерние тени. Еще полчаса – и совсем стемнеет.
Лайам засунул руки в карманы:
– Ты права. Такое больше не повторится.
Софи резко повернулась, глаза ее сузились.
– Скажи, почему?
– Потому что я не собираюсь жениться, а ты не производишь впечатления женщины, которую интересуют любовные приключения.
– Ты не ошибся. – В голосе ее звучала горечь.
– Если я снова поцелую тебя, – продолжал он, – то заморочу тебе голову, а я этого не хочу.
– Почему?
– Потому что я люблю тебя.
Она открыла от изумления рот.
Лайам присел на край скамейки:
– Я тебя напугал? Прости меня.
– Нет, ты меня не напугал, Лайам. Я боюсь себя. Я… Для меня это было очень неожиданно.
Точнее, это стало неожиданностью для обоих.
Расширенные глаза и дрожащие губы Софи свидетельствовали о том, насколько ее это потрясло.
– Если бы ты не остановился…
– Но я остановился. – Ему хотелось, чтобы страдальческое выражение исчезло с ее лица. – Клянусь, Софи, это больше не повторится.
Губы ее наконец перестали дрожать.