Когда ее наконец доставили в больницу, то рентген подтвердил наличие множественных переломов, и старушку запеленали в гипс почти на восемь недель.
- Это было ужасно. Я даже пропустила похороны Клио, хотя не скажу, что была этим сильно расстроена. Я никогда не понимала, что твой отец нашел в этой женщине.
Фрэнсис едва смогла подавить улыбку. Прямота старушки была неподражаема.
- Так и не выяснилось, что с ней произошло?
- Дело закрыто, - коротко ответила Фрэнсис, которой совсем не хотелось вспоминать эту неприятную историю. - Следователь решил, что это было самоубийство.
Бабушка презрительно хмыкнула.
Вероятно, натура Хоуп была изменчива, как морская погода. Если уж она заговорила, то ей хотелось, чтобы ее слушали.
- Отец Уитни, очевидно, не навещал тебя, потому что знал, какой его ожидает прием. Зачем приходить туда, где тебе не рады? - настойчиво вернула Хоуп разговор в прежнее русло.
- Ты имеешь право иметь свою точку зрения, а я свою.
Тедди решительно поднесла к губам кусочек желе в томате и уже раскрыла рот, но оно соскользнуло с ложки и упало на платье, что, очевидно, осталось незамеченным старушкой. Ее зубные протезы стиснули пустую ложку и какую-то долю секунды жевали нержавеющую сталь. Впрочем, Тедди ничуть не смутилась и оставила это маленькое происшествие без комментариев. Ее внимание отвлекло появление отца Уитни. Лавируя меж столов, он направлялся к ним.
- Помяни черта, и он тут как тут, - сказала бабушка.
Несмотря на жару, священник был облачен в черную сутану.
Подойдя, он положил руку на плечо Хоуп.
- Ну, как у тебя дела? - спросил он. Не получив ответа, отец Уитни представился Фрэнсис и извинился: - Простите, что нарушаю вашу трапезу, но мне нужна Хоуп, буквально на одну минуту. Ее мать сказала, что я найду ее здесь.
- У меня масса дел, - сказала Хоуп. - Я не могу сейчас…
Голос ее был приглушенным, и Фрэнсис заметила, что она слегка запинается. Не пьяна ли она? В стакане перед ней был на первый взгляд обыкновенный чай со льдом. Не глотнула ли она для храбрости чего-то покрепче с утра?
- Удели мне пару минут. Есть одна деталь церемонии, которую надо обсудить. Джек попросил убрать то место, когда задается вопрос: "Нет ли у кого-нибудь из членов общины возражений?" Я готов был с ним согласиться, но подумал, что о такой поправке к традиционному обряду следует известить невесту и узнать ее мнение. А лучше решить эту проблему втроем. Поэтому я сказал Джеку, что пойду и поищу тебя.
С опущенной головой Хоуп встала, чуть не опрокинув легкий стул. Фрэнсис коснулась руки девушки. Ее кожа была холодной и влажной на ощупь.
- С тобой все в порядке?
Хоуп посмотрела на Фрэнсис пустыми глазами и ничего не ответила. Отец Уитни откланялся и увел ее.
- Что все это значит?
- Я ничуть не удивлена, - сказала Тедди, вместо желе нацелившись на фаршированное яйцо. - Я знаю некоторых людишек, способных подпустить вони просто из вредности и устроить скандал, дай им только шанс. Но, вероятно, есть и другие, кому известны семейные тайны, и эти люди опасны. Джек не такой лох и тупица, каким выглядит.
"Судьба наша, жизнь и смерть в руках господних. Господь дарует нам жизнь, и по воле его мы расстаемся с жизнью. Без смерти нет воскрешения".
Хоуп выпрямилась и скривилась от щемящей боли.
Целый час она провела, сидя перед зеркалом в угоду своему тщеславию, и мышцы спины затекли.
Меняя позу, она зацепилась шлейфом платья из тяжелого шелка за ножку стула и услышала треск. Треснул шов, сделанный вручную.
"Смотри, что ты наделала", - отрешенно подумала она. Зачем ей взбрело в голову так торопиться с одеванием? Как будто она героиня Диккенса, вечная невеста в подвенечном наряде, годами ожидающая свадьбы. Но в отличие от безумной мисс Хэвишем она вовсе не желала, чтобы ее свадьба состоялась.
Хоуп с печальной нежностью погладила кончиками пальцев кожаный переплет своего дневника, в котором она только что сделала последнюю запись. Уже несколько недель она сплошь заполняла линованные страницы одинаковыми предложениями. Изменить ход своих мыслей или остановиться она не могла. Повторение фраз, запечатленных на бумаге, было единственным способом заставить умолкнуть голоса, раздирающие криком ее мозг. Как она не осознала раньше, что никому нельзя верить? Почему близкие ей люди, словно сговорившись, предают ее?
Поначалу она искала и вроде бы нашла себе опору в епископальной церкви. Хотя религия всегда играла заметную роль в воспитании Хоуп, только в последние несколько лет она по-настоящему погрузилась в лоно ее учения. Она стала читать богословские книги. Она поглощала напечатанные слова в неимоверном количестве, впитывала их и строго следовала указаниям теологов.
Но это не срабатывало. Сколько бы она ни молилась, как ни старалась быть набожной, искупление не приходило и ей не становилось легче. В предательстве других она винила себя. Очевидно, ей доставалось по заслугам. Она была плохой, злой, вредной и навеки проклятой. В будущем ее несомненно ждет ад. Закрыв глаза, Хоуп представляла, как будет корчиться в огне ее тело, лопаться ее кожа и отделяться от костей, как вывалятся ее глаза из орбит и она ослепнет.
Она тупо уставилась на карандаш в своей руке и на неровные буквы, выведенные на открытой странице. Хоуп начала вести дневник много лет назад и делала записи каждый день, а часто и по нескольку раз на дню. Она надеялась, что это поможет ей очистить душу, избавит от терзающих ее страхов.
Сам процесс писания, казалось, должен был снять напряжение, но неожиданно привел к обратному результату. Теперь исписанные ее же рукой страницы повергали Хоуп в ужас. Они запечатлели душевные пытки, от которых ей так и не удалось избавиться. Ее мучительные размышления о всеобщем зле и о собственной слабости. Надо было бы спрятать это страшное свидетельство ее мук подальше, но у нее не было сил и желания искать для него надежный тайник.
Честно говоря, где-то в глубине души ей даже хотелось, чтобы ее секрет был обнаружен. Пусть мать найдет дневник как-нибудь в ее отсутствие, прочтет и узнает, какие страдания выпали на долю дочери. Может быть, тогда она осознает, к каким последствиям привели годы ее безмолвного послушания. И отец - тоже.
Расставшись наконец с дневником, Хоуп потянулась к пузырьку с лекарством. Слегка встряхнув его, она вслушалась, как постукивают в нем таблетки. Она уже успела принять две для успокоения нервов, собираясь на бабушкин ленч, но доза оказалась недостаточной. Она ничего не почувствовала. Теперь Хоуп высыпала остаток таблеток на ладонь, повернулась к зеркалу и открыла рот. Одну за одной она клала таблетки себе на язык и глотала, проделывая это в ритме биения своего сердца.
"Давай, Хоуп, продолжай, не робей, не трусь! - кричали голоса. - Глоток "Пеллегрино", и они растворятся, впитаются в кровь. И ты растворишься тоже, исчезнешь…"
Она смежила веки и ощутила восхитительный покой, впервые за долгое время. Ей вспомнилось, как Джек пригласил ее на их первое настоящее свидание. Ужин в "Семерке". В прокуренном богемном заведении, заполненном в основном несовершеннолетним молодняком, крепко подвыпившими девчонками в пестрых летних платьях и веревочных сандалиях от "Джека Роджерса" долларов за двести и парнями в черных майках с эмблемами "Грейтфул дэд" и "Аэросмит". Они проболтали вплоть до закрытия, пили "Сэм Адамс" прямо из горлышка и делились планами на будущее, обсуждали грандиозную мечту Джека - создать олимпийскую команду по игре в поло.
Долгие годы знакомства и детской дружбы сблизили их до полного взаимопонимания и искренности в высказываниях на любую тему. Это было их лучшее лето - прогулки рука об руку по Поющему берегу, дождливые дни в Рокпорте с хождением по крошечным забавным магазинчикам вдоль набережной, жаркие послеполуденные часы, проведенные в прохладной библиотеке дома Кэботов с ванильным ликером, мороженым и сериалом "Династия" с выключенным звуком.
Слеза покатилась по ее щеке. Хоуп знала, что такое больше не повторится. Ее чувства притупились настолько, что ей никогда уже не доведется испытать удовольствие от самых простых вещей. Она старалась, как могла, вернуть себя прежнюю, но создавалось впечатление, что она лишь цепляется ногтями за край пропасти, на дне которой клокочет черная злоба и точит клыки мрачное недоверие и куда ее неумолимо тянет.
Хоуп схватила дневник и прижала его к груди. Несколько таблеток прилипли во рту к небу, и ей никак не удавалось их проглотить.
Дверная ручка повернулась. Этот тихий звук всполошил ее.
- Хоуп, - донесся до нее знакомый голос. - Хоуп, открой. Это я.
"Подождите", - хотела она сказать, но не смогла. Она выплюнула таблетки на ладонь, завернула в бумажную салфетку и спрятала в ящик туалетного столика: "Сохраню их. Приму попозже. Еще будет время".
Хотя она знала, что поступать так не следует, рука сама, помимо ее воли, отодвинула задвижку на двери.
11
Звуки органа заполнили пространство под церковными сводами. Игралась торжественная прелюдия "Свадебного марша" Мендельсона. Миновавшее точку зенита солнце, опускаясь, светило сквозь витражные окна, покрывая белые стены цветными пятнами. Все скамьи в церкви Святого Духа утопали в цветах. По бокам алтаря возвышались серебряные вазы с пышными букетами и ярко горели белоснежные свечи.
Место Фрэнсис было в третьем ряду с той стороны, где расположились родственники невесты, рядом с Сэмом. Ее сначала удивило, что их посадили так близко к алтарю, но потом она заметила, что семьи Лоуренсов и Праттов представлены весьма немногочисленно. Тедди сидела в первом ряду. Ее небесно-голубого цвета шарообразный головной убор сразу бросался в глаза, как и четыре нити крупного розового жемчуга, обвивавшие старческую шею. Кроме нее, Фрэнсис была единственной из присутствующих родственников Аделаиды.
Со стороны Билла Лоуренса представительство тоже было скудным. Его сестра скончалась несколько лет назад от рака. Его брат Стивен с женой Мэгги сидели во втором ряду. На приеме, устроенном Кэботами прошлой ночью, они громогласно и пространно, обращаясь к любому, кто соглашался их слушать, объясняли не без бахвальства, почему их сыновья не смогли приехать на свадьбу. Один служил в военно-морской авиации пилотом и не мог получить отпуск, так как от его пребывания на посту зависела безопасность Соединенных Штатов. Другой - выпускник Колумбийского университета - руководил отделением крупного инвестиционного банка в Гонконге. Решение сложнейших финансовых проблем на мировых валютных рынках целиком поглощало его время.
"Хоуп и Джек наверняка все поймут и простят им их отсутствие", - говорила Мэгги, вся светясь от гордости за сыновей. Маленький контингент родственников, однако, не сразу сплотился. Слишком много - а именно несколько сотен - друзей, соседей и коллег по работе было приглашено на церемонию, и родня невесты, словно ничтожная капля, растворилась в людском море.
Несмотря на вентиляторы под потолком, в церкви было душно, и Фрэнсис заметила, что многие женщины уже обмахиваются изящно отпечатанными программками. Она посмотрела на Сэма, который, похоже, впал в медитацию и за длительное время ни разу не пошевелился.
- Что с тобой? Ты в порядке?
- Я просто задумался.
Церковь заполняли звуки музыки, приглушенные голоса, шорох платьев и звяканье браслетов на руках нарядных женщин. Мало кто рискнул повысить голос. Переговаривались исключительно шепотом. Фрэнсис раскрыла программку и стала изучать порядок предстоящей торжественной церемонии.
Она никогда не воспринимала брак как расставание, а скорее как начало совместного путешествия по жизни. С чем собирается расставаться Хоуп? С детством, с опекой родителей? "Или, - подумала Фрэнсис, перечитывая стих, - здесь подразумевается перемещение в иное состояние - уходи ко мне".
Фрэнсис одернула себя. Что побудило ее заняться разгадыванием смысла каких-то туманных изречений? Религия была ей чужда и не играла никакой роли в ее жизни. Она не понимала, как можно слепо, без всяких разумных доводов, верить в существование какого-то божества, сотворившего все и управляющего всем, вероятно, в таком случае и самого себя. А тем более - в воскрешение Христа. Ведь сами церковники утверждают, что он реально существовал и был смертен, как и все люди, хоть и являлся сыном божьим.
Возможно, своим неверием она обделила себя в чем-то, но Фрэнсис так не думала.
Ее мысли, непонятно почему, переключились на Сэма. Лучшего спутника жизни, чем Сэм, она не могла выпросить у судьбы, но если он когда-нибудь заговорит о браке, согласится ли она сменить свое одинокое независимое существование на постоянное присутствие рядом мужчины? Фрэнсис признавала тот факт, что любовь, накрыв одним плащом двоих, создает новую общность, отличную от простого сложения индивидуальностей. И такова суть брака.
Но, может быть, она наивно заблуждается, и в браке нет ничего особенного, и вся эта процедура достаточно ординарна?
Она вздохнула. Жара и долгое ожидание начали доставать и ее. Часы показывали шестнадцать тридцать, а никакого движения в церкви не наблюдалось. Органист, исчерпав рассчитанный на тридцать минут репертуар, пошел по второму кругу.
Только что появившаяся Пенелопа подсела к ним с виноватой улыбкой. Выглядела она потрясающе элегантно в ярко-зеленой блузке и длинной, до щиколоток, юбке.
- Я уже не стала дожидаться Хоуп. Свиты у нее будет достаточно и без меня. Всем и так невмоготу. А уж мама, наверное, вообще на пределе, - прошептала она кузине на ухо.
Фрэнсис хотела расспросить сестру невесты о причинах задержки, но сдержалась. Вполне возможно, что церковными правилами возбранялась всякая болтовня под сводами храма.
Она посмотрела на Сэма, который стоически терпел и жару, и неудобство жесткой скамьи, неотрывно вперив взгляд в пространство перед собой, словно боялся упустить момент, когда невеста материализуется из воздуха. "Сколько он еще способен выдержать безропотно?" - задалась вопросом Фрэнсис, но ответа у нее не было.
Джек Кэбот оправил на себе жилет и стряхнул несуществующую пылинку с брюк. Брэд Фарли, его бывший сосед по университетскому общежитию и номер второй в их команде по игре в поло, а в данный момент - шафер Джека, нервно расхаживал взад-вперед по ризнице. Его мешковатая визитка свободно болталась на костлявом торсе.
- Кольцо при тебе?
Брэд задержал шаг и выпучил в притворной панике глаза.
- Ой, я, кажется, оставил его в конюшне! - Он улыбнулся. - Ты спрашиваешь меня о кольце уже в десятый раз. Конечно, оно у меня.
Он показал Джеку золотой ободок.
- Не понимаю, что ее задерживает? - Джек выглядел совершенно потерянным.
- А когда Хоуп являлась вовремя? Такого случая на моей памяти не было. - Брэд рассмеялся. - Пойми меня правильно. Я обожаю твою невесту, но пунктуальностью она не отличается.
- Даже в день свадьбы! - в сердцах воскликнул Джек. - Я-то надеялся, что Аделаида и Билл накануне провели с ней соответствующую беседу и призвали ее к порядку.
- Может, она решила сразить ее наповал и увлеклась. Расслабься. Сию минуту твоя невеста явится как миленькая.
Брэд успокаивающе опустил руки на широкие плечи друга.
- Не заводись, Джек. Все будет о’кей. Может, у нее порвались разом все чулки или рассыпалась пудра. Мало ли что бывает, когда женщина наряжается на собственную свадьбу. Сколько всего ей надо на себя напялить! И вообще женщины не любят торопиться, готовясь к выходу на люди. Я, например, никак не возьму в толк, что делает моя Эми в ванной по много часов. Все, что от меня требуется, - это одобрить в конце концов результат. Тебе это и предстоит.
- Пойди взгляни, там ли лимузин.
- Лимузин? С какой стати? Они живут практически через дорогу.
- Хоуп и ее папаша прибудут в лимузине, потому что Аделаида не хочет, чтобы хоть одна пылинка попала на фату невесты. - Джек улыбнулся. - Пожалуйста, погляди, тронулся ли лимузин с места. Сделай доброе дело.
- Только ради тебя, парень.
- Спасибо.
Джек прислонился к стене. Беспокойство все сильнее овладевало им. Вчера Хоуп опоздала на торжественный ужин, хотя надо признать, что, явившись, она выглядела потрясающе. Красное платье с застежкой на мелкие пуговицы на спине элегантно облегало ее худощавую фигуру. Туфли-лодочки на высоком каблуке подчеркивали изящность ее тонких щиколоток. Волосы, откинутые назад и собранные в пышный пучок, а также кажущееся отсутствие всякой косметики придавали ей такой юный, невинный вид, что Джек тут же начал сходить с ума от страсти.
Но что-то все же с ней было не так. Она почти ничего не говорила и все время отворачивалась, когда он пытался заглянуть ей в глаза. Она высвободила свои пальцы из его руки, увернулась, когда он сделал попытку ее обнять, ограничилась небрежным поцелуем после произнесенного им тоста в честь будущей своей супруги и уехала домой с родителями, отвергнув его предложение ее подвезти.
Хоуп вела себя так отчужденно, что он решил повременить с сообщением о своем свадебном подарке - домике на три спальни, переделанном из бывшего каретного сарая в конце Маскономо-стрит, уединенном с великолепной лужайкой и с плодоносящими яблонями и вишнями. Хотя он нуждался в покраске, незначительном ремонте и меблировке, они вполне могли поселиться там после медового месяца. Это будет их первое совместное жилище. Джек хотел, чтобы она отнеслась к этому с волнением, радостью и благодарностью, и поэтому перенес подготовленный сюрприз на сегодняшний вечер, когда отшумит праздник и уляжется вызванный свадьбой переполох, когда они останутся одни, Хоуп будет в его объятиях и он шепнет ей на ухо их новый адрес и отдаст ключ.
Он достал свои золотые карманные часы. Шестнадцать тридцать семь.
Где же Хоуп? Он чувствовал, как учащенно бьется его сердце. Что произошло? Нечто ужасное? Нет! Джек не хотел этому верить. Может быть, у нее не на шутку разгулялись нервы и теперь она отлеживается, набираясь мужества, чтобы выдержать столь волнительный обряд. Он и сам был взвинчен до предела, только не желал в этом признаваться.
А вернее всего, она ударилась в молитвы. Он делал вид, что не замечает, какую роль стала играть религия в жизни Хоуп, - учение об искушении и грехе, библейские сказочки о расступающихся морях, о воде, обращенной в вино, о зачатии сыновей столетними старцами и прочих, на взгляд Джека, нелепостях. Как он ни держался, его глаза тускнели, когда она заводила речь о Десяти заповедях и сыпала цитатами из проповедей отца Уитни.