- Вы хотите сказать, Энди Хоукс, что позволите вашей собственной дочери выйти замуж за бродягу, у которого даже не было смены белья, когда вы подобрали его?
- О женщина, - воскликнул Энди, - неужели ты считаешь, что мужчина обязан жениться на каждой девушке, которая приглянулась ему?
- Обязан жениться капитан Хоукс! Обязан. Но чего может ждать девушка от отца который выражается так, да еще при посторонних!
- Позвольте, миссис Хоукс… это вы меня считаете посторонним?! - вмешался Док.
- Вас, да… Хорошо! Держите его в своем театре. Только берегитесь! Кто предостерегал вас, что вы дождетесь неприятностей от этой чернокожей Джули? Вам, очевидно, не терпится, чтобы шериф опять появился на нашем пароходе! Подождите! Дайте мне только доехать до Нового Орлеана! Уж я наведу там справки. Да и Фрэнк не будет зевать!
- При чем тут Фрэнк?
Получив столь очевидное доказательство мужской несообразительности, Парти Энн удалилась.
По возвращении из поездки по Луизиане "Цветок Хлопка" пробыл в Новом Орлеане одни сутки, не давая представления. В день прибытия Гайлорд Равенель с утра сошел на берег. Около сходней он опять встретил того субъекта который задержал его прошлый раз и перекинулся с ним несколькими фразами. Со стороны могло показаться что они вполне дружелюбно приветствуют друг друга.
- Опять вы здесь, Гай? Мне сдается, вы никак не можете расстаться с тем местом, где…
- Убирайтесь к черту! - ответил Равенель.
В три часа дня Равенель снова направился к "Цветку Хлопка" Увидев его, субъект, с которым он говорил утром и который все еще слонялся по набережной, сохраняя таинственный вид, изумленно прикрыл глаза и снова широко открыл их, точно стараясь отогнать от себя привидение.
- Черт возьми, Равенель, уж не обобрали ли вы банк?
Одетый во все новое, начиная с лакированных ботинок и кончая светло-серой шляпой, Равенель был образцом изящества. Сапоги, сделанные на заказ, были тонки и элегантны. Костюм из настоящего английского сукна великолепно сидел на нем. Тонкое белье сверкало белизной. Затейливая вышивка украшала скромную монограмму на уголке носового платка, торчавшего из верхнего кармашка костюма. Даже тросточка Равенеля, точно попав снова в привычную ей обстановку, выглядела как-то наряднее и новее. Получив первое вознаграждение за двухнедельное пребывание в плавучем театре и надеясь на дальнейшие заработки, Гайлорд Равенель, находясь близ Луизианы, послал по почте заказ Плумбриджу, единственному английскому портному в Новом Орлеане, и блестящий результат этого заказа был теперь налицо.
Равенель остановился около таинственного субъекта и сказал:
- Выслушайте меня, Плоская Ступня. "Цветок Хлопка" причалил к пристани Нового Орлеана сегодня ровно в семь часов утра. Я сошел на берег в девять. Теперь три часа. Я имею право находиться на берегу до девяти часов утра завтрашнего дня. Если до тех пор я услышу от вас хоть одно оскорбительное замечание, пеняйте на себя.
Выслушав это заявление, Плоская Ступня с удивлением и даже некоторым восторгом уставился на Равенеля.
- Клянусь честью, Равенель, ваш апломб поможет вам когда-нибудь добыть миллионы!
- Ерунда! - ответил Равенель, доставая из кармана прекрасную дорогую сигару. - Не хотите ли закурить?
Он достал вторую.
- А вот эту передайте, пожалуйста, Валлону. Ведь вы, вероятно, скоро пойдете к нему с докладом. Не забудьте сказать, что я рад случаю дать ему возможность хоть раз в жизни узнать вкус настоящей сигары.
Поднимаясь по сходням, Равенель столкнулся с миссис Хоукс и трагиком Фрэнком, которые отправлялись на берег. Галантность, с которой он уступил им дорогу, сделала бы честь любому Равенелю из Теннесси времен пудреных париков, атласных кафтанов и изящных шпаг.
Ни одна женщина не могла бы устоять против Равенеля в новом костюме, а миссис Хоукс была всего лишь женщиной.
- Воплощенная любезность! - заметила она.
Фрэнк, костюмы которого всегда отличались небрежностью, хотел было подтрунить над Равенелем, но осекся. Равенель решил воспользоваться удобным моментом и заговорил с миссис Хоукс:
- Надеюсь, вы не слишком долго будете отсутствовать?
- Почему это вы надеетесь? - спросила Партинья.
- Я льстил себя надеждой, что вы вместе с капитаном Хоуксом и мисс Магнолией окажете мне честь сперва пообедать со мной в городе, а после этого пойти в театр. Я знаю прелестный ресторанчик, где…
- Посмотрим! - ответила Парти.
Это был вежливый отказ. Положив таким образом конец разговору, она величественно продолжала свой путь в сопровождении удовлетворенного трагика.
Когда Равенель поднялся на пароход, капитан Энди сидел в маленьком помещении кассы на передней палубе, служившей входом в театр. Рядом с ним сидела Магнолия - Магнолия, доступ к которой на сей раз не был прегражден материнскими крылами.
Она была одета по-праздничному. На ней было шелковое, песочного цвета платье с узким лифом и пышной юбкой. Соломенная шляпа с высокой тульей и широкими полями была отделана бархатной лентой придававшей особенный блеск се глазам, и темно-красными розами. От этих ярких цветов ее черные волосы казались еще чернее. В руках она держала зонтик и длинные шведские перчатки. Точь-в-точь картинка из модного журнала. В этом не было ничего удивительного. Платье ее и было точной копией костюма из последнего номера одного из них, костюма, который поразил ее своим изяществом.
Перед капитаном Энди лежали аккуратные, увесистые холщовые мешочки. Когда он передвигал их, они издавали приятный металлический звук. Рядом с ними были сложены пачки кредиток, заклеенные полоской белой бумаги. Вокруг всего этого великолепия выстроилась настоящая китайская стена из серебряных и никелевых монет. Сам Энди сильно смахивал на гнома из сказок братьев Гримм. Последняя поездка дала плавучему театру обильный улов.
- Шестьсот пятьдесят, - радостно подсчитывал капитан Энди, записывая цифры на клочке сероватой бумаги… - и еще пятьдесят… это выходит семьсот, и двадцать пять… это выходит семьсот двадцать пять… и еще двадцать пять…
- О папа! - с нетерпением воскликнула Магнолия, глядя в окно на заманчиво раскинувшийся Новый Орлеан. - Скоро четыре часа, а ты еще не переоделся и все считаешь деньги. Знаешь, мама ушла куда-то с этим противным Фрэнком. Я уверена, что она затеяла какую-нибудь гадость, уж очень у нее был довольный вид. Когда же мы выберемся отсюда? Ведь теперь мы не увидим Новый Орлеан до следующего года! Ты обещал, что мы поедем кататься к озеру Поншартр, а вечером пойдем в театр. Уже четыре часа! Какой кошмар!
Магнолия, артистка на амплуа инженю, мало отличалась от того ребенка, который когда-то закатывал истерики, чтобы добиться своего.
- Подожди минутку, - рассеянно пробормотал Энди. - Не могу же я оставить деньги разбросанными на столе. Германский Национальный банк и так делает мне любезность, принимая мои вклады в любое время… Восемьсот и пятьдесят… восемьсот пятьдесят… девятьсот…
- Какое мне дело до твоих денег! - крикнула Магнолия, топнув ножкой. - Это нечестно с твоей стороны! Ты же обещал! И я уже совсем готова!
- Ах ты Господи, Нолли! Ты, кажется, собираешься идти по стопам твоей мамаши! Можно подумать…
- О, как вы красивы! - воскликнула Магнолия. Энди с удивлением поднял глаза. Она смотрела поверх его головы на кого-то, кто стоял в дверях. Энди резко крутанулся на своем вращающемся стуле. В дверях стоял, конечно, Равенель. Капитан Энди присвистнул, несомненно выражая восхищение.
- О, как вы красивы! - снова воскликнула Магнолия, захлопав в ладоши, как ребенок.
- Вы еще красивей, мисс Магнолия! - сказал Равенель.
Сделав несколько шагов вперед, он взял в свои руки правую ручку Магнолии и поцеловал ее. Магнолия недаром была дочерью галантного Энди и актрисой: она ничем не выказала своего удивления и ограничилась небрежным и грациозным кивком головы. Сам Энди не без удовольствия смотрел на высокую стройную фигуру, почтительно склонившуюся перед его дочерью. Но вдруг на лице его появилось выражение тревоги. Он вскочил со стула и стал взволнованно дергать свои бачки.
- Постойте-ка, Равенель! Надеюсь, вы не бросаете нас? На вас чертовски шикарный костюм… Вы целуете руку Магнолии… Не значит ли это?
Равенель смахнул с рукава своего костюма несуществующую пылинку:
- Это самый обыкновенный костюм, сэр. Я всегда одеваюсь так. Когда вы увидели меня впервые, дела мои были плохи. Явление временного характера. Может случиться со всяким джентльменом.
- Разумеется! - согласился капитан Энди. - Разумеется! Просто я подумал, что вы собираетесь покинуть нас, и был очень встревожен. Не знаю, чем вы занимались до сих пор. Но вы рождены быть актером. Оставайтесь с нами. Я прибавлю вам жалованье. Вы будете получать двадцать…
Равенель покачал головой.
- Двадцать пять!
Равенель опять покачал головой.
- Тридцать долларов! Видит Бог, ни один актер-любовник не получает больше.
Движением своей красивой белой руки Равенель остановил его:
- Не будем говорить о деньгах, капитан. Впрочем, если вы могли бы одолжить мне пятьдесят долларов… очень вам благодарен!.. Я хотел просить вас, миссис Хоукс, и мисс Магнолию оказать мне честь пообедать со мной сегодня в городе и поехать в театр. Я знаю прекрасный французский ресторан…
- Папа! - воскликнула Магнолия и, бросившись к маленькому капитану Энди, буквально окутала его шуршащим шелком и запахом нежных духов. Обхватив обеими руками шею отца, она прижалась своей нежной щечкой к его седеющей голове. Глаза ее сделались огромными. Не отрывая взгляда смотрела она на Равенеля.
- Папа! - повторила она.
Долгие годы сожительства с Парти Энн научили капитана Энди некоторой осторожности.
- Твоя мама… - начал было он нерешительно. Магнолия отскочила от него, бросилась к Равенелю и повисла на его руке. Ее прекрасные глаза были полны слез. Правая рука Равенеля легла на маленькую ручку, так доверчиво обхватившую его левую руку.
- Он обещал мне! А вот теперь ему нужно считать эти противные деньги! Док, который должен был нас здесь встретить ровно в полдень, задержался в Батон-Руже! Мама ушла на берег! Мы собирались ехать на озеро Поншартр и обедать там! А он еще не переоделся! Скоро уже четыре часа!
- Магнолия! - воскликнул Энди и так вцепился в свои бачки, как будто хотел оторвать их.
Магнолия была в самом выгодном положении. Перед нею стояли двое мужчин, которые обожали ее и которых она обожала. Она решила подвергнуть испытанию их любовь. Выражение ее лица сделалось трагическим - не настолько, однако, чтобы потерять хоть частичку своего очарования. Она повернулась к тому из них, который любил ее более глубоко и менее эгоистично:
- Ты совсем не думаешь обо мне и о моем счастье. Ты вечно занят своим театром и деньгами. Разве я мало работаю весь год? Я имею право повеселиться. Ты должен исполнить свое обещание.
- Я исполню его, Нолли. Мы поедем в город. Но твоя мама еще не вернулась. Войди в мое положение. Не мог же я предвидеть, что Док застрянет в Батон-Руже. Мы успеем и пообедать, и побывать в театре. Разумеется, от поездки к озеру…
Магнолия вскрикнула. Это был вопль отчаяния. Темные глаза умоляюще поднялись к Равенелю.
- Именно о поездке-то я больше всего и мечтала. Я обожаю лошадей. Мне так редко приходится кататься в экипаже. В маленьких городишках всегда попадаются такие клячи! А здесь можно достать пару прекрасных, резвых, холеных лошадей с длинными шелковистыми хвостами, с раздувающимися ноздрями, упряжь их сверкает на солнце, а экипажи роскошны с мягкими подушками на сиденье!.. Мне так хотелось к озеру! Там можно было бы…
Она начинала заговариваться, но была по-прежнему обворожительна. С каждой минутой просьбы ее становились все убедительнее.
Равенель с трудом удерживался от безумного желания заключить ее в свои объятия.
- Если вы доверяете мне, капитан, - обратился он к окончательно подавленному Энди, - я постараюсь привести в исполнение план, только что пришедший мне в голову. Я прекрасно знаю Новый Орлеан и меня… гм… хорошо знают в Новом Орлеане. Мисс Магнолия так мечтала об этой поездке! Я достану самый лучший выезд. Прекрасные гнедые рысаки. Вполне надежные.
Магнолия по-детски взвизгнула от восторга.
- Разрешите нам прокатиться к озеру, капитан Хоукс! - продолжал Равенель. - Если вам угодно, мы можем пригласить с собой миссис Минс или миссис Сопер…
- Ну уж нет! - решительно возразила Магнолия.
- Мы встретимся с вами и с миссис Хоукс в ресторане Антуана.
- Ну, папа! - воскликнула Магнолия. - Ну, папочка!
- Твоя мама… - снова начал Энди. Груда несосчитанных денег все еще лежала на столе. Надо было на что-нибудь решиться. Капитан Энди подошел к окну и осмотрел набережную и ближайшую улицу:
- Не знаю, куда она девалась…
Он отвернулся от окна и беспомощно посмотрел на юную парочку, стоявшую перед ним. При виде их - таких молодых, красивых, радостных и взволнованных - романтическое сердце капитана Энди растаяло. Магнолия была так мила в своем праздничном наряде! Равенель - так элегантен в новом костюме!
- Ну что же, по-моему, в этом нет ничего предосудительного. В половине седьмого мы с мамой будем ждать вас в ресторане Антуана.
Капитан Энди напрасно условливался о встрече. Магнолию с Равенелем уже сдуло из кассы. Казалось, ветер подхватил их и на невидимых крыльях вынес из тесной комнатки и затем, пролетев вместе с ними по сходням, бережно поставил их на набережную. Дальше они пошли сами Плоская Ступня почти благожелательно посмотрел им вслед.
Энди вернулся к письменному столу и снова принялся за работу. Пробило четыре часа, потом половина пятого. Карандаш капитана без устали выводил столбцы цифр. Сборы за эту поездку были, как никогда высоки.
- Этот Равенель - настоящий клад. И такой славный малый! Тридцать долларов - это совсем недорого.
Но что это? Господи Боже! Послышался ужасный крик. В тот самый момент, когда капитан Энди дошел в своих подсчетах до тысячи трехсот долларов, кто-то стремительно пронесся по сходням и вихрем влетел в комнату. Чья-то рука неистово впилась в его плечо и повернула к себе, заставив жалобно заскрипеть крутящийся стул. Перед ним стояла Парти Энн. Шляпа ее сбилась набок, грудь взволнованно вздымалась, глаза были вытаращены, рот искривился.
- На берегу канала! - тихонько взвизгнула она. По-видимому, крик, который она собиралась издать, застрял у нее в горле. По крайней мере, сдавленный визг ее прозвучал в высшей степени неестественно. - На берегу канала! Вдвоем… собственными глазами… в эки… ки… ки…
Партинья упала на стул. Она, казалось, обезумела. Энди не на шутку встревожился. В эту минуту перед окном кассы мелькнула высокая, неуклюжая фигура трагика Фрэнка. Он остановился в дверях и каким-то странным взглядом посмотрел на Парти. Дыхание его было прерывисто, он казался очень взволнованным.
- Она убежала от меня, - пояснил он Энди. - Увидев, как они проезжают в экипаже, миссис Хоукс бросилась от меня к ним. Бегом! Бросилась догонять их. Весь Новый Орлеан решил, наверное, что она сошла с ума. Я хотел было подойти к ней, но она опять убежала, но на этот раз по направлению к пристани. Женщина ее возраста! За кого вы меня принимаете, скажите на милость?
Но Парти не слушала его. Он не существовал для нее. Лицо ее было белее мела.
- Он убийца! - прохрипела она.
Терпенье Энди, испытываемое целый день, наконец лопнуло.
- Да что с тобой? Может быть, ты в самом деле спятила? Кто убийца? Фрэнк, что ли? Кого он убил? Я, например, с удовольствием убил бы сейчас вас обоих за то, что вы, как безумные, ворвались ко мне, мешаете мне заниматься делом и перевернули все вверх дном. Здесь касса, а не сумасшедший дом!
Дрожа с головы до ног, Парти Энн Хоукс выпрямилась во весь свой высокий рост. Когда она заговорила, голос ее звучал взволнованно, но твердо:
- Слушай же, ты, глупец! Я попыталась было узнать что-нибудь от того субъекта, который вечно торчит на набережной и с которым разговаривал сегодня утром Равенель. Он не захотел отвечать на мои расспросы и посоветовал мне обратиться к начальнику полиции. Я исполнила его совет. Я пошла к начальнику полиции. Он оказался настоящим джентльменом. Так вот, он совершил убийство.
- Начальник полиции! Убийство! Кого же он убил?
- Нет! - крикнула Парти. - Не начальник полиции! Равенель! Он убил!
- О Боже! Когда? Кого?
Энди вскочил. Может быть, Магнолия нуждается в его помощи!
- Год тому назад. Год тому назад, в этом самом городе.
У Энди отлегло от сердца. Но испуг был слишком сильным, и он пришел в бешенство.
- Его за это не повесили, правда?
- Кого не повесили? - переспросила Парти.
- Кого? Равенеля! Не повесили же его!
- Конечно, нет. Ты же сам знаешь, что он гуляет на свободе. Он сказал, что убил защищ…
- Вот как! Убийцу отпустили на все четыре стороны! Значит, он и не преступник вовсе. Убил потому, что должен был убить, вот и все.
- Вот и все, по-вашему? Нет, капитан Хоукс! Далеко не все. В эту самую минуту твоя единственная дочь едет в экипаже вдвоем с убийцей! Я видела их своими собственными глазами! В то время как я старалась все разузнать и предотвратить надвигающуюся опасность… за моей спиной… она… с ним! Это дело твоих рук! Твоя единственная дочь… среди бела дня… при всем честном народе… с убийцей!..
- Поди ты к черту! - неожиданно взвизгнул капитан Энди. В минуты бешенства в голосе его появлялись необычайно высокие ноты. - Да будет вам известно, миссис Хоукс, что я тоже совершил убийство! Да-с! Мне было тогда девятнадцать лет. И это нисколько не помешало мне быть в течение двадцати пяти лет одним из самых уважаемых людей на реке!.. Вот вам! И если вам уж так хочется говорить об уб…
Партинья Энн Хоукс больше не слышала мужа. Она упала в обморок. Это был первый обморок в ее жизни.
Глава десятая
Гайлорд Равенель и не думал влюбляться. А уж мысль о женитьбе вовсе не приходила ему в голову. Он искренне считал себя человеком, совершенно не подходящим для брака. Но вот уже два раза останавливался "Цветок Хлопка" в Начезе, а он все еще оставался актером, играл первых любовников и целыми днями придумывал, как бы провести миссис Хоукс и остаться наедине с Магнолией. Он был страстно влюблен. Упрекнуть его в том, что он уступил любви без боя, было трудно. Каждый день он принимал твердое решение бросить всю эту нелепую затею. Неужели это он, Гайлорд Равенель, служит в плавучем театре за какие-то жалкие тридцать долларов в неделю! Он, выигрывавший (и проигрывавший) в покер и фаро по тысяче в ночь! Правда, каждый день он точно так же решал никогда больше не притрагиваться к картам, сделаться достойным прелестной девушки, стать необходимым Энди и во что бы то ни стало узнать, в чем же наконец, ахиллесова пята Парти.