– Светлеет – прямо на глазах. Небо на востоке уже изрезано густой сетью розовых и алых ниток. Скоро взойдёт солнце. Пора, друзья и подруги, собираться в дорогу…. Значится так. Даю последние ценные указанья…. Вас, уважаемые, – посмотрел на Клааса и Сооткин, – искать, скорее всего, не будут. Подумают, что еретики, приговорённые к смерти, сгорели во время пожара. Ведь, на пепелище найдут два обгоревших тела, украшенные кандалами…. Впрочем, излишне расслабляться не стоит. Уже к вечеру станет понятно, что бесследно исчезли два монаха-премонстранта. Профос и бургомистр подумают следующее, мол: – "Напились и уснули, сукины дети. Прозевали начало пожара, не ударили в колокол, испугались ответственности и ударились в бега. Найти уродов! Найти и доставить на суд праведный…". Во все стороны отправятся конные отряды. Вы, понятное дело, на двух монахов не похожи. А, вдруг, среди участников погони будут люди, знающие вас в лицо? Нехорошая ситуация, право слово, может образоваться…. Поэтому стоит озаботиться элементарным гримом, – ловко развязал узел. – Тебе, угольщик, предлагаю нацепить накладные усы и бороду. А вам, мадам Сооткин, презентую этот пышный рыжий парик и шляпку с вуалью. Это я ещё в Амстердаме прикупил по случаю – в качестве реквизита будущей театральной труппы. Потом, уже ближе к обеду, найдите укромное местечко и слегка смените облики. А у Неле с этим, то бишь, с обликом, уже всё в полном порядке…. Вот, – ткнул пальцем, – богомольная повозка с крепким конём. Продумайте чёткую легенду. Мол, мирные поселяне. Зовут – "так-то и так-то". Проживаете на крохотном хуторе с "таким-то" названием. Направляетесь в "такой-то" город на очередное богомолье…. Возьми, Клаас, эти пятнадцать флоринов. Пригодятся в дороге. Всё, господа и дамы, будем прощаться…
– Как – прощаться? – обжигая Лёньку тоскливым взглядом, спросила-обомлела Нель. – Зачем?
– Затем, деточка. Вам надо следовать в сторону Мейборга, на хутор, где проживает господин Пост. А мы едем – с деловым визитом – в славный город Брюссель. Насквозь разные направления.
– Может, им стоит поехать с нами? – на всякий случай предложил Макаров. – Будут под надёжной защитой и всё такое…
– Увы, не пойдёт, – нахмурился Даниленко. – Мы с Клаасом уже обсуждали этот вариант. И ему, и Сооткин надо хорошенько отлежаться и залечить полученные раны. Обязательно и непременно надо. Здесь, мой друг Ламме, нет антибиотиков. Получить смертельное заражение крови – раз плюнуть. Нас же – в ближайшее время – ожидает неспокойная жизнь. Уже через месяц-полтора, как я планирую, предстоит отплыть к испанским берегам…. Взять с собой только Неле?
– Это исключено, – потупила глаза девушка. – Я не смогу оставить больных родителей. Не смогу…
– Я так и думал. Поэтому, влюблённые голубки, отходите в сторонку и воркуйте. А мы займёмся сборами. Посуду помоем и уберём. Костёр затушим…. Зачем любовь, что так красива и нежна на вид, на деле так жестока и сурова?
О чём, прощаясь, говорили Леонид и Неле?
Стоит ли вам, любезные мои читатели и читательницы, знать про это? Приватная жизнь, как-никак. Она, ведь, не терпит чужих любопытных глаз и чутких ушей.
Впрочем, так и быть. Слегка приоткрою завесу тайны.
Наши Герои говорили – о Любви…
Глава двадцать третья
Театральная труппа – "Глобус и клоуны"
Фургончик остановился среди пасторальных и живописных деревенских строений. Где-то совсем рядом бойко, чисто по-утреннему, чирикали фламандские воробьи.
Лёнька, осторожно переступив через безмятежно-спящего Франка, выбрался наружу и задал вполне закономерный вопрос:
– Где мы? Как называется данный населённый пункт?
– Знаменитое село Уюте. Или же Уккле, как его называют валлоны, – старательно делая наклоны-приседания, ответил Даниленко. – До Брюсселя осталось километров шесть-семь. Не больше. Вон – размытый городской силуэт маячит на горизонте. Шпили всякие торчат.
– Чем же эта занюханная деревушка так знаменита?
– Собственно, пока ничем, – слегка смутился Тиль. – В том плане, что это уже потом, через много-много лет, достославный Шарль де Костер расскажет всему Свету о ней. Мол, именно здесь, в местном трактирчике "Охотничий рог", от души хулиганил легендарный Уленшпигель.
– Как хулиганил-то?
– Ну, если память мне не изменяет, то накормил досыта нищих слепцов за счёт тутошнего жадного священника.
– Эге! – развеселился Макаров. – Писатель-то, похоже, ни капли не соврал. Справа от нас, среди аккуратно-подстриженных кустов боярышника, наблюдается солидное каменное здание, украшенное вывеской – "Охотничий рог". А, вот, и парочка нищих слепцов, облачённых в жуткие лохмотья. Идут-бредут, родимые, отбрасывая уродливые тени. Утреннее солнышко, оно гораздо на такие изысканные шутки…. Первый пилигрим, с широкой чёрной повязкой на глазах, озабоченно постукивает впереди себя палочкой. Второй, с бесформенным войлочным колпаком на голове, надвинутом почти до самого рта, идя следом, держится ладонью правой руки за плечо товарища. Живописные деятели, ничего не скажешь. Лохмотья – блеск сплошной и неповторимый. К нам, кстати, направляются…
– Никакие это и не слепцы.
– А, кто же тогда?
– Кто надо, – хмыкнул Тиль и вежливо поздоровался: – Привет, Людвиг. Доброго здоровья, Томас.
– И-а! И-а! – не пойми и откуда выскочил Иеф.
– Гав! Гав! – радостно сдублировал Тит Шнуффий.
– Здравствуйте, дяденька Уленшпигель. Долгих лет жизни, дяденька Гудзак. Привет, ослик. Привет, Тит Бибул, – хором отозвались оборванные бродяги. – А, как вы нас узнали?
– Богатый жизненный опыт. Ну, и зоркий глаз, понятное дело…. Ваш братец Франк дрыхнет в фургончике. Умаялся, бедолага. Полночи вожжами орудовал, а другую половину учил – в отблесках пламени восковой свечи – всякие и разные роли. А глава семейства ван Либеке, небось, заседает в "Охотничьем роге"? Вместе с Отто?
– Ага, оба там, – снимая с глаз чёрную повязку, охотно подтвердил "слепец", шедший первым.
Под повязкой, естественно, никаких противных бельм и отвратительных язв не обнаружилось. Только тёмно-голубые глаза, точно такие же, как и у Франка.
– Играют роль "подсадных уток"?
– Это точно, играют. Откуда вы знаете?
– Я же говорю, мол, богатейший жизненный опыт. А, где квартирует ваш цирк?
– Вон там, – приведя войлочный колпак в нормальное положение, махнул рукой второй "калека". – На излучине реки. Шатры увидите издали.
– Понял. Тогда – до встречи, – улыбнулся Даниленко. – Не будем вам мешать, работайте. Потом поболтаем о делах…. Людвиг!
– Да, дяденька Уленшпигель?
– Повязку не забудь набросить на глаза. А ты, Томас, верни колпак на прежнее место…. Возвращаемся, Ламме, в фургончик. Передай-ка мне вожжи. Но, лошадка! Шевели копытами! Сворачиваем. Не грусти, скоро отдохнёшь. Да и водицы речной напьёшься вволю…. Иеф и Тит Шнуффий! Не отставать, оглоеды!
– Я так ничего и не понял, – признался Макаров. – Почему братья ван Либеке нарядились в такие неаппетитные обноски? Зачем они изображают странствующих слепцов?
– Чтобы денег немного заработать, – лениво зевнул Тиль. – Без звонкой монеты трудно жить на белом Свете.
– А, что это за "подсадные утки"?
– Всё просто, Лёньчик. Ян и Отто, одетые соответствующим образом, сидят в "Охотничьем роге" и чинно завтракают, изображая из себя добропорядочных и зажиточных граждан. Из серии: – "Уважаемый купец решил выгулять сына-подростка по зелёному пригороду. Мол, воздух здесь гораздо чище и полезней, чем в душном и пыльном городе. Гуляли они, гуляли. Устали, проголодались. Решили заскочить в придорожную таверну и слегка заморить червячка…". Сидят, значит, и мирно трапезничают. Тут широко распахивается входная дверь, и в кабачок входят два "убогих странника". Входят и начинают усердно ныть, мол: – "Подайте, Христа ради, слепым калекам! С голоду помираем. Будьте, высокородные господа, добренькими и милосердными. Вам за это потом воздастся – сторицей…". "Купец", естественно, жертвует несчастным путникам денежку. Например, флорин. Тут в игру своевременно вмешивается сердобольный "купеческий сынок". То бишь, начинает читать собственному папаше нравоучительные нотации. Мол: – "Как тебе не стыдно, батяня? Разве можно подавать сирым и убогим такую малость? Они же такие бедненькие, совсем-совсем без глазок…". И горючую слезу – ради пущего эффекта – пустит…. Купец, знамо дело, тут же застыдится и выделит "незрячим пилигримам" ещё несколько монеток. После этого и другие посетители трактира подключатся к процессу благотворительности. Причём, будут – при этом – непременно выпендриваться друг перед другом, соревнуясь в доброте и щедрости. Это и называется – "метать бисер".
– Век живи, век учись, – хмыкнул Лёнька. – Впрочем, я всем этим нищим попрошайкам никогда особо не доверял.
– Доверял, не доверял. Дело совсем не в этом.
– В чём же тогда?
– В том, что семейство ван Либеке – прирождённые актёры. Так что, театральный проект "Глобус и клоуны" имеет все шансы на успех. Реальные шансы, подчёркиваю…
Повозка выехала к реке.
– Эта водная артерия называется – "Сенна", – сообщил географически-подкованный Даниленко. – Прошу не путать со знаменитой французской "Сеной"…. Данная речушка, как видишь, так себе. Никоим образом не напоминает Магелланов пролив. То бишь, мелковата, да и особой шириной не отличается. Хотя плоскодонные баржи и лодки по ней ходят регулярно…. Ага, вон и искомые шатры. Целых две штуки. Странно, Франк говорил, что во время длительных остановок они всегда довольствуются одним шатром. А при кратковременных стоянках, вообще, спят в фургончиках.
– Два фургона стоят за шатрами, – в свою очередь прокомментировал Леонид. – Лошадки пасутся на пологом косогоре. Особа средних лет усердно полощет бельё в реке…. Женщина в семействе ван Либеке?
– Какая ещё женщина? – из фургонных недр показался заспанный и всклокоченный Франк. – Где?
– Вон, возле лодки.
– Это, всего лишь, Герда, – успокоился мальчишка. – Я-то подумал, грешным делом, чёрт знает что…
– Кто она такая?
– Папина давняя зазноба. Вообще-то, она – бездетная вдова, жила в городе Льеже. А по профессии – белошвейка. Естественно, что Льеж мы посещали гораздо чаще, чем все другие города…. Отец давно уже звал Гертруду присоединиться к нам. А она всё сомневалась, мол: – "Нельзя, Ян. Грех это. Ты же до сих пор считаешься женатым человеком…". Видимо, надоело Герде сомневаться. Поэтому и второй шатёр имеет место быть…. С одной стороны, это очень хорошо. И папане отрада. Да и общий женский присмотр, безусловно, дело полезное и удобное. С другой же стороны, как ни крути, неприятностями попахивает…
– Какими ещё неприятностями? – удивился Тиль. – Откуда им взяться?
– Серьёзными неприятностями. Например, донесёт какой-нибудь гадкий человечек в Святую Инквизицию, мол, так и так: – "Ян ван Либеке – человек женатый, а живёт не с законной супругой, как положено всем благонравным католикам, а с посторонней женщиной. Греховодник старый…. А, может быть, не греховодник, а, наоборот, еретик?". Инквизиторы же (все до одного), ребята жадные и сообразительные, мол: – "Три кожаных фургона с лошадками? Прочий, какой-никакой, скарб? Всё понятно. Перед нами – целый сонм подлых еретиков…. Взять их! Запытать и казнить!". Обычные неприятности, короче говоря. Неприятные такие и пакостные – до полной невозможности.
– Срочно сплюнь три раза через левое плечо и постучи по дереву, – велел Макаров. – Ну, кому сказано?
– Тьфу-тьфу-тьфу! Стук-стук-стук!
– Плевать надо смачней. А стучать – громче…
Фургончик остановился возле цветастых шатров. Иеф и Тит Бибул, не теряя времени даром, умчались общаться с местными лошадками.
– Обыкновенные палатки, между нами, опытными туристами, говоря, – тихонько пробормотал Даниленко. – Издали, конечно, смотрятся солидно. А подъедешь вплотную – видимость одна, тряпичная насквозь.
– Здравствовать вам, беззаботные путники! – поздоровалась подошедшая со стороны реки женщина. – Быстро вы обернулись. На три дня раньше намеченного срока. Носатый верзила, надо полагать, Уленшпигель? А лысоватый пузан – Гудзак?
– Уленшпигель, – подтвердил Тиль. – Ты, красавица, очень прозорливая. Ну, и красивая, ясные предрассветные звёздочки.
– Здрасте, – пробормотал Лёнька, а про себя подумал: – "Интересный типаж. В том плане, что характерный. Невысокая такая женщина, но плотная и – совсем чуть-чуть – полноватая. Грудастая, конечно, не без этого. Лет, наверное, сорок с хвостиком. Одета очень опрятно. Сразу видно, что записная и фанатичная чистюля. Чёрноволосая. А глаза – тёмно-вишнёвые, очень быстрые, с весёлой хитринкой. Чувствуется, что данная барышня за словом в карман не полезет. И, вообще…. Не то, чтобы: – "Коня на скаку остановит, в горящую избу войдёт…". Но что-то аналогичное. Шустрая тётенька, короче говоря. Шустрая, свободолюбивая, знающая себе цену и, понятное дело, чрезвычайно язвительная. Надо с ней того, поосторожней себя вести…".
– Герда! – торопливо спрыгнув на землю, завопил Франк. – Как же я рад тебя видеть!
– Мы тоже рады, – на всякий случай заверил Леонид. – И даже очень.
– Вам-то, клоуны, какая в этом радость? – обнимая мальчишку за худенькие плечи, подозрительно прищурилась Гертруда. – Если всякие глупости на уме, то искренне не советую. Нрав у меня горячий, а рука, извините, тяжёлая…
– Мой верный друг Ламме не имел в виду ничего такого…э-э-э, фривольного, – поторопился прояснить ситуацию Тиль. – Мы с ним мужчины серьёзные и положительные. У каждого имеется по трепетной невесте…. В чём причина нашей радости? Ну, это очень просто. В театральной труппе "Глобус и клоуны" наблюдались определённые…м-м-м, кадровые трудности. Имеется в виду – наличие полноценного комплекта актрис. Роли благонравных девиц и прочих молоденьких ветрениц достанутся младшим (да и средним), ван Либеке. Не вопрос. Но, как быть с ролями взрослых и почтенных дам? То бишь, "женщин в самом соку"? Я, честное и благородное слово, уже почти впал в отчаянье. А тут – вы…
– Только, ради всех Святых, не надо мне "выкать". Не приучена.
– Хорошо. Понял. Не буду…. А тут, значится, ты. Готова, Герда, поучаствовать в наших спектаклях? Например, сыграть роль матери Гамлета, принца датского?
– Почему бы, собственно, и нет? – горделиво передёрнула плечами новая знакомая. – Непременно сыграю. Причём, с удовольствием. Не Боги, чай, горшки обжигали…. В том смысле, что хорошая белошвейка просто обязана быть искусной лицедейкой. Постоянно приходится лебезить перед богатенькими клиентками и старательно пускать пыль в глаза. Мол: – "Мадам, у вас такая совершенная и безупречная фигура! К ней подходит абсолютно всё. Особенно эти волшебные кружева, способные – лишний раз – подчеркнуть ваши небесные прелести…". А там – на самом-то деле – никаких прелестей нет и в помине. Ни рожи, ни кожи. Одна только ребристая стиральная доска на коротких и кривых ножках…. Будете завтракать, господа усталые комедианты?
– Спасибо, конечно, – вежливо поблагодарил Даниленко. – Только ничего не получится. Времени нет. Нам надо срочно посетить славный Брюссель. Прикупить всякого и разного. Присмотреться к городским особенностям. Тщательно оглядеться на местности. Воздух хорошенько понюхать. Ну, и так далее…. Завтрак? Франк нас заменит. Он готов – в любое время суток – кушать за троих. Молодой растущий организм, как-никак…
– Я тоже хочу в Брюссель! – закапризничал парнишка. – Обойдусь и без завтрака. Что я тут буду делать?
– Как это – что? – притворно рассердился Макаров. – Конечно же, учить роль. Кто у нас назначен играть Джульетту? Трепетную, нежную и возвышенную? То-то же. Учи, братишка Франк.
– Всю роль учить не надо, – уточнил Тиль. – Только те фрагменты и кусочки, о которых мы с тобой говорили. Впрочем, подожди…. Там же есть парочка диалогов между Джульеттой и её старенькой кормилицей. Вот, подключи к работе мадам Гертруду. Порепетируйте немного.
– Старенькой? – тут же возмутилась женщина. – Мы так не договаривались!
– Хорошо, пусть кормилица будет молоденькой. В меру молоденькой, ясен пень…. Кстати, каким образом нам попасть в Брюссель? Какой дорогой? Пешком отправиться? Или же на повозке?
– На лодке плывите, – махнув рукой в сторону реки, посоветовала Герда. – Эту лодочку Яну местный фермер (бывший рыбак), сдал в аренду. Полезная вещь. Пешком до Брюсселя далековато. Да и тащиться по летней жаре с покупками – удовольствие ниже среднего. Поехать на фургончике? Тот ещё вариант. Нынче все городские улицы и перекрёстки плотно забиты разномастными телегами и повозками. А кареты высокородных господ и дам приходится пропускать вне очереди. Если, понятное дело, не хочешь получить кнутом по плечам…. Вон вёсла стоят, прислонённые к шатру. Берите, усаживайтесь и гребите. Остановитесь возле Рыбного рынка. Там все останавливаются. Привяжете лодку к свободному кольцу, дадите стражнику за присмотр пару лиаров, да и гуляйте по городу – сколько душе угодно…. Кстати, мой Ян уже обо всём договорился с бургомистром. И умнику, который печатает книжки, сделал заказ. Как и было велено…
К лодке, естественно, подошли-подбежали Иеф и Тит Шнуффий. Подошли и вопросительно замерли. Мол: – "А нам что делать?".
– Действительно, что с вами делать? – задумался Даниленко. – Небось, тоже хотите поглазеть на Брюссель?
– И-а, – внимательно осматривая плавсредство, неуверенно отозвался ослик.
– Вот, и я про то же. Хлипковата лодочка. И нас с Гудзаком выдержит с трудом. Ещё два пассажира? Нет, полностью исключено…. Тита Бибула, как существо худенькое, можно, конечно, взять с собой…
– Гав! – пёс отрицательно помотал головой.
– Не хочешь бросать друга? Мол, не по-честному? Правильно, братишка, всё понимаешь. Одобряю…. Поэтому, мордашки лохматые, оставайтесь-ка здесь. Присматривайте за общим порядком и всё такое…. Усаживайся, Ламме, на вёсла, а я корыто оттолкну от берега…. Отдать швартовы! Полный вперёд!
Лодка, подгоняемая попутным теченьем, бодро продвигалась по изломанному речному руслу.
– Слушай, а о чём это старший ван Либеке договорился с тутошним бургомистром? – активно работая вёслами, спросил Лёнька. – И причём здесь некая типография?
– Скоро всё сам поймёшь, уже непосредственно на месте, – отмахнулся Тиль. – Обыкновенные подготовительные мероприятия. Естественно, запланированные заранее…. Заметил, что рыба в водах Сенны совсем не плещется?
– Заметил. А, почему?
– Выше по течению размещено несколько крупных мануфактур. Они всю водицу и изгадили.
– Такое вредное производство? – недоверчиво поморщился Леонид. – Я имею в виду, изготовление сукна и прочих тканей?
– Сукно – в данном раскладе – совершенно не виновато. Всё дело в красках. Вон по воде плывёт терракотовое пятно неправильной формы. А рядом с ним – сиреневое. Не знаю, что местные ткачи используют в качестве красителей. Но, судя по всему, ничего хорошего. Хреновасто здесь с промышленной экологией, короче говоря…
Минут через тридцать пять Тиль известил:
– Вошли в городскую черту. Гребани активней правым веслом, чтобы не столкнуться со встречной фелюгой. Молодец…. Впечатления? Весьма, напоминает Венецию, весьма. Только дома низковаты – в основном, одноэтажные и двухэтажные.