– Давай, я выгляну из-за угла и осмотрюсь? – шёпотом предложил Макаров. – У меня же "обострённое ночное зрение". Как утверждал, в своё время, "вэдэвэшный" старлей.
– Я помню. Выглядывай…. Ну, чего высмотрел?
– Какая-то небольшая по размерам площадь. Прямо напротив нашего проулка располагается мрачное приземистое здание с низенькой бревенчатой башенкой. Над входной дверью пристроен навес от дождя. Вернее, полноценная беседка, примыкающая к стене дома. В беседке находится квадратный стол, на котором стоит масляный фонарь. Рядом со столом – два табурета. На табуретах восседают…. Угадай, кто?
– Наверное, стражники?
– Не угадал, бродяга носатый. Два уже знакомых нам монаха-премонстранта. Черноволосый и длиннющий. Только – на этот раз – вооружённые до самых зубов: к широким поясам приторочены кожаные ножны с солидными кинжалами, а к перилам беседки небрежно прислонены короткие копья…. Я так понимаю, что осторожный епископ Тительман не доверяет до конца тутошним ландскнехтам. Вот, и заменил – на всякий пожарный случай – солдат на проверенных премонстрантов. Дело понятное…. Другое странно. Почему сторожей только двое? Маловато будет, на мой скромный взгляд. Недальновидно это, ей-ей. Недальновидно и легкомысленно…
– А ты заметил конец толстой верёвки? – усмехнулся Тиль. – Ну, который свешивается прямо над столом?
– Есть такое дело. Я даже удивился слегка, мол: – "Что ещё за фигня? Зачем?".
– Если дёрнуть за этот шнур, то зазвенит-загудит, оповещая о тревоге, городской колокол. А после этого, сахар сахарный, сюда прибежит, бряцая оружием, полноценная свора злобных стражников. Со всеми вытекающими последствиями, соль солёненькая.
– Неплохо придумано, – согласился Леонид. – Значит, это здание…
– Ага, местная тюряга, где нынче квартируют угольщик и его славная супруга…. Предлагаю следующий сценарий. Беззаботно шагаем, притворяясь пьяными, к тюрьме. При этом, естественно, держим на виду баклагу с пивом. А дальше, понятное дело, как получится.
– Отличный план. Шагаем…
Они, слегка обнявшись и демонстративно покачиваясь из стороны в сторону, вышли из проулка на площадь.
Лёнька, откашлявшись, затянул – с хмельным придыханием – свою любимую застольную песенку:
Хелльстад нас ждёт.
Уже Вентордеран зажёг свои сигнальные огни.
И нет пути назад, открыт – лишь – путь вперёд.
Сияют звёзды – в призрачной дали…
Открыт – лишь – путь вперёд…Проснись, мой брат. Уже Доран-ан-Тег
Соскучился – без новых славных битв.
А на висках – как будто – выпал снег,
Отметиной – несбывшихся молитв.
А на висках, и, правда, выпал снег…Ты слышишь – в вышине – тоскливый вой?
То пёс Акбар – на краюшке скалы
Зовёт давно – лишь только нас с тобой:
– Куда вы запропали, пацаны?
Хелльстадский пёс зовёт – лишь нас тобой…Оставим пиво здесь? Возьмём с собой?
А Мара – не прогонит с пивом нас?
– Конечно, не прогонит. Бог с тобой.
Она прекрасна – без искусственных прикрас.
Она и с пивом – пустит нас домой…Пора, мой друг. На краюшке иглы
Мы разрезаем годы и века.
А пива мы набрали – сколь смогли.
Нас ждёт Хелльстад, прекрасный – как всегда…
Нас ждёт Хелльстад, опасный – как всегда…
– Молчать! Стоять! – раздалось из беседки. – Кто такие?
– О, братья-премонстранты! – радостно восхитился Даниленко. – Какая приятная и неожиданная встреча…. Это же мы, бродячие циркачи. Помните, вчера утром встречались-пересекались на берегу канала?
– Помнить-то помним…, – засомневался фальцет, принадлежавший (как запомнил Лёнька), чернявому монаху. – Что вы тут делаете, клоуны? Отвечать! Иначе ударю в колокол. Пусть с вами стражники разбираются. А после них – инквизиторы.
– У нас фургончик украли, – жалостливо заблажил Тиль. – Вместе со всеми вещами и лошадкой…. Что теперь делать? Как быть? Куда податься бедным комедиантам? Посоветуйте, родимые…
– Не повезло вам, циркачи. Что делать? Обращайтесь к господину профосу. Он в Дамме занимается кражами и воровством…. Кстати, а что это за "Вентордеран" такой? А, "Хелльстад"? Где это?
– Ох, далеко, – подключился к разговору Макаров. – Так далеко, что дальше не бывает…. У меня к вам, уважаемые братья-премонстранты, деловое предложение.
– Какое? Излагай, толстяк.
– Мы вам отдадим эту объёмную баклагу. Что в ней? Пиво. Отличное пиво, сваренное в Брюгге. Ароматное, крепкое, духовитое, с лёгкой пикантной горчинкой…. У-у-у, какой потрясающий и необычный вкус. Слов не хватает…
– Сколько там пива? В баклаге-то?
– Добрые две трети.
– Что хотите за это?
– Сущую ерунду. Кто мы – для господина профоса? Так, подозрительные бродяги без роду и племени. А вы с ним лично знакомы, за руку, наверное, здороваетесь…. Замолвите за нас словечко, а? Ну, чтобы наш цирковой фургончик поискали по-настоящему? То бишь, с усердием, рвением и пылом?
– Я к баклаге добавлю пять флоринов, – пообещал Даниленко. – Так как? Договоримся?
Из беседки послышалось неразборчивое бормотанье.
"Благоразумная осторожность спорит со жгучим желанием выпить пивка", – мысленно хмыкнул Леонид. – "Заведомо неравный, бессмысленный и бесполезный спор. Победа, как и всегда, достанется сильнейшему…".
Вскоре фальцет сообщил:
– Ладно, мы согласны. Расскажем господину профосу о вашей беде…. Эй, эй! Вы куда? Стойте, где стояли. Иначе, дёрну за верёвку…. Сделаем так. Толстяк, отдай баклагу длинноносому.
– Отдал. Что дальше.
– Ты останешься на месте.
– Почему это?
– Не доверяю я тебе. Больно, уж, ловок, бестия толстопузая…. Давай, носатый, двигай сюда. Вместе с пивом и флоринами.
"Дурак ты, морда чернявая и наивная", – поморщился Лёнька. – "Меня, понимаешь, испугался. Мол, на медведя слегка похож и умею толстые дубины ломать об коленку. А Даниленко, значит, хилый и благостный Ангел с трепетными крылышками? Ну-ну, святая простота. Я Серёге – по части боевой и диверсионной подготовки – и в подмётки не гожусь…".
Тиль прошёл в беседку.
Прошёл, а уже через пять-шесть секунд выглянул наружу и спросил – насквозь недовольным голосом:
– Ну, чего стоим? Кого ждём? Сюда чеши, разгильдяй…
– Они живы? – глядя на два неподвижных тела, спросил Леонид.
– Не знаю, не проверял, – криво улыбнулся Даниленко. – Но я – по суровым законам военного времени – бил на поражение…. Хочешь, подстрахуй ситуацию. Шеи им сверни на сторону, или ещё что.
– Спасибо, обойдусь. Тюремная дверь заперта?
– Сейчас проверю…. Заперта. Замок внутренний. Ключ? Давай, хорошенько обыщем карманы незадачливых сторожей…. У моего пусто. В том плане, что кошелёк имеется, а ключи отсутствуют.
– Аналогичная ситуация…. Кошельки приберём?
– Конечно. Слюнявые сантименты на войне неуместны. Что скажешь по поводу двери? Справишься, здоровяк?
– Не вопрос, – осмотрев дверное полотно и косяки, заверил Макаров. – Не то ещё ломать доводилось…
Он, воспользовавшись кинжалом чернявого покойника, оперативно проковырял в нужном месте (на границе косяка и дверного полотна), дырку нужного диаметра. Потом вставил в получившееся отверстие копьё и – со знание дела – сильно надавил.
– Хрум! – жалобно простонала дверь и приоткрылась.
– Добро пожаловать, господин Уленшпигель, – предложил Лёнька – Проходите.
– Благодарствую, господин Гудзак. Вы очень милы и любезны, – манерно поблагодарил Даниленко. – Только попрошу – в следующий раз – соблюдать меры предосторожности. То бишь, вскрывать входные двери без такого оглушительного шума…. Ты что, Лёньчик, надулся? Я же просто пошутил. Извини. Постой здесь, я быстро. Сползаю на разведку…
Взяв в одну ладонь дужку масляного фонаря, а в другую – ручку баклаги с пивом, он скрылся за дверью.
– Фонарь, безусловно, вещь нужная. Спора нет, – принялся ворчать Макаров. – А на фига ему сдалось пиво? Решил выпить всё до последней капли? Типа – в гордом одиночестве и в одну жадную харю? Блин горелый…. Так, уже минут семь-восемь прошло. Что там можно делать столько времени?
– Заключённых приводить в чувство, – в беседке появился Тиль. – Ну, и зануда ты, Лёньчик.
– В чувство?
– Конечно. Местные сатрапы – суки знатные и жестокие. Серьёзно избили и Клааса, и Сооткин. Зачем – избили? Может, из-за гнилой внутренней сущности. А, скорее всего, так здесь заведено. Типа – строгие служебные инструкции. Мол, если приговорённых к казни качественно избить, то они и вести себя – на костре – будут прилично. То бишь, не будут вырываться, орать благим матом и сыпать пошлыми проклятьями – в адрес Великой Инквизиции. Психология, однако…. Итак, я угольщика и его верную супругу отпоил пивком, успокоил – как мог, а также доходчиво обрисовал радужные перспективы скорого спасения. Вопрос, надеюсь, снят? Спасибо…. Прекращаем базарить и перетаскиваем трупы в тюрягу. Я волоку длиннющего, ты – черноволосого. Он, похоже, к тебе неровно дышал. Хи-хи-хи…. Сюда складываем. Молодец. Пойду дверку прикрою.
– Непростые вы, циркачи, ребята, – пробормотала, Сооткин, сидящая на низеньких нарах. – Теперь даже и не знаю, что думать…. Повезло дочери с суженым? Не повезло?
– Не говори, мать, лишнего, – посоветовал Клаас, бережно обнимавший баклагу с пивом. – Всё будет хорошо. Верно, ведь, Гудзак?
– Верно. Хорошо, – засмущался Лёнька. – Здрасте…
Вернулся Даниленко и принялся командовать:
– Семейные разговоры потом будете разговаривать. А сейчас займёмся текущими делами…. Освобождай, Ламме, будущих родственников от кандалов.
– Может, я только цепи оторву, к которым прикреплены тяжеленные пушечные ядра? А с самими кандалами разберёмся уже потом? Когда окажемся в безопасности?
– Снимай, давай, умник. Только аккуратно, ничего не ломая.
"Заклёпки отсутствуют – уже хорошо", – осмотрев кандалы, решил Макаров. – "Обычные короткие металлические пруты, небрежно загнутые в кольца с разрывами. Как и чем загнутые? Наверное, специальными клещами. Не иначе…".
Он примерился, зажмурился, напрягся и – не без труда – разогнул первое кольцо.
– У тебя, будущий зятёк, железные пальцы, – одобрила Сооткин. – Хотя, как иначе? Кузнец, всё-таки…
Минут через десять-двенадцать порученная работа была выполнена.
– Что дальше? – спросил Лёнька.
– Вы, освобождённые, отойдите в сторонку, – велел Тиль. – Вот, чистые льняные тряпицы, возьмите. Оботрите кровь. Перевяжите самые серьёзные раны и ссадины…. Теперь, Ламме, перетаскиваем почивших монахов. Подожди, сперва надо сбросит с нар ветхие тряпки и старую солому, а ещё снять с мёртвых тел кружевные рубахи и чёрные рясы.
– Зачем?
– Рясы пошиты из какой-то странной и подозрительной ткани. Вдруг, она плохо горит? Останутся всякие обгоревшие клочки. Умный человек всё сразу поймёт.
– Плохо горит? Значит…
– Ага, догадливый и сообразительный. Был предсказан нешуточный пожар? Был. Вот, пусть так и будет. Из серии: – "Получите и распишитесь…". Теперь перетаскиваем покойничков. Укладываем на нары…. Надевай на сраных премонстрантов кандалы. Колечки загибай.
– Готово, – доложил Леонид.
За узким окошком ярко сверкнуло-полыхнуло. Буквально через две секунды оглушительно загрохотало.
– Всё одно к одному, – дождавшись, когда стихнут раскаты грома, ухмыльнулся Даниленко. – Молнии, как всем известно, зачастую и являются причинами пожаров. Да и мирные обыватели во время грозы предпочитают не выходить из дома…. Помещаем под нары ветошь и солому. Складываем шалашиком. Поджигаем.
– Щёлк, щёлк, – разбрасывая во все стороны мелкие светло-жёлтые искорки, послушно прошелестело кресало.
Запахло дымком.
– Хорошо занялось, душевно, – одобрил Лёнька. – Нары примыкают к стене, обшитой сухими досками. Через полчаса полыхнёт – мама не горюй. Делаем ноги?
– Делаем. Не вопрос.
– Гори-гори ясно, чтобы не погасло, – прошептала Сооткин…
Первыми в проулок свернули Тиль и Клаас, так и не выпустивший из рук баклагу с пивом. А, вот, Сооткин, заметно прихрамывая на правую ногу, начала отставать.
– Давайте, я понесу вас на руках? – предложил Макаров.
– Неудобно как-то, Ламме.
– Чего же здесь неудобного? Мы же люди не чужие. Давайте…. Оп! Полный вперёд!
Лёнька помог угольщику и его жене забраться в фургон, после этого влез сам, устроился на облучке и взял в руки вожжи.
Ещё через пару минут рядом с ним уселся Даниленко и, отдышавшись, пояснил:
– Монашеские рясы и рубахи, предварительно связав в узел, зашвырнул в окно заброшенного дома, да кормовую сумку снял с лошадиной морды…. Ну, все готовы? Трогай, кучер! А ты, коняшка, не ленись, пожалуйста. То бишь, активней шевели копытами…
Повозка тронулась с места. В небе снова сверкнула яркая молния, басовито и глумливо пророкотал гром.
– Странное дело, – поделился сомнениями Макаров. – Уже несколько часов подряд в небе бушует самая настоящая гроза, а дождик так и не припустил.
– И, слава Богу, – отозвался Тиль, сживавший в ладонях (чисто на всякий случай), рукоятки кинжалов, доставшихся в наследство от неосторожных премонстрантов. – Нам дождь и даром не нужен. Дождики, они горазды – пожары тушить…
– Это я, как раз, понимаю. Но, всё равно, не понятно – почему всё вокруг сверкает и гремит, а дождя нет?
– Так бывает, – долетел из фургона голос Сооткин. – Только очень-очень редко. Один раз в пятьдесят-сто лет…. К чему такое? Старые люди говорят, мол, к большим переменам. К хорошим переменам? К плохим? Это, уж, как получится, господа комедианты. Каждому – по делам и намереньям его…
Повозка выехала из города.
Вокруг было очень тихо. Вернее, торжественно-тихо. Фламандский ночной воздух пах полевым разнотравьем, усталыми солнечными лучами, свежей речной прохладой, безграничной свободой и – совсем чуть-чуть – кондитерской ванилью.
– Спасибо покойному императору Карлу, – ударился в философские рассуждения Даниленко. – Ведь, это благодаря его неустанным усилиям, во Фландрии уже давно прекратились междоусобные войны. Поэтому и городские стены утратили своё первоначальное судьбоносное значение. А, что было бы в противном случае? Каменная стена, окружающая Дамме, была бы оснащена надёжными воротами, возле которых дежурили бы суровые стражники. Пришлось бы прорываться с боем. То бишь, брать на Душу очередную порцию греха…
Луна скрылась за низкими тучами, молнии больше не сверкали, навалилась беспросветная темень.
Но Лёонид, неплохо ориентирующийся в темноте, уверенно правил-орудовал вожжами, а послушная лошадка размеренно трусила вперёд.
По прошествии некоторого времени впереди замаячил дружелюбный огонёк костра.
– Кого там черти носят? – прозвучал, стараясь быть грозным, ломкий мальчишеский голос. – Отзовись! Иначе пальну из арбалета! Ну?
– Баранки ярмарочные усердно гну, – коротко хохотнул Тиль. – Уленшпигель и компания прибыть изволили на условленное место…. Откуда, Франк, у тебя взялся арбалет?
– Да, это я так просто. Для пущей солидности.
– Ламме! – в отблесках костра возник стройный девичий силуэт. – А, где мои папа и мама?
– Мы здесь, – отозвался Клаас. – Живы и здоровы.
– Здесь, – слабым и болезненным голоском подтвердила Сооткин. – Живы…
Вскоре все путники, включая Иефа и Тита Шнуффия, собрались вокруг яркого костерка.
– Что же эти изверги сделали с вами? – с болью глядя на родителей, возмутилась Неле. – Сплошные синяки, царапины и ссадины…. Мама, что у тебя с ногой? Сломана?
– Нет, слава Богу, доченька, – успокоила Сооткин. – Просто ушиб сильный. Синяк вспух – размером с голову вашего пёсика. Ничего, пройдёт. Обязательно заживёт – до твоей свадьбы…. Только голова слегка кружится. Наверное, от переживаний и усталости. Спать очень хочется.
– Со сном придётся немного повременить. Сперва надо хорошенько покушать, – проявил командирскую твёрдость Даниленко. – Давай, ван Либеке, корми уставший народ. Что можешь предложить в качестве очень позднего ужина? Или же, наоборот, очень раннего завтрака?
– Конечно же, кулёш с солониной и кровяной колбасой, – кивнув на дымящийся котёл, широко улыбнулся парнишка. – Как и полагается в таких случаях…. Ой, что это такое? – указал рукой в сторону Дамме.
Там, в сплошной угольной черноте, жил-трепетал далёкий, малиново-оранжевый факел.
– Это тётка, что чесала языком на площади, пожар накаркала, – неодобрительно покачала стриженой головой Неле. – Наверное, молния ударила в какое-нибудь деревянное строение. Или же просто в сарай с сухим сеном…. Интересно, а почему не слышно ударов городского колокола? Мол: – "Тревога! Пожар!"? Здешнее эхо, оно же очень чуткое…
– Верёвка, надо думать, сгорела, – хмыкнул Лёнька. – А как колокол – без верёвки – зазвенит? Дёргать-то не за что…. Ладно, давайте немного подкрепимся. Типа – на дорожку. Где миски и ложки?
Трапеза прошла в относительном молчании – под усердное сопенье и активный перестук ложек.
– Мы же, недотёпы, забыли про бедолагу Фила, – ставя пустую миску на плоский валун, вспомнил Франк. – Ничего, сейчас я ему отнесу кусок кровяной колбаски…
– Нет леопарда в фургоне, – печально вздохнул Макаров.
– А, где же он?
– Убили.
– Кто?
– Или жестокие стражники. Или жадные монахи. Какая разница? Главное, что враги.
– Как же так? – всхлипнул мальчишка. – За что? Жалко-то как…
– И-а, и-а, – скорбно мотая головой, запечалился Иеф.
– Гав, вау-у-у, – поддержал Тит Бибул.
– Не плачь, Франк, пожалуйста. И вы, братья четвероногие, успокойтесь. Фил отомщён.
– Как же, и-и-и. Так я тебе и поверил. И-и-и…
– Отомщён, – подтвердил Клаас. – Два подлых премонстранта отправились на Небеса. Сам видел. Не плачь.
Тиль принёс из фургончика узел с пожитками, собранными на сеновале, и, сладко потянувшись, объявил: